Поводом для следующих строк послужило письмо Алексея Мозака и дальнейшие прения после первого моего высказывания по конкурсу пьес.
Итак:
Говоря о действенности, я не имею в виду действие исключительно внешнее, динамическое, т.к. действие психологическое – это тоже действие. И, будучи более тонким, оно может быть не менее острым. Просто механизм движущей силы театра не всегда лежит на поверхности, но, это не означает, что его нет. Если зрителям интересно – значит, эта пружина есть и она работает. Ведь зритель приходит в театр затем, чтобы стать соучастником происходящего (всё остальное он может получить в любом другом месте – дома, на выставке, в кинотеатре).
Оценивая большую или меньшую пригодность пьесы к постановке, я, как профессиональный режиссёр, учитываю в первую очередь законы живого зрительского восприятия.
А восприятие это таково, что бесконфликтное существование на сцене держит внимание от силы 3 минуты. Ну, 5! Ну, зрители могут ещё оценить спецэффекты, красивое оформление, интересную атмосферу, нестандартные приёмы. Но дальше они либо засыпают, либо уходят, либо начинают заниматься своими делами и чувствуют себя обманутыми. Какие бы умные-разумные-заумные слова актёр ни говорил. Как только актёр на сцене ничего не хочет и ничего ни от кого не добивается, зрителю не в чем участвовать. Причём, тут абсолютно не важно – лежит ли актёр на сцене пластом или изображает бурную деятельность. Если же зрителю понятно, чего он хочет, то даже, лёжа пластом, артист может вызывать бурю зрительского сопереживания.
Под словом "конфликт" я подразумеваю, естественно, не мордобой или базарную перебранку, а столкновение жизненно важных интересов, желаний, потребностей героев, которые, собственно и вовлекают зрителя в соучастие, сопереживание, впрыскивая в него адреналин. Возможен даже конфликт героя с самим собой. И многие пьесы абсурда как раз и являются таким развёрнутым выяснением отношений в черепной коробке автора, они лишены бытовой линейной логики, но отнюдь не бесконфликтны и не бездейственны.
На каком уровне происходит это столкновение – сознательном, подсознательном, ассоциативном, сексуальном, пищеварительном или опорно-двигательном – это уже вопрос стилей, жанров и вкусов. Лучше всего, конечно, когда зрителя включают на всех уровнях сразу, но это уже высший пилотаж.
Так что если драматургия, будь то реалистическая, поэтическая, философская или абсурдная лишена этого подспудного живого волевого конфликтно-действенного двигателя, то зрителю не с чем себя идентифицировать. Он может спокойно идти домой. (Читать философский трактат или учебник анатомии тоже может быть по-своему интересно, но тут уже совсем другие законы восприятия).
Когда человек читает литературное произведение, он непроизвольно наполняет его своими ассоциациями, опытом, впечатлениями. И ещё – он ищет там себя, а если не находит – бросает читать. Но дома он может, утомившись, отложить книгу, а потом к ней вернуться. В театре мы ограничены временем и местом действа, тут зрителя отпускать нельзя. Уйдёт насовсем! Поэтому всё, чем мы его «кормим» со сцены, должно быть нанизано на единый шампур, имя которому – да, более чем известно – сверхзадача и сквозное действие.
Замешаны они, как ни крутись, на интриге и конфликте. А уж, какие они из себя
(скажем, пытаться найти смысл происходящего, или, например, найти покой – это тоже действие, оно может быть и интересным, и активным, и разнообразным), а какими средствами всё это выражено – тут простор безграничен.
Театр может быть любым, кроме скучного.
Теперь возвращаясь «к нашим баранам», от теории вообще к конкретному конкурсу и страстям вокруг...
Конечно, режиссер может и додумать, и доделать, и переделать. И один из моих учителей на возражение «это поставить нельзя» взрывался вулканом и кричал, что хороший режиссер может поставить все, даже телефонный справочник!!!…. Но это с точки зрения обучения режиссеров…
А вот на семинаре драматургов учили иначе: действие должно быть построено так точно, чтобы никакая, самая авангардная режиссерская трактовка не могла изменить основной смысл пьесы, иначе драматург просто не нужен!
По работам, присланным на конкурс, я по-прежнему воздержусь высказываться. Есть подозрение, что моя точка зрения вступит в резкое противоречие с мнением большинства, а я и так уже «вызвала огонь на себя».
Может быть, права Ольга Урванцева, предлагая ввести отдельную номинацию «альтернативного» театра, и тогда рассматривать в конкурсе все работы, включая те, которые с заявленной в положении темой никак не связаны в традиционном понимании этого слова, а также и не пьесы вовсе, ведь режиссер может поставить все, что угодно.
Но конкурс изначально предполагал именно «музейную» тематику чистой воды, и вовсе не для «музея водки» или «музея сексуальных фантазий». И меня интересовали именно проработанные пьесы на данную (и на самом деле очень сложную тему) а текстов по поводу в любой библиотеке навалом, бери и ставь.
Авангардный, экспериментальный, андеграундный театр – все это тоже интересно, но это, по сути, повод и тема другого конкурса (в котором я бы поучаствовала не как жюри, мне есть что выставить на такой конкурс). Но зачем же все валить в кучу?
Немного времени на размышление у меня есть, так что я пока буду внимательно следить за всеми комментариями и рецензиями, посоветуюсь с членами жюри и определю стратегию и тактику дальнейшего подведения итогов.
Но если что – не обижайтесь…
Господа! В конце концов, это ведь только конкурс…
|
|