Ян Черняк
Все знают ныне: был такой земляк,
Чьи подвиги не полностью раскрыли --
Разведчик божьей милостью Черняк –
Феномен, полиглот... Герой России...
В столице мрачный властвовал февраль...
Обычная московская больница...
-- Ян Пинхусович, к вам пришли... Как жаль –
В беспамятстве... -- Последняя страница
Великой неразгаданной судьбы:
Пришли к нему в палату генералы...
С отличьем победительной борьбы –
Звездой Героя... В вечные анналы
Разведчики запишут земляка...
Еще к 20-летию Победы
К Герою представляли Черняка,
Но вымарал Генсек... Обиды, беды
Еврейские – обычные дела...
Дождешься справедливости от хама?
Такая жизнь великая прошла
Стремительно, как шифротелеграмма...
Когда в году восьмидесятом ГРУ
На сборы пригласило офицеров
Спецназа, он пришелся ко двору...
Без званья, штатский, стоя под прицелом
Взыскательных, сурово-жестких глаз:
-- Чем озадачишь, незнакомый старец?
-- Об агентуре будет мой рассказ.
На тайны неприятеля позарясь,
Разведка ищет подступы к нему,
В его рядах ища своих агентов...
Как вербовать, кого и почему? –
Всем ясно: он один из резидентов
Сверхопытных – и знает, что почем...
И задавать ему вопросы можно
По сути лекций, но нельзя – о нем...
-- Скажите, Ян Петрович, -- осторожно,
Стесняясь: вдруг коллеги засмеют,
Встает с вопросом подполковник статный:
-- Я про «Семнадцать...» Штирлица «... минут...»...
-- «...Мгновений...»
-- Пусть «...Мгновений»...! Непонятно:
Максим Максимыч мог бы наяву
Быть под личиной Штирлица в Берлине
При Шелленберге?... Званье назову:
Штандартенфюрер... Ведь кинокартине
Поверил ошарашенный народ... –
В седых усах – веселая улыбка:
-- Разочарую, но картина врет:
Такое было невозможно... Шибко
Был бдителен фашистский аппарат.
Всех офицеров подвергал проверке
На сто рядов. Всех родичей подряд,
Включая тех, что в позапрошлом веке –
(Архивы-то у немцев – будь здоров –
Хранились в изумительном порядке)...
В РСХА – штандартенфюреров –
С пяток... В картине этой сплошь накладки:
Едва ли мог то звание носить
Функционер на должности героя,
Не мог он беззаботно заходить
В то здание весеннею порою:
Его американцы в январе
Разрушили с небес до основанья.
Не мог на «Хорьхе» ездить – полный бред:
Мог Шелленберг, а Штирлиц пусть при званье
Высоком – лишь на «Оппеле», причем
Знак номерной в три буквы не положен...
А юмор здесь не в этом заключен...
-- А в чем?
-- А в том, что вовсе и не должен
Максим Максимыч в службу проникать,
Где стопроцентный немец Вилли Леман
Нам взялся добровольно помогать...
Уж он-то был просеян и провеян,
Все фильтры и проверки проходя –
И был в доверье полном у фашистов...
Сюжет романа ловко городя,
Семенов ввел в иллюзию: мол, чисто
Документален был его рассказ.
Но мы-то с вами профессионалы –
И сказочки такие не про нас... --
...А правда, что о нем войдет в анналы,
Включает факт: родился в Черновцах,
Австро-венгерском городе, в апреле...
Двадцатый век во взрослых и мальцах
Растил надежды... Но уже кипели
Котлы всемирной злобы – и война
Варилась в них впервые мировая
На радость бесам -- и пошла она
Брать жизнь людей, как язва моровая....
Евреям доставалось горше всех...
Главком российский их назвал в приказе
Врагами... Бесовство... Кровавый грех --
Погромы -- православные в экстазе
Безудержно творили, в злобный раж
Впадая... Вот уж радовались бесы...
К чему тот гвоздь в рассказ вбиваем наш?
Не лучше ль, соблюдая политесы,
Как все, и нам стыдливо умолчать
О том, что стали жертвою погрома
Родители мальчишки – и взрастать
Пришлось в приюте – вне семьи и дома?
Штришки: отец из Чехии, а мать –
Из Венгрии была... И вот – погибли...
Крушить, калечить, разрушать, ломать –
Вот русский дух погромный... И могиле
Родителей погибших поклонясь,
Взяв в душу обжигающую правду --
(А в Черновцах румынский правил князь) --
Окончив школу, Янкель едет в Прагу...
Румынский антисемитизм ничем
Российского не краше и не мягче:
Еврей был и в Румынии никем,
А в Чехии, по счастью, все иначе...
И восемнадцати неполных лет
Ян стал студентом Пражской высшей школы
Технической – и притесненья нет...
И пришлый иностранец очень скоро
Студентом признан лучшим – и диплом
С отличьем черновчанину достался...
Понятно, парень чешским языком
Отлично овладел... Он оказался
Немыслимо способным к языкам:
Попутно он усвоил и венгерский –
(Румынский – в благодарность Черновцам) --
Иврит, словацкий, а еще – немецкий,
С которым и отправился в Берлин,
Где совершенствует образованье
В элитном политехе... Тот трамплин
Фундаментален... Воли и старанья,
Усердия ему не занимать...
Он лучшим и в немецком вузе признан...
Но что-нибудь пора предпринимать:
Он ясно видит – (будто кем-то призма
Волшебная подставлена ему) –
Что равновесье на последней грани...
Германия – как будто бы уму
Добавили отравы – о тиране
Мечтает – и фашизма трупный яд
Распостраняется со страшной силой...
Лишь коммунисты противостоят
Фашизму – от него несет могилой...
И Ян Черняк вступает в КПГ...
И Эдгара, что был из руководства,
С которым был на дружеской ноге...
Ян просит:
-- Понимаешь, мне придется,
Закончив вуз, уехать в Бухарест...
Не можешь ли с румынским коммунистом
Свести меня в Берлине тет-а тет? --
Ответ был неожиданным и быстрым:
-- С румынским – нет... Но я тебя сведу
С военным из Советского Союза...
Ты умный и предчувствуешь беду,
Переживаешь... Он тебя от груза
Душевного избавит... С ним найдешь
Твое в строю бойцов с фашизмом место...
-- Ну, что – назначить встречу? Ты придешь?
-- Приду! – И вот за столиком гаштета...
Свой кофе Эдгар медленно допил...
-- Увы, друзья, я должен вас покинуть... --
За их столом и некто третий был...
