Глухо и хрипло, бессвязно и рвано
вокзал в сигаретном дыму
бранит окружившие рестораны –
не спит, караулит тьму.
Не спится ему, хоть и ищет смутно
в провале сна забытье,
сзывает толпу из зевак попутных,
теряющих время свое.
Тревожит небо грозой похмельной,
но сон сухую ладонь
ему не подаст и в горячем теле
рекламный гудит огонь.
Он грузно осел и огромные плечи
знобит в предвкушении дня.
О, вот он в рассвете, то розов, то млечен,
целует, по новой пьяня.
В запале внезапной тоски на поезд
взметнется от злых языков,
его окруживших. Те следом и, роясь,
взорвут толкотню мешков,
тюков, чемоданов, авосек, сумок,
булок, сосисок, яиц,
граненых стаканов, пластмассовых рюмок,
смятых постелью лиц
супружеских пар и просто влюбленных,
старух, кричащих детей,
кошек с собаками, обреченных
бесправием этих дней
в пыли, в маяте, сквозь парящее лето,
средь мух и назойливых ос
лететь в вагоне насквозь прогретом
навстречу листве берез.
Они замолчали. О, где схорониться?
Вот руки! И выход вот!
Сорвать стоп-кран и в бессилье птицей
с откоса в стволов пролет.
В холодной траве, сеть корней раздвинув,
червем, в немоте глухой
ползти. Что вдали там холмится глиной?
Степь и крестов покой.
|
|