А вот и я. Не больше, но и не меньше. Родные и близкие принимают как есть. Лучше все равно не будет. Сказалось тяжелое казахстанское детство. Вкратце. Родился, поплакал и начал расти. Рос долго и нудно. Но вырос, - учился, женился, работал. Кем только и не работал?! Даже дух захватывает, как вспомнишь.
Потом – полный провал. С бухты-барахты, не ведая, не чая, выехал на постоянное место жительства. В Германию. Оглянулся. Вокруг заграница. Я ей чужой, а она мне так и тем более. Но народу нравится. Живут и не тужат. И не только немцы. Кто только здесь и не живет. Наши тоже живут. Много наших, и все живут. Весело или невесело – это вопрос сложный, как и то, лучше или хуже прежнего. Кто их разберет, если здесь все стали друг другу более чужие, чем были там. В прошлой жизни. Но это все не по теме.
Оглянулся еще раз повнимательней и понял..... Работать нужно, Федор Анатольевич! Делать-то больше нечего. Только работать.
Начал перебирать в пямяти все полученные когда-то профессии, все навыки. Стал примерять к окружающей среде дипломы и свидетельства об окончании учебных заведений. Советских. Стало тоскливо. И на душе как на нудистском пляже.
Электриком – скучно. Да и опасно. Историком- это по образованию,- а кому это надо. Что-то не видно у немцев надобности в историках с марксистским уклоном и ленинским мировоззрением. По комсомольской работе. Еще хлеще. Работа нужная, но в условиях капитализма совершенно бессмысленная. Или почти бессмысленная. Об этом, впрочем я мнение свое переменил, но позже. А пока перебирал дальше. Кем я еще был и что умею делать руками? Именно делать, а не воровать. Обслуживание каруселей, сортировка пивных бутылок, массовик-затейник, наконец. Стало муторно и обидно. Получалось, что за тридцать с гаком так ничему и не научился. А работать все же надо. Нужно семью кормить. А значит и искать работу в темпе штрауссовского вальса.
Выручила теща. Согласилась помочь бедному и никчемному зятю в поисках работы. Может боялась, что дочка с внучкой ноги протянут с таким отцом семейства. Пообещала пристроить как-то и где-то. Как получится. Если долго что-нибудь искать, можно и рубль найти. Вместе с тещей и искали.
Ее познаний в немецком языке, в отличии от моих, вполне хватало на объяснения с различными работодателями. Но всем им я почему-то не нравился. К похоронному настроению прибавилась обида. Чем не вышел?! Ну разговаривать не умею. Так не вообще же! Только на немецком. На русском- пожалуйста. Сколько хотите. Но им всем нужен был немецкий и только. Глупцы. Вон в России все люди только на матах и разговаривают. Так и что за это всех с работы гонят, что ли?
Недели бежали за неделями как машины на широких ухоженных немецких автобанах. Работа не находилась. Ну ни как. Ни в какую. Из сиуцидного оцепенения вывел его или ее величество случай. Только я уже стал от скуки и бессилия примерять в хозяйственных магазинах солидный кусок веревки под свою шею, как вожделенная работа отыскалась. В лице молодого еще и неопытного хозяина маленькой фирмы по обработке металла. Очкаристый сухопарый немец с нерусской фамилией Вайгельт согласился попробовать меня в деле. Один день. Мне же ровно столько нужно было, чтобы хотя бы заучить наизусть его фамилию, не говоря уже об инструменте. Молоток – «хаммер», отвертка – «шраубенциер». Попробуй запомни. Это выговорить –язык сломать можно, а запомнить - мозги набекрень съедут. О самой работе я вообще молчу. «Как эту фигню к этой фигне прикрутить, чтобы фигулька не вывалилась!»
Подробности первых лет работы опускаю намеренно и безоговорочно. Что-то вроде – пришел – увидел – и чуть не пролетел. Со временем, конечно, и заработал. Но пролил по началу кровушки, режа руки об острые края металлических листов, пожег рубашки искрами, вылетающими из неприспособленной под левую руку флексы. Подавил удивленно-испуганных немцев непослушным автопогрузчиком и поронял на свои родные ножки тяжелые заготовки и детали.
Все прошло, как и проходит все вместе с жизнью и печалями. Уже и забылось почти все.