-- Я Матиас... Глаза в глаза...
-- Отринуть
Тем у кого есть сердце и глаза,
Не удается страшную тревогу
За мир в Европе... ясно, что гроза
Над всеми вскоре грянет – и ей-Богу,
Вам лучше всех понятно, что беда
Грозит евреям жуткая сегодня...
Такая не грозила никогда...
Вы инженер – и можете свободно
Общаться на различных языках,
Вы – коммунист, еврей – и ваше место
В строю борцов с фашизмом... Что и как --
Позднее... Дайте знать из Бухареста... --
А там – на службу призван... Инженер
С дипломами из Праги и Берлина,
Не будь евреем – был бы офицер...
Еврея ждет казарма и рутина:
Муштра, дневальство... Как бы избежать?
Ведь служба рядовым подобна кляпу...
А он разведчик... На кого нажать?
Ну пункте призывном кому-то «в лапу»
«Зеленых» сунуть? Действует подход:
Чиновник призывной глазеет жадно
И доллары восторженно берет,
А Яна посылает на сержанта
Учиться... После писарем полка
Артиллерийского под Бухарестом
Сержанта посылают Черняка...
А писарю ведь все в полку известно,
А значит, все известно и Москве
О дислокации частей румынских,
Оружии, снабженцев воровстве
С баз оружейных, о гостях берлинских,
Технических новинках, обо всех
Новейших нефтескважинах Плоешти,
О дисциплине воинской... Помех
От сигуранцы нет... А в Бухаресте
Завел сержант влиятельных друзей.
Они ему охотно помогают,
Секреты выдавая без затей.
Есть те, что специально добывают
Доклады, самолетов чертежи,
Генштаба засекреченные планы...
-- Добудем, все, что надо, лишь скажи... –
-- Достаньте мне мобплан погранохраны...
Он в эйфории... До Москвы довел
Всю переписку тайную с Берлином...
Но вот ЧП опасное, прокол:
Провал связистки-девушки, но длинным
Она не отличалась языком.
Не выдала сержанта и под пыткой...
Урон тяжел – погибла... В горле ком...
Борьба... Ни в ком нет жалости избытка –
Ни в тех ни в наших...Отбоярив срок,
Из униформы выбрался румынской --
Шабаш, ла риведере! – За порог...
Язык английский новой стал отмычкой
К делам грядущим тайным... Но пока
Он связи восстанавливал в Берлине.
Обогащенный опытом слегка –
Он шеф сети разведчиков отныне.
Приходится по странам колесить
И заводить широкие знакомства –
И головы еврейсколй не сносить,
Коль при вербовке ошибется в ком-то...
Стекают разведданные в Москву
О вермахте, люфтваффе, кригсмарине...
Ян слушает досужую молву,
Просеивает сплетни, чтоб картине
Объемность и законченность придать...
Ян, между прочим, аналитик редкий...
-- Опасность, Ян! Возможно, что предать
Готов агент, попавший контрразведке
Бельгийской в лапы... Требует Москва
Уехать срочно в Прагу, затаиться...
-- А можно вместо Праги лучше к вам?
Давно зовет советская столица... –
-- Резонно, -- Приезжайте. Есть дела... –
...Румынский инженер заносит в пульман...
Два чемодана... Вслед в вагон вошла
Эсэсовцев команда, богохульно
Бесчинствуя, куражась, хохоча,
Над немцами в вагоне издеваясь...
-- Союзник, руманешти? – Саранча
Фашистская, в вещах его копаясь,
Увидев паспорт, смяла инцидент...
И он – в Москве. Шпионская учеба.
На безопасность делают акцент:
Вербовка, контрслежка, самбо, чтобы
Не так-то было просто взять врасплох
Разведчика гестаповским уродам.
Ну, а в шифровке Янкель просто бог!
Придуманным им лично сложным кодом
Отныне донесенья шифровал...
Ему легки учебные нагрузки.
Раз прочитает – и запоминал
Страниц десяток... Кстати, и по-русски
Он быстро научился говорить...
С феноменальной памятью – нетрудно...
Год пролетел – и вновь пора торить
Тропинку в тыл врага, где жить подспудно,
Придется под личиной... Черняка
Ян Берзин принял...
-- Знаю, будет трудно...
Для нас сверхважно, что издалека,
Где чуждо все, враждебно, неуютно,
Поможете одолевать врага...
Надеется на вас страна Советов...
Цена работы вашей велика.
Деталей больше, фактов и сюжетов,
Германских документов шлите нам...
-- Мне думается?
-- Что?
-- Товарищ Берзин,
Показывает опыт, что врагам,
Фашистам, удалось германцев бесам,
Отдать, промыв им души и мозги...
Поэтому, я думаю, вернее
Из третьих стран работать, где враги
Не всех сломали...
-- Что ж, спецу виднее –
Я вашу точку зрения приму.
Ее в письме мне изложите кратко --
И разрешаю выбрать самому
Страну, где вы начнете вашу схватку...
Румынский паспорт с визой СССР
Засвечен, но аналог в чемодане
Зашит... В отеле венском инженер
Его предъявит...
-- После... Вы бы дали
Раздеться мне и разложить багаж.
Мой паспорт в багаже... Его я сходу
Не отыщу... Устроясь, в офис ваш
Спущусь и предъявлю его... В угоду
Порядку старый паспорт вмиг сожжен,
Аналог без советской визы вынут
И в офис для контроля занесен...
А далее в Париж дела закинут,
Но в консульстве французском бюрократ,
Куда за визой инженер явился,
Уперся рогом:
-- Следует назад
В Берлин за визой ехать... Поделился
Черняк с ним энной суммой...
-- Хорошо,
С условием, что вы вернетесь в Вену... –
Билет обратный куплен... С ним пришел
Ян к бюрократу... Не взлянув, степенно
Француз поставил в паспорте печать –
И ухмыльнулся... А у Яна марок
И франков нет – придется голодать,
Но он в Париж пробрался без помарок...
Пока еще нельзя назвать страну,
Где Ян Черняк держал резидентуру...
А впрочем. Он объездил не одну:
В Швейцарии, Голландии фактуру
Для важных разведсводок добывал...
Он в ту страну непросто выбирался
Через границы, паспорта менял...
Черняк в дороге так поиздержался,
Что голодать нешуточно пришлось...
Но в той стране жил Янов родич дальний...
-- Не может быть! Какой приехал гость!... --
Так начинался тот феноменальный
Одиннадцатилетний марафон
Разведсети, тот несравненный подвиг...
