Тихим июньским вечером я сидел в кафе южного приморского городка и при свете уличного фонаря разглядывал фотографии, сделанные в окрестностях. Я так увлекся удивительным разнообразием пейзажей, что и не заметил, как ко мне за столик подсела девушка. И вздрогнул, услышав, звонкое: «А можно и мне взглянуть»? Я поднял взгляд: на меня в упор смотрели бездонные карие глаза, под прямым, чуточку вздернутым носиком в легкой улыбке трепетали чувственные губы, а ниже была точеная фигурка, затянутая в белые брюки и футболку. «Вылитая Лара Крофт», – подумал я и поспешил ответить: «Да, конечно.». Лара, так я и буду ее называть, подсела ближе и начала внимательно разглядывать фотографии. Реагировала она на снимки очень импульсивно, то и дело вскрикивая от восхищения: «Ух ты, а это где вы снимали?», на что я с видом бывалого путешественника объяснял: «это у Водопадов, а это – Перевалы…» После чего нахваливал здешнюю местность: «Да, такого разнообразия ландшафтов, пожалуй, не найти больше не только на Побережъе, но, пожалуй, и во всей России». Вдруг из стопки снимков на стол выпала черно-белая потрескавшаяся фотография, с которой я не расставался долгие годы. На этой фотографии мрачный Гагарин растерянно озирался по сторонам на фоне пальм. Лара бегло взглянула на нее и начала было: «О, вы видели здесь Гагарина! А я…», но тут же осеклась, словно чуть было не выдала какую-то страшную тайну, и выжидательно взглянула на меня. На несколько секунд повисло тяжелое молчание, затем я нашелся и, с натугой рассмеявшись, сказал: «Неужели я выгляжу на столько, что мог быть ровесником Гагарина? Эту фотку сделал мой отец лет тридцать назад в местном Ботаническом саду». Она тоже деланно засмеялась, но разговор потом уже не клеился, прежней непринужденности не было. Между нами словно возникла тонкая стена изо льда. Наконец Лара встала: «Ну, мне пора». Конечно, я вызвался проводить ее, и она согласилась. Во время прогулки по парку южный ветер, мириады светляков и дивный запах китайской акации понемногу разрушили ледяную стену. Похоже, я окончательно влюбился в свою спутницу. С завистью украдкой озираясь на парочки, оккупировавшие все садовые скамейки, я вопросительно произнес: «Как ты смотришь на то, чтобы где-нибудь приземлиться, в какой-нибудь уютной, увитой плющем беседке, поболтать о том, о сем», и при этом робко приобнял Лару за талию. «Что ж, я не против, а вот и беседка», - ответила она, и указала куда-то в темноту боковой аллеи. Я дал ей увести себя туда. Когда мы подошли к «беседке» поближе, я открыл рот от удивления – это была большая палатка армейского образца, пожалуй, в ней поместилась бы целая рота. Но все-таки я поплелся за Ларой. При входе в палатку нас встретил крепкий молодец, одетый в высокие армейские ботинки, камуфляжные штаны и черную футболку. Лара приветливо с ним поздоровалась. «Пожалуй, даже слишком приветливо»,- злобно подумал я, глядя на парня – он разве что хвостиком не вилял. Внутри все оказалось абсолютно казенно: двухтумбовый стол вахтенного у входа и стеклянная полка с ключами, а дальше… под пологом палатки скрывалась каменная стена с железной дверью. Лара заметила, как я помрачнел, и насмешливо воскликнула: «Ну что, Ромео, не совсем то, что ты ожидал? В прочем, ты сможешь выместить на мне свою злобу, и мы классно повеселимся!» С этими словами она протянула мне вороненый автоматический пистолет, тускло мерцающий длинным стволом, и выжидательно посмотрела на меня. Я удивленно вскинул на нее глаза. «Ты входишь в эту дверь,- она указала рукой за спину, - а я – с другой стороны. Как только увидишь меня или услышишь – начинаешь палить! Ну, как?». Я воспринял это предложение как новый вызов. Злость, ревность, любовь и гордыня совсем вскружили мне голову. Я сразу же решил, несмотря на сталь в глазах Лары, что, конечно, патроны холостые, но все-таки пострелять в обидчицу пусть даже воображаемыми пулями было заманчиво, и, обрадовавшись нежданному развлечению, согласно кивнул головой.
Молодец отомкнул дверь, и я шагнул в темноту. Постояв несколько секунд, постепенно привык к темноте. Передо мной прорисовывались очертания двухъярусных кроватей, стоявших рядами, как в казарме. Слух в полной тишине тоже обострился до предела, и щелчек двери в противоположном конце комнаты раздался почти как выстрел. Я увидел, как полоска света постепенно расширяется, и, увидев заслонивший ее силуэт, выстрелил три раза подряд. Полуоглохший от собственных выстрелов, метнулся вбок до того, как услышал выстрелы с противоположной стороны. «Хм, не очень то приятно, когда в тебя стреляют, даже если патроны холостые!»,- молнией мелькнуло в голове, и я выпустил остаток обоймы в ответ. Как только боек щелкнул в холостую, дверь опять открылась, и я проскользнул в нее ужом. Сердце бешено колотилось. Через минуту появилась Лара. Она была теперь в черных джинсах, такой-же футболке и… бронежилете, надетом поверх. Я тупо уставился на него, и мое сердце словно оборвалось. «Так, посмотрим, что тут у нас»,-наигранно весело сказала Лара, скинула жилет, и резким движением задрала майку на правом боку. На нем красовалось три крупных красных кровоподтека, а выше – необыкновенно красивая грудь... Я задрожал и выронил пистолет. «Девочка моя, я… я же мог тебя убить…»,- промямлил я. «Ну, ну, такой большой мальчик, а нюни распустил»,- все так же бесшабашно ответила Лара, через силу улыбнулась и повернулась к молодцу. «Коля, что-то меня знобит, можешь согреть меня?» Парень расплылся в улыбке и попытался заключить ее в объятья. Я вспыхнул от прилива ревности, но она тут-же оттолкнула его. «Слушай, Коль, ты меня не вдохновляешь, у тебя нет ни капли фантазии». Малый отступил в тень. «Игорь, можно тебя попросить об одной маленькой услуге?»,- совсем другим тоном сказала Лара, просительно заглядывая мне в глаза. «Сможешь передать эту папку?» Она назвала адрес делового центра. «Там на третьем этаже есть парикмахерская, фотоателье и аптека, принадлежащие одной хозяйке, мадам Бродовской.» Я подумал о том, что чуть было не подстрелил ее, любовь, жалость и нежность заполнили меня, я просто не мог и не хотел ей отказать, надеясь на продолжение. «Просьбочка-то, в-общем, пустяковая, хотя все это может оказаться опасным, тем более что за папку надо затребовать плату!» Теперь это была уже прежняя Лара, веселая и нахальная.
Много позже, когда я смог трезво поразмыслить обо всей этой истории, я вспомнил, что на бронежилете не было ни вмятины, и, в общем-то, все было подстроено так, чтобы я сам влез в эту историю, но тогда я шел по ночным аллеям словно пьяный, и готов был сдвинуть горы для нее. Для Лары.
***
На следующий день я вошел в Деловой центр. «Пожалуй, слишком громкое название для шестиэтажной бетонной коробки бывшего НИИ». На третьем этаже я спросил у пробегавшего мимо клерка, где можно найти мадам Бродовскую, и постучал в небрежно указанную им дверь. Она распахнулась, и на пороге появился высокий, худощавый и совершенно лысый господин лет пятидесяти в безукоризненной, хотя, пожалуй, несколько старомодной тройке.
- Можно увидеть мадам Бродовскую?
- По какому вопросу?
- Мне необходимо передать ей вот это,- показал я папку.
