Оставив с центнер грязной целлюлозы,
Я из запоя выйду прямо в ад…
На мой пиджак дежурно рухнут слезы,
И в их волнах запрыгают слова.
Как будто я талантлив был без меры,
Владел пером, как хером гомосек,
Что я боролся - искренне и смело,
Что мертвый я - живей живущих всех!
Я не поспорю - хоть бы из тщеславья -
А буду лишь напыщенно смердеть:
Куда приятно! Жаль лишь, не за здравье
Меня признают лучшим из людей!
Потом зароют гроб в прямом эфире,
И на минуту выдох сдержит мир...
И побегут училки-простофили
Меня преподавать перед детьми.
Меня включат в программы разных вузов -
Героем возвернусь я на литфак!
Студенты, начиная с первых курсов,
Заучат наизусть весь мой левак!
Пройдут года... Язык мой устареет,
Мои проблемы сгинут в пене лет.
И вот тогда в экзамен - лотерею -
Я буду нежелательный билет!
Меня возьмет какой-то бедный парень
С лицом белей билетного листа,
Прочтет и матернется тихо: "Марин!
Его-то я как раз и не читал!"
Доцент запишет парня в раздолбаи,
Оценкой "неуд" ведомость казня,
И проорет, за дверь его толкая:
"Как можно, дурень, Марина не знать!?"
Дурак ли он? - в башке не слышно ветра!
Ему незнанье - горше всяких хин...
Он просто любит - любит безответно,
И по ночам он пишет Ей стихи.
Он пишет хорошо. Над этим плачут!
И лишь Она качает головой...
А то, что я назад два века крячил, -
Зачем ему? Куда мне до него?
И я вступлюсь! Хотя бы лезть из гроба –
Сгоняя криком препода под стол:
Оставь! Не обижай его! Не трогай!
Он Марина не знает? - ну и что?!
Кто воду льет в вино – не полный шиз ли?
И чёрта ли вникать в мои труды,
Когда ему и в творчестве и в жизни
Хватает и своей белиберды?
Да ведь и я не чтил старья и чуши,
Поскольку знал, что сам пишу сильней,
И был влюблен в такую же девчушку,
И думал исключительно о ней.
Она ж меня в упор не привечала:
Мои дела не шли еще на взлет.
Тот парень мою жизнь живет сначала -
Ему, быть может, больше повезет!
|
|