Приступая к этой теме, я рискую быть неправильно понятым или даже уличённым в посягательстве на незыблемые устои русской культуры, усвоенные нами со школьных лет.
«Посягательство» стало неожиданным и для меня, когда я занялся некоторыми исследованиями, результатом которых хотел бы поделиться с читателями.
Началось всё с того, что на одном из литературных вечеров прозвучали хорошо построенные стихи, названные их автором «Поэты и подонки». Смысл произведения заключался в том, что подонки, убивающие поэтов физически или морально, попадают таким образом в историю и, во всяком случае, дольше живут – бесчувственны и толстокожи…Прежде всего при словах об убийцах поэтов ассоциации преподносят нам хрестоматийных злодеев: Мартынов, Дантес…Подонки…
И вдруг мелькнула мысль: а вот если бы я жил в те далёкие времена и у меня сложились бы обстоятельства так, что я вынужден был бы стреляться на дуэли с Пушкиным или Лермонтовым? Как бы я себя повёл?.. Лермонтова, как известно, вызвал на дуэль Мартынов, а Дантеса – Пушкин. Так или иначе, но противники великих поэтов должны были выйти к барьеру, встать под выстрел, и стрелять сами… А если не выходить?.. Или не стрелять?.. Ведь всему свету известно : и Лермонтов, и Пушкин – два гения – их убивать нельзя. А меня можно, если я - не гений? Разве я не имею права на жизнь, как всякий другой человек?.. Если я убью того или другого – попадаю в разряд подонков. А если они меня убьют – что о них скажут?.. Они всё равно сохранят своё доброе имя?.. Выходит: их жизнь более ценна, чем моя, и у них на неё больше прав? Но у меня совсем иное мнение – мне тоже хочется жить, я тоже дорожу своей честью – в этом я абсолютно равен им…
Что мы знаем о тех правилах, которыми руководствовались в своих поступках дворяне, жившие светской жизнью в начале девятнадцатого века? Очень мало и часто судим о них с идеологической точки зрения, и со своей колокольни, имеющей тем уже кругозор, чем меньше мы знаем о тех временах. Вот нам говорили школьные учителя, что Лермонтов не хотел стрелять в Мартынова - поэтому выстрелил в воздух, а негодяй Мартынов после этого спокойно его застрелил… Нас убеждали в том, что Пушкина Дантес чуть ли не по указке царя убил, что Пушкин не хотел убивать Дантеса, что дуэль могла быть предотвращена, если бы жена Пушкина увидела его, едущим на Чёрную речку…
А чем, собственно, занимался Пушкин в своей жизни, кроме того, что писал стихи и прозу? Что значила дуэль в те времена, каковы были её законы?.. К сожалению, об этом мы можем узнать только из редких книг. Мы ничего не знаем о кодексах чести, да и позабыли о самом понятии честь. Мы утратили понятие о ценности жизни человека – всякого человека, а не только того, кто имеет высокое положение в обществе. С этой точки зрения ценность жизни – явление непреходящее во все времена.
Пушкин, прежде всего, был дворянином. Он очень гордился этим и причислял себя к дворянскому авангарду. Дворянин обязан был служить, иметь чин. «Без службы нельзя было получить чина, а без чина дворянин показался бы чем-то вроде белой вороны» - так считалось в то время. При оформлении любых казённых бумаг необходимо было указывать не только фамилию, но и свой чин. Дворянин, не имеющий чина, подписывался так: «недоросль» такой-то. Приятель Пушкина, князь Голицын, - редкостный пример дворянина, никогда не служившего, до старости так и подписывался «недоросль»… .. Пушкин служил, имел чин – то есть был чиновником: коллежский секретарь, губернский секретарь. В 1935 году имел звание титулярного советника. Известно, что царь пожаловал ему чин камер-юнкера. Принято считать, что Пушкин был этим очень «возмущён» и чуть ли не оскорблён, считая эту царскую милость для себя унизительной… Между тем, состоять камер-юнкером при дворе было делом почётным. Его можно было заслужить, только уже имея какой-нибудь чин, своей работой. В статской табели о рангах звание камер-юнкера приравнивалось к званию бригадира и статского советника. Камер-юнкером был старший брат жены Пушкина, они оба служили в одном ведомстве. Так что, ничего унизительного в этом звании не было. Тем более, что, как чиновник, Пушкин не блистал, чувствуя в себе другое призвание.
Служил он в иностранной коллегии. Чиновников этой категории особо выделял Н.В.Гоголь, как отличающихся утончённым благородством своих занятий и привычек. Имелись у них и другое отличие, внешнее – бакенбарды… В июне 1824 года из Петербурга в Одессу, где поэт проходил службу под руководством губернатора Воронцова, пришло предписание: Пушкина «исключить из списка министерства иностранных дел за дурное поведение…» В чём же заключалось это «дурное поведение»?
Увы, гений поэзии паинькой великосветским не являлся. Прежде всего надо отметить то, что он был приверженцем английского дендизма в то время, когда российский свет придерживался моде французской. Мода сия требовала изысканности и изящества. Дендизм – оскорбительной для света манеры держаться, демонстративного шокинга, экстравагантности…Но имелась у Пушкина и другое, более опасное увлечение, чем дендизм.