Худощавый задержал взгляд на папке, потом попросил меня подождать и скрылся внутри. Через минуту он вернулся вместе с невысокой пожилой дамой, лицом чрезвычайно похожей на жабу, которая вопросительно уставилась на меня.
- Мадам Бродовская?
- Да, чем могу быть полезна?
- Одна особа попросила меня передать вам вот эту папку. Она также сказала, что вы должны ей что-то заплатить за нее.
- Тут, должно быть, какое-то недоразумение, - мадам сказала не столько мне, сколько своему спутнику, при этом пожав плечами, но все же взяла протянутую мною папку, подержала несколько секунд на ладони, внимательно глядя на нее и словно колеблясь, затем развязала тесемки и распахнула. Внутри оказалось множество трамвайных билетов, вклеенных друг над другом стройными рядами. «Прямо отчет о командировке», - подумал я. Но тут увидел, что билеты в разных столбцах сильно друг от друга отличаются – они охватывали очень широкий временной диапазон – от конки и до недавних дней. Пожалуй, только совсем современных билетов не было. «…или коллекция, только почему-то все билеты как новенькие…». Но тут мои наблюдения и размышления прервал голос мадам: «Действительно, ерунда какая-то. Ну ладно, только сделайте с них ксерокопии. Борис, помоги молодому человеку». Худощавый подвел меня к другой двери, на которой красовалась надпись «Фотолаборатория». Распахнул дверь и остановился, пропуская меня вперед. Я шагнул туда и на мгновение очутился в полной темноте…
***
Вдруг свет залил все вокруг – я стоял в поле, на небольшом холме, надо мной было огромное степное небо, по которому ветер гнал облака. Ветер был везде – он гулял над высокими травами, и заставлял их волноваться, подобно морю, трепал мне волосы (седые…длинные…) и бороду (…), раздувал одежду (холщевую…домотканную…) и гудел в ушах. Вдалеке по дороге катились клубы пыли. «Всадники…», - оторопел я. «…в доспехах…»
«Что за бред…Или сон…Нет, пожалуй, не сон…Все слишком уж реально. Я могу думать и оценивать происходящее… Двигаться тоже могу…Кажется…» До этой мысли я стоял, как в столбняке. Теперь же попробовал помахать руками, даже подпрыгнул. Я чувствовал, что действительно сделал это. Но мое тело (мое ли?) по-прежнему стояло на холме, следя глазами за облаком пыли. Похоже, я был в нем, словно в клетке - мог видеть, слышать и чувствовать, что и оно, но управлял им кто-то, кто видел, слышал и чувствовал то же, что и я сейчас, но жил в нем. И в этом степном краю… Я вдруг осознал, что по-прежнему держу в руке папку, и попытался взглянуть на нее, но тщетно. Когда же я бросил эти потуги, «хозяин» сам перевел их на мгновение на… нет, не на папку, а на толстенную книгу. «Пергаментная… Рукописная…» Когда ЕГО глаза вернулись к дороге, всадники подъехали вплотную к холму, один из них отделился от общей массы и поскакал по склону вверх прямо на меня. Громада коня нависла надо мной, и я жутко перепугался, но по-прежнему не мог сдвинуться с места. Тут всадник остановил коня и что-то спросил на незнакомом языке. «Хозяин» совершенно спокойно ответил и махнул рукой куда-то вбок. Это отдельное от моей воли движение окончательно переполнило мне чашу эмоций, и я потерял сознание…
***
Очнулся я от воды, стекающей по голове и лицу за шиворот, и обнаружил себя сидящим в глубоком кожаном кресле. Оглянулся по сторонам… В маленькой квадратной комнатке вокруг меня сидели Борис, Бродовская и… Лара. Борис сидел на самом краешке, вытянувшись, словно кол проглотил. Лара… Если бы я прочитал о ней в дешевом романе, там скорее всего было бы написано, что она «демонстрировала свои красивые ноги, обтянутые абсолютной белизны шортами выше колен», но я не смог бы так сказать, настолько безмятежно, естественно она сидела. Естественность же мадам доходила до мимикрии: в кресле ее почти не было заметно.
Борис первый заметил, что я пришел в себя (Подозреваю, что именно он окатил меня холодной водой из графина). Он натужно прокашлялся и, упреждая мои вопросы, возражения и протесты, проговорил: «Ну как, что вы видели?» Я открыл рот, но… такая буря чувств – и удивление, и возмущение, и благоговейный восторг, похожий на восторг неофита перед мироточивой иконой, теснилась во мне, что моя челюсть, не найдя подходящих слов, захлопнулась сама собой. Видимо, мадам примерно такую реакцию и ожидала, потому что тут же затарахтела: «Извините, что мы втянули вас в это… м-м… приключение без вашего ведома, но тому есть веские основания. Видите ли, моя дочурка, - она кивнула на Лару («Вот те раз…»), - нашла в вас подходящего, - тут она сделала многозначительную паузу,- человека…» «Вы, конечно, думаете, что все это значит.- Она, конечно, была права, - Видите ли, м-м, это сложно так просто объяснить, но я все-же попробую…»
Она хлебнула воды из стакана и продолжила: «Понимаете, м-м, я надеюсь, что то, что я скажу сейчас, вас заинтересует. Мы не одни во вселенной… В это самое время и в этом самом пространстве существует почти бесконечное множество миров. Это не бред и не фантастика… Это… как радиоволны, заполняющие эфир. Одновременно в одном времени и пространстве…Только…э-э, у них длины волн разные. Так и миры – одни появились раньше, другие – позже, в одних время движется быстрее, в других – медленнее. И уловить их… м-м, излучение тоже можно – многие люди способны увидеть во сне то, что происходит в каком-либо… м-м, «параллельном» мире. Некоторые миры идентичны нашим, но время в них движется быстрее. А поскольку люди могут получать информацию только от… м-м, двойников – отсюда и «вещие» сны. В других – медленнее… Да, многие люди способны увидеть отрывки жизни из других миров, но только ИЗБРАННЫЕ – способны понять, что они попали в другой мир. Наша семья, - она обвела головой всех присутствующих, относит себя к таковым. Именно так мы узнали о минерале, которым выложены стены фотолаборатории, и способе его применения. Его основное свойство в способности улавливать… м-м, волны сна и преобразовывать их в зримые образы, подобно тому, как приемник улавливает радиоволны и преобразует в звук. Благодаря нему, вы тоже можете наяву попасть в… своего двойника в другом мире, а не ломать голову над обрывками, оставшимися от сновидений. Вы должны нас простить за некоторую…м-м… бесцеремонность: ведь Лара распознала в вас человека, способного ПУТЕШЕСТВОВАТЬ между мирами, и вы сразу нашли одного из ваших… м-м, двойников. Но вы бы ни за что нам не поверили, обратись мы к вам сразу, без этого маленького… м-м, эксперимента». Здесь я мог только с ней согласиться – я ведь и сейчас верил ей с трудом, даже после того, что видел своими глазами… «Так вот, мы доверились ее, м-м, - мадам кивнула на Лару,- чутью, и хотим предложить вам работенку. Мы тут навели кое-какие справки»,- упредила она меня. «Вы закончили университет, а работу еще не нашли… По крайней мере, не приступили… Образование историка – это именно то, что нам надо, особенно учитывая время пребывания вашего двойника». «Черт, откуда она знает?»,- мелькнула было мысль у меня в голове, но ее оборвал вопрос Бориса: «А, кстати, если не секрет, что вы там видели?» И я, не задумываясь, выложил им все – видимо, шок от пережитого и давление мадам на психику подействовали. После небольшой паузы, последовавшей за моим рассказом, мадам проурчала: «Ну что ж, вы предельно искренни. Тем больше наше расположение к вам. Ну как, хотите стать Путешественником? Между мирами, на тысячи лет отстоящими друг от друга во Времени, но слитые в Пространстве, а?»