Ян для страны ценней, чем батальон,
Чем полк солдат в сраженье против подлых
Фашистских мерзких нелюдей, врагов...
Центр приказал в Париже стать студентом,
А денег не дают – и из долгов
Не может выйти Ян... Нельзя агентам
Без денег... Но какой-то чин в Москве
Решил поэкономить на еврее –
Заскок в антисемитской голове...
Долги, долги... Ну шлите же скорее!
Ян обучает разным языкам,
Выигрывает в шахматы за деньги...
Москва, где деньги? Госчиновный хам
Сбивает с ног, хоть встань на четвереньки
И вой... А тут в Париж вошли враги...
Ян успевает перебраться в Цюрих...
Безденежье... Но Яновы мозги
Работают... Вербует белокурых
Арийцев из элиты... И Берлин
Уже его агентами напичкан...
Пословица внушает, что один
Не воин... Но, чирикая, как птичка,
Морзянка отсылает весть в Москву,
О том, что в воскресенье на рассвете...
Но в извращенном сталинском мозгу
Своим доверья нет...
-- Сигналы эти –
Предательская грязная деза... --
Он больше верит Гитлеру... И мчатся
Из Украины с хлебом поезда
В Германию, когда приказ начаться
Атаке на границу нашу дан...
«Вставай, страна огромная!...» Стояли
Разведчики в строю, чтоб алеман
Не победил... Незримо воевали...
Неслышно вражью силу поражал
И мой земляк, из тыла атакуя,
А силу наших страшно умножал...
Он создал разветсеть... Еще какую!
Он тысячи страниц пересылал
В Москву: артиллерийские системы,
Аэропланы, танки... Направлял
Материалы и приборы с теми,
Кто вправе был из рейха выезжать
И увозил берлинский торт в подарок,
А в торте мог секретный блок лежать
Локатора новейшего... А марок
Москва не шлет, подставив земляка,
Но разрасталась над Европой «Крона» --
Сообщество агентов Черняка...
Видать, Всевышний полагал резонно,
Что Ян Богоугодный дела
Творил в бесстрашном противостоянье
Фашизму – и потоком мощным шла
В Россию информация... Заданье
Особое: узнать о химвойне,
Бактериологической угрозе...
Разведчики воюют в тишине
И жемчуг достают в таком навозе,
Куда иной бы не глядел – стошнит...
Ну, а разведчик должкн улыбаться,
Хоть омерзенье грудь его теснит,
К тому ж ему нельзя и замараться...
Особый достался Черняку:
Легко к себе людей располагает,
Друзей находит... Те, вредят врагу,
А Яну вдохновенно помогают.
Среди агентов добровольных – шеф
Исследовательской авиафирмы,
Министра секретарь, штабист... Отсев
Из «Кроны» нулевой... Ян «из-за ширмы»
Своих друзей-агентов направлял,
Учил их, как работать без провала,
На бой с чумой фашистской вдохновлял...
Одной из тех, кто факты добывала,
Поклонников легко разговорив,
Была Марика Рекк, звезда экрана,
Был Вилли Леман – после послужив
И прототипом Штирлицу... Из клана
«Кронистов» был один большой банкир,
Раскрывший все трансакции элиты
Нацистской... Шифрограммы шли в эфир –
Финансовые карты рейха биты...
В команде Яна – тридцать пять бойцов,
А двадцать завербованы им лично...
Отряд антифашистов-храбрецов...
Москва в восторге:
-- Молодцы, отлично!
Благодарим за службу! Так держать!
Нужна документация о танках.
Нельзя ль с ее добычей поднажать?... --
И не теряя время на гулянках,
Конструктора секретных «Тигров» дочь,
Пока отец обедает в гаштете –
(А он ударить по пивку непрочь) –
Приносит Яну чертежи – и эти
Уже не тайны повезут в Москву,
Имеющие допуски курьеры...
Готоаит фюрер супертанк к броску,
А наши принмают контрмеры –
И все – насмарку... Зря лепили «Тигр».
«Тридцать четверка» бьет его как муху...
Силен Черняк был в шахматах, но игр
Он и военных превзошел науку...
О Курской битве русский главковерх
Был Черняком уведомлен – и время
Тем самым наши получили всех
Приуготовить к битве и со всеми
В кулак собравшись силами, войну
Переломить на самой высшей точке...
Та информация спасла страну...
Но новые летят в эфире строчки
И тайные курьеры мчат в Москву,
Везя мешками новые секреты...
И нет цены там каждому листку,
А как они добыты? Нет ответа...
Системы ПВО и ПЛО
Фашистские раскрыты им детально...
Стране Советов с Яном повезло.
Необъяснимо! Да, феноменально!
Идет война, а для него границ
Как будто вообше не существует...
Он шествует по улцам столиц
Враждебных стран... Гестапо здесь лютует,
А там – не менее –«Интеллидженс –
Британский – сервис»... В Лондон залетая,
Руководитель «Кроны» с кличкой Джен
Искал подходы к теме, что витая
Над головами, занимала всех,
Кто с физикой знаком хотя бы кратко.
Прослышал Ян: наметился успех
С урановым проектом – и разгадка
Нужна Советской армии, как хлеб.
Как воздух... Без нее страна – на грани.
Секретный физик Кавендишской lab,
Cэр Аллан Мэй к заветной близок тайне.
Он дружит с Яном – и его стране
Сочувствует – и рад с ней поделиться
Секретом бомбы...
-- Может быть в войне
С фашизмом эта бомба пригодится...
В Москву от Мэя полетел доклад
О ходе воплощения проекта...
А следом – пачкой чертежи летят
Урановых котлов... Отважный некто
Урана изотопы в образцах
Собой рискуя через все границы
Перевезет... О доблестных бойцах
Не все открыты гласности страницы...
Агент Сесиль по случаю узнал,
Что давний друг его, бактериолог,
В отдел биооружия попал...
В досаде друг:
-- Той гадости недолог
Путь от пробирок до полей войны –
И пол-Европы – поминай как звали...
-- Не хочешь с представителем страны
Проблему обсудить, чьи воевали
Под Сталинградом доблестно полки?
-- А он придет в красноармейской форме?
-- В казацкой! – посмеялись шутники...
-- Мы разные, но на одной платформе
Стоим антифашистской... И пока
Фашизм не побежден, усилья сложим,
Чтоб победить заклятого врага –
И главному воителю поможем...
Ученый согласился помогать,
Умножив информации ценнейшей
Поток... Ее пришлось пересылать
Диппочтой спецкурьерами... В дальнейшей
Истории подобных было встреч
У Черняка без счета... Без провала
Сумел увлечь он и в дела вовлечь
Не одного сверхпрофессионала...
