ИЗ ДНЕВНИКА
Прошло полдня. Не сделаны дела.
Лишь легкие страницы книг случайных
чуть слышным шелестом холодного крыла
коснулись глаз. Но не открыли тайны.
Весна сквозь пыль оконного стекла
ощупывает комнату лучами.
Спроси ее, зачем она пришла?
Зачем звенит за окнами ключами?
Опять блуждать в подвалах темных слов.
Высчитывая истины, как числа,
оттачивать тупое ремесло.
Пустая цель, нелепая мечта -
искусство разложить по полкам смысла...
Но день прошел. Подведена черта.
* * *
Посмотри: внутри пустой обиды
скрыта беспредельная тоска.
Одиночества усталая рука
странные показывает виды.
Это называется сеансом
расставания с бесцельными дарами.
Годы беспощадно отобрали
все, что было выдано авансом.
Пусто и просторно, слово в поле.
Крест и воскресение - все после.
Впереди - дорога и позор.
За стеной с упорством невидимки
ученик кропает анонимки.
И скрипит рулетки колесо.
* * *
Племя прозревшее в век слепоты
непредсказуемо. Черные стены
могут рождать только горькие стоны.
В каменоломнях ночные посты
тьмою прожектора ловят глазастых:
"Ишь, расшумелись! Небо им застит
этот монблан неземной высоты!"
Это бывает с народом людей,
тем, что живя в одиночках провинций,
мог бы сказать о себе: "Мы провидцы
неких еще не рожденных идей."
Только безгласны они, словно рыбы,
только безглазы, как серые глыбы.
Псы охраняют их темный покой.
Словно часы над багровой рекой
солнце. Без стрелок, без глаз и без рта.
Медленный лик в неподвижную воду
плавно скользит по небесному своду.
Миг - и исчезнет. И вновь - темнота.
* * *
Мы просто приснились кому-то...
Дорога усыпана снегом.
Обрывки холодного утра
стремительно падают с неба.
Бульдозера ржавая рожа,
и некто с бровями по пояс.
Сто градусов. Спирта? Мороза?
Маразма? Невидимый полюс
вмерзает, как брошенный якорь,
в безмолвное море покоя,
в дома, где не громко, не ярко,
в туманные дебри попоек,
и в черную бездну котельных,
и в белую плоскость страницы...
А там - все равно. В самом деле,
ведь это кому-то лишь снится...
* * *
Годы в подполье. Изредка снится
желтое поле, неба страница,
вьюги февральи, летние ливни...
Все пасторали вряд ли счастливее
жизни в надежде, снов о свободе.
Только, хоть режьте, все это вроде
медленной пытки. Непониманием,
скрипом калитки, криком в тумане.
Кто добровольно ринется в это?
Воли довольно в мире запрета.
* * *
Осталось нечто круглое как ноль,
провал в ничто, в безвременье, в упадок,
да целый воз исписанных тетрадок -
еще одна пережитая боль.
Уставшим верить пламенным речам
молчание казалось высшим благом,
и только терпеливая бумага
их скорбь в себя вбирала по ночам.
Язык судьбы невнятен, бестолков,
стихи, слова - всего лишь переводы,
попытка жить предчувствием свободы
под сводами тюремных потолков...
Ну а потом? Что будет за чертой,
что пролегла вдали неотвратимо?
Они в цепях земного карантина
не думали над этою тщетой.
Уйти т у д а оставив здесь хоть знак
того что жил и мыслил не напрасно...
Весна пришла. Ну что ж, она прекрасна.
Но слышишь шелест тех немых бумаг?..
* * *
О как жутко сплетать сумасшествие в строки
и кричать их губами немыми в угаре хмельном
перед пьяными братьями. В этой постылой мороке
скрыта наша извечная злая тоска об ином
непредвиденном непредсказуемом кайфе полёта
по-над пропастью жизни в дремучих медвежьих углах,
где дневная тверезая муть подступает, как черная рвота,
тщась излить из нутра вековой разъедающий страх.