Я думал недолго. Вместо унылого просиживания штанов в музеях и библиотеках – живая История. Пусть не нашего мира, но такого похожего на наш! И я согласился…
***
Первым условием моих работодателей был безоговорочный переезд в ту самую палатку. Они, видите ли, решили потренировать меня на армейский манер выносливости, наблюдательности и прочим, по их мнению, необходимым для Странника («или Шпиона»,-крутилось у меня в голове) качествам. Выбора у меня не было. В этом был даже свой плюс – за квартиру больше платить не надо. В тот же день я перенес свою дорожную сумку, и мы всей компанией, как ни странно это звучит, весело обмыли мое «вступление в ряды» в ближайшей забегаловке. На следующее утро я очнулся на пружинной казарменной койке от звонкого крика в самое ухо: «Подъем!» Подскочил, словно дернутый электрическим током и открыл глаза. На меня с задорной улыбкой смотрела Лара. На ней были кроссовки, синие тренировочные брюки и белая короткая футболка в обтяжку. Ох, уж эти мне футболки, обтягивающие умопомрачительную грудь и слегка приоткрывающие загорелый, с матовым отблеском, живот! Да, о чем это я? Ах да, я вскочил и под ее насмешливым взглядом попытался быстро одеться в такой же, за исключением широкой и длинной футболки, спортивный костюм, лежавший на прикроватной тумбочке. Мало того, что я толком еще не проснулся, так и координация у меня была здорово нарушена после вчерашнего. В общем, пока я оделся, Лара чуть не умерла со смеху. Когда же я наконец наклонился над шнурками кроссовок, она направилась к выходу, сухо кинув через плечо: «Давай быстрее, я тебя жду на улице». Завязав шнурки, я выпрямился и, проклиная чертову головную боль, поплелся следом. Увидев, что я, наконец, вышел, Лара легко и стремительно, как лань, побежала к морю…
Так и начался мой «курс молодого бойца»: изо дня в день подъем ни свет, ни заря, и марш-бросок по песчаным и галечным пляжам, по паркам и улицам сонного городка. Лара всегда вела эту бесконечную гонку, то отрывалаясь от меня, то, когда мне казалось, что ее уже никогда не догнать, приближаясь и задавая какой-нибудь каверзный вопрос типа:
- Что ты видел на сосне, нависшей над дорогой?
- Кажется…ветка сломана.
- Ответ не верный. Еще?
Оказалось, там было дупло... И так далее. После обеда – сплав боевых искусств и йоги, стрельба и плавание. Вообще подбор тренировок явно был рассчитан не просто на укрепление силы мышц, но закалку воли и духа, выживанию в экстремальной обстановке. Вечером – снова кросс. После всего этого я готов был рухнуть на койку, не раздеваясь. А моему «сержанту» все было ни по чем, перед «отбоем» Лара, казалось, была все еще бодра и полна сил, но только она садилась на соседнюю койку, переходила на более дружеский тон и начинала шутить, как сон отключал мою голову на полпути к подушке. Да, мы делили с ней эту казарму вдвоем. Колек после моего вселения сразу куда-то пропал, возможно, он был просто сторожем. Казалось бы, неплохая почва для романа, но жесткие, почти военные взаимоотношения, сразу навязанные Ларой, и бесконечная гонка изо дня в день, привели к тому, что ни о чем подобном я тогда и не помышлял. Зато она постоянно контролировала мое психологическое состояние…
Через несколько недель мне пришлось поверх футболки напялить тяжеленный жилет, внутрь которого можно было подсыпать песка, направление пробежек тоже изменилось: вверх в горы, или по обрывистому, кочковатому Высокому берегу или просто по мелководью. Конечно, было тяжело, пот заливал глаза, и от этого трудно было видеть все сразу, чтобы ответить на очередной каверзный вопрос, но сталь в Ларином голосе помаленьку таяла. А еще… еще по утрам на меня в зеркало стал смотреть не щуплый, сутулый и бледный хлюпик, а бронзовокожий атлет.
В один из дней, все еще по-летнему теплых, но сквозь которые уже маячила близкая осень, я проснулся… нет, не от пронзительного крика Лары, а от того, что мне на лицо падали лучи солнца, поднявшегося, по нашим меркам, уже очень высоко. Я открыл глаза. Лара молча сидела на своей койке и смотрела на меня. На секунду мне показалось, что я как будто заметил в ее глазах словно бы какое-то свечение, но и она увидела, что я проснулся. Тут же отвела глаза, встала и сказала в обычной своей поддразнивающей манере: «Ну вот, теперь ты, кажется, готов». Свечение в глазах угасло, но появились озорные искорки: «Давай, одевайся, и пойдем на дело». На тумбочке лежали, на сей раз, мои светлые брюки и рубашка, уже изрядно забытые мной, но чистые и выглаженные, а возле нее стояли мои сандалии…
***
…ОН сидел на глиняном полу постоялого двора в углу единственной комнаты, прислонившись спиной к деревянному брусу, подпирающему потолок. Испарения от многочисленных спящих вповалку тел смешивались с дымом из открытой жаровни, над которой жарился целый баран, и образовывали едкий смрадный туман. Я, словно вынырнувший из нашего мира в ТОТ, задохнулся, закашлялся и смутно почувствовал, как из глаз потекли слезы. ОН при этом досадливо передернул плечами, словно ЕГО укусила муха, и снова застыл. Изредка из тумана возникали купец или знатный воин, непременно со слугой. Слуга что-то торопливо спрашивал. Тогда ОН открывал свою книгу, перелистывал несколько страниц и, глядя хозяину в глаза, водил пальцем по листу, что-то нараспев отвечая. Обычно хозяин стоял несколько секунд в раздумье, поглаживая жидкую крашеную бороду или потупясь в пол, затем бросал слуге отрывистую фразу и исчезал в тумане. Слуга кланялся, отдавал ЕМУ серебряную монету и спешил вслед за своим господином…
***
«Та-ак, все это интересно, но вы нас разочаровываете. - сверлила меня взглядом Бродовская, - Вы должны сдерживать свои эмоции. Или Лара недостаточно Вас подготовила?» Борис согласно кивал головой, прямо китайский болванчик. Лара сидела, уперев локти в коленки и глядя на пол. «Ладно, на первый раз прощаю. – Я вздохнул с облегчением, - Но впредь помните, что сильные эмоции могут вызвать у вашего двойника ответную реакцию. Видели, как его передернуло? Если так будет продолжаться дальше, он, еще чего доброго, решит, что в него вселился… м-м… демон».
«Хорошо, давайте обсудим, что же мы видели. Очевидно, ваш двойник пользуется уважением, хотя он и не знатного рода». – Она посмотрела на меня, и на лице у нее было написано: «Как и ты», но вслух она этого не сказала. «Он, конечно, интеллектуал своего времени. Возможно, он странствующий дервиш или ученый, что в подобные архаичные времена считалось одним и тем же, но, судя по тому, как он «читал» - это прорицатель или жулик, что, по-моему, тоже одно. Понять его язык мы пока не можем. Кстати, вы не слышали его мыслей?» - она опять посмотрела на меня так, что я готов был спрятаться под диваном от этих сверлящих глаз. «Нет? Ну что ж, лучше и не пытайтесь. А то ваши усилия приведут, еще чего, к тому эффекту, о котором я уже говорила». «Да, уж, зато ты точно в темной комнате читаешь мои мысли, - подумал я, - все время чувствую твое незримое присутствие».
Когда я вышел на улицу, настроение у меня было прескверное.
