"Художник"
У меня сегодня нет настроения писать, но привычка оказывается сильнее меня.
Я беру краски и мольберт и отправляюсь в сквер. Я каждый день провожу там так много времени, что начинает казаться, будто мой дом - здесь. Только сегодня он встречает меня неприветливо.
Рваные тучи ползут по небу, оставляя темные следы на земле. Никто не обращает на них внимания, и только мне кажется, будто это не тени, а огромные влажные следы какого-то невидимого чудовища. Оно идет, делая шаг за шагом, а они следуют за ним.
Оно может наступить на каждого из нас, потому что мы малы, слишком малы для того, чтобы иметь для него хоть какое-нибудь значение...
Пятна исчезают, высушенные неярким осенним солнцем, но я-то знаю, что ОНО только что здесь было. И по моим тонким, испачканным черной краской, рукам ползут мурашки.
Я так увлекаюсь собственными фантазиями, что вздрагиваю, когда чья-то тень, самая настоящая, падает на неоконченный набросок.
- Прекрасное начало. И вы уже знаете, что будет дальше?
Я поднимаю глаза, в которых сверкает раздражение. Ну почему всякий, кто проходит по этой дорожке, считает своим долгом заговорить с человеком с кистью в руке? Будто эта кисть – знак, привлекающий, требующий внимания.
На самом деле, я ненавижу уличные знакомства. Говоря откровенно, я вообще не испытываю потребности в новых знакомствах, поэтому я отвечаю, что-то невразумительное, почти граничащее с грубостью.
- Дайте кисть, - человек почти выхватывает ее из моих рук. – Вот, вот и вот...
Несколько широких, уверенных мазков в углу листа приводят меня в замешательство. Я смотрю долго, не понимая, что произошло с наброском. Он, будто положенный в проявитель снимок, темнеет, обретая вместе с глубиной неясные еще очертания.
Сначала я хочу рассердиться. То, что сделал этот странный человек, просто возмутительно. И мои брови уже сходятся к переносице, когда вдруг неожиданная мысль посещает меня. Я отвлекаюсь на мгновение, отбирая в свою очередь «волшебную палочку» у незнакомца.
Только что я еще не знала, что это будет. И вдруг меня охватывает трепет, такой знакомый, такой долгожданный, такой капризный. Это чувство настолько эфемерно, настолько призрачно... Нужно быть чудовищно нечуткой, чтобы упустить этот момент.
Я забываю о своем гневе. Я делаю одно движение за другим, безумно опасаясь, что ОН сейчас скажет что-нибудь, что отвлечет меня. И тогда пиши пропало. Ощущение ускользнет, как мираж. Но я не слышу даже его дыхания и вскоре я забываю обо всем. Маленькая черточка, только что кажущаяся нелепой, нечаянной, оживает, превращаясь в хрупкую, бестелесную незнакомку.
Только что я не знала о ее существовании, а теперь я знаю о ней все. У нее несчастная судьба, как у многих, родившихся в годы войны. Она потеряла всех кого любила, и теперь, я вижу, она идет сквозь пелену неровного дождя. Она идет в никуда. Как все мы... Счастливые и не очень... Мы не знаем своей судьбы. Нам кажется, что мы можем поймать ее за хвост, нам кажется, мы можем заставить ее подчиниться нашим желаниям. А она смеется над нами, то вытаскивая нас из самых безвыходных ситуаций, то вдруг бросая нас в грязь.
Ей наплевать на справедливость. Она развлекается, как может.
Моя маленькая, несчастная девочка. Как тебе должно быть тяжело.
Я замираю, когда солнце, выглянувшее из-за туч, вдруг бросает на мой рисунок свой теплый взгляд.
Отвратительная, безысходная серость окрашивается на мгновение в золотистый цвет. И она оживает. Я вижу, как она вздергивает худенькие плечи, как в ее невидимых глазах появляется надежда.
Это не я. Я уже не художник, я больше не имею к ней никакого отношения. Она оживает будто мне назло.
«Меня не сломить», - говорят ее плечи.
«Она победит», - утверждают ставшие вдруг выразительными блики на мокром от дождя асфальте.
Она справится.
Я бросаю кисть, и она мягко не падает, а ложится в траву, пожухшую, примятую, не находящую сил для возрождения.
- Великолепно, - наконец произносит немой свидетель. - Вот сюда немного света и...
Я хочу воспротивиться, но его мягкий взгляд из-под очков останавливает меня.
