Хотите верьте, хотите – нет. Только я здесь ни слова не соврал. А ежели уличили в чем, так все претензии к Сережке Горбунову – это он мне историю рассказал. С него и спрос… .
Дело было летом. Решили друзья на студенческих каникулах по Карельским лесам побродить, грибов-ягод пособирать, рыбки половить. Отдохнуть от цивилизации, короче говоря. Поехал с ними и Сережка Горбунов, и не потому, что от асфальта устал. Просто в этой кампании Маринка была, а Серега к ней очень неровно дышал.
Добирались они в край лесов и озер всячески: и электричкой, и автобусом, но больше всего – пешим ходом. Сережка всю дорогу об одном мечтал: как он Маринку от диких зверей спасать будет и из бурного потока полуживую вытаскивать. А она его мук душевных вроде как и не замечала – хохочет себе, заигрывает с кем попало. Трагедия, в общем…
Заночевать решили на поляне, возле маленькой лесной речушки. Пацаны сухостой ломают: что потоньше – рубят, что потолще – пилят. Девчонки с провизией колдуют. Сережка костер распалил – профессионально, с одной спички. И решил за деревья сходить, по малой нужде. С этой то малой нужды чудеса и начались!
Застегнул Серега что нужно, и пошел обратно, в лагерь. Десять минут идет – нет поляны! Полчаса идет – нет поляны! А ведь отошел то за ближайшие деревья: поначалу слышно было, как девчонки хохочут да парни валежник ломают. А теперь тишина кругом непрослушная…. Только кукушка где-то далеко кукует, и неясыть ухает. Да и солнце, как нарочно, покраснело все, и за верхушки сосен быстро так закатывается.
Похолодело у Сережки за грудиной от предчувствия нехорошего. Шаг прибавил, чуть ли не бегом по лесу скачет, а поляны заветной нет, как нет. Взупрел бедняга от быстрого хода и нервного напряжения. Комары это дело учуяли, тучею над ним вьются, ни смотреть, ни дышать не дают. И понял Серега, что пропадать ему в этой чащобе, не иначе….
Приуныл дружок мой, прыть поубавил. От сумерек все вокруг серым цветом закрасилось. И уже приглядывал: под каким кустом ночевку устроить. И вот видит – пень замшелый, а на том пне старик сидит, еще древнее своего седалища. Обрадовался Сережка – из последних сил к деду рванул. Встал возле него и рот разинул от изумления: уж больно странным ему старик показался. Борода седая до пояса, на голове панама военная, цвета хаки, с разорванным полем. Телогрейка, засаленная с дырами, через которые вата клочками лезет. А с левой стороны к телогрейке полоска материи пришита, на которой номер химическим карандашом написан. Номер выцвел, цифр не разобрать.
- Здравствуйте, дедушка!
- Здорово, Сергей Николаевич!
Хотел Серега от неожиданности слюну проглотить, да во рту пересохло.
- А… откуда… Вы это…
- Да я тута все знаю! Должность у меня такая!
- Какая это… должность… такая…?
- Ну, вроде как лесничий я тута. За лесом приглядываю.
- Лесничий! – Серега облегченно вздохнул. – Дяденька, а не подскажете Вы мне, как на поляну выйти, которая возле речки лесной?!
-Э…, малец! – Дед захихикал, - да ты хоть знаешь, сколько тута речушек лесных, а возле них полянок?! За год не сосчитаешь!
Приуныл Сережка, поскольку не знал ни названия речки, куда они с ребятами вышли, ни названия поселка, мимо которого проходили. А тут еще в животе так забулькало, будто котел со смолой закипел.
- Ну, вот что, Сергей Николаевич! – Закряхтел старик, слезая с пня, - дело к ночи, неча тебе по лесу шастать. Пойдем ко мне в избу. Повечеряем. Поспишь, а утром мы твою поляну найдем!
Понял Серега, что это разумно, кивнул, и пошел вслед за дедом.
Изба представляла собой древний сруб из почерневших бревен, между которыми местами торчал высохший мох. Посреди избы стояла добротная русская печь, словно из детских сказок. Было тепло и сухо. Повсюду: на стенах, потолочных бревнах, вдоль печки висели связанные вениками травы, источавшие дурманящий лесной аромат.