- Да ладно, брось дуться, - Лара шагала рядом и старалась приноровиться к моему шагу. – Ничего ведь страшного не случилось, она же не выгнала тебя. Ну, потренируемся еще, поныряем, еще что-нибудь придумаем на выносливость. Зато ни одна деталь от тебя не укрылась. Это уже здорово!
- Ага, в таком смраде, слава богу, смотри не смотри, все равно ничего не увидишь… И мадам… она всегда будет лезть ко мне в мозги во время Путешествий?
- Ну, до Путешествий тебе еще далеко, это пока лишь короткие вылазки. Пока тебя надо контролировать, раз уж есть такая возможность. - Лара помолчала немного и добавила другим тоном, - Да, матушка обладает такими качествами, что порой и мне становится жутко…
Я, хоть в глубине души и понимал, что она права, продолжал, как школяр, травить свою гордость, пиная попавшуюся под ногу ржавую консервную банку:
- Все равно, разве можно так над человеком измываться? Вот возьму, брошу все и уеду отсюда ко всем чертям, вот и все…
- Стой! – Лара цепко схватила меня за руку чуть повыше локтя и так резко дернула, что я в удивлении остановился и повернулся к ней. Мы встретились с ней глазами. Такой сердитой я ее еще не видел, - Нытик! Хлюпик! Ты думаешь, случайно оказался здесь, думаешь, тебе удастся так просто взять и уйти? Матушка уже давно «пасла» тебя. Не знаю только, чем ты ей так понравился. Но зря она ничего не делает! Чертова ведьма!
- Ничего себе, здорово же ты ее любишь!
- Если уж на чистоту, то она мне никакая не мать. Борис – мой дядя, и она «захомутала» его после смерти моих родителей. Вообще я ей не очень доверяю, но стараюсь это скрыть. Ты… ты мне понравился, я уж было подумала, что мы станем друзьями и союзниками и вместе сможем распутать… А ты просто – тряпка, столько сил на тебя потратила, все зря!
На глаза у нее навернулись слезы, она резко отвернулась, и быстрым деревянным шагом зашагала прочь. Я на мгновение замер. Тут воспоминание о целом бронежилете (помните?), до этого сидевшем где-то в подсознании, молнией пронеслось в моем мозгу, и я бросился догонять Лару. Теперь уже я старался приноровиться к ее шагу и заглянуть ей в порозовевшее лицо:
- Ну, ладно, ну, прости, ну, вредный я. Но ты же знаешь, я не полез бы в эту кашу, если бы не полюбил тебя («Хм, ну и объяснился…»).
- Это не ты. Это все блестящий план моей «матушки».
- Вот видишь, ты тоже хороша, обманщица, - ласково сказал я, - Но тебе простительно: ты же меня тогда не знала еще. Зато любовь получилась настоящая. Так что я с тобой. Хватит дуться. Давай-ка, лучше откинемся где-нибудь, и ты мне все расскажешь.
Мы направились к ближайшему уличному кафе. Я плюхнулся на пластиковый стул. Лара присела на край, уперлась локтями в столик, кулаками подперла подбородок и уставилась сквозь меня. Просидев так несколько секунд и собравшись с мыслями, она откинулась на спинку и начала:
- В общем-то, рассказывать особо нечего. Уже лет десять, как Бродовская познакомилась с дядей и начала прибирать его к рукам. Родители были настроены против нее, кажется, они что-то о ней эдакое знали. А потом они погибли в очень странной автокатастрофе. Я до сих пор не могу поверить в то, что это был несчастный случай, очень уж все было гладенько, одно к одному… Вскоре Бродовская и дядя поженились. Я тогда была еще «маленькой», и они оформили надо мной опекунство. Тогда я и побывала в «темной комнате» впервые. Конечно, это безумно интересно, но требует полной самоотдачи. И это ЕЕ присутствие, как взгляд, сверлящий спину… Знаешь, я не очень-то верю в ее россказни о параллельных мирах. По крайней мере, я была в разных местах и временах, но всегда это было ПРОШЛОЕ. И, помнишь, тогда, при нашей первой встрече, я чуть не оговорилась. В одной из Прогулок я точно была здесь лет тридцать тому назад, и видела, как кто-то, вылитый Гагарин, шел в окружении охраны и корреспондентов. По здешнему Ботаническому саду. Кажется, я видела худенького паренька с «Лейкой», очень похожего на тебя. Правда, говорили все тоже на неизвестном языке. Но, может, это все несовершенство Комнаты. Или очередная штука мадам.
- То есть ты была в разных временах?!
- Угу. Здесь я с Ней согласна – это как приемник. В зависимости от его настройки можно влезть в разные шкуры.
- А че, она сама то – Путешествует?
- Нет, она говорит, что у нее слишком сильное мыслительное воздействие на «аборигена». Говорит, что кто-то покончил с собой, не вынеся присутствия ее сознания. Якобы после этого она перестала Путешествовать. Но я подозреваю, что дело не в этом. Что-то она темнит. Во всяком случае, я очень хотела бы разобраться со всем этим. Но, пока не пришло время, я изображаю пай-девочку. Она вроде пока ничего не подозревает!
Так мы и заключили наш союз, заев его шашлыком и запив его хорошим местным сухим вином.
***
…ОН лежал на высоком холме, раздвинув руками высокую траву, в которой прятался, чтобы лучше было видно недалекую битву. Лавина всадников в пыльных доспехах и в кожаных шапках с лисьими хвостами ринулась на небольшой отряд, стоящий на одном из холмов. На этих всадниках были блестящие доспехи и шлемы. Они стояли, как вкопанные, но, когда уже казалось, что орда сметет их, на соседние холмы высыпали лучники, и из-за них выехала многочисленная конница, ударившая орде в тыл. ОН зацокал языком от восхищения, окунул перо в поясную чернильницу и быстро-быстро стал писать в свою книгу нездешней вязью. Да нет, пожалуй, это кириллица, только очень быстрая, неразборчивая. И я…, я ПОЧУВСТВОВАЛ то же, что и ОН, то, что не чувствовал никогда - восхищение и гордость за СВОИХ, своих воинов и свою землю. Но одновременно я почувствовал также, что ощущение, которое я всегда испытывал в Путешествиях, этот взгляд, жгущий затылок, который я старался не замечать, усилился до такой степени, что захотелось закричать. ЕГО это тоже, по-видимому, зацепило, потому что ОН оглянулся в испуге, перекрестился и забормотал…, видимо, молитву…
***
«Они летели по пустынному и, насколько хватало света фар, прямому ночному шоссе на стареньком автомобиле. Внезапно все заволокло ослепительно-ярким светом, сквозь не было видно ничего. Его, сидевшего за рулем, словно парализовало. Поток света лился пару секунд, не больше. Но когда свет потух, над ними уже навис грузовик, огромная дальнобойная фура. Они не вписались в поворот, вынырнувший из-за холма, и выехали на встречную полосу…В далеком городе проснулась и заплакала маленькая девочка…»