Буквально тонны важных чертежей
Отправил Ян за десять лет работы...
Приборов сотни... Стало быть, уже
НИИ советским проще: нет заботы
Самим приборы те изобретать,
А можно лишь копировать дотошно –
И в бой! Пусть помогают воевать
Фашистские – с фашизмом... Непреложно:
Ян ускорял технический прогресс,
И сэкономил сотни миллионов,
И приближал Победу... Может без
Тех чертежей от нашенских шпионов,
Разведчиков, простите, -- та война
Еще б на пару лет подзатянулась...
Необозрима подвига цена...
Но мужество с предательством столкнулось:
В Канаде шифровальщик – лейтенант
Гузенко докатился до измены...
Им Аллан Мэй раскрыт... Он – арестант...
И следствие признанья непременно
Добиться хочет, с кем был Аллан Мэй
На связи, кто вовлек его в разведку...
Рискуя со свободою своей
Расстаться навсегда, ученый клетку
Не хочет на бесчестье обменять --
И резидент разведки им не выдан...
Но есть приказ Москвы: пора линять! –
В британский порт с визитом дружбы прислан –
(А может быть – тут я в деталях слаб –
В канадский, во французский или шведский) –
Большой советский боевой корабль...
На борт в матросской форменке советской
Черняк «из увольнения» пришел...
Кто видел, дал подписку, что не видел...
«Особый» офицер его привел
В секретную каморку... Бывший лидер
Разведсети отныне стал никем,
Но, слава Богу, жив и не в застенке.
Подвел черту под прежним бытием,
А в голове прокручивает сценки,
Где всякий раз – на лезвии клинка...
Десяток лет – без права на ошибку
Хранил Всевышний Яна Черняка,
Не допустил смертельную засыпку...
И вот он возвращается в страну,
В которой прежде был, как иностранец,
Но вместе с ней он одолел войну –
И вот теперь, бродяга и скиталец,
В нее он возвращаетеся – домой –
Еще совсем не стар, уже не молод.
Теперь в ее границах и родной
Полузабытый, но любимый город,
Как он, прошедший через много стран...
Придется ль побывать на Буковине?
Он десять лет сражался – и устал...
Какая ждет судьба его отныне?
Мгновений звездных, солнечных вершин
Ему судьба, наверно, не подарит.
Уже, что мог, он в жизни совершил...
Идет корабль... Он малость прикемарит...
Манфред Штерн
Фамилия у мальчиков – Звезда...
Три сына у папаши Соломона.
Отец решил не пожалеть труда,
Чтоб звезды те сияли с небосклона
Как можно ярче... Здесь один рецепт:
Ученье – шлет в гимназию сынишек...
Моше – он старший – первым был на цепь
Учебную посажен... Тонны книжек
Перечитал на разных языках
В гимназии немецкой – Черновицкой,
А дальше – школа фельдшеров... Итак,
Та школа стала выходом, калиткой
В судьбу, а младшим братьям он – пример,
Вольф с Лейбой по стопам его ступают...
Шлифует знанья Венский универ,
Где Манфредом по-свойски называют
Товарищи Звезду... А тут – война.
И Манфред призван – офицер запаса –
И послан против русских... Холодна
Сибирь! Австро-венггерских пленных масса
В Березовском концлагере гниет...
Но Марфред не чурается работы:
Лес валит, строит... Терпит и живет.
Ждет лета. И врачебные заботы
В концлагере берет он на себя...
С судьбой невразумительной не споря.
Он по-еврейски выживал, терпя...
Он – луч надежды в океане горя...
Семнадцатый -- вначале февралем,
Затем и октябрем потряс основы...
-- Весь мир насилья мы перевернем, --
Большевики ему внушают, чтобы
Его и прочих пленных вербануть...
Пошли с большевиками Мате Залка,
Кун, Гашек... Манфред Штерн решил примкнуть...
Судьбу на карту? Что ж, ему не жалко...
И он воюет против Колчака
Изобретательно, умело, смело...
Двадцатый год его в большевика-
Партийца превратил... В душе звенело
Стремление свободе послужить –
И угнетенных вызволить из рабства...
На это жизнь не жалко положить...
Идеалист наивный, он лукавства
Не видел в большевизме до поры...
Мечте о революции в угоду
Сперва в Европе разжигал костры...
Он в Гамбурге мутил усердно воду –
Восстания матросов военрук...
А Бела Кун -- венгерские Советы
Приводит тоже к краху – старый друг,
Товарищ по судьбе военной... Вдеты
Их судьбы в исторический коллаж...
В РККА налажена разведка.
В ней Манфред – не последний персонаж –
Один из главных... Ум его и сметка
Видны начальству... Чуть подшлифовал
Еще ученость по военной части –
Спецфакультет разведки посещал
Во Фрунзе-академии... И – здрасьте! –
Его десятилетье Октября
Вне армии встречает – в Коминтерне...
Интернационалу путь торя
К заре свободы, чтобы меньше терний
Досталось иностранцам, их учил
Наукам – сплошь военным и шпионским,
Чем нашим разведслужбам послужил
И будущим – в соцстранах... Вашингтонским
Макс Зильбер – так теперь его зовут –
За океан направлен резидентом...
Видать неслабо наворочал тут:
Когресс им занимался... Несть моментам
Числа высоких, звездных в той судьбе:
В Шанхай направлен Штерн... В Шанхае – Зорге,
«Рамзай», поднаторевший в той борьбе
С врагом секретной... Контрразведки зорки,
Но у шпионов наших – высший класс –
Орудуют надежно, филигранно...
И Рихард – ас, и Манфред тоже ас –
Вершат дела большие заэкранно...
Когда пошли испанские дела,
То первыми, кого туда Россия
Республиканцам в помощь послала,
Как раз и были Штерн и Берзин... Сила –
У Франко... Он, мятежный генерал,
Войны гражданской главный вдохновитель,
Мадрид со всех сторон атаковал,
Талантливый и опытный воитель,
Харизматичный лидер и стратег...
Он всем хорош, но враг республиканцев.
С ним – армия... Романтики из всех
Далеких, близких стран – спасать испанцев
Примчались... А правительством испуг
Владеет, нет ни мужества ни воли...
Вся оборона города из рук
Вон плохо управляется... Так что ли
Быть может город лучше сдать врагу
Без боя? –
Штерн ответствует сурово:
-- Сдаваться не хочу и не могу...
Моя присяга – не пустое слово...