Так глухой музыкант с отмороженной напрочь душою
фаллос флейты лелеет губами и пальцами рук,
чтобы в этом бесполом экстазе возникло большое
беспредельное чувство пространства. Но время и звук
неслиянны текут, параллельны, как дым сигареты,
параллелен лучам и деревьям, и этот процесс
так наивно беспомощен, как все земные запреты,
перед страхом того, что бессмертия просто в обрез.
* * *
Ну а чего же ты хотела?
Бесцельный дар постыдней кражи...
Когда судьбу диктует тело
все быть могло гораздо гаже.
Кошачье, темное, ночное
сквозит в твоих дневных повадках,
так бездну чувствуют спиною
в незримых ежедневных схватках
с неведомым. А эта жалость
бессмысленна, как снег в пустыне.
Когда б ты так не унижалась
перед минутами пустыми
и перед этим черным страшным,
крадущимся на задних лапах
безмолвием, пред днем вчерашним
и завтрашним, чей вкус и запах,
и цвет, и форма безнадежны,
ты не бросалась бы как в омут
в иллюзии спектаклей нежных
во тьме пустых бездонных комнат
не ошибалась бы так часто
и не искала бы свободы
в случайном и недолгом счастьи,
считая дни, недели, годы...
* * *
Оседает пыль на поверхность пола,
словно серый снег падает с небес.
Заметает пыль быт наш невеселый
пыльные поля раскинулись окрест.
Робкий таракан след оставил тонкий,
к ночи занесет эти письмена.
Кот лениво спит в обувной картонке.
Серый потолок, серая стена...
Видится ли, снится, или явью мнится -
головы квадратные, ватные тела...
Под пылью шевелится чистая страница.
Проснулась, встрепенулась, затихла.
Умерла.
* * *
Жить посредственно - жить не по средствам,
так бездарно не пользуясь даром,
подчиняться не целям, а средствам,
проживая бесценное даром
вместо времени. Временем, местом,
настоящим, стоящим на старом,
пусть бездомным, бесправным, безвестным,
но небесным и не бездарным,
покружиться и лечь на поверхности,
как снежинка, слетевшая с неба,
ясной звездочкой, вензелем вечности,
чем вот так вот нелепо и слепо
жить посредственно, жить не по средствам,
подчиняясь не целям, а средствам.
«WISH YOU WERE HERE»
Холодной музыкой Pink Floyd
плывем в покое предвечернем
пространства тонкий целлулоид
лучами желтыми исчерчен.
Ах, вам бы оказаться здесь,
полузабытым, нереальным,
сквозь времени густую взвесь
горящим призракам печальным.
Вам не найти сюда пути.
Ни телефонной паутиной,
ни на чуть-чуть, ни на почти
сюда дороги не найти вам.
Я сам едва остался. Сам
по прихоти слепой удачи
внимаю хрупким голосам
шальной случайной передачи
из прошлого. Прошло сто лет
а звуки, кажется, все те же,
и только вас все нет как нет
ни здесь, ни там, ни сям...
Но где же?..
* * *
Как путь мой долго длится,
как смутен его бег...
Хочу остановиться
и посмотреть на снег.
Хочу услышать ветер
и тихий шорох рифм...
Как долог день, как светел
и как неповторим...
* * *
Когда уходит день и время мчится прочь,
На город, словно тень, с небес стекает ночь.
Mерцают фонари и окон огоньки
Как призраки зари прозрачны и легки.
И тихая печаль струится по стенам,
К началу всех начал сплывают волны сна.
И в темной глубине таинственных озер,
Как в невесомом сне - ночных небес шатер.
Как глубока вода, как небо высоко,
Как все не навсегда, как дышится легко...
И крылья так легки, и звезды так близки,
Но гаснут фонари и окон огоньки,
И вот уходит ночь, и время мчится прочь -
На землю, словно тень, с небес стекает день...
|
|