Опять этот сон, все тот же сон. Он мне снился тогда… Я проснулась и заплакала. А утром пришел дядя. На нем не было лица. Он мял в руках носовой платок, пытался мне объяснить, что мама и папа больше не придут. Потом отвернулся, и его плечи судорожно затряслись. Я все поняла. Мадам сидела на кухне и тупо смотрела в одну точку. Ее молчание можно было бы принять за скорбь, но… больше было похоже на то, что она отдыхала после тяжелой работы. Увидев меня, она посмотрела прямо мне в глаза, но быстро отвела их, словно не выдержала прямого детского взгляда. Поднялась, засуетилась… Этот сон мне снился и позже. Но это было так давно, что я уже почти забыла его. И вот он снова вернулся. Белый свет все так же загадочен. Возможно, разгадка близка! Вот что означает сон. Пришла пора во всем разобраться. Игорь… Он, вроде, неплохой парень. Немного наивный, иногда – капризный, как и все мужики, но выносливый. Похоже, на него действительно можно положиться. И он действительно меня любит. А я? То, что он мне не безразличен, это точно. Но насколько? Только сейчас, когда дневные заботы и моя тайная борьба отступают, я могу подумать об этом. Вон он спит на соседней койке без задних ног. Похож на младенца…
***
Тренировки продолжались, но накал их уже был не столь силен. Зато Путешествия становились все более длинными и… разнообразными. В какой-то момент мадам решила, что наблюдать за бродячим прорицателем-летописцем из былинных времен ей больше не интересно. И я очутился в шкуре капеллана, переезжающего с одного фронта на другой. Война здорово походила на первую мировую. Поп тоже по ходу дела делал какие-то записки. Везет же мне на местных интеллектуалов! А впрочем… Я вспомнил, что, когда был совсем мал, бабушка что-то рассказывала о своем отце, священнике, ушедшем на фронт, да так потом и сгинувшего в пучине Гражданской войны… А потом меня зашвырнуло в дебри каменного века. Шаман, в чьей шкуре я оказался на этот раз, по-своему тоже пытался остановить время, запечатлеть мгновение, прежде, чем оно стало историей. Он высекал твердым рубилом фигурки охотников и героев на стенах племенной пещеры, втирал в них охру, белила и уголь…
***
Маман теперь гоняла Игоря в «темную комнату» каждый день. Обо мне она словно забыла, как о старой игрушке. Время от времени только сверлила взглядом и пытала о тренировках, о том, как мы проводим время, словно пыталась поймать… не столько его, сколько меня. Я по себе знаю, как утомительно торчать в чужом теле долгое время. Тот, чьими глазами ты смотришь, может садиться, есть и пить, а ты стой, как проклятый, без единого движения и старайся за всем уследить.. Да, это очень большое напряжение. Конечно, после этого хороший отдых просто необходим, надо отвлечься, расслабиться. Так что после особо тяжелых сессий я слегка отпустила вожжи, мы стали зависать на обратном пути в какой-нибудь кафешке, чтобы выпить стаканчик сухого или пива. Как-то Игорь сидит, уставившись в полупустой стакан, и покручивает его пальцами тихонько. Лица на нем нет, кажется, свалится сейчас, но я-то уже хорошо его изучила, вижу, о чем-то он думает. Жду, когда же заговорит. Наконец, он поймал свою мысль за ускользающий хвост, поднял голову и произнес: «Слушай, Лар, я давно тебя хотел спросить… Мадам ведь управляет всем этим процессом, так? Но не где попало, а только в этом месте. Ты не знаешь случайно, как же она это делает – прямо так, одной силой мысли, или есть где-то пульт управления?» Я вздрогнула от неожиданности. Конечно, надо это выяснить! Видимо, маман так задурила мне голову своими штуками, что я даже не подвергала сомнению способность ее «общения» с минералом «темной комнаты» напрямую, а через него – и на человека внутри. А ведь выяснить это проще простого. В следующую «темнокомнатную» сессию я, по обыкновению, осталась сидеть в своем кресле в кабинете маман. Но, только маман и Игорь вышли в коридор, я бесшумно подкралась к двери и приникла к замочной скважине. Маман любезно, как всегда, пропустила Игоря вперед, в «темную комнату», а сама, бросив вороватые взгляды по сторонам и убедившись, видимо, что рядом – никого, сделала несколько шагов в сторону и исчезла из вида. Раздался легкий щелчок, затем скрип открываемой и стук закрываемой двери. Когда все стихло, я тихонько выбралась из своего «наблюдательного пункта», вышла в коридор и посмотрела на противоположную стену. Правее двери с известной надписью «Фотолаборатория» виднелась дверь, мимо которой я проходила сто раз на дню, не замечая ее, дверь, частично выкрашенная в отвратительный салатный цвет, как и нижняя часть стены коридора, частично беленая. Типичная дверь типичного чулана из тех, в которых уборщицы хранят свои веники, швабры и тряпки…
Когда сегодняшняя сессия закончилось, мы снова засели в кафе, и я рассказала Игорю все, что видела. Когда я закончила, он откинулся на спинку стула и весело произнес: «Слушай, ведь это же здорово. Нам осталось только выяснить, что же там, и мы сможем перехватить инициативу».
***
Но проникнуть туда, даже подсмотреть, что же там делает мадам, оказалось делом совсем не легким. Это был родной город Лары, и она знала тут всех и каждого. С кем-то училась в школе, кто-то был ее парнем, а с кем-то дружили родители. И в тот редкий момент, когда мадам вместе с дядей уехали куда-то «по делам», она привела известного в городе «медвежатника», коренастого парня в клешах, рубашке с закатанными рукавами и кепке, словно выпрыгнувшего из экрана фильма пятидесятых о монтажниках-высотниках. При виде подсобки он презрительно сплюнул: «Только ради тебя, Лара, я могу унизиться до такой ерунды». Посмотрел в замочную скважину, поковырялся там своим «инструментом». Остановился и хмыкнул. Начал просматривать всю дверь миллиметр за миллиметром. Потом снова хмыкнул, снял кепку и почесал макушку. Приналег на дверь, как бы испытывая ее на прочность. Наконец отошел в сторонку и выдал: «Ну, мать твою, в жизни не видел ничего подобного. Замочная скважина – это чисто обманка. Дверь, судя по всему, прочная, как сейф. Как она закрыта, ума не приложу. Похоже, заварена изнутри. Правда, при этом «играет» слегка. Странно сделано. Гм…» Так он и ушел, в недоумении скребя затылок. «Надо же, как интересно, - сказал я, - Суперсейф в подсобке. Интересно, сможем ли мы вообще к нему подобраться. Надо проверить для начала, пропускает ли он радиоволны. Сможем мы здесь найти направленные приемник и передатчик?». Мы смогли. Лара позаимствовала из местного дома бывших пионеров, а теперь – скаутов, оборудование для «охоты на лис». Результат оказался самым плачевным – «чулан» ни сверху вниз ни в каком ином направлении (Лара нашла знакомых, готовых ей помочь, и среди электриков-аварийщиков, до сих пор поражаюсь ее энергии!) не просвечивал для радиоволн.
В один из первых осенних дней я после выматывающего Похода вместе с бунтовщиками, очень похожими на пугачевцев, опять сидел с Ларой в кафе и тупо пялился в стакан. Наконец меня осенило:
- Слушай, ты помнишь, что, несмотря на всю крутизну, дверь чулана слегка двигалась, «играла», как говорил наш приятель взломщик?
- Ну да, что-то такое было.
- Как ты думаешь, почему?
- …
- Для пущего реализма. Чтобы случайный прохожий, задень он дверь плечом, не поразился его сейфовой твердости. А раз она так шатается, может, хоть здесь есть для нас лазейка?
