* * *
Дж. Гершвин "Рапсодия в стиле блюз"
Полутёмная зала исчерчена струнами света,
Тишина, звучащая арфой под взмахом ресниц...
На возвращенье наложено тяжкое вето,
И время течёт, ни тел не касаясь, ни лиц.
Обнажённые тени в полупрозрачных мгновениях
Упиваются струями ночи в муаровой тьме,
И дремлет сознание на обветшалых ступенях
Гобеленовых замков в небесно-лазурной тесьме.
Мысль не тревожит сонных лощин кулуары,
– Это впервые, и знаю, в последний раз –
Стук сердца не смеет спугнуть торжества фанфары:
Дебют тишины – "Рапсодия в стиле экстаз"!
* * *
Солисту камерного оркестра Юрия Башмета "Московские Солисты" -
Юрию Голубеву и его контрабасу.
Поздний час, – порог отвесный,
Месяц, любодей известный
Вышел нынче прогуляться,
Скрипнув дверцею небесной.
До утра погасли звуки,
Время скорчилось в гримасе,
Вдалеке играет ветер
Чью-то грусть на контрабасе.
В сердце сладко и тревожно,
В мыслях тишина курится,
Не пытаются сегодня
С духом плоть договориться;
В этот час со мною только
Месяц грешный, да в углу,
В ожидании участном
Молчаливый мой «гурУ»…
* * *
Касаются клавиш пальцы,
Волнуясь, смыкаются связки,
Втиснув душу в стальные пяльцы,
Вдеваю сознанье в иглу развязки;
По струнам скользят молоточки,
А звуки под сердцем режут…
Расставив по строчкам точки,
Я знаю: конец неизбежен;
Колеблет струна пространство,
Пустота – эха след изувечит,
И бессердечно слукавит,
Кто скажет, что время лечит.
* * *
Тишина, босыми ногами
Наступив на половицу скрипучую,
Замерла посредине комнаты… –
Знаю, знаю, тебя я мучаю.
Стебель лунный в паутину липкую
Угодил в темноте – незадачливый, –
Для кого-то добыча сладкая,
Для кого-то гибель невзрачная.
Ночь занавешена шторой тёмною,
Ниткой серебряной звёзды вышиты,
А на полу валяется
Сердце, до капли выжато…
Истина в вине
Звук зацепился в глубине,
И не желает на поверхность...
Играешь «истину в вине» –
Не проверяй ее на верность.
Вот пустота открыла рот, –
Сейчас она тебя проглотит,
... А кто-то правду-мать колотит,
И попадает между нот.
Ты раздевалась натощак,
– Нет, здесь не та аппликатура, –
Сказал какой-то лысый фрак,
И ты осталась дурой дура.
Не страшно, – опадают перья?,
В чернила будет что мочить..,
Вчерашний день бы заточить,
Да написать два – три неверья.
При свете – крошечном клочке,
Что пал на краешек стола,
Как тощий волос на смычке
Редеют скудные слова.
Все оттого, что мысли – ноль,
Как флажолет в пустом кармане..,
..Как бы порадоваться манне,
Как бы вкусить земную соль...
Так до минор звучит фальшиво,
Что мы от ужаса запили,
А вы, «пока танцует Шива»,
Нас так изящно перебили.
...Звук зацепился в глубине,
И не желает на поверхность...
«Она» и «мы» - не помним ценность,
И ищем истину в вине...
«Зелёные рукава», «стойкий оловянный», «лев, колдунья и платяной шкаф»
Пасмурно.
Небо свернулось в ракушку.
Тонкие струйки
Из ноздрей тёплых окон,
Босоногий асфальт
Шлёпает звонко по лужам;
Каждый спешит
В свой заточиться кокон.
Время лист за листом
Вырывает из книги,
И хочется очень
Оспорить его права,
И, пока кто-то спорит
О смокве и фиге,
Средь жёлтой листвы
Зеленеет нахально трава.
Оловянным солдатом
Мнит себя столб бетонный,
Объявленье «куплю – продам»,
Как бумажная брошь,
И до самого до Арбата
Под мотив монотонный
Танцовщица прозрачная
Исполняет дрожь.
Сквозь дверь приоткрытого шкафа –
Фонарь одноглазый,
Мир безрадостный
В белый укутан саван, –
По эту сторону
Дождь подбирает стразы,
По ту – на флейте
Мелодию грустную фавн.
