…села напротив мужчины с бордовым чемоданом. Терпеть не могу таких мест – колени в колени с сидящим напротив… хочу достать из сумки Мариенгофа... Но там какая-то другая книга: Aldo Nove “Superwoobinda”. Только сестра могла ее положить. Открываю на первой попавшейся странице:
«Vola colomba.
Aprite le finestre.
Nel blu dipinto di blu.
Se piangi, se ridi.
Ragazza del Sud.
Storie di tutti i giorni.
Se stiamo insieme.
Fiumi di parole.» Снегу-то, снегу…
Бежала на автобус – теперь шмыгаю носом.
«Там пахнет прямоугольником, а не квадратом…»
Бордовый чемодан упрямо тычется в колени.
Настанет день, когда сможем общаться без помощи телепатии. Мысль будет формироваться в мозгу, кодироваться и отправляться адресату, в голове которого ее прочтет некое устройство.
И тут время пошло в обратную сторону.
«Вы помните себя в детстве, Вы помните бесконечную любовь… подошла ко мне и поцеловала меня в губы. Она пахла космосом. Она источала аромат всех на свете планет. И меня засосало в такой разноцветный туннель, где голова раскалывается от меда и любви. И сердце тоже…»
Мам, закройся, я ушла. – Проходя мимо почтового ящика: Андрей…
«Ливнем обняли, и нет больше этого хаоса, как будто я стал карнизом, как будто вот вот растворюсь в этом ливне, он поливает каждую среду, двадцать четвертого января, скоро уже меня не будет совсем, потому как вот…»
Хочется поцеловать, но сдерживаюсь и выскальзываю. Почему-то в нашей семье не принято целовать друг друга – даже когда очень хочется…
«Я хочу снова почувствовать вкус девичьей слюны.»
подумала, что в голове крутятся не только отдельные фразы из книги, которую я не читаю, нет, просматриваю, но и совершенно посторонние, не мои мысли и это могут быть мысли сидящего напротив. Они будто колют мой мозг, всякий раз, когда его колени, или даже чемодан прикасается ко мне.
Опять ты за старое! Обойдусь без советов. Почему такая злая с утра? Даже не раздражительная, не нервная, а – злая? День – за два… Такая ночь… Раз, два, три… Успокойся.
«Мне двадцать лет. Мой знак - Стрелец. Нас были тысячи, а может миллионы. И все молчали. Мы были усталые и растерянные, как ребенок, у которого остались от матери лишь воспоминания. Мальчишкой я мечтал стать знаменитым. Таким, что умри я – и каждый человек на земле со слезами коснулся бы моего гроба. И тогда я стал бы еще живее, чем был до сих пор. Тогда умерев, я начал бы жить по-настоящему.»
- Привет.
- Привет…
- Ну как?
- Что – как?
- Выгляжу.
«Хотя, по-моему, она пришла не за этим. Думаю, она пришла меня…»
- Нормально. А что?
- Я не спала.
- Как???
- Так… Читала…
«Книжки покупать – это кайф. Дом без книжек – это отстой. У меня их целых 75.»
- С ума сошла?! Здоровья не жаль? Отворачиваюсь, беру нож…
«Я написал рассказ. Чем плохо? Мой рассказ про то, как три часа к ряду… Мой рассказ малость экспериментален. Но если читать медленно, то все понятно.»
Обычно в окно смотрела утром… А сегодня в окно смотрела полночи. Почитаю, попишу – и в окно. Словно не выглядываю в него, а – заглядываю. Будто прохожу мимо собственной комнаты, и в окно нужно заглянуть… А там всегда что-то есть…
«А в небе луна огроменная, и мы берем по неаполитанской пицце в нарезку.»
- Мама, не говори сейчас ничего. И не смотри на меня так…
«Что ни день – что-нибудь делаю. Что ни другой – чего-нибудь бывает. И это все ничего, да есть тут одна...»
Будильник не знал, что я не спала, поэтому зазвенел громко – проснулась еще раз. Сколько раз просыпалась этой ночью… Мне жарко. Я довольна собой, даже горда
«Позавчера пришлось отшить одного некрофила. Он интересовался, не собираюсь ли я продолжить карьеру писательницы после смерти. Вот какие типы меня осаждают. Но я держусь.»