Честь выше смерти -- и велел собрать
Приехавших на помощь иностранцев,
Скучающих
(--А чем себя занять?
Приехали сюда спасать испанцев,
Но, видно, никому мы не нужны...)
-- Пришла пора, товарищи... Наш выход...
Республика зовет... Сперва должны
Усвоить твердо, что не ради выгод,
Не ради бакшиша и барыша
В смертельный бой с франкистами вступаем,
А так велят нам совесть и душа...
И если это кредо разделяем,
Готовы в битве жертвовать собой,
То – все...
Побатальонно – разделиться!
Кто воевал на первой мировой,
Два шага – шагом марш вперед! Разбиться
Поротно и повзводно!... Вы, вы, вы –
Отныне -- командиры батальонов...
Назначьте, не теряя головы,
Комрот и комвзводов! Вы -- смерть шпионов,
Бригадный контрразведчик!... Комиссар...
Начштаба... Вы – нач. тыла...—
В две минуты
По должностям бывалых расписал...
-- Ишь, раскомандовался... Футы-нуты...
А если я, к примеру, не хочу...
-- Из строя -- выйти! – Кто еще не хочет?
Я видел: вы кивали...
-- Я молчу!
-- Последний шанс дается всем... Короче,
Не хочешь подчиняться, выходи
Сейчас из строя: дескать, не желаю...
Позднее с дисциплиной не шути:
За разгильдяйство лично расстреляю...
Тем часом Франко шустро наступал...
Ему сопротивлялись безнадежно
Рабочие отряды... Генерал-
Мятежник полагал, что вовсе можно
Защитников республики в расчет
Не принимать... Уже в столице хаос –
И «пятая колонна» знака ждет,
Команды... Словом, с гулькин нос осталось
Смешной и победительной войне –
И разработан ритуал парада:
-- Так, я в Мадрид въезжаю на коне...
-- На белом, вороном?...
-- На белом... Надо
Найти в конюшнях белого коня...
Но смирного... Пусть будет наготове...
Пусть журналисты каждый день меня
Интервьюируют.. Желаю, дескать, крови...
-- А что на фронте... Скоро белый флаг
Поднимут интернационалисты?...
-- Пишите, что Мадрид у нас в руках...
-- Уверены?
-- Сеньоры журналисты,
Конечно, я уверен... Воевать
Республиканцы вовсе не умеют...
От вас, сеньоры, не хочу скрывать:
Уже гаротты вскоре почернеют
От их вонючей крови... Пусть дрожат,
Бегут пусть... Я преследовать не стану...
А тем, что не сдадутся – жуткий ад
Готовится... К республиканцев клану
Прибились чужеземцы – всякий сброд...
-- А вам не помогают чужеземцы?
К примеру, кто оружие дает?...
-- Известно миру: итальянцы, немцы –
Фашисты, словом, с вами заодно...
-- А может, вы и сами из фашистов?
-- Бред сумасшедших... Ладно, все равно:
Гоните в шею этих журналистов!...
Но только чудеса случились вдруг:
Республиканцы так накостыляли
Франкистам! Все узнать из первых рук
Желает пресса... Прессе представляли
Героя обороны... Генерал
Канадец Клебер... Он высок и статен.
Немногословен... Точно отмерял
Ответы – был предельно аккуратен
В словах, хотя деталей не скрывал,
Что родом был из Австрии, участник
Войны народов, даже побывал
В плену у русских, воевал за красных...
Потом в страну кленового листа
Уехал и натурализовался –
Все по легенде... Ясно, неспроста
В Испании Штерн Клебером назвался.
Такое имя ранее носил
Один наполеоновский вояка...
Как Манфред Штерн -- и тот австрийцем был,
Не знал в бою сомнения и страха –
И заслужил от собственных солдат
Почетный титул «Храброго из храбрых»...
О генерале Клебере твердят
Взахлеб газеты, точно бьют в литавры:
Разбила в щепки, отстояв Мадрид,
Одиннадцатая интербригада –
Фашистов и у Франко бледный вид –
Куражился над прессой, а не надо...
В серьезных исторических трудах
О той войне отмечен с похвалою
Блестящий Клебер, размоловший в прах
Франкистов под Мадридом... Той порою
Обычные интриги начались:
Республиканский главковерх Миаха
Завидовал и злился... Злись – не злись,
А победитель – Клебер... Вертопраха
Жгла зависть – и пытался вертопрах
Вовлечь в свою орбиту Матэ Залка...
Но тот отбрил негодного, в словах
Достойных лапидарности Бальзака:
-- Я Клебера могу и не любить,
Но нелюбовь к нему великий подвиг
Не может исторический затмить...
И от меня интриг не ждите подлых... –
Но был иной любитель злых интриг.
Он из Кремля творил герою шкоду...
НКВД –исты сталинский задвиг
Хотят исполнить: мол, не место сброду:
Троцкистам, анархистам и т.д. --
В интербригаде... Расстрелять – и точка!
-- Я не предам товарищей!... –
В беде
Сам оказался...
Пытки, одиночка
В Лефортово... Пытали, мол, признай
Себя шпионом Франко... Страшно били...
Законопачен в лагерь... Самый край
Гулаговской нетающей Сибири...
Здесь встретил и позднее написал
О встрече с Штерном в лагере Жигулин,
Как Манфред и кормил их и спасал
От пневмоний зимой... Подкараулен
Герой бесовской властью... Только год
Еще потом он подышал свободой –
И вновь ГУЛАГ, где вскоре и умрет
Герой-земляк... Звезда... Печальной кодой
Высокая мелодия судьбы
В бесчеловечном мире завершилась...
Я верую, что волею Судьи
Вознагражден за муки... Божья Милость
Наверняка великая дана,
Тому, кто не пуская в душу беса,
Был праведен... Высокая цена
Той праведности... Плотная завеса
Скрывала тихий подвиг земляка...
Но свет звезды погашенной на землю
Летит десятилетья и века...
И я, как в детстве, на звезду глазею...
Три брата Штерна было, три звезды...
Разведчик Вольф не избежал ГУЛАГ’а,
Позднее занял видные посты
В компартии австрийской, бедолага...
Историк Лео в бывшей ГДР
Стал боссом академии научной...
Кровавый век немало злых химер
Добавил и его судьбе докучной...
Первый черновицкий космонавт
Распад СССР... Мечте – каюк!
Уже над миром не взлететь «Бурану»...
И черновчанин Леня Каденюк,
Пилот «Бурана», прикипел к экрану:
Политики без жалости судьбу
Калечат космонавта-украинца...