- Добавьте немного света, не то она остановится. Нельзя идти в никуда... Нужно, если не знать, то хотя бы верить...
Нелепая черная фигура в длинном плаще, слегка широковатом в плечах. Он держит в руках шляпу, смяв, скомкав ее, долго пытается ее приладить куда-нибудь и, наконец, бросает на землю. Она опускается прямо на мою кисть, скрывая ее своими черными полями.
- Война всегда ужасна, - тихо говорит он. – Она касается всех, даже тех, кто ее не помнит. Она напоминает нам о себе, пятнами крови на носовом платке, ночными кошмарами, смысла которых мы не понимаем. Она рождает в нас страхи, неведомые, становящиеся наваждением. Мы не видели смерти, но мы знаем о ней. Фотографии на стене, выцветшие рисунки, пожелтевшие письма... Все это кажется таким далеким. Но только до тех пор, пока оно, это страшное прошлое, не родится вот так, в одночасье, на вырванном из альбома листке...
Я вижу, что он собирается уходить. Долго ищет близорукими глазами свою шляпу, потом, неловко подняв ее, делает несколько шагов по аллее.
- Подождите!
Я протягиваю ему рисунок.
- Возьмите. И спасибо...
Он берет листок из моих рук, всматривается в его глубину. Он видит что-то, чего не вижу я, потому что его губы вздрагивают и кривятся.
- Нет, - он возвращает мне рисунок.
- Он вам не нравится? – мне кажется, я только хочу это спросить, но он смотрит на меня немного растерянно и печально. В его взгляде мелькают картины его прошлого. Боюсь, он не видит ни меня, ни моего дара.
Я готова расстроиться, но я не успеваю.
Он качает головой.
- Он очень недурен.
Он делает еще несколько шагов, и мой вопрос настигает его уже в нескольких метрах от меня.
- Вы художник?
Мне кажется, он молчит дольше, чем того требуют обстоятельства. Он будто замирает, перестав дышать. Потом кивает.
- Да, я художник...
И сутулая фигура вновь начинает удаляться. Еще некоторое время я вижу уменьшающийся, будто шагреневая кожа, ссыхающийся силуэт.
Я стою, забыв о времени.
«Вчера на берегу Сены обнаружен труп Клода Ренье. Совершенно очевидно, что это самоубийство... На днях полным провалом завершилась выставка его работ, которая проводилась...»
Я смотрю на золотистые пятна света, сопровождающие мою незнакомку. Немного солнца в осенних лужах... Если не знать, то хотя бы верить...
И она идет, моя бедная маленькая девочка...
Она идет...
"Я, Ты, Он, Она"
Все имеет свой запах, вкус, цвет… Солнце и воздух, любовь и ненависть, желание и память…
Я любила солнце, предпочитала любовь ненависти, чрезмерность желаний их отсутствию и память – беспамятству.
Я помнила…
Сумеречный город обнимал меня за плечи, кутал в синее покрывало сгустившегося воздуха, баюкал шелестом почти невидимой листвы, водил по лабиринтам узеньких улочек, заполненных снами.
Я подставляла лоб влажным поцелуям пылкого летнего ветра. Пусть его… Это был мой вечер, вечер, когда я была счастлива. Счастлива не буйной радостью детеныша, вырвавшегося на волю из-под опеки не в меру ретивой матери. Счастлива наполнявшей меня мурлыкающей радостью воспоминаний и надежд.
Нежная рука направляла меня, тихий голос – манил вперед. Где-то здесь должен быть конец моего сегодняшнего пути. Где-то здесь, за этой кованой оградой с незапертыми отчего-то воротами, давно и безрезультатно ожидающими привратника. Он должен был бы спросить: «К кому Вы, мадам?» Я улыбнулась. Смогла бы я ответить ему?..
Я шагнула в темный проем.
Сняла обувь, чтобы не тревожить тишину. Растворилась в ней настолько, насколько позволяли законы неумолимой физики.
Я все могу, вдохнула донесшегося сверху дурманящего аромата черемухи. Я все могу.
Ветвистое дерево приняло меня под свою крону, укрыло от желтых глаз еще не спящего города.
Зачерпнула пригоршней тишины, улыбнулась черной неподвижной кошачьей тени на скамейке. Я свободна. Я могу оставаться здесь столько, сколько захочу. Я могу вернуться обратно в любой момент. Я знаю дорогу. Я свободна.