По эту сторону
Всё вполне привычно,
Не в первый раз
Встречает октябрь Москва,
И не впервой
У семи холмов столичных
Стали желтеть
Зелёные рукава…
Вечер прикрыл макушку
Шляпой из фетра,
На зависть продрогшего,
Полуплывущего люда,
И осень вплела
В роскошную гриву ветра
Запах костра
И ожидание чуда.
* * *
Лапы дождя топчут бордюры,
Горсть фонарей светотенит асфальт,
Из предночной сон-увертюры
Грезит по струнам призрачный альт.
Грезит по струнам высоковольтным,
Из-за зановесья пегой луны,
И на дорожки цветом фривольным
Сыплет кокосовой стружкою сны.
На пять
(Paul Desmond «Take five» – джазовый стандарт)
В подёрнутых истомой небесах
Размыта акварель,
И осень в ожидании гонца –
Расстелена постель;
Воссела, как столичный олигарх,
Укуталась в вуаль,
И вторглась в осенённый златом парк
Лесная пастораль;
В ветвях дразнится солнца скорлупы
Не колотый орех,
И рядом, будто в предвкушеньи мзды,
Лукавый бродит грех,
И бьётся опьянение в висках,
И тленьем веет дол;
Шальной разгульной осени дитя
Завёрнуто в подол,
И выкормлено грудию земли,
Омыто влагой туч,
И бдит его седоволосый ветр –
Несдержан и летуч;
И до утра постится тишина
Среди смиренных ив,
И месяц зародился дотемна,
И голос птиц пуглив;
Вибрирует проросшей высоты
Ионовый стрел-звук,
Один из купидончиков смешных
Свой поднимает лук…
Пульсирует кленового листа
Пятиконечный драйв,
И облетает с каждого куста
По ноте для «Take five» .
В поезде
Мы по очереди в сон бросались,
И выныривали с разбегу;
Что до нас молодому веку? –
Мы навечно, каждый в своём времени остались.
Те же люди, только, чуть с другими лицами,
Мы в дороги ночные кучимся,
Те же боли, надежды, молитвы
По слогам читать заново учимся.
…И, вагонов стареньких качающийся скрип,
И света «фонариного» в окно за всхлипом всхлип,
И нежный детский шелест на ушко: «Мама, спи… »;
– Так много чьих-то взглядов рассыпано в степи…
Колёсный стук проходит лейтмотивом;
Врывающимся в ночь локомотивам,
На мысли, на пугливые мои,
Вестимо, наплевать…
А я, как нерадивый и неопытный охотник
Сижу на них в засаде,
Подкрасться, что ли, сзади,
Или вперёд них забежать? –
Они, ещё непойманными – слаще,
А если их приправить вдохновеньем…
Поистине, с завидным же терпеньем
По капельке рассвет издалека,
Неосязаемая верная рука
Мне размыкает вежды,
Ни призрака крадущейся надежды
На то, чтобы заснуть.
…И тянутся до края ночи,
Чернея, провода,
И правда в том, что я хочу не очень
Туда… туда…
Так вот и лежу, и вслушиваюсь чутко
Во всю эту симфонию, тональную и – без,
И не известно, кто из нас друг в друга
Сегодня ночью влез.
* * *
Кто мы такие?,
– Вытянулись, но не повзрослели...
– Цветы!, да-да,
вон те, что в саду «поспели».
... Нет. Не в саду, –
полевые побеги воли,
Неба ростки,
земли горчинки и соли.
У нас «бабочки в животе»,
а в голове – эльфы,
У нас мысли все не те
от Омеги до Альфы,
Наших волос касаются
пальцами ветры,
И они на солнце звучат,
словно струны арфы.
Мы жизни и смерти
златые бубен и лира,
Мы тихие, незаметные
тельца эфира,
Мы тонкие нити
полотен многореальности,
Не лишены ни злодейства,
ни гениальности;
Мы – аромат
испеченного пОутру хлеба,
Шоколад, что спрятан
на дальней полке буфета,
В старом горшке
букетик львиного зева,
Полоса горизонта
на той стороне света.
У себя за спиной
мы оставляем время,
Входим по локоть
в прохладную вечность,
И, снимая с себя
покров за покровом,
Обнажаем (чуть-чуть стыдливо)
свою человечность.
2000 - 2004гг.
|
|