А он всерьез учился – и ко лбу,
Прижал ладони в горе... Очевидца
Я той картины не нашел нигде –
Вообразил ее – и сам в печали...
Но все-таки земляк к своей звезде
Взлетел... Не на «Буране», а на «Шаттле»...
Как ликовала Украина! Как
Все Черновцы и пели и плясали...
Шестнадцать суток в космосе земляк –
Все в Черновцах дыханье задержали...
В Борисполе толпа... В аэропорт
Приехали на черных лимузинах
Начальники всех рангов... От забот
Привычных отрешилась мама – Нина
Андреевна... Должно быть, тихий сквер
«Садок вишневый» ей напоминает
У хаты клишковецкой... Пионер
Еще не космонавтики – сажает
В родную землю саженец – орех...
И мать его в Борисполе встречает.
Ее сынок поднялся выше всех!
Она корреспонденту отвечает:
-- Конечно волновалась – я же мать.
Молилась – и услышана молитва...
Он возвратился – и его обнять
Мечтает Украина... –
Просто битва
Здесь назревает в аэропорту:
Где каждый хочет оказаться ближе
К Герою, что высокую мечту
Сумел осуществить...
-- А я увижу
Сыночка? – Тихо спрашивает мать. –
Толпа-то непомерная. Задавят...
-- Не надо, мама, сердце волновать.
Все будет замечательно... Восславят
Отныне и на долгие века
И в Украине и на всей планете
Любимого сынка – Каденюка --
Полковника, Героя... Все на свете
Отличия не смогут заменить
Герою доброй маминой улыбки...
-- Ну, вот и я... Вернулся... Будем жить
По совести, стараясь, чтоб ошибки
Не доставляли людям горьких бед...
Встречала хлебом-солью Украина,
У каждого встречавшего – букет...
Венком из васильков и из барвинков --
Его из Новоселиц привезла
Надежда Каденюк, его кузина –
Родная буковинская земля
Герою воздала...
-- Невыразимо
Я счастлив! Я вернулся! Я всегда
Во всем неотделим от Украины...
Я верю: у страны моей звезда
Счастливая: легенды и былины
Ее оптимистичны – и взлетит
Моя страна в стремительном подъеме...!
А мать на сына с нежностью глядит,
Мечтая, чтоб все кончилось – и кроме
Ее и близких рядом – никого...
Он станет депутатом, генералом –
Сверхважною персоной... Но его
Мать помнит беззащитно хрупким, малым...
И генерал для мамы навсегда
Ее пребудет Ленечкой – ребенком...
Промчатся над планетою года...
Не раз еще во вдохновенье звонком
Придет героев космоса встречать
С букетами в Борисполь Украина...
Но эстафету подвигов начать
Послала сына ненька-Буковина...
София Ротару
... Неспокiйна рiчка
Вьється наче змiйка,
Тулиться близенько
До пiднiжжя гiр.
А на тому боцi,
Там живе... Софiйка
В хатi, щo сховалась
У зелений бiр...
Прошу простить, Михайло Ткач, поэт,
За то, что соизволил озадачить...
Вы создали шедевр, сомнений нет --
Его всегда хотел переиначить,
Поскольку мне казалось, что она
Как раз и есть та девушка из песни --
В которую планета влюблена –
За то, что в мире не найти чудесней...
Я с юности не мог не оценить
Волшебный дар и красоту землячки...
Ее портрет журнальный сохранить
Старался в тайне от друзей в «заначке»...
В журнале «Украина» тот портрет –
В киптарике и блузке-вышиванке --
Был на обложке – и немало лет
Был мною сохраняем в бессознанке...
Я в Криворожье тяжело пахал,
Осваивая старый экскаватор –
И по землячке песенной вздыхал...
Но был другой. И он вошел в кильватер
Той нежно-романтичной красоты...
Он, тот другой, тогда служил солдатом...
И он поклялся:
-- Соня, будешь ты
Моей женою – бедным иль богатым
Мне суждено прожить семейный век --
Для счастья милой приложу все силы,
С тобою буду сам счастливей всех,
Поскольку нету на земле красивей... –
Журнал с портретом у него другой,
На русском языке, но тот же образ,
Вошедший в душу -- нежный, дорогой,
Пленивший всю страну, не только область,
Откуда оба родом...
-- Евдоким, --
Ты переписку завяжи с землячкой.
Ты парень видный... Девушке с таким
Не стыдно погулять по Кобылянской, --
Подталкивают парня земляки...
В Тагиле Нижнем служат черновчане...
-- Она – звезда... Мне как-то не с руки...
-- Пиши письмо – твердят однополчане...
И парень написал в журнал письмо
С признаньями в любви своей Софии,
Наивно и бесхитростно, как смог,
Как часто пишут звездам рядовые...
Но кто-то из журнала переслал
Письмо солдата девушке с обложки...
Письмом ее расстрогал... И не ждал,
Но получил ответ... Пути-дорожки
Порой необъяснимы у любви...
Что предначертано, должно случиться...
И вот они друг с дружкой виз-а-ви,
Глаза в глаза... Пусть радость их продлится...
Он, в Черновицкий университет
Вступил и стал играть в его ансамбле...
И девушку с обложки в их октет
Позвал солисткой, чтобы не ослабли
Те нити, что уже связали их --
В едином ритме два сердечка бились...
Потом случился тот высокий миг,
Когда она и он в любви открылись...
И мне немного в жизни повезло:
Я через Киев ехал в Криворожье.
Меня о стены било и трясло,
Когда шагал на тамбурный порожек...
Тот поезд был особенным... Ведь в нем
Посланцы буковинского искусства
В столицу Украины на прием
Восторженный и бурный мчались... Чувства
Мои взыграли... Увидал ее...
Причем, вначале не поверил даже
В чудесное везение мое...
В проходе со Степаном Сабадашем
Стояли, по-молдавски говоря...
Обидно стало: столько лет, выходит,
Без пользы жил на Буковине, зря:
Незнание молдавского подводит...
А тот, другой, не ведавший азы,
Но, видимо, была покруче воля,
Он постепенно выучил язык –
И стал Софии верным мужем Толя...
Судьбина приземленная меня
В толпу чернорабочих затолкала,
Хоть песни, колокольчиком звеня,
Зажглись в душе -- неярко, в треть накала...
А девушка в киптарике уже,
София, на всемирном фестивале
Медалью – нет, не из папье-маше –
Из золота отмечена... И дали
Не только за созвучие имен --
София в СОфии стяжала славу –
За красоту и песни... Сладкий сон
Стал явью – и медаль дана по праву...
