Велика ответственность автора за то, что он пишет. И если фразу можно истолковать двояко, будьте уверены, что найдутся желающие истолковать ее как минимум трижды.
Вот и у меня так, за одни и те же рассказы подвергали обструкции взбесившиеся феминистки и примкнувшая к ним жена. Правда поводы были разные - первые за дискредитацию своего брата, то есть сестры, а последняя за излишне трепетное к тем же сестрам отношение.
А сегодня я встретил на улице неиссякаемый источник своего вдохновения – Серегу.
Он растопырил на ширину тротуара могучие грабли и негромко пискнув, я на всех парах влетел в его стальные объятия.
-Ну?!!!- взревел он стельной коровой.
-Чего случилось-то, Серега? – я тщетно пытался вырваться, однако он крепко держал меня за руку.
-Ты еще спрашиваешь?! - глаза его налились кровью, из-под копыт брызнули крошки асфальта, - твой очередной пасквиль прочитал.
Если честно, меня вообще удивило, что Серега умеет читать. Я всегда считал, что газеты ему жена по вечерам читает, а воинский устав зазубренный еще в училище, был последней прочитанной книжкой.
-Ты где у меня видел «кривые короткие ножки»? - Серега возбужденно тряс головой, и капельки пота с его лысины разлетались на шарахающихся по сторонам прохожих.
-Надо мной уже дети смеются. Папа, говорят, посмотри, что про тебя в газете написали.
Я смахнул Серегин пот со своего лба и попытался принять достойный вид:
-Так ведь это для антуража, чтобы читателя заинтриговать, ты же у меня комическим персонажем проходишь.
-Комический?! Я сейчас твои ручки шаловливые повыдергаю, чтобы людей смешить больше нечем было.
Удерживая меня волосатой лапой, он зашуршал в кармане газетой, вытащил ее и неловко попытался развернуть.
- Да отпусти ты меня, не сбегу.
Он с недоверием покосился, но отпустил:
-Только попробуй, я за тобой уже несколько дней охочусь.
Он развернул смятую недельной давности городскую газету:
- «… в верхней части Сереги вращается зеркально лысый глобус со смешными колеблющимися на ветру ушками…». Чем тебя мои уши так рассмешили, можно узнать?
- он пару раз провел рукой по уху, будто стряхивая с него пыль. Ухо забавно оттопырилось, звонко шлепнулось о лысину, и я хрюкнул.
-Ты на себя посмотри, расхрюкался здесь, понимаешь. Тебя бы ко мне в подчинение лет десять назад, ты бы у меня свинарники в подсобном хозяйстве чистил.
Он еще пошуршал газетой и палец уткнулся в подчеркнутое шариковой ручкой.
-Но это все мелочи, я уже привык. Ты мне вот что скажи, мерзавец, когда это я по бабам в последний раз болтался?
Боже, как неудачно, что Серегина страсть к чтению прорезалась именно на этом номере. Ранее я приносил фильтрованные собственной цензурой издания, что позволяло ему собой гордиться и приставать ко всем знакомым: «А про меня опять в газете написали». Теперь же когда знакомые привыкли по субботам получать дополнительную информацию о его жизни из газет, вот такой неуклюжий пассаж.
Я снова пискнул под могучей лапищей и потер придавленное плечо:
-… я думал тебе будет приятно… рейтинг твой хотел поднять.
Серегино лицо стало цвета селедки под шубой – белое с бордовыми свекольными прожилками.
-Не надо мне ничего поднимать, - разделяя слова, проревел он, - у меня для этого жена есть. Она уже неделю со мной не разговаривает. Сказала, что пока опровержение в газете не появится, чтобы я к ней близко не подходил. У меня уже десять дней воздержания,- и его глаза вновь налились свекольным цветом.
Воздержание это серьезно, Серегины глаза и впрямь могли полопаться. Я вздохнул и спросил:
-А где опровержение-то давать?
-Везде. Где твои пасквили печатали, там и давать. В общем, тебе неделя сроку, иначе…
Серега не договорил и тяжело махнув рукой, побрел к дому.
-Эй, жене привет передавай, скажи, что сделаю все в лучшем виде.
Но он даже не обернулся, шагая прочь, тяжелой походкой обделенного самым необходимым человека. И вот я выполнил свое обещание, ведь так, Серега?
|
|