Влюбился в свою фирму по уши. По выходным дома не могу сидеть, ерзаю, дергаюсь, спешу увидеть знакомые до боли немецкие лица. Как там Вальтер, чем занимаетсяТом? Не ушибся ли Ферди, как третьего дня.
Делать нечего, и на пустом месте можно дом построить. Не сидеть же сложа руки. Осенило меня однажды, как обухом по голове приложило. Нужно создавать комсомольскую организацию, ячейку-то бишь. В целях повышения производительности труда и рационального использования рабочего времени. Думаете круто взял, смешно? Ничуть! Вас ошибло!
Терпение, опыт и еще раз терпение.
Прикладывать нужно к обстановке то, чему обучен,- родным комсомолом, старшими партийными товарищами. Перестройка, в моем видении, должна была коснуться и этой моей новой работы. Настоящая перестройка с гласностью и открытостью. Жаль, конечно, что канула она в лету вместе со страной Советов.
Но не пропадать же добру, решил я, и взялся за дело. Применять то, что более или менее подходило из прошлого. Что строить, а что и перестраивать. Но тихо и незаметно, чтобы не вспугнуть немцев.
Так вот и стал я вводить потихоньку на немецкой фирме комсомольские, родные и знакомые с юности, порядки. Продолжать традиции отцов и дедов. И приумножать конечно, соотнося с заграничными условиями. Моему опыту нужен был выход. И я его нашел. Благо в это время я уже имел под задницей на работе компьютер, как чудо научно-технического прогресса. А значит и возросшие для проведения наглядной агитации и строгого комсомольского учета возможности.
Втайне от немцев, но им же на благо, создал на работе подпольную комсомольскую организацию. В нее входили все рабочие и руководство фирмы. Только они об этом не только не знали, но и не догадывались. Ни сном, ни духом. А то бы, может, и убили бы как коммунистического лазутчика.
Все держал в своих руках только я. И бразды правления, и возможности влияния на трудовую дисциплину. Поощрениями и взысканиями, в слегка изощренном виде. Как-то внеочередная покупка ящика пива или создание общественного мнения, порицающего того или иного не слишком усердного работника. Взносы от скупщиков металлолома пришлось собирать тоже самому. Сам себе и секретарь, значит, и казначей. И строгое неподкупное Бюро.
Расшевелить ничего не подозревающих немцев было трудно и накладно, в смысле времени. Процесс пошел, но так медленно, что реальных результатов пришлось ждать около года.
А как иначе, если доска документации не ведется – надо делать. Дни рождения не контролируются – нужно заготавливать списки и контролировать. Социалистическое соревнование между бригадами не проводится – придумавый, Федя, формы и методы. Приторачивай к реальностям, изобретай.
Начал с себя. Не просто убрал за собой свое рабочее место, но и пошел сказал, что у меня чище, чем у остальных. Назавтра Вальтер вылизал свой станок так, что можно было продавать как новый. У шефа очки медленно вползли на лоб. Ручаюсь, что такого он в жизни не видывал.
Стал менять рабочие майки каждый день и душится дезодорантом перед сменой. Не прошло незамеченным. Карин пришла облитая французскими духами с ног до головы и в новых кроссовках «Адидас».
Том прикупил парочку затейливых маечек в цветочек. Только что без рюшечек. Подстригся. Фердинанд стал чаще менять свои прожженные комбинезоны и посылать на обслуживающую нас униформовскую фирму протесты о плохом качесте ремонта рабочих спецовок.