В письме Вяземскому 20 марта 1820 года Е.А.Карамзина писала: «У Пушкина каждый день дуэли»…Пусть это было ироническое преувеличение, но оно отражало действительные пристрастия Пушкина. В том же, 1820, году у него был поединок с Толстым-Американцем. В 1821-м – стрелялся с Зубовым. В 1824-м – дуэль с полковником Старовым… Всего известно о двадцати восьми дуэлях Пушкина. Во многих случаях вызывал к барьеру он. И это не было случайностью. Вот о каких своих чувствах писал поэт в 1820 году:
Мне бой знаком – люблю я звук мечей;
От первых дней поклонник бранной славы,
Люблю войны кровавые забавы,
И смерти мысль мила душе моей.
В другом его стихотворении: «Есть упоение в бою – у бездны мрачной на краю…» Офицеры армии, с которой Пушкин шёл к Арзруму в 1829 году, свидетельствуют: «Во всякой перестрелке с неприятелем…Пушкина видели всегда впереди скачущих казаков или драгун прямо под выстрелы». После Лицея Пушкин долго не мог решить вопрос со своей службой: в армию или в статскую… Поэт постоянно тренировался в стрельбе из пистолета и весьма в этом занятии преуспел… При этом он отличался удивительным спокойствием и хладнокровием во время дуэлей под дулом оружия противника. По характеру это был бретёр – профессиональный боец – дуэлянт. Известен случай, когда он предложил себя одной даме в качестве дуэльного бойца – мстителя за обиду. Когда дама возмутилась этим и отказала, он вызвал на дуэль её супруга, а когда и он отказался – хлестнул его по щеке…
Те, кто плохо знал Пушкина, объясняли себе его поведение скверным характером. Декабрист Басаргин, видевший поэта всего три раза в жизни «в обществе», составил о нём такое мнение: «Как человек он мне не понравился. Какое-то бреттерство, желание уколоть, осмеять других. Тогда же многие из знавших его говорили, что рано или поздно, а умереть ему на дуэли. В Кишенёве он имел несколько поединков, но они счастливо сходили ему с рук».
Расплывчатый образ кудрявого поэта – «облака в штанах», как писал Маяковский, только и занятого, что сочинением возвышенных виршей, лирическими чувствами к жене да дворцовыми интригами, обретает твёрдый облик мужественного воина, поборника чести и очень опасного, опытного, противника на дуэлях.
А вот непредвзятое мнение о другом великом русском поэте, Лермонтове, архимандрита Константина (Зайцева): « Мы видели духовную качественность Лермонтова – положительную. Но одновременно присуща была ему жуткая, как бы органическая, укоренённость во зле… И вышло так, что Лермонтов целью своей жизни поставил – жизни не только литературной, но и духовной! – уяснение и поэтическое выражение сущности зла. Демон стал своего рода одержимостью Лермонтова».
«Невольник чести» - писал в горестном эмоциональном порыве Лермонтов после гибели Пушкина…Невольник… Но честь и достоинство дворянам не навязывались – эти качества были неотъемлемой частью жизни русского дворянства. Наглядным тому примером может служить разница между отношением к дуэли дворянского авангарда и императора Николая первого. Император дуэли терпеть не мог: «Я ненавижу дуэли. Это – варварство. На мой взгляд, в них нет ничего рыцарского». При таком отношении к поединкам царя участие в них грозило немалыми неприятностями. Но дворянский авангард отстаивал своё право на дуэль уже как протест против вмешательства государства в его личную жизнь. И если закон запрещал дуэль, то дворянин не имел права прибегать к его помощи в деле защиты своей чести - таков был дуэльный кодекс.
Дуэли в России имели ещё одно замечательное качество: они уравнивали в правах на защиту чести всех дворян, независимо от высоты служебного положения и богатства – перед законами чести были равны все. Бедняк – подпоручик мог потребовать к барьеру придворного шаркуна – вельможу.
Честь дворянина запрещала ему уклоняться от дуэли. «Дворянин имеет неотъемлемое право на дуэль. Осуществить свои права русского дворянина - заставить противника встать к барьеру».
Дворянин, отказавшийся от дуэли, ставился вне законов чести, терял право на уважительное отношение к себе противника. Он должен был быть подвергнут позорному для себя обращению – публичному поношению и даже побоям. От него отворачивался свет. Пушкин свято чтил оба кодекса: и чести, и дуэльный., но в самом жёстком его виде…
Степень жёсткости условий поединка зависели от степени причинённого оскорбления: чем больше оскорбление – тем более жестоки условия. Вызвавший имел право требовать поединка «до результата», т.е. до гибели одного из участников дуэли.
