КРАСНЫЙ
Мы видим тени, сплетающиеся в неземной танец, манящие и отталкивающие одновременно. Они проходят сквозь наши тела, оставляя на стенках души тончайший налёт. Некоторые стремятся поскорее его соскоблить, делая глубокие царапины на новенькой свежеокрашенной душе… Некоторые не обращают внимания, и со временем налёт превращается в чёрный нагар, старую грязь, опадающую кусками… А некоторые изумлённо смотрят, изучают, и налёт, смешанный с дыханием и светом, образует на стенках души причудливые, кокетливые, прекрасные узоры, которые никогда не повторяются.
Проходя сквозь нас, тени не оставляют ничего, кроме любви…
Губы разбиты — не шепчется,
Пальцы в золе — не крестится.
Раны души не лечатся, —
Разве что светом месяца.
Ты — всё, что есть хорошего
В этой иной реальности.
Будь же моим непрошенным
Гостем здесь, в усыпальнице.
…нежность глаз
я сполна оплачу
обреченными поцелуями…
ОРАНЖЕВЫЙ
Глядя в свои окна, мы каждый раз убеждаемся в солнечности неба. И даже пасмурная погода не может опровергнуть существование солнца. Миллиарды лет оно отдаётся — каждый день, неистово, без остатка. Мы нужны друг другу, поэтому мы всегда вместе.
Глядя в свои окна, мы учимся верности…
Пали мои баррикады, знаю —
Некая дань холодному маю.
Нас разделяет вовсе не время,
Да и не метры. Воздух весенний
В снег неожиданно так превратился.
Жаркий июль вдруг в декабрь влюбился.
Ток пробегает по линиям рунным,
Мы на гитаре разные струны,
Разные масти на картах игральных,
Минус и плюс. Это так идеально!
В силу несхожести нашей, наверно,
Можно любить и можно быть верным.
ЖЁЛТЫЙ
Чтобы получить прощение, достаточно искренне попросить. Мы строим церкви со сверкающими фальшивым золотом куполами, наполняем их мёртвой роскошью и бездушно нарисованными образами. И мы молимся им, и эти мёртвые глаза наполняют нас химерами прощения, которые на самом деле есть ничто — пустое и безысходное.
Лишь те, кто строит храмы внутри себя, те, кто молится не раскрашенным макетам, а живой энергии, питающей всё вокруг, — лишь те получают нечто реальное, не пустое — бальзам, сотканный из прощения, благодати и святости…
Небо
Перестаёт нас слышать.
Тише…
Тише…
Тише…
Наши голоса
Лишились силы.
Милый,
Что же делать?
Ты перепутал полюса,
А я — могилы.
Я обманула,
Ты разгадал
Во мне ребёнка.
Я рано стала
Гимны петь.
Порвалась плёнка,
Без фонограммы
Не взлететь.
Но знаешь,
Там внизу гореть
Мы вместе будем.
Не судьи мы —
Мы просто люди.
Прости,
Я не сказала это?
Раз так,
То доплети венок сонетов
Сам. Я верю —
Тебя простят за это.
Света,
Побольше света!
Невинных
Так легко обидеть…
Небо
Перестаёт нас слышать,
Но это лишний
Повод
Нас увидеть…
ЗЕЛЁНЫЙ
Казалось бы, так просто улыбнуться миру. Ведь улыбаясь миру, мы улыбаемся и сами себе, потому что являемся его неотъемлемыми частями .
Но нам всегда некогда. Мы стремительно несёмся сквозь пыльные автострады с их какофонией гудков, тормозов, хлопками дверей и привычным матом; сквозь скрипучие механизмы лифтов; сквозь офисные столы с их эверестами нужных и очень нужных бумаг; сквозь электроплиты и микроволновые печи; сквозь ряды прилавков с их странными коробками, подписанными так же странно; сквозь радиоволны; сквозь ещё чёрт знает что…
И наши жизни так же несутся сломя голову со смертельной грацией трассирующих пуль, небрежным росчерком асфальта на теле планеты подписывая завещание…
Мы помним о том, что смерть — самый главный стимул жить. Мы забыли лишь самую малость — зачем нужна такая жизнь…
То не дождь, а сукровица неба,
То не ветер — последнее слово
Тех, кто прожил жизнь нелепо,
Тех, кто жизнь бесплатно прожил.
Я сэкономлю алмазы-слёзы,
Первой ступлю на минное поле.
Только боюсь, как бы не было поздно,
Когда удивишься, что нас уже трое.
Ну же, милый! Когда нас не будет,
Кто же тогда дыханье подарит,
Кто же оденет и выведет в люди,
Кто нас состарит?
ГОЛУБОЙ
…лозунги
…листовки
…акции, обрамлённые плакатами…
Это нужно тебе и только тебе. Может, ещё горстке таких, как ты…
Мы глухи к чужим протестам. Но каждый из нас уже несёт в своём сердце неумолимую готовность сказать «нет». И мы холим и лелеем эту готовность, кичимся ею… А она разрастается раковой опухолью, постепенно растекаясь метастазами равнодушия по всему телу. Нам становится страшно, но это уже не мы, а наша болезнь. Постепенно она примиряет нас с фактом своего существования, отделяя нас от мира и давя на уши. Мы раздражаемся, когда кто-то пытается нас вылечить…
Теперь мы — чужаки. Враги сами себе. И именно поэтому никогда в справочниках не найти самой распространённой и неизлечимой болезни века, носящей название «отчуждение»…
Тёмно-синее небо
Застыло холодными
Снежинками звёзд.
* * *
Алый отблеск заката
Никто не заметит. —
Просто всем безразлично…
СИНИЙ
Ветер играет пожелтевшими страницами. Они что-то тихо шелестят ему в ответ. Ветер знает о нас всё. Он видел наши свидетельства о рождении и наши могильные камни…
Ветер — наша вечная память.
Этой осенью больше не будет рифм для строчек —
Я уйду в листопад, стану чёрными крыльями стаи,
Той, что нА небо бросила вместо стихов — многоточья…
Этой осенью в воздухе гарью с полей я растаю.
Но услышу тебя, где б ты ни был и что б ни случилось,
И укрою теплом, отниму все печали и стоны,
Хочешь верь, хочешь нет. А всю ночь только я тебе снилась.
Я уйду в листопад, ну а ты… Ну а ты меня помни.
ФИОЛЕТОВЫЙ
Мы смотрим в свои телескопы на то, как кто-то прокладывает маршруты от планеты к планете, разрисовывая вакуум кисточками комет. Мы слышим чужие звёзды и ищем иную жизнь. Нам не сидится дома, мы — дети, начитавшиеся книг и жаждущие приключений…
А однажды мы вырастем. И уже сами сможем прокладывать маршруты хвостами комет, сами будем выбирать себе миры, сами станем иной жизнью и сами же напишем сонату для лунных скрипок и звёздных флейт…
Мы смотрим в свои телескопы, и нам загадочно улыбается вечность.
Тише! Поют свирели…
Где-то вдали от дома
Я о тебе жалею.
Я лишь тебя и помню.
Радугой пёстрокрылой
Я на всё небо стану,
Чтобы не так уныло,
Чтобы немного странно,
Чтобы дождём весенним
Льдинки души запели…
Вечное воскресенье
В тихой игре свирели.
…Обещаю — мы встретимся
В отражённой
Зеркалом плоскости,
Образованной взмахом
Стремительным
Наших ресниц…
|
|