Степке было 12 лет, когда, поехав в очередной раз к бабке в белорусскую деревню, он натолкнулся там на больного, бессильного,
умирающего аиста. Аиста везла на телеге баба, чтобы бросить его на забаву собакам. Все равно не жилец.
Степка мольбами и уговорами отбил у бабы птицу и больше ни о чем не мог думать, как о ее спасении. Аист был положен в самую большую бабкину корзину и полуденным пригородным поездом срочно отвезен в Вильнюс, а оттуда, автобусом, на дачу. Там его переложили в большой ящик письменного стола, устланный сеном.
Птица, при всем ее природном величии и красоте, являла собой жалкое зрелище. Голова с мощным красным клювом и закрытыми в беспамятстве глазами вместе с длинной шеей беспомощно валялась в том положении, в каком ее оставляли. Все мощное, почти пудовое тело белой птицы била крупная непрестанная дрожь. Желтые блохи во множестве шныряли по перьям и собирались на голове, помышляя о бегстве с умирающего тела.
Отец уехал в город по делам, оставив парня вдвоем с птицей, пообещав вернуться к ночи и посоветовав не обольщаться надеждами. Степка частенько таскал в дом и лечил всяких животных и птичек, но не всегда это кончалось выздоровлением.
Нагрев в чайнике воды, Степка обложил аиста бутылками с горячей водой, сверху прикрыл одеялом. Надо было хоть как-то вернуть птице утраченную энергию тела. Попытки напоить аиста теплой водой казались безнадежными – аист не сглатывал воду, а если что-то все же попадало в желудок, то аиста рвало. На тот случай, если аист сильно простудился, Степка пробовал влить в клюв аисту с водой антибиотик, лежавший в дачной аптечке. Так продолжалось до утра, когда обессилевшему Степке стало казаться, что дрожь спала и аист не в обмороке, а просто бессильно задремал. Прилег и отключился он сам. Забылся тяжелым и тревожным сном, каким спит мать при больном ребенке. Когда Степка проснулся, аисту и в самом деле стало лучше. Он уже так не трясся, а изредка вздрагивал мощной грудью, пытался смотреть и держать шею, хотя голова все время падала на грудь и глаза бессильно закрывались.
Второй день прошел в попытках накормить несчастную птицу. Для начала, помня, чем подкармливают маленьких цыплят, Степка сварил вкрутую куриное яйцо и пытался накормить кусочками аиста. Выяснилось, что аист глотает пищу, только если она попала на маленький треугольный язычок и если голова задрана вертикально вверх. Он открывал длиннющий клюв и клал на язычок кусочек яйца. Держа голову за клюв высоко, так, чтобы вытянулась шея, потряхивал ее, чтобы аист сглотнул. Иногда это удавалось, но пища застревала в верхней части горла. Приходилось, сложив пальцы кольцом и двигая ими вниз по горлу, как по шлангу, пропихивать пищу вниз. Дело шло туго, пару раз аист срыгнул цыплячью еду. Но, кое-что, кажется, осталось у аиста в желудке.
Поразмыслив, парень решил перейти к натуральной аистиной пище – лягушкам. Проскочить в горло они должны были легче, однако были большие сомнения, хватит ли сил ослабленному птичьему желудку переварить такую пищу. Но попробовать стоило. Лягуха средней величины, пойманная тут же на лугу, положенная на язык и подпихнутая пальцем, не сглатывалась. Видно, на это аисту тоже надо иметь здоровье. Пришлось делать из задних лягушачьих ног филе, отбивать на доске кухонным ножом и свертывать маленькие сырые фрикадельки. Хорошо, что родители не видели этих кулинарных упражнений. Фрикадельки пропихивались как можно глубже в глотку птице, а затем, известным уже способом транспортировались по горлу.
Дело мало-помалу пошло. Перекусив, аист впадал в дрему, после чего его состояние заметно улучшалось. С тем и уснули на пару под вечер.
Утром третьего дня Степка застал аиста стоящим на полу на своих длиннющих ногах. Он стоял, важно заложив за спину крылья и, слегка опустив голову, задумчиво смотрел в пол перед собой. Пора было переходить от лечения к реабилитации - разогнать по телу кровь и оживить мускулатуру. И менять жилье – чего доброго начнет рваться на улицу, махать метровыми крыльями и долбить окно.