Труднее пришлось с Жан-Клодом. Наш француз никак не соглашался бриться каждый день. Даже несмотря на приведение анекдотических примеров, о том, что французские мужчины бреются дважды в день, - утром для начальника, а вечером для жены. В одежде наш Джонни был тоже неприхотлив, одна и та же курточка, теплая рубашка, вконец застиранные джинсы неопределенного возраста. Выручил шеф. То ли он почувствовал тягу к комсомольской работе, то ли просто решил на уровне подсознания помочь ячейке, как старший, но еще не определившийся товарищ. Крепка все же тесная связь комсомольцев и вольноопределяющихся. Купил ему от фирмы теплую куртку для погрузочно-разгрузочных работ на улице. Как малоимущему и холостому. Никто не возражал. То есть это решение было принято просто единогласно. Купил всем и новые ботинки. Раскошелился. Возражавших, как понимаете, опять не было. Второй выручила в моей работе с Джонни его новая подруга. Вопрос брака мной не рассматривался. Во-первых, потому что француз, а во-вторых, потому как по укоренившимся в последние сто лет европейским традициям сожительство почти полностью вытеснило святой институт брака, обязующий людей не забывать о продолжении рода. Новая подруга, приобретенная им за неделю до свадьбы Томаса ( этого с браком удалось все же уговорить) основательно почистила непокорного доселе француза, привела в божеский вид. У него появились ежедневные бутерброды, карманные деньги и как подарок для моего удвлетворенного самолюбия, новая рубашка. Время не было зря потеряно. И результат, как следствие, на лицо.
С днями рождениями получилось еще интересней, чем с Жан-Клодом. С себя здесь уже не начнешь. Начал с Томаса. Сделал красивый информационный листок, приветствие в компьютере, листок повесил на видном месте, у центрального входа. Томасу понравилось. Реакция остальных была замедленной. Но и я не спешил. У них тоже были, как и у всех нормальных людей дни рождения. Шеф с Ферди в январе прямо разомлели, а Карин в марте притащила в первый раз сделанный своими собственными руками, торт. На день позже. Сначала удостоверилась, что в день ее рождения открытка будет на месте. Эксперимент входил в решающую стадию, как говаривают представители творческой интеллигенции. Наступил мой день рождения. Что самой собой разумеется, я ничего не готовил, и не столько из скромности, сколько в борьбе за чистоту выше названного эксперимента.
Результат превзошел все мыслимые и немыслимые ожидания. Я как человек, не привыкший удивляться, придя рано утром на работу просто онемел и застыл в позе картонного «Петровича». На клавиатуре лежала шоколадка. Рабочий стол «Виндоуса» был старательно разукрашен цветами и завитушками. А на привычном уже месте у центрального входа красовалась яркая картинка с «С днем рождения, Федор!». По-немецки, конечно.
Ура! Жив комсомол, ячейка начала работать и приносить действительные конечные результаты. Пироги и ящики пива на дни рождения стали нормой. Можно было смело продолжать. Дошла очередь и до наглядной агитации с информационными вестниками. Даже не спрашивая размякшего и подобревшего шефа, я смело сделал из формата листового металла два метра на метр информационную доску. Так ее и назвал. Все честь по чести: и уголок для именниников, и текущая информация, и приказы с распоряжениями шефа. И даже результаты социалистического соревнования, в скрытой форме, конечно. Что-то вроде «Отделение пресс-станочников сегодня перевыполнило задание шефа на 120%!!! СУПЕР!!!» или «Херр Маадани покрасил деталей больше, чем удалось сделать всей фирме за неделю! Настоящий ПРОФИ!». Конечно, все это с большой натяжкой, но что вы хотите? Чтобы я их строил, ругал, вызывал на Бюро, а по итогам каждого месяца одаривал Почетными грамотами и значками?! Да они психушку немецкую сразу вызовут! И прощай, тогда дядя Федя, и комсомол, прощай! Кто читал «Уравнение Максвелла» - поймет. Я же распланировал работы на целую пятилетку.
Начались боевые комсомольские будни, правда, без комсомольских собраний и слетов. Без политических информаций, что, конечно, вносило некоторую оторванность от происходящего в мире. Политика немцев не интересовала вообще, и сколько я не бился, дело сдвинуть с мертвой точки не удалось. Пришлось несколько изменить тактику, да простит меня дорогой Устав, и заменить идеологические посиделки просто беседами. Мной ежемесячно, а иногда и еженедельно, индивидуально с каждым из моих коллег проводились тематические утренники или вечера, в зависимости от смены. По интересам. С Вальтером на темы спортивные. С Карин по новинкам видео и кинопроката. Вилли был ошеломлен моими познаниями в рок-музыке, польщен присуждением ему звания лучшего музыканта нашего региона. С Томасом беседы проводились на темы производственные, так как его интересы не выходили за рамки обработки металла и дерева. Пришлось проштудировать специальную литературу, чтобы не выглядеть, во-первых, полным идиотом, а во-вторых, дабы вести полноценную беседу, выявляя все новые и новые направления в индустриальных увлечениях Томаса.
