Молчит Исаак. Застилая пустыню
песком, ветер клонит куст.
День минул, Вдали почерневшие стынут
колодцы. Привычный хруст
песка, россыпь звезд – все являет знаменье.
Источник глубинных вод
земли Ханаана среди запустенья
живому дает черед.
В песке ухо чуткое поступь народа
расслышит, уже постиг
величье его он за многие годы
и будет к нему вести
свой путь. Хоть хранит память голос суровый,
решительный жест руки
отцовской и телу веревка знакома,
в нем жизнь его. Вопреки
минутам сомнений он весь его семя,
он весь его пот и кровь.
Согбенны усталые плечи, их бремя
все тянет к земле, но вновь
встает он, идя от колодца к колодцу.
Пусть будут они полны,
в песках под полуденным жарким солнцем
не будут погребены.
С лучами зари над шатрами бледнеет
небесный покров и смех,
невольно рассыпанный матерью, веет.
Студеной водою мех
наполнен. Верблюды жуют, озираясь.
Раб ждет. Исаак молчит,
плененный былым, внутрь войти не решаясь
шатра, что тот смех хранит.
Он пуст, но истомою чье-то дыханье.
С кувшином в руках, в пыли
спешит, (на ветру она вся ожиданье),
узнать караван вдали,
смиренно, скрыв дрожь, чужаку поклониться,
воды предложить из рук,
верблюдам налить его вдоволь напиться…
Так, ширя в глазах испуг,
вдруг видит: в песках разбрелись по долине
шатры, слышит речи гул,
слова различимы свозь ветер чужбины.
Их плоть он в нее вдохнул.
|
|