Старик деловито и суетливо подбежал к печи, вынул огромную чугунную заслонку, прикрывавшую зев этого древнего мартена, бросил вовнутрь щепок и стал старательно раздувать огонь.
- Прошу прощения! – Для приличия откашлялся Сергей. – А как мне Вас звать-величать?
- Зовут меня Калистрат Аристархович. – Улыбнулся старик, обнажив на редкость крепкие, белые зубы. – Для друзей просто – Каля.
- Очень приятно! – Улыбнулся Серега и подошел к печке, тепло которой легко и приятно вытягивало из него сырой вечерний озноб. – Так, значит, Вы здесь живете?
- Здеся и живу. – Кивнул Калистрат Аристархович. – Здеся мне нравится!
- А родные Ваши как к этому относятся? У Вас же есть родня?
- Да как же ей не быть то?!- Старик ловко управлялся с огромной сковородой, что-то крошил туда, что-то резал. – Братец мой родной неподалеку живет, озером заведует. Намедни помощи просил: утки северные мимо летели. Они на этом озере завсегда передышку делают. А тут журавли новость принесли – на юге, где утки эти зимуют, птичий грипп разошелся. Так братуха три дня у крыльца моего околачивался: помоги, мол, по-родственному. Ежели утки те наших птиц заразят, большая беда будет. Не поверишь – два дня вокруг озера того с метлой бегал, орал, как прокаженный, уток пугал. Вот картинка-то была!
- И давно Вы здесь трудитесь?
- Да сколько себя помню – лет семьсот, наверное.
- Калистрат Аристархович… - укоризненно покачал головой Сергей, - я ведь серьезно.
Дед, будто что то вспомнив, махнул рукой.
- Ладно, пока ужин шкворчит, давай с тобой наливочки хряпнем!
Достав из-под скамейки покрытую пылью и паутиной четверть, старик налил по полному граненному стакану ароматной, рубинового цвета, жидкости.
- Пользительная вещь, я тебе скажу! Вся сила лесная в ней. Главное, чтоб без перебору. А то помню, лет пятьдесят тому, геолог тут заблудился. Подобрал я его, обогрел, покормил. Так он, бедолага, как наливочку мою попробовал, с ума и съехал! Льет в себя родимую, стакан за стаканом. Воды столько не выпьешь! А потом на него такая мара нашла – пауки по нем ползают, мужики с топорами со всех щелей лезут, порешить хотят. Уж на что я умею мару нагонять, но такого… .
- Что за мара, Калистрат Аристархович? – Сергей с удовольствием потягивал терпкий, со вкусом лесной ягоды, напиток.
- Да как тебе сказать… - в поведении старика чувствовалась какая-то неловкость. – Ты уж извини меня, Сергей Николаевич, но заблудился ты в трех соснах потому, что я на тебя эту самую мару навел. Гляжу – человек хороший. Дай, думаю, гостя к себе приведу. А то ведь одному и одичать можно… .
- Это что, гипноз, что ли?
- Может и гипноз, - пожал плечами старик, - кто его знает?
Через час Калистрат Аристархович угощал Сергея грибами, тушеными в сметане из молока лосихи. Давно Серега не пробовал такой вкуснятины! Разомлев от сытного ужина, он откинулся к бревенчатой стене.
- Хорошо у вас тут!
- Да уж не плохо, - согласно кивнул дед и тяжко вздохнул. – Только пропадет скоро красота эта, сгинет. И я вместе с ней… .
- Откуда паника? – Удивился Сергей.
- От людей… . Измельчал народец. Был у меня друг один, Гришка Обухов. Люди его Лешаком звали, - дед ухмыльнулся. – Промысловик был знатный. Белку в глаз на лету бил. Так ежели где зверье с приплодом – за версту обходил, и другим всем сельчанам заповедал – кому словом, кому колом. По лесу ходил – ветки не обломит. А теперича правнук его – Колька, весь лес в округе поспилил. Местные его Бензопилой кличут. Весь род его до последнего колена лесом этим кормился. И еще на сто колен хватило бы. Ан нет – изводит Колька-Бензопила кормильца своего под корень. Страшная мара его разум затмила. Ни мне, ни братьям моим, ни сестрам мару эту не пересилить! Зверь от бескормицы не плодится, вымирает. Рыба исчезла. Скоро мне здесь делать будет нечего.