Удача была полной. Расширяя тематику бесед по интересам, пришлось провести ряд лекций по географии, по истории России, Казахстана, заполняя тем самым огромные белые дыры в немецких познаниях. А то бы они так и померли никогда и не узнав, что из Германии в Казахстан не надо ехать через Китай. Мной демонстрировалась и карта, и привезенные с собой книги по истории родного края.
Как пособие по изучению истории России, послужили фильмы «Доктор Живаго» и «Тихий Дон», книги Достоевского, коими заинтересовалась многочитающая полиглотная Мартина.
Стереотипы же выбивались из неокрепших еще немецких голов с трудом и немалыми усилиями. Вопрос водки почти бы и не стоял, так как я не позволял себе пить на работе и хвастаться перед ними количеством выпитой горючей жидкости в выходные.
Все было бы хорошо, если бы не двое бывших соотечественников, внесших небольшой раскол в ряды нерядовых немецких комсомольцев. Один из них умудрился потерять права, в переносном смысле, управляя транспортом в нетрезвом состоянии и затеявший отчаянную деревенскую драку с полицейскими, правда, слава богу, без применения кольев и штакетника. Второй, бывший моряк, напился прямо на работе, перевыполнил все мыслимые нормы, заговорил сразу на хорошем немецком, но допустил грубую ошибку в выборе краски для покрытия деталей и был с позором уволен. Мои труды и авторитет зашатались. Понадобилось еще некоторое время для убеждения, серия антиалкогольных лекций и личный пример. С трудом, но все же удалось восстановить прежнее доверие, а вместе с тем и продолжать совершенствание знаний и расширение кругозора. Мной был развеян миф об обязательном битье русскими посуды после выпивания, о детском русском алкоголизме, о единственном танце русского народа «Казачок» и единственной же песне «Катюша».
Менталитет моих коллег менялся уже на глазах. Они могли уже спокойно и печенюшкой угостить, и руку утром пожать, и даже, что самое интересное, многие научились выговаривать «Добрый день» и «Велосипедист». Вполне сносно. Не зря говорят, что и зайца можно научить курить. Можно было считать интернациональную работу тоже поднятой до должных высот.
Рабочие будни текли, как и полагается,- смиренно и полнокровно. Тякущая работа приносила свои плоды. Планов и отчетов я не писал. Но история родной фирмы обрастала мифами и легендами прямо на глазах.
А значит множились исторические традиции. А значит, если судить по делам, рос глубоко законспирированный авторитет моей комсомольской организации в глазах ничего непонимающей немецкой общественности.
Можно было бы и гордиться уже созданным, совершенствуя и шлифуя всю незамысловатую деятельность немецкой комсомольской ячейки, но все же что-то казалось незавершенным. Отсутствовал какой-то важный штрих, идея представлялась не до конца продуманной, а работа – далеко не завершенной.
Партия – наш рулевой. Ну конечно! Вот чего мне и не хватало все эти годы, вот что тормозило, а зачастую и просто ставило в тупик. Вот почему были сбои. Не было направляющей. Не было старших товарищей, готовых и указать на ошибки, и подсказать, и поправить в случае неправильно выбранного пути. Упершись в стену в своих размышлениях я стал усиленно искать выход. Фирма мала, создавать еще и партийную организацию не представляется никакой возможности, а с другой стороны, мои «комсомольцы» растут, средний возраст – критический. Идейно организационная муза не подвела. Конечно же, нужно просто наиболее достойных принимать с испытательным сроком в кандидаты членов коммунистической партии «Проконтура». Втайне! Подпольно! Чтобы, не дай бог, и сами претенденты на почетное звание чего-нибудь не заподозрили. А там через год, глядишь, и станут лучшие из лучших настоящими коммунистами – моей опорой – принципиальными и неподкупными последователями единственно истиной теории своего же немецкого философа Карла Маркса. Зацепиться есть за что, тем более, что не отрекаются мои подопечные от своего земляка. Чтут и помнят.
На том я и порешил. Я уже точно знал, что буду делать завтра.
Но это уже будет совсем другая история.
|
|