Это была идея. Я позвонил домой школьному другу, теперь – выпускнику радиотехнического факультета. «Ну, брателло, выручай, - говорю, - Нужна видеокамера, которую можно было бы наклеить на стенку, и она не отличалась бы от мазка краски. Питание желательно от внешнего источника. В одну сторону – энергия, в другую – фильм. Возможно такое?» «Брателло» обещал подумать, поковыряться в закоулках собственной памяти и попросил перезвонить через пару дней. «Есть у меня один кент, - услышал я в трубке, - Работает в суперсекретном «ящике». Как раз такие опытные образцы у них на стапеле. Цифровые. Но в «ящиках» нонче платят мало. Он готов уступить тебе один из образцов. Проверишь за одно». И «брателло» назвал совершенно, по моим понятиям, несусветную цифру, даже для «секретного опытного образца». Но Лара, услышав ее, просто сказала: «Берем». Хоть она и ругала свою «маман» напропалую, та, видно, ее в средствах не ограничивала. Да и для нее цель оправдывала любые средства. Ну, почти любые…
В совсем еще не осенние сентябрьские дни я получил посылку. В ней находились довольно громоздкий самодельный пульт видеонаблюдения и пара маленьких, похожих на кляксы, липучек с почти не заметными глазками камер. Пульт мы установили в пустующей комнате над чуланом. В прилагаемом письме предлагалось предварительно выкрасить липучки с лицевой стороны в требуемый цвет. Что мы и сделали. Перед очередной «сессией», когда мадам уже собиралась скрыться в чулане, Лара выскочила из «кабинета» с криком: «Ой, мама, вы испачкались!» (Перед этим она втихаря мазнула мадам мелом по платью). Та метнула в нее молнии из глаз, но все же обернулась посмотреть, в чем там дело. А хитровка Лара тем временем устало оперлась на косяк слегка открытой двери чулана, как бы случайно провела рукой по ее торцу и пришлепнула камеру на внутреннюю сторону двери у самого края на уровне живота. Изнутри дверь, на наше счастье, была того же жуткого салатного цвета.
***
Наконец-то мы получили возможность понаблюдать за маман. Я подключила пульт к моему ноутбуку. Изображение было слабым и нечетким, но все же оно пробивалось из-за двери. Самый сильный шок ожидал меня первый раз. Вот как все было: маман зашла в чулан и протянула руку к едва заметному углублению в стене, смежной со стеной «фотолаборатории». Из стены моментально выскочил узкий горизонтальный цилиндр и… завис в воздухе. Над ним появилась плоскость, похожая на экран из дыма. Маман нажала на невидимую кнопку на левом краю цилиндра. Тут по ней пробежала волна, как по голограмме из старого футуристического фильма. В следующее мгновение я чуть не поперхнулась яблоком и чудом не упала со стула – я увидела на экране подтянутое, стройное, человекообразное, но все же – чудовище. На зеленоватом в крупную чешую лице красовались два огромных желтых глаза. Оно напялило на себя что-то среднее между сеткой для волос и очков для виртуальной реальности и быстро забегало пальцами по поверхности цилиндра, словно по невидимой цилиндрической клавиатуре. На каждой руке было по четыре пальца. Дым на экране рассеялся, и появилась картинка того места, где сегодня должен был «быть» Игорь…
Вечером, когда в казарме я показала ему киношку, он тоже чуть не грохнулся с кровати. Потом вскочил и зашагал в крайнем возбуждении по проходу между кроватями, отчаянно жестикулируя. Видно, ему сильно не хватало слов. Потом махнул рукой, вернулся на место и попросил показать ему все с начала. «Да-а, уж», - на сей раз протянул он и уставился в пол…
***
…У меня в голове все перемешалось, привычный мир рухнул. То, о чем я раньше не мог слышать без смеха, оказалось повседневной моей действительностью, и я был орудием в чуждых руках ради неизвестной цели. Я наконец поднял голову и предложил Ларе прогуляться. Мы вышли из палатки в полном молчании и зашагали по аллее. Через пару минут шок прошел, и я, наконец, открыл рот: «Ну, Лара, добро пожаловать к Аллиенам!» Тут мы заговорили наперебой. Она, хоть и увидела все раньше, до сих пор держала это в себе, поэтому ее тоже словно прорвало. Мы шли, то смеясь, то всхлипывая от смеха. То вспоминали фильмы про Чужих, то анекдоты, при этом нарезая в обнимку все новые круги по парку. Вернувшись, мы посмотрели друг другу в глаза, и я потянулся к ней губами, а она – ко мне. Это был самый долгий, самый сладкий и пьянящий поцелуй в моей жизни. Как в цветном тумане с примесью веселящего газа, мы срывали друг с друга одежду, а потом рухнули поперек скрипящей пружинной койки…
Утром Лара подняла меня своим самым звонким криком. Я взлетел с койки, на которой за секунду до этого дрых сном праведника, моментально оделся, и мы побежали к осеннему пляжу. Мне казалось, что за спиной выросли крылья, и я лечу, подобно юному богу, едва касаясь земли ногами. Мы впервые неслись вместе, на равных, без вопросов и ответов. Пробежав пару километров, остановились, скинули с себя майки, шорты и кроссовки и одновременно бросились в море. Мы носились по его невысоким волнам, как два дельфина, а, выбившись из сил, вышли на берег и уселись рядом на песок. Обсудили запись, теперь уже серьезно. В общем, решили пока недельку понаблюдать за «мадам».
Между тем после Лариной выходки она стала явно подозрительнее, тщательно осматривалась, прежде чем открыть дверь в чулан, пыталась всякими хитрыми вопросами расставить нам с Ларой ловушки. Но мы держались, ничем не выдавая ТУ ночь. Комп над чуланом писал все, что там видел, и вечерами мы по несколько раз просматривали запись. Конечно, последовательность смены времени и поиска «хозяина» остались для нас за семью замками, но включение и отключение неземной системы мы освоили. Впрочем, если чудище не хотело переводить меня в другое время, оно делало лишь эти минимальные действия. И все это время, не знаю, как Лара, а я ломал голову, чем это знание может нам пригодиться. Наконец мне в голову, как обычно, в нашей любимой кафешке, пришла блестящая мысль.
***
Я смотрю, Игорь опять подолгу пялится в стакан, при этом покручивая его пальцами. Так он вел себя уже несколько дней, когда мы сидели в кафе после его Путешествий. Наконец, в один из прозрачных бархатносезонных октябрьских дней он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза:
- Ты помнишь байку мадам о том, почему она никогда не Путешествует сама?
- Конечно. Она ведь ее напоминает при каждом удобном случае.
- Ты ей все еще веришь?
- Я, знаешь, как-то в последнее время об этом не задумывалась. Да и какое это имеет значение…
- Понимаешь, я думаю, что Темная комната - это штука специально для нас. Только мы, люди, способны «резонировать» в ней. Интересно, зачем ей все это? И еще: что, если запихать эту тварь в Темную комнату? По крайней мере, так мы сможем поймать ее. Может, тогда мы и сможем получить от нее ответ на твой главный вопрос!
Идея была не ахти, но это было лучше, чем ничего. И я тоже ухватилась за нее. Мы постарались разработать как можно тщательнее план захвата. Игорь опять позвонил в Питер, и его приятель прислал пару миниатюрных дымовых шашек с дистанционно-программным управлением. По сравнению с видеосистемой они стоили просто гроши. А я опять попросила своего бывшего поклонника о маленькой услуге. «Маман» почти не ходила по улицам, она выходила из дома дяди и сразу погружалась в авто, который мчал ее до самого подъезда Делового центра. И все-таки парень умудрился «случайно» столкнуться с ней. Его впечатления здорово помогли нам в тренировках.
Наконец, мы решили, что готовы. Мы работали каждый день, поэтому запланировали все на воскресенье – в этот день в Деловом центре не было ни души, и никто нам не должен был помешать. В субботу вечером я заскочила к дяде, якобы, что-то уточнить. Когда вошла, завозилась в прихожей со своими кроссовками («Ну вот, шнурки опять запутались») и, улучив минутку, прилепила плоскую шашку к подошве одной из туфель «маман». А днем, едва она подошла к своему «чулану», я нажала кнопку на дистанционке. Шашка сработала ровно через минуту. Такое маленькое помещение дым должен был заполнить в одно мгновение. И действительно, ровно через минуту «маман» выскочила из чулана, как ошпаренная, окруженная плотными клубами дыма, с красными глазами и сильно кашляющая. Я дернула ручку «Фотолаборатории» и выдернула оттуда Игоря, уже почти погрузившегося в древний мир. Он мгновенно пришел в себя, по-дзюдоистски захватил «маман» и бросил через бедро прямо в Темную комнату. Вместе мы подперли дверь бревном. Как раз вовремя. Следом мы услышали нечеловеческий рык и нечеловеческой силы удар в дверь…
***
Мы кинулись к чулану. Лара открыла окно, и дым почти рассеялся, но все-таки пришлось надеть респираторы. Едва мы включили систему, я явственно почувствовал, словно услышал прямо в мозгу: «НЕМЕДЛЕННО ВЫКЛЮЧИ».