- Так Вы же, как лесник, должны меры принимать. Эти самые писать… как их… рапорта.
- Лесник я, это точно. Да вот оказия – грамоте до сих пор не научился. Да и кто мои бумаги читать будет: все начальство местное с Колькиной руки кормится.
- Да… . Дела!
- Дела… - вздохнул Калистрат Аристархович.
Серега не заметил, как сморил его крепкий, здоровый сон. Проснулся он, когда солнце уже перевалило за полдень. Проснулся бодрым, с необычайным приливом сил. Дед напоил его молоком косули – слегка горьковатым и жирным.
- Ну что, пойдем искать твоих друзей?
- Пора! – Согласился Сергей.
- Да, вот еще, - Калистрат Аристархович протянул Сергею серый камень-окатыш с отверстием, через которое была продета пеньковая веревка. – Понравился ты мне, Сергей Николаевич! Хочу о себе память оставить. Этот камень особенный: он людей чует. Ежели рядом человек нехороший, себя только любящий, камень этот захолонит, и зеленым станет. А ежели поблизости хороший человек – огнем камень загорится и покраснеет. Накинь на шею и носи, бо не знаешь, когда сгодится.
Старик первым пошел по ему только ведомой лесной тропе. Сергей за ним. Через десять минут Калистрат Аристархович остановился.
- Кажись пришли.
С удивлением Сергей услышал голоса ребят и треск ломаемых сучьев.
- Не может быть… - пролепетал он, - неужели все это время я был рядом?
- Калистрат Аристархович! Что за чудеса?!
Ему никто не ответил. Ошеломленный, Сергей беспорядочно озирался вокруг. Старика нигде не было.
- Серега! – Недовольным начальственным тоном позвала Маринка. – Где тебя носит?! Скоро костер потухнет!
- Щщ…щас… - кое-как выдавил из себя Сергей и подошел к костру. Кривое толстое полено, брошенное им перед уходом, только разгоралось.
«Ничего не понимаю! Либо меня дед мухоморами накормил?!» - пронеслось в голове.
Подошла Марина.
- Интересно получается: мы все вкалываем, а ты прогулки на природе устраиваешь!
Сергей почувствовал холодное жжение на груди, словно кто-то засунул ему за пазуху ледышку. Непроизвольно он засунул руку под рубашку и нащупал что-то холодное и гладкое.
- Камень!
Сергей вытащил его из-за пазухи. Холодный голец переливался сине-зеленым цветом.
- Вот оно что! – Съязвила Маринка. – Мы камушки собирали!
Сергей молча принялся за дело, порученное ему изначально: поддержание огня. Потом был нехитрый ужин из припасов, вино, анекдоты. Потом Танька Соловьева пела под гитару свои песни. Что-то в этих песнях тронуло Сергея, и он подсел ближе. Слова были бесхитростные, но почему-то задевали душу: о доме, о маме, о родных местах, где прошло детство.
Под рубашкой что-то зажгло. Наверное искра от костра. Машинально Сергей расстегнул пуговицу.
Камень! Жжет, как горячий уголь!
Нет, вы, конечно, можете мне не верить! Я Сереге тоже не сразу поверил. Но он давно мой друг, и я знаю его, как облупленного. Врать он не будет! Недавно он приходил ко мне со своей женой – Танькой Соловьевой. Просил, что бы я на пару недель взял к себе его детей – Сашку и Машку. Они хотят смотаться в Карелию, в те места, где познакомились. Хотят найти Калистрата Аристарховича, и уж если не уговорить его переехать к ним, то хотя бы поблагодарить за свою удавшуюся судьбу. Я спорить не стал. Для друга все сделаю. Хотя уверен, что все это – блажь. Да и был ли он на самом деле, этот Калистрат Аристархович…
|
|