Покормив аиста старым способом, но уже натуральными лягушками, Степка вытащил его на лужайку и дал передохнуть после завтрака. Затем стал заставлять его двигаться. Сделали гимнастику для крыльев – крылья врозь – крылья вместе, за спиной. Потом ходьба. Зажав аиста между ног и поддерживая обеими руками, Степка заставлял его идти вперед. Тот неохотно шагал, нелепо выкидывая вперед длинные ноги. Разогревшись от гимнастики, аист начал проявлять интерес к еде. Добыча лягушек пошла на потоке. К концу дня аист настолько пришел в себя, что стоял на одной ноге. Стало быть, голова, где помещается вестибулярный аппарат, слава богу, заработала. Спать аиста на этот раз пришлось оставить под балконом, натаскав туда, для тепла, сена.
На четвертый день аист начал расправлять крылья и пытаться ими махать. Было решено начать полеты. Походило это на запуск воздушного змея. Степка брал аиста за ноги, поднимал над головой и бежал, а когда аист начинал махать крыльями, отпускал его. Пролетев пару метров, аист приземлялся и меланхолично стоял. Работа была тяжелая. Оставив аиста под балконом и попросив соседа за ним приглядеть, Степка сел на автобус и поехал домой помыться и поесть по-человечески. Через пару часов занятия были продолжены. К вечеру аист уже поднимался в высоту на пару метров и пролетал метров двадцать – двадцать пять. Вел себя послушно, хотя, при желании, мог бы больно дать по башке своим клювом. Животные – птицы, кролики, кошки, собаки загадочным образом слушались Степку, чувствуя, что он лучше них понимает, что надо делать для их же блага.
Кормежка шла полным ходом и лягушек поблизости почти не осталось. В аисте их могла поместиться целая прорва.
Намаявшись, оба отправились спать – аист под балкон. Степка в дом.
На пятый день, выспавшись вволю и полный хороших предчувствий, Степка спокойно попил чаю с припасенными бутербродами и, прихватив алюминиевую кастрюльку, отправился на ручей, за лягушками. На лугу, около дома их было уже не найти. С ручья было видно, что аист стоял спокойно и неподвижно, То ли был сыт, то ли намаялся от вчерашних полетов. А мог бы уже начать прогуливаться самостоятельно по лугу...
Наловив изрядное количество лягушек и вымочив все брюки в росе, Степка направился к аисту. Но, не успел он протянуть руки, чтобы вытащить его из-под балкона, аист зашипел, захлопал крыльями, с легкой пробежки поднялся в воздух и, сделав три больших круга над лугом, улетел.
От неожиданного хамства у Степки невольно проступили слезы. Чего, спрашивается, на него было шипеть? За все те мученья и бессонные ночи... Да, и к улету птицы Степка был морально не готов, хоть и все для этого делал. Поел бы на дорогу...
Приехавший к обеду на дачу отец застал Степку с заплаканными глазами. На вопрос «Где аист?» Степка рассказал, как было дело. «Ни какой благодарности», повторял он с большой обидой.
Отец и пожилой сосед по даче, профессор- биолог как могли, успокоили парня, объяснив, что в природе не бывает благодарности. Вон, дикий медведь, если его покормить, будет ломиться в дом благодетеля, чтобы добраться до вкусной человеческой еды. При этом может убить и самого благодетеля.
Да, ведь и цель достигнута – аист полетел! Что бы Степка делал, если бы он не поправился или, чего хуже, умер? Молодец Степка, он вернул живой природе здорового, уверенного в себе аиста. Тот в будущем году вернется с юга, женится и наплодит маленьких аистят. Это и есть высшая благодарность, на какую способна природа.
Степка еще погрустил, провожая взглядом улетающие на юг стаи разнокалиберных птиц и надеясь увидеть своего аиста или какой-нибудь «знак свыше». Понемногу успокоился. Начинался учебный год и с ним множество других забот.
Против всеобщего ожидания на следующий год и после, три года подряд, летом, ближе к осени, рядом с дачей частенько прогуливался какой-то аист. На лугу, всего метрах в десяти - двадцати от дома он спокойно искал лягушек. Это было странно - дальше, на заболоченных берегах протекающего поблизости ручья их явно было больше. К людям аист не подходил, но и страха малейшего не проявлял. Возможно, это был именно тот самый аист, а лягушек, прыгающих рядом с домом, считал целебными. К Степке же он не приближался, чтобы тот опять не стал запихивать пальцем еду в горло. Лекарей ценят, но, когда здоров, лучше держаться от них на расстоянии.
Все домочадцы при этом говорили: «Смотри, Степа, опять твой аист прилетел!» Подросший Степан молчал и скромно улыбался. Он был тихо счастлив. Как бывают счастливы родители, к которым забежали «на минутку» взрослые самостоятельные дети.
|
|