- А если нет? – подумал я.
- ТЫ ЖЕ ПОМНИШЬ, ЧТО Я ВСЕГДА ГОВОРИЛА!
- Да ладно. Плевать нам на твои отражения в твоем ящеровом мире. Что, съело? Да, мы тебя выследили. Лучше честно скажи, что тебя так пугает в Темной комнате, или мы оставим все включенное и уйдем.
- НЕТ! НЕ ДЕЛАЙТЕ ЭТОГО! ИЗЛУЧЕНИЕ ЗДЕСЬ ГУБИТЕЛЬНО ДЛЯ МЕНЯ! СКАФАНДР СЕЙЧАС РАЗРЯДИТСЯ, И Я ПОГИБНУ!
- Так, уже лучше. Зачем все это, что ты тут делаешь…
- ТАК МЫ ИЗУЧАЕМ ВАС. НАМ ТАК БУДЕТ ПРОЩЕ…
- Ага, захватить нас? Чтобы мы этого и не заметили.
- ВЫ ПРИМИТИВНЫ! ВАМ ОТ ЭТОГО БУДЕТ ТОЛЬКО ЛУЧШЕ!
- Ну, ладно, это ты так думаешь. Скажи, как погибли родители Лары, и мы тебя отпустим.
- ЭТО БЫЛ НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ! ЭТО ВСЕМ ИЗВЕСТНО.
- По-моему, это неправильный ответ, не так ли Лара? – подумал я, но спохватившись, посмотрел на нее. Она кивнула в ответ.
- Ну, не хочешь честно все рассказывать, мы пошли.
- СТОЙ! НЕМЕДЛЕННО НЕ ВЫПУСТИШЬ – Я ТЕБЯ УБЬЮ!
И в моем мозгу начал нарастать жуткий, нечеловеческий, запредельный визг. Я быстро взглянул на Лару. Она согнулась, словно под невыносимой тяжестью, и зажала уши бессильными руками. Схватил ее за руку и буквально выдернул из комнаты. Визг становился все невыносимее, но, чем дальше от чулана мы отбегали, тем слабее он становился. Мы добежали до самой дальней, пожарной, лестницы и почти посыпались по ступенькам, чуть-чуть не кубарем. На первом этаже затихающий визг сменился воем, проникшем во все мое существо. Мы с Ларой одновременно метнулись к окну и пробили своими телами обе его створки. Как оказалось, вовремя: сверху и сзади нас раздался оглушительный взрыв. Вслед за взрывной пришла волна иного рода: перед глазами вихрем пронеслись эпохи, и в которых я уже был, и в которых не был – кажется, промелькнули бегущие мамонты и динозавры, и трилобиты, выползающие на пляж… Но последняя картинка отпечаталась очень четко: я, молоденький офицерик-отпускник, стою на ночном холме. По шоссе внизу несется старенький москвичек. Вдруг над ним вспыхивает ослепительный свет. Он скрывает под собой машину. Зато зеленое клубящееся облако с время от времени выступающими из него щупальцами видно очень хорошо. Через мгновение свечение гаснет, облако пропадает в ночной темени. А машина несется дальше. Она влетает на полной скорости на поворот вокруг холма, и ее выносит на встречную полосу, прямо под грузовик… Отец мне об этом никогда не рассказывал…
Середина здания сложилась, как карточный домик. Нас же лишь обсыпало штукатуркой, да недалеко упало несколько камней. Я подобрал пару. Они были иссиня-черного цвета и переливались, как радуга. Посмотрел на них и спрятал в карман, после чего мы быстро и бесшумно дали деру. Вдалеке уже слышались сирены пожарных машин…
***
Наконец мы вздохнули свободно, стряхнув с себя напряжение последних дней, и выпустили нашу любовь из плена. Она расцвела и расправила крылья под прозрачным осенним небом. Мы то бродили по городу, опьяненные счастьем, держась за руки или в обнимку, то резвились, как два щенка, гоняясь друг за другом по облетающим паркам и остывающим пляжам. Плескались в еще теплой воде и жались друг к дружке на пляже под уставшим осенним солнцем и крепнущим холодным ветром. Конечно, после взрыва нас таскали в милицию, но мы, как старые разведчики, себя не выдали. К тому же по городу поползли разговоры о видениях, вызванных взрывом, народ заволновался, и дело постарались поскорее закрыть. Все списалось на неосторожность «мадам» при обращении с газом…
Однако становилось все холоднее, и однажды я заметил, как посреди нашего веселья Лара остановилась, стала серьезной и замерла, уставившись в одну точку. Я тогда толкнул ее, она очнулась, оглянулась и, словно узнав все вокруг, зарезвилась снова. Но эти приступы задумчивости повторялись снова и снова, становясь все глубже. Однажды я проснулся и не нашел Лару возле себя. Я вскочил с койки, выскочил из казармы-палатки, но ее не было и снаружи. Тогда я вернулся и внимательно оглянулся. На своей прикроватной тумбочке я заметил записку. В ней говорилось что-то о болезни дяди и о том, что она должна за ним пока поухаживать, и мы какое-то время не сможем видеться. Я обиделся на то, что она не сказала мне об этом нормально, попросту, и не кинулся сразу вслед за ней. Зачем нужна была эта дурацкая записка? И почему, интересно, мы не должны встречаться? Но делать без нее мне было решительно нечего. Я пошарил в тумбочке и нашел те камни, что остались от «темной комнаты». На что они мне? Я стал разглядывать один из них. И вдруг… я, снова седобородый, увидел себя бредущем по степи, сжимая неизменную пергаментную книгу одной рукой, а другой держась за чье-то стремя… Не знаю, сколько времени я просидел вот так, но постепенно видение стало выцветать, пока не истерлось и не исчезло совсем. Я снова увидел черный камень на прикроватной тумбочке. Только радужных волн на его поверхности больше не было. Я, как наркоман кокаин, трясущимися руками достал второй камень и уставился в него. Но на этот раз видение было совсем другим… Когда и оно окончилось, я шатающейся походкой вышел под звездное небо и простоял там почти до рассвета.
Утром радужные волны не появились. Я весь день в отчаянии бродил по городу, думая только о том, что я потерял вместе с «темной комнатой». Но на утро следующего дня радуга вернулась на камни. Едва я это увидел, я рассовал их по карманам и побежал к дому Лариного дяди.
