А налогия жизни моей
Н е канкан, не вальс и не тризна.
Т ы не веришь, что ноты зависли,
А я буквы слагаю в хорей,
Р епетирую сцену из жизни…
Е жедневно меняются мысли,
С труны бьются о скуку дней.
Песнетекущее
Когда отдельные песни,
Не переключая канала,
О-кров-авлен-ны-е,
Я слушаю,
И они меня слушают.
Если я их вижу,
Значит, кухня моя
Для них — телевизор.
Они не вспомнят
Про разницу во времени,
И я
Безвременная
Запредельная
Запланетная
Усну с ними,
В них прямо.
Ведьменно
Боль в левом
Боку
Спицей
Горячечной,
Самая
Что ни есть
Настоящая
Песенная
Киношная.
И моё умение
Видеть насквозь
В этом случае
Смертоносно
Високосно
Беспамятно…
Отдельные песни
Слух ранят
Алмазными
Гранями.
Дети
Без границы небо,
Без пощады воля,
Только просит хлеба
Перекати-поле.
Только ветер слабый
Обольёт росою.
Мир весь накорябан
Девочкой босою.
Только дети правы,
Их глаза невинны…
Тихо шепчут травы
С горечью полынной.
* * *
Клоуны безобразные
Смешат оголтелый народ.
Моменты времени разные,
Разный порядок вод.
Иди и ищи, где праведность.
Найдёшь, и тебя найдут.
Истины нет, есть правильность,
Глупый вопрос: «И ты, Брут?»
А святость — стихийное бедствие,
Грязь на твоих сапогах.
Тому, кто слышал приветствие,
Дано и увидеть прах.
Опять твои цветы умерли,
Но слёз я не пролила.
Спустились на город сумерки, —
За светом ступает мгла.
Невинность влечёт безбрачие.
Но надо ль играть Судьбой?
А здесь только лица мрачные
Тех, кто не принял бой.
Трусость и страх по-разному…
Страх — физический гнев,
А трусость штука опасная
Для всех, абсолютно для всех.
А ты — по глазам уверена —
Не понял, о чём говорю.
Тобою давно измерена
Смерть, побывав в раю.
Не отвечай на колкости,
Что видел — о том молчи.
Вот приближаются лопасти —
От полусчастья ключи.
* * *
Пью жадными губами
Катастрофу,
Хочу понять все песни
Подземелья.
Хочу познать прокуренные
Строфы,
Найти границу от тоски
К веселью.
Но древние оракулы
Не плачут
И смотрят сквозь века
Чуть иронично…
Паденье снега тоже что-то
Значит.
Паденье духа тоже
Неприлично.
Столетний снег
Столетний снег
Кружился в окнах…
За веком — век,
Здесь всё промокло!
Здесь кто-то прав,
А кто-то лишний.
За едкий нрав —
Незрелой вишней.
За поцелуй
Страданий много…
Дуй, ветер, дуй!
Греми, дорога!
Ты полоснёшь
По венам бритвой,
Я так уйду,
Забывшись в битве.
Но не понять
Того, что слишком.
И вот опять
Ты — мой мальчишка!
И новый век
В глазах усталых…
Столетний снег
На переправах.
* * *
В этой сырости стен
Потерялась, как капля в ладонях,
Свет мерцающих глаз
Гаснет светом последней звезды;
А дрожания вен
Далеко здесь не каждый достоин…
Пламя — лунный алмаз,
Вздохи — мыслей отмерших следы.
Чистой боли глоток
Станет каплей крепчайшего спирта,
Губ рассохшихся зов —
Имена на могильных камнях.
И ресниц лепесток
Этой сыростью стен испитый,
Обмануться готов…
Полюби и ТАКУЮ меня.
Неба два глотка
Старых пожарищ пепел
Ветер развеет за годы.
День в ожиданьи светел,
Ночь убивает всходы.
Кровь что кагор церковный,
Проданный с молотка.
Делаешь вздохом неровным
Неба лишь два глотка.
Чёрный шнурок. Пентаграмма
Вместо креста хранит.
Падает с неба манна
На ледяной гранит.
Ужасы в снах далёких.
Ты ещё жив. Пока.
Здесь осталось немного —
Неба лишь два глотка.
Тебе
Моросит по дороге небо,
Оставляя зеркальные пятна.
Крохи чёрного чёрствого хлеба
Улыбаются мне непонятно.
Я холодный кофе глотаю,
Запивая безвинную горечь.
Ты сказал мне, что я другая…
Ты сказал, что не будем в ссоре.
Твоё елей, чем залечивал раны,
Превратился вдруг просто в помои.
Не бывает любви — сладкой манны,
А бывает любовь на второе.
Не убьёшь даже тихим словом,
Ожиданьем вернёшься стократным.
Но напрасно. И небо снова
Оставляет зеркальные пятна.
Перламутровый ангел
Перламутровый ангел
На пуговице.
Жизнь твоя, мой славный,
Всё кружится,
Жизнь твоя, золотой,
Всё вертится;
Старый ли, молодой —
Метелица.
Всё равно, с кем идёшь —
Не спрашивают.
Иногда ты поёшь…
Не страшно ли?
Перламутровый ангел
На пуговице,
Потерялся, забавный,
На улице.
* * *
Ты стоишь и смотришь на коробки
Серых ненакрашенных домов.
По натуре ты, должно быть, робкий,
Раз ко мне не делаешь шагов.
Пыльные безудержные мысли
Прибивает к грязи старый дождь,
И слова, как капельки, повисли…
Собирай! Обсохнут — не найдёшь.