Да что это значит по сравнению с тем, что пережила? Я не пЕрежила эту ночь, я ее: пережИла… Провалы в сон, чтение, писание, звонок, снег, Наташа…
«Она была сделана из спрессованных книг. Книги были спрессованы прямо как те газеты. Получилась такая груда книг. И Рабле был, и какие-то книги Бифо. Они мешали мне спать, я почти проснулся. Нужно было пройти сквозь железную клетку. Я оглянулся. Вокруг никого. Ну, я и обогнул клетку…»
Приоткрыла дверь и изобразила заспанный вид, навстречу - мама.
«Ничто не убедит меня кроме звука моих шагов. Потому тут никто ни с кем и не разговаривает.»
…твой рассказ о листьях живет во мне… Он уже сам по себе, отделился от меня… помнишь, ты говорила, что очень многих людей хочется любить, всем хочется отдать сердце. Не часть сердца, не кусочек, не краешек, а – все сразу – каждому…
«…в коме, и лишний раз задумается о драматическом противостоянии жизни и смерти, касающемся каждого из нас.»
Перекладываю бумаги на столе. Интересно: мама спит еще?
«К чему это я? Ах да – к сказочным событиям. Вот как они развивались.»
Утро так внезапно наступило. Будто не наступило, а вывалилось. Не на город, а в город. Чьи-то голоса звучат в комнате. Странно… Снег лежит на земле, тонкий-тонкий – в окно заглянула…
«Запах пота придавал форму белокожей массе. Масса кружилась в танце. Танец вызывал неодолимое желание раствориться в едином пульсирующем теле, которое не нарадуется, что ему восемнадцать.»
Нет, решительно не хочу засыпать. Как громко во мне это звучит – не хочу засыпать. Я сама, засыпанная снегом – снегом, который любит…
«И этот дождик, вот сегодня, он такой нежный, такой мокрый…что каждая капля, что падает на землю или на карнизы, или куда там еще, каждая капля – это вроде как мысль: вначале она выпарилась, а теперь…снова на землю вернулась»
Выглядываю в окно. Фонарь. Он устал за ночь, сам почти уснул. Вот хлопнула дверца машины: кто-то тоже не спит. Уже. Или еще. Любимый, неужели я смогу спрятаться от тебя? Помню, как сидела вчера в библиотеке, ждала.
«-Что такое? - пролепетала она, задыхаясь.
-Батарейки в наушниках сели, не слышу.»
На подоконнике стояли цветы. Мне вдруг захотелось взять один и положить перед собой.
«До недавнего времени я был созерцателем собственной жизни. Она оставалась для меня загадкой, разгадать которую я не мог. Я тот, кем не стану никогда и кем являюсь на самом деле, я…»
На меня смотрит библиотекарь: я взяла «Иностранку», но не читаю, а все смотрю по сторонам, в окно заглядываю… Ни от кого не спрячешься. В следующий раз, когда библиотекарь уйдет, я поставлю цветок перед Леночкой.
«Она все книжку с собой таскала. И зачитывала мне из книжки. Одно и то же, одно и то же.»
…своей собаке вчера говорю: "...Хеля – Лес!!!" - у нее сразу как пружину внутри разгибают... как мячик, прыгать начинает… - Денис сказал, что пружину во мне разогнули – и я дышать начала. Хочется, чтобы все мое дыхание – кому-нибудь… И собаке Дениса, и Денису, и Леночке, и Андрею… и…
«Вот случиться с тобой такое и застрянет где-то внутри тебя. Пройдет время, и ты вернешься к нему, захочется вспомнить…»
Снимаю трубку.
- Ты не спишь?
- Нет.
- И я не сплю. Тебе спокойной ночи только скажу, можно?
«Ему жуть как охота, чтобы она написала с ним роман в четыре руки.»
- Люблю тебя.
-Спокойной ночи.
«В этот момент я умер. Когда я умер, я проснулся, оделся и…»
«Но это я так, лишь бы не думать о смерти. Что это я не знаю и не хочу, чтобы это было. По крайней мере, со мной.»
Автобус давно стоит, я одна в нем, напротив, на сидении, чемодан, поверх него – «Циники» А. Мариенгофа. Моя книга… Значит, зря грешила на сестру. Aldo Nove “Superwoobinda” испарилась прямо в руках, я одна в автобусе, была ли поездка, мужчина, слова, которые складывались во фразы и что-то значили, или это следствие бессонной ночи…она все книжку с собой таскала и зачитывала из книжки одно и то же одно и то же…одно и то же
|
|