В селе под Новоселицей она
В крестьянской каса маре подрастала,
Где трудятся с темна и до темна,
Но там и песня ладная звучала...
Дошедший до Берлина фронтовик,
Глава семейства Михаил Ротару,
Без песни обходится не привык
И сам пел так, что за душу хватало...
И мама Александра не могла
Без песен – и они звучали в хате...
Сестрица Зина – старшая -- жила...
Лишь звуками... Споет – и умолкайте...
В семье Ротару – шестеро детей:
Два парня, а сестричек аж четыре...
По возрасту вторая – Соня... Ей
Досталось быть звездой в подлунном мире...
Все помнят, как ансамблик из сестер
Ротару появился на экране...
Такой невыразимо звучный хор
Молдавский пел тогда фольклор, пока не
Ансамбль «Червона рута» заиграл –
А во главе -- супруг Софии Толя...
Аранжировки – чудо, а вокал –
Нет слов, лишь междометия... Мирволя,
Софии, грозный Лапин пригласил
На майский «огонек» в семидесятом...
Наш курс журфака на подхвате был --
И видно всем допущенным ребятам,
Что скоро станет мамой сверхзвезда,
Но пела изумительно, конечно –
И красотой сияла, как всегда –
И стала всенародно, всесердечно
Любимой... И родился сын, Руслан...
И он, как мама, в августе, но позже...
А мне диплом достался – и послал
В Сибирь меня мой жребий... Ну, так что же:
Гастрольные маршруты сверхзвезду-
Землячку, что в Союзе всех известней,
В Сибирь однажды тоже приведут,
Где на мои стихи слагает песни
Мурашкин – композитор молодой...
И я пришел с напетой им кассетой
В гостиницу... Мне говорят:
-- Постой,
Нет в номере... Она зимою этой
Впервые на рыбалку собралась...
-- Что передать ей?
-- Вот – кассета... Песни...
Мой телефон... – Похоже, не зажглась –
Не позвонила... Не везет, хоть тресни...
Летят неумолимые года...
Поверишь ли: она уже бабуся?
Но неизменно, чудно молода...
Меняет время моды, портит вкусы...
В Израильской Натании звезда
С учительницей первой повстречалась...
-- Я, тетя Маля, помню вас всегда...
-- Я тоже, Соня... С детства отличалась
Воспитанностью и усердьем ты --
И вот -- границ твоя не знает слава..
-- А ваш супруг?
-- Его уж нет...
-- Цветы
Все на могилу отнесем по праву...
Ведь он меня истории учил
И в школе основал музей Ротару.
Он, Лазарь Моисеич, честно жил --
И он допущен к райскому порталу... --
Нет, дурновкусье к ней не пристает,
На репутации не виснут сплетни...
Она все вдохновеннее поет...
Хотя бы раз «Червону руту» спеть с ней –
И, уподобясь Фаусту сказать:
-- Остановись мгновенье, ты прекрасно...
Хочу звезде-землячке пожелать
Прожить по меньшей мере троекратно
В сравненьи с тем, что прожито уже –
И пусть звучит немеркнущая песня
В эфире, в зале и живой душе...
Я слушаю – и таю в песне весь я...
Иван Миколайчук
«Гадюку» сотворили в Черновцах,
На Заньковецкой, в частности, снимали
Фрагмент под ливнем на моих глазах:
Из рукава прещедро выливали
На голову актера весь объем
Автоцистерны противопожарной...
Сняв кадр, заботу проявив о нем,
Согрели парня чаркой горилчаной...
В «Гадюке» нехорошего играл
Иван Миколайчук – такого гада...
Но красотой девчонок наповал
Сражал необычайной... Это ж надо!
И техникум строительный тогда
Для фильма под тюрьму гримировали --
(Я в нем как раз учился в те года) –
И после мы в картине узнавали
Крутой подъем на техникумский двор...
Иван был ослепительным кумиром –
Не модным, но любимым... До сих пор
Остался для меня незаменимым
Гуцульской выразителем души...
В «Тенях забытых предков» Параджанов
Ивану выдал тайные ключи
От душ всех украинских киноманов...
В Чартории стоит старинный дом,
В землице утопая потихоньку...
Десятеро детей взрастало в нем.
И был один – он выразил эпоху...
В той хате пахнет чаем травяным,
Качается простецкая колыска...
Труба рисует в небе буквы... Дым –
Как Господу секретная записка...
Отсюда, повзрослев, Миколайчук
Пошел торить свои земные тропы...
Простой гуцул, крестьянский сын и внук,
Встал вровень с киномэтрами Европы.
Все поняли мгновенно: он гигант...
От «Сна» и от «Теней забытых предков»,
От фильма к фильму -- рос его талант,
Который тщетно загоняли в клетку.
А он упорно противостоял
Попыткам отравить живую душу,
Храня в душе высокий идеал –
-- Не отступлю, твердил себе, не струшу...
Он был максималистом и в любви:
Однажды выбрал в юности Маричку,
Взял в жены, чтоб пред Богом и людьми
Быть человеком... Он имел привычку
Твердить:
-- Мужчина – недочеловек,
И женщина – не человек... Лишь в сумме,
Лишь оба вместе – человек – ковчег,
Того, что содержалось в Божьей думе
И было в День Шестой сотворено...
История Ивана и Марички –
Сама собой – отличное кино
О душ высоких нежной перекличке...
И вспоминая Николайчука,
Мы к пушкинской сентенции восходим
О гении-злодействе... Чепуха?
С поэтом согласимся – и поспорим
С противниками... Нам Иван – пример.
Он был феноменально, мощно – добрым.
Лучился светом тех, нездешних сфер,
Он был так добр, что, полагаю, кобры –
И те бы жало прятали при нем...
Он взял в свой дом Гаврилюка Ивана,
Безвестного... Стал признанным потом
Актером украинского экрана...
И не случайно Быков Леонид
Его душеприказчиком назначил,
Предчувствуя, что жизнь его летит
Стремительно в кювет... Он не лихачил,
А просто потерял способность жить...
Причиной жизнь, а вовсе не дорога...
Не дали им искусству послужить –
И уходили гении до срока.
До срока и Иван Николайчук
Ушел, свое кино недоснимавший,
Как пахарь, в поле позабывший плуг –
Не возвратившийся, недопахавший...
Остались фильмы. Больше двадцати.
А их могло бы быть намного больше.
Прости, кино, что он на полпути
С дистанции сошел... Помилуй Боже –
И душу озаренную прими
В твоих пресветлых вышних эмпиреях.