Накрутил на палец длинный волос…
Дни бегут. Попробуй, догони!
Злишься, повышая резко голос,
Словно у тебя критические дни.
Почему? Быть может, ты ребёнок?
И не понимаешь ни черта?
Нет! Седой. Нет! Голос уж не звонок.
Вот извёсткой стелется черта.
Смотришь вслед. Наверно, я устала
И ушла в свой угол без вранья.
Звал, но поздно: я не услыхала —
Крик испила стая воронья.
Нервы
Нервы порвались
Горячей струною
И засмеялись,
Жалобно воя.
Крови приливы
Топят усталость.
Если мы живы,
Нас не осталось.
Пояс затянет
Тонкую шею.
Смерть не обманет,
Всё хорошея.
Скальпель голодный
Дрогнет неверно.
Солнцем холодным
Сотканы нервы.
Время
Стойте, дары приносящие, остановитесь!
Есть ли смысл в раздаче времени попусту?
Я нищая. Зачем мне это? Отвернитесь!
Я и без вас могу писать о времени опусы.
Одна подожгу песок в скрещенных полостях,
Одна уличной девкой лягу под гильотину.
Эй, вы, раздающие чужое время попусту,
Я — Герострат, вы — мухи в моей паутине.
Соната Для Луны И Десяти Пальцев
Когда мой город спит,
Цветным одеялом укрытый,
Когда дорог сквозняки
Перестают голосить,
Когда по обломкам орбит
Проходят мысли-магниты,
Когда лишь теплу руки
Дано о чём-то спросить,
Тогда африканка-ночь,
Играя на лунных струнах,
Зовёт в паутину грёз,
Все прелести показав,
Тогда тихий звёздный дождь
Начертит на чёрном руны
И крест из увядших роз,
Мизинцем ноту сорвав.
А нежный обломок клавиш
Звенеть ещё будет долго,
Потом вступят скрипки антенн
И громоотводов гобой…
Ты пальцем грустно ударишь,
А я подпою втихомолку
Сонате обычных стен,
Написанной дерзкой Луной.
Безумство
Тысяча крыл
Своим безумством
Меня ослепила.
И я поняла,
Что вечность, собственно,
То же самое.
Тыл
Мироздания
Гложет душу,
И сейчас для меня
Самое Главное —
Остаться собой.
Остаться с тобой.
Стать ветром
Этой безумной тысячи,
Стремящейся ввысь,
Я нашла себя.
И ты ищи.
Ничего не бойся.
Борись!
Личное
Обнаружив самое верное
В наиболее чуждых глазах,
Заболеешь от страха, наверное,
Если помнишь, что важен страх.
Обнаружив самое точное
На весах, отвлечённых магнитом,
Ты подумаешь, что нарочно я
Не учла дорог габариты.
Обнаружив самое личное
За корсетом девки с угла.
Отведёшь ты глаза привычные
И поймёшь, почему я ушла.
* * *
Я приду к тебе.
Стерва та ещё,
Уместив в себе
Всех желающих.
Золотым огнём,
Чёрной горестью.
Будем мы вдвоём
Вместе совестью.
Будем вместе мы
Громко каяться,
Нас возьмёт взаймы
Жизнь-проказница.
Долг последний наш,
Чтобы помнили…
Журавлей мираж
Над колоннами.
Я вернусь к тебе
Горем солнечным,
Утону в воде
Этой полночи.
Безграничная.
Стерва та ещё,
Непривычная
В снеге тающем.
Родники
В тот день,
Когда ты ко мне опоздаешь,
Я буду спокойна
Спокойствием камня,
И так же,
Каменно,
Буду выпускать на волю
Чистые родники,
Обогащённые минералами.
И придут люди,
Обычные люди,
Которые будут пить,
И пить…
И пить…
И пить…
И…
Но они никогда
Не выпьют мою
Боль твоего опоздания.
Просто
Вот и всё, вот и выпиты все года.
Так бывает со всеми, так бывает всегда.
И за радостным летом приходит осень,
Отнимая всё, кроме хвои сосен.
Отнимает осколки былой позолоты,
Рассыпает золу в ночь на субботу.
И мы вместе с бриллиантами фонарей
Устаём светить у закрытых дверей.
Устаём и, как лампочки, перегораем —
Так бывает со всеми, всегда так бывает.
Но когда гаснут лампы, — включаются звёзды.
Вот и всё, выпить новое будет просто.
Хризолит
Клавиатура хранит
Пальцев тепло солнечное.
Камень твой — хризолит,
Время твоё — полночное.
Нет разногласий тут.
Ты отошёл. Надолго ли?
А на запястье жгут,
Искры глаза наполнили.
Адовы все круги
Нам на двоих подарены.
Встанешь не с той ноги,
Кофе глотнёшь отравленный,
Выключишь редкий свет,
Созданный мониторами.
Кухня, балкон, туалет,
Взгляд на четыре стороны,
А за зрачками — гранит
Мелкозернистый прячется.
Камень твой — хризолит,
Ангелом жизнь хранит,
Жизнь твою, неудачницу.
Алкоголь
Мне кажется, алкоголь — это вид молчания,
Это способ убить одиночество.
Весёлой улыбкой глушить отчаяние,
Забыть в угаре немое пророчество.
Ведь время придёт, и не будет градуса,
Останутся лишь колокола звонить
В больной голове, где нет счастья и радости…
Что же тут скажешь? — надо снова пить.
|
|