На дверной звонок никто не отвечал, но, случайно опершись на дверь, я обнаружил, что она не заперта. Вошел. Прежде я никогда не был в этом доме, и потому побрел, словно в лабиринте, заглядывая во все комнаты подряд. В одной из них я обнаружил Лару, сидевшую за двухтумбовым столом спиной ко мне. Она сидела ровно, как ученица, сложив руки перед собой и неподвижно глядя в окно. Я положил ей руку на плечо. Она, не оборачиваясь, сказала чересчур ровным голосом: «Дядя умер. У него был рак. Перед смертью он сказал мне, что жил только благодаря маман. Жил с ней и помогал ей в обмен на… Так что мы и его тоже убили». Тут она повернулась ко мне: «Понимаешь, я ведь ничего толком не знаю и не умею, вся моя жизнь лежала внутри «темной комнаты», она была моей жизнью, ее смыслом. А теперь… Как я теперь буду жить, не представляю». И Лара затряслась в беззвучных рыданиях. Я попытался, было, прижать ее голову к своей груди, чтобы успокоить и приласкать, но она отстранилась и сверкнула на меня снизу своими карими глазами: «Не надо! До тебя все было худо-бедно, но было. А теперь… Впрочем, прости, ты ведь не виноват, я и сама хороша! Что же теперь дела-ать!» Она уронила лицо на руки и заревела навзрыд, громко, по-бабьи, уже не сдерживаясь. Я смутился, не зная, что делать, но потом все-таки снова приблизился к ней и легонько потряс за плечо: «Эй, послушай… Может, еще есть шанс». И достал из кармана кусочек камня. Она посмотрела сквозь слезы на камень, затем вопросительно взглянула на меня. «Смотри внимательней, я тоже буду». Это снова была точка нашего соприкосновения – лейтенант смотрел мимо Гагарина и всю его свиту на молодую женщину, идущую по противоположной стороне аллеи Ботанического сада. Увы, она была не одна. Прежде чем повернуть на боковую аллею, она обернулась и одарила его солнечной улыбкой, которую он запомнил на всю жизнь. Он вскинул «Лейку», но опоздал. И сфотографировал Первого Космонавта… Картинка погасла быстрее, чем раньше, видимо, энергии у камня на двоих тратилось больше. Когда пелена прошлого спала, я снова увидел Лару. Она сидела, открыв рот от изумления. «Как все-таки она похожа на свою мать», - подумал я и протянул ей камень. Потом порывисто поцеловал ее, круто повернулся и выбежал из дома.
Еще два дня я просидел в казарме. Лара не появлялась. Деньги почти кончились. Я, наконец, собрал сумку, запер казарму и снова пошел к дому Ее дяди,… теперь уже Ее дому. На сей раз, дверь была заперта, но на звонок Лара быстро открыла дверь.
- А, это ты, привет, заходи! – приветливо, но как-то отстраненно сказала она. По губам и глазам ее гуляла мечтательная поволока.
- Да я вот на секунду, уезжаю вот, решил вот… ключи занести, проститься.
- Заходи, заходи.
Я зашел. В кабинете в центре стола лежал разряженный черный камень. Рядом – ноутбук. И - стопы бумаги повсюду, исписанные мелким бисерным почерком, отпечатанные на машинке и на лазерном принтере, с множеством вставок и исправлений. «Я вот подумала – я ведь столько разных исторических событий видела, почему бы мне книжку не написать? Твой подарок мне здорово помогает, - она кивнула на камень, - освежить память. Бросает, правда, по истории совершенно непредсказуемо. Но я уже везде была раньше. С деньгами, правда, туговато становится. Ну, ничего, пока буду экономить, продам дядину тачку, а там видно будет». Она оторвала взгляд от стола, наши взгляды встретились. Мне мучительно захотелось обнять ее и зацеловать всю, от губ и глаз до… Но она отстранилась, отвела в сторону лицо: «Не надо, Игорь. Хочешь сказать, по-прежнему меня любишь. А я… я теперь ничего не знаю. Может, для тебя все это шутки, но мой прежний мир рухнул, мне сейчас надо… все обдумать, вновь обрести себя». Я ожидал чего-то в этом роде, но сила ее отпора обескуражила меня. Все же я залепетал что-то о том, что, может, она поедет со мной, у меня, типа, есть в Питере комната в коммуналке, и мы, мол, как-нибудь проживем… Но она рассмеялась мне в лицо: « Ну и как ты представляешь меня в качестве домохозяйки на кухне в коммуналке?! Ну и ну. Не ожидала от тебя. Давай-ка, езжай пока в свой Питер, может, тебя там еще возьмут в твой музей или еще куда. Немного придем в себя, очухаемся от всего этого. И наши чувства проверим заодно». Проводила меня до порога. «Ну, пока», - добавила она уже мягче, взяла меня за плечи, привлекла к себе и сочно поцеловала в губы. «Вот тебе на счастье», - добавила она весело и легонько подтолкнула к двери. Это снова была прежняя Лара, веселая и нахальная. Я, опьяненный прощальным поцелуем, шатаясь, побрел к вокзалу. Дул пронизывающий осенний ветер, но я не чувствовал холода, хотя на мне были легкая летняя ветровка, сандалии и летние же брюки. Как во сне, я взял билет на поезд и, как во сне, сел в него. Очнулся я уже на подходе к Питеру. Деньги кончились, и мучительно хотелось есть. Сердобольная проводница, правда, поила чаем, обильно сдобренным содой «для цвету», без ограничения.
Вот, собственно, и вся история. Лара напечатала несколько книжек. Все, и критики, и издатели, и особенно читатели, отмечают их необычайную живость. Словно она на самом деле была очевидцем всего, рассказанного ею. Историки, правда, отмечают некоторую неисторичность. Но я-то знаю, что это не так. Я тоже напечатал несколько статей. Правда, в научных работах трудно опираться только на видения из черного камня, нужны материалы архивов и раскопок и еще много чего. Трудно бороться с устоявшимся мнением в научной среде. Но камень здорово помогает. И не только работать. Иногда я чувствую Лару где-то рядом или узнаю ее в промелькнувшей улыбке кочевницы. А иногда… ледяной взгляд снова впивается в спину, и я вспоминаю природу камня. Значит, ОНИ продолжают наблюдать. Но с этим ничего не поделаешь…
II.
Катька удивленно смотрела на парня, лежащего рядом с ней на песке пустынного пляжика, окруженного стеной из скал.
- Мы с Ларой часто перезваниваемся. Может, скоро снова свидимся. Но она пока еще к этому не готова. Так что пока я свободен, - подмигнул он ей.
- Ну, блин. Ну и здоров ты заливать. Такую историю придумал, только чтоб приклеиться! Да пошел ты!
- Да вот провались я на этом месте, если вру, - улыбнулся он. В тот же момент раздался
гулкий раскат грома, такой сильный, что Катька вздрогнула и повернула голову на звук. С северо-востока из-за скалы на пляж наползало тяжелое лиловое облако, запахло озоном. Катька снова повернула голову к парню, но его уже не было. Не было и следов вокруг того места, где он только что лежал. «Вот черт, он же только что был здесь, куда он мог подеваться?» - вскочила она на ноги и завертела головой. Со скал к пляжику тянулась только одна петляющая тропинка, и она была пуста. Катька оглянулась на море, но и там не увидела никого. Тогда она подхватила свои пожитки, джинсовый сарафан и шлепки, и побежала к тропинке. Пока она карабкалась по ней, небо совсем затянуло. От близких раскатов грома Катька каждый раз вздрагивала. Когда она почти добралась до верха, хлынувший, как из ведра, ливень чуть не смыл ее. Кое-как, поскальзываясь на склоне и дрожа, она добралась до конца подъема. Дальше дорога петляла по сосновому леску. Катька кинулась сломя голову по лесной тропинке. Она бежала со всей мочи, пока не устала до темноты в глазах, до стука крови в висках. Катька молча стояла, тяжело переводя дыхание и медленно приходя в себя, а по ее черным, как смоль, волосам на обнаженные плечи сбегали потоки воды. «Вот черт, привидится же такое. Заснула я, что ли? Но все было так ясно. Все, с травой завязываю. Больше ни одной затяжки. И пить тоже. Ну, разве чуть-чуть по великим праздникам. А то так и шизануться можно. И вообще, пора браться за ум. За зиму подготовлюсь, деньжат поднакоплю. А следующим летом рвану поступать в универ. В Питер. На исторический…» Она отжала сарафан и стала натягивать его на мокрое тело. Что-то твердое мешалось в кармашке. Это был камень. Маленький черный камень. По его поверхности во все стороны разбегались радужные волны…
|
|