Моя свобода – это ты. Большой и сильный, а иногда трогательно-неуверенный в себе и до абсурда беззащитный.
Моя свобода – это ты. Запах сигарет и мускуса, мешанина невысказанного и недодуманного, пряный вкус прошедшей ночи, смешавшийся уже с мятным запахом незваного утра.
А еще они, те, кого любили и любим ты и я. Они – наша память, наш мир, наша жизнь.
Я помню ее, хорошенькую маленькую девочку. Она смотрела на тебя влюбленными глазами, забывая, что рядом с тобой я. А я радовалась.
Радовалась твоему счастливому лицу, твоим бессонным ночам за мольбертом, твоим наброскам, с которых смотрело на нас ее лицо – лицо очарованной тобой девочки. Ты гладил меня холодными пальцами и шептал: «Я люблю тебя! Я так тебя люблю!»
А я знала, что это «люблю» - сейчас не только любовь. Оно – благодарность, оно – страсть, оно – счастье.
Ты тоже помнишь, я знаю…
Что это было? Любовь мужчины к женщине? К девочке?
«Она бестолкова и безграмотна. Она неопытна и капризна. Но я не могу без нее».
К чему объяснения? Я все знаю.
И помню… И рада тому, что жизнь не лишает меня возможности помнить.
И чувствовать.
Я чувствую твои метания, слышу твои мысли, вижу твои сны.
Твои пальцы пахнут ею. Твои губы ищут на моем теле ее родинки, путаются в изгибах, выискивая желанные ложбинки.
Что это БЫЛО? Что это ЕСТЬ!
«Я влюблен… Я не могу сейчас остаться. Но я вернусь, - сказал ты, - ты потерпишь немного?»
«Если мне придет в голову, что я должна терпеть, я уйду. Терпеть – значит не любить».
«Я знаю, - улыбнулся ты торжествующе-смиренно. – Я знаю…»
Когда это было? Кажется, не так давно…
Все было недавно.
«Ты любишь его?» – спросил ты.
Тебе не нужен был ответ.
Кофе, взбунтовавшись, вышел из фарфоровых берегов, расплескался по темной полированной поверхности столика.
Спокойно и деловито ты вытер горькую влагу.
«Мне нужно знать, что с тобой все в порядке».
Закрыла глаза. Этот дом, этот двор, это дерево… Они – начало моей новой жизни. Той, о которой я грезила еще вчера. Долгой ли она будет?
Светлая фигура на балконе, напряженный взгляд и вырвавшееся «О!» прошли мимо моего внимания.
«Ты сошла с ума! Ночь на дворе».
«Я не могла ждать»…
Не могла. Ты понял это, конечно. Понял и улыбнулся понимающе-обреченно.
«Я знаю, тебе надо идти. Иди. А я пока…»
Обвел взглядом мастерскую.
«Я буду работать…»
«Что в нем есть того, чего нет во мне?»
Солнце жарко вздохнуло, протянуло утешающе луч, проигнорировав горделивую непреклонность стекла на его пути. Ласково погладило тебя по небритой щеке.
На такие вопросы не бывает ответов.
«Еще вчера я думала, что так не может быть».
«Может, девочка моя».
«Ты пришла…»
«Я пришла…»
«Ты пришла навсегда?»
«Я не знаю, что такое «навсегда». Никогда, всегда, вечно… Я просто пришла.»
Мы, я и он, сидим на холодном полу в темном, узком коридоре. Черная лохматая морда его любимицы радостно тычется мне в лицо. Ей, глупой, кажется, что я пришла к ней. Я пришла в ее мир, заняла часть ее пространства. И она с радушием гостеприимной хозяйки уступает мне свое место.
«Мне нужно позвонить»…
«Звони»…
Он гладит мои ноги, отталкивая свободной рукой не в меру расшалившуюся псину.
«Уйди! Место!»
«Оставь животное в покое. Ее место занято».
Я смеюсь. Господи, как хорошо!
И ты, слушая мой голос в трубке, слышишь и это «хорошо». Прости мне это.
«Спокойной ночи, любимая…»
Его рука нежно касается моих волос.
Его рука. Я мечтала об этом.
Он пахнет свежестью и желанием. Терпкий вкус красного вина на его губах и новогодний запах счастья из нашего детства.
«Закрой глаза, открой рот» - глупое детское требование.