Первенство выстрела не устанавливалась. Каждый стрелял по своему усмотрению. Но при этом тот, кто стрелял вторым, имел право потребовать противника подойти к барьеру вплотную и стрелял в него с наиближайшего расстояния… Опытные бретёры так и поступали. (Пушкин никогда не стрелял первым…) Выстрелить в воздух, показывая тем самым своё нежелание убивать противника, имел право только тот, кто стрелял вторым. Выстрел в воздух первого означал ещё большее дополнительное оскорбление своему визави, имея и соответствующие последствия…
Мартынов вызвал на поединок Лермонтова, не стерпев его публичных насмешек над собой. Безответные надругательства над своим достоинством ему, дворянину, не простил бы и свет. Лермонтов выстрелил в воздух первым…После этого Мартынов, не желавший перед дуэлью смерти своему бывшему другу, счёл себя ещё более оскорблённым и сделал смертельный выстрел… Есть документальные свидетельства тому, что даже спустя год после захоронения Лермонтова на его могиле не был установлен крест…
Пушкин, сам не отличавшийся безупречным джентльменством по отношению к женщинам, вызвал на дуэль Дантеса за то, что тот ухаживал за его женой, приняв его за «наёмного бойца» своих противников. Условия поединка требовали стрельбы до результата – на этом настоял Пушкин. Удивительно, но условия его дуэли с Дантесом совпадали с условиями поединка Онегина с Ленским, им же самим и сочинёнными…
Пушкин имел основания предполагать, что Геккерен – Дантес сделает попытку отказаться от поединка. Тогда он пригрозил ему, что побьёт его публично – заставлял Дантеса выйти к барьеру… ( Сохранилось письмо Пушкина Геккерену.)
Дантес, разумеется, знал о бойцовских качествах того, кто его вызвал. Знал и о его меткости в стрельбе. Пушкин, как противник на дуэли, был для Дантеса гораздо более опасен, чем Дантес для Пушкина. При стрельбе на десять шагов (таковы были условия) Дантес оказался бы неминуемо убит, если бы Пушкин выстрелил первым…
Поставим себя на место Дантеса: что ему делать? Действительно отказаться от поединка?.. Но Пушкин предусмотрел и такой вариант. Обратиться за помощью к властям? Но это означает всё тот же отказ от дуэли - такой же позорный… Покорно подставить свой лоб, самоотверженно осознавая то, что пулю в него влепит не кто-нибудь, а великий поэт?...Так ведь, не хочется, господа, чисто по-человечески! Остаётся лишь один выход: стрелять первому и только насмерть, чтобы не дать противнику выстрелить в себя. Практиковался в смертельных дуэлях выстрел наверняка – в живот: именно такими ранениями чаще всего оканчивались дуэли «до результата»…Пушкин, уже смертельно раненый, выстрелить всё-таки сумел и Дантеса спасла только случайность. После своего выстрела поэт сказал: «Когда поправимся – начнём сначала»… Но всё было кончено. Рассчёт Дантеса, почерпнутый им из опыта других дуэлей, оправдался…
Говорят, в последнее время где-то появилась гипотеза: Пушкин на дуэли был ранен и не Дантесом вовсе, а… наёмным киллером-снайпером с соседнего чердака. Типичная попытка сенсационно глянуть на мир XIX века с чердака XXI-го…
Для Пушкина дуэль была формой мятежа с оружием в руках. Мятежа против деспотизма верховной власти по отношению к дворянскому авангарду. Мог ли он покорно смириться с попыткой вмешательства императора в дела своей чести, если бы таковая последовала? Нет. А уж о том, что жена была бы способна «не пустить» его на дуэль – и говорить нечего…
Уж скоро двести лет исполнится со дня дуэли поэта… За это время в России погибли многие миллионы людей. Невинно погибли. Из-за того лишь, что принадлежали «не к тому» классу, «не правильно» жили и «не так» думали…(Кстати, и Пушкин принадлежал к «неправильному» классу…) Русский поэт Н.Гумилёв был просто расстрелян в массе других заложников. Есенин, Маяковский, Цветаева – покончили с собой сами, усомнившись в ценности своей собственной жизни и для себя, в первую очередь, и для общества… Гибнут люди в России и сейчас – в нелепейших ситуациях. Ценность жизни человеческой стремится к нулю…
А мы всё вспоминаем и анализируем обстоятельства дуэлей Пушкина и Лермонтова. Значит – было и есть в них что-то, волнующее нас и сегодня. Это «что-то» - вопросы жизни и смерти людей, стоящих по обе стороны барьера с оружием в руках, пусть даже эти барьеры и условны, это «что-то» - вопросы чести, для нас часто просто абстрактные.
Для нас с вами, потомков, и для общества начала пушкинского века жизнь великих русских поэтов имела ценность большую, чем… И вот здесь моя рука замерла… Я не смог продолжить логический конец фразы. Как я смею определять степень ценности жизни человека, даже если он мне чем-то не нравится?.. Жизнь – не ходовой товар: дороже, дешевле… Она дорога каждому, дорога его близким, друзьям, родным и ещё кому-то в его будущей жизни. И не нам, со стороны. её ценить. Для этого есть Высший Суд.
(В работе над статьёй использовались следующие материалы: Ю.Лотман «Очерки русской культуры», Я.Гордин «Право на поединок», архимандрит Константин «Чудо русской истории».)
9 марта 2003 г. Станислав Афонский.
|
|