Невовремя сомкнувшиеся губы, сладкие брызги мандаринового сока на наших губах. Сочный маленький кусочек нашего солнца…
Его пальцы не пахнут табаком. Его ночи свободны от «прихода» или «неприхода» капризной музы. В его воспоминаниях живут другие, о которых я ничего не знаю и не хочу знать.
«Ты не спишь?»
«Не спится…»
Исписанный мелкими строками, почерневший от многочисленных «не то» клочок бумаги на столе говорит сам за себя.
«Прости, я уснул».
Улыбаюсь его всклокоченной недовольной собой физиономии. Ему завтра рано вставать. Моя же «ночь» начнется с первыми лучами солнца.
«Я люблю тебя».
«Что ты пишешь?»
«Иди спать, любимый! Я скоро приду».
«Я посижу с тобой».
Серые глаза закрываются, едва он опускается на скрипучий стул на гнутых деревянных ножках. Он властно ухватывает мою руку за запястье, приникает губами к бьющейся голубой жилочке и моментально засыпает. Возмущенно бормочет что-то, когда я аккуратно, стараясь не разбудить, отнимаю руку.
Я не говорю этого. Я думаю. Я пишу.
Розовый рассвет, наконец, застает нас вместе. Первый луч, упавший на лицо, заставляет его нахмуриться.
«Я люблю тебя, солнышко мое недовольное. Не высказать… не вышептать как… Люблю твое неуступчивое сердце, твой так желающий быть расчетливым разум, твои нежные умелые руки».
«Приходи. Мне нужно тебя видеть…»
Как ты осунулся.
«Я сейчас мало сплю», - отвечаешь ты, будто я успела задать тебе вопрос.
Я не спрашиваю – отчего.
«Много работаю. Кое-что даже получается».
Как это мне знакомо. Кое-что…
Как часто я не успевала выхватить из твоих рук наброски, вызывающие у меня трепет, а у тебя – только жгучее, непреодолимое раздражение. Я успевала лишь собрать обрывки.
Я разглаживала их на голых коленках, собирала, как мозаику, воедино.
«Зачем? Зачем ты порвал это?»
«Все это ужасно, разве ты не видишь?»
«Хочешь, посмотреть, что я сотворил?»
«Конечно, хочу…»
Незнакомый излом губ на таком знакомом лице.
«Она страдает», - говорю я.
«С чего ты взяла?», - удивляешься ты. – «Она просто повзрослела».
Может, это и называется этим глупым словом «повзрослела».
«Ты вернешься?»
Клубок золотистой пряжи выпадает из неожиданно ослабевших пальцев. Тонкая нить прочерчивает дрожащую дорожку от меня к тебе.
В твоих глазах вспыхивает что-то.
«Ты не слышала этого вопроса, а я его не задавал».
Не слышала?..
«Это она вяжет себе свитер. Дурацкий свитер «с горлом», похожим на хобот молодого слона».
«Почему молодого?»
Смех тихим шелестом проносится по мастерской и замирает, притаившись, в дальнем углу.
Скрежет ключа в замке.
«Добрый день, - с тонкой, непонимающей улыбкой на растерянном лице. – Простите, мне надо было позвонить…»
«Я уже ухожу…»
«Я провожу тебя…»
На васильковом небе кипень облаков.
«Знаешь, он однажды удивил меня…»
«Думаю, не однажды, - твоя улыбка неожиданно согревает мое сердце. – Две чашки черного кофе… С сахаром…»
Это уже девушке с огромными карими глазами и очаровательной улыбкой.
«Наверное, не однажды… Так знаешь, о чем я?»
«Нет… О чем?»
Я замолкаю надолго. В самом деле, о чем я?
«Посмотри, какое сегодня изумительное небо. – Пауза нужна мне, чтобы собраться с мыслями. - Когда-то он написал мне письмо… единственное письмо…»
«Это, действительно, удивительно», -улыбаешься ты.
«Он не умеет писать письма».
Он так говорит. И между тем…
«Знаешь, у нас солнце. По небу медленно плывут комочки облаков. Они смешной формы, как обрывки ваты. Будто далеко отсюда их здорово потрепал ветер, а они приплыли сюда, нашли укромное местечко и отдыхают. Отдыхают, набираясь сил. Я тоже набираюсь сил, чтобы ждать.»
«Красиво», - соглашаешься ты.
Твоя рука ложится на мою.
Тишина недолгая, но емкая.
«Если бы у нас было по две жизни, мы знали бы, что с ними делать, да?»
|
|