Он был один из лучших меж людьми.
Пусть не успел всего... Великий Рерих
Предрек: стремленья будут высоки,
Но вниз снесут плывущего потоки...
Он был плывущим поперек реки.
Его снесло, разбило о пороги...
Он так любил родные Черновцы –
И Черновцы Ивана не забыли...
Взлетают, крылья пробуя, птенцы,
Над Черновцами – неба изобилье...
Дмитро Гнатюк
...И в старости – божественно красив
Великий мой земляк – Дмитро Михалыч...
Дай, Боже, долгих лет и юных сил...
А голос и талант – не перехвалишь...
Мне незачем включать магнитофон:
Глаза закрою – и во мне негромко,
Но во всю душу – страстный баритон...
Вихрилась над планетою поземка –
И над челом сиятельно легла...
А голос стал и глубже и мудрее...
Так далеко дорога увела
От песенных Мамаевцев... Щедрее
Едва ль Всевышний мог бы одарить –
И если б можно жизнь начать сначала,
То прожитое рад бы повторить...
Я помню фильм, в котором прозвучала
Немеркнущая «Ридна маты...» Он
Свой голос многим подарил картинам...
Я песней «Кров людская...» поражен...
Так вовремя на жизненном пути нам
Гнатюк в раздумьях-песнях открывал
Духовные ориентиры-вехи,
Он нас от конформизма отрывал...
О нем, как о певце и человеке...
Все скажут только доброе... Певцы
Великие восходят с Буковины.
Послами доброй воли Черновцы
Их направляют штурмовать вершины,
Преумножая на Земле добро...
Пожалуйста, исполните нам снова
Заветную, любимую, Дмитро
Михалыч... Пусть нас музыка и слово
Расстрогает, из будней уведут,
Омоют сердце дивной красотою...
Синхронно с вами души запоют –
И позовут в дорогу за мечтою...
Михаил Эминеску
Нас просвещает многознайка GOOGLE –
И даже демонстрирует монетку:
В СССР был отчеканен рубль
К столетию кончины Эминеску.
Ему б тот рубль пришелся в самый раз:
Как многие великие поэты
Перебивался с хлебушка на квас.
Жаль, нещедры к поэтам их планеты.
Коль нету хлеба, будет в мире грез
Выстраивать свое существованье...
Он, как и я, в том городе подрос,
Чье на слуху у вас теперь названье.
Скажу вам больше: в первый школьный класс,
Вошел я в зданье с памятной доскою,
Что извещала: ранее, до нас,
Учился Эминеску здесь... Не скрою
Я не читал тогда его стихов.
Прочел позднее, правда в переводе...
Теперь я знаю много языков,
Да лишь румынский все не в обиходе –
Прощения прошу, мой Черноуц...
А мог бы: я по языкам отметку
Всегда имел отличную... Боюсь,
Что все ж не прочитаю Эминеску
И впредь в оригинале, чтоб потом
Пересказать особенным манером
По-русски... Что поделаешь? Живем
Вполсилы, в треть способностей... Карьером
Несется жизнь – и все от нас, от нас...
Родился Эминеску в Ботошанах,
А в Черновцах шесть лет являлся в класс
Классической гимназии... О шансах
Карьеры деловой не помышлял –
И раньше срока прекратил ученье...
Уже он потихоньку сочинял
И первое свое стихотворенье
В «Фамилию» -- (журнал такой) – послал.
Порадовался: опубликовали –
И странствовать отправился: желал
Уроки брать у жизни... Преподали
Лишения и голод пацану
Жестокие и честные уроки...
Был конюхом, суфлером... Всю страну
Пешком истопал... И собрал в итоге
Мировоззренье, без чего поэт
Несостоятелен... И быт народа
Исследовал в тех странствиях... Сюжет
Судьбы в исканьях нравственных три года
Выстраивал упорно Михаил...
А далее он стал студентом в Вене,
На лекции в Берлинском походил
Для расширенья знаний универе...
В стихи его – борьба добра и зла,
Конфликт искусства с жизнью, антитеза
Любви земной и песенной вошла...
При этом поэтическая греза
Набрасывает романтичный флер...
Его стихи как будто на котурнах,
В них словно бы к реальности укор
За то, что приземленна, «некультурна»...
Он пишет, пишет... Первые стихи
Патриотичны в мироощущенье –
(«На смерть Арона Пумнула») – ярки...
В семидесятые – в стихотворенья
Вошли идеи классовой борьбы...
В провидческой поэме «Император
И пролетарий» промарксистски был
Настроен... Как известный литератор
В Румынии привечен, возвратясь...
Здесь уделил внимание фольклору,
Работая в библиотеке Ясс...
Стал погружаться в прозу в эту пору
И в публицистику... Вошел народ,
Как главный персонаж, в его творенья.
Его он идеалом изберет.
Народу посвящая вдохновенье,
Поэт определил, что антипод –
Буржуазия: лжива и продажна.
В разврате, бездуховности живет...
Позднее в Яссах, что отметить важно,
Поэт на просвещение влиял:
Инспектор школ народных, он пытался
В жизнь претворить высокий идеал...
Какой-то след, наверное, остался...
Потом он переехал в Бухарест.
Газета «Тимпул» с Эминеску дружит...
Разлад в душе: поэт несет свой крест –
Он идеалу отрешенно служит,
А жизнь от идеала далека:
Власть чистогана монстров порождает.
В душе непреходящая тоска –
И он себя от жизни отчуждает.
Рождаются прекрасные стихи,
Но постепенно лопаются связи
С реальностью, все более штрихи
Потусторонности видны в его отказе
Принять чужие правила игры –
И он ушел в закрытый мир куда-то...
От нас, по счастью, скрыты те миры
Беспамятства, откуда нет возврата...
Но наш эгоистичный мир людей
Берет стихи ушедшего поэта,
Богатство чувств поэта и идей –
И в этом обоюдная победа...
Ольга Кобылянская
Загадка: что есть общего у них,
Кого я перечислю по порядку?
Извилины включите хоть на миг –
Ну, постарайтесь огласить разгадку.
Я первой вам студентку назову
Из универа имени Лумумбы –
Порадовала красотой Москву –
Чудеснейший цветок столичной клумбы.
Теперь готовьтесь: называю ту,
Что следует за первой в нашем списке.
Она в Одесском аэропорту
Директор... Прочитаю без запинки,
Что третий номер в Криворожье нас,
Приводит -- в неуказанную школу...
Как раз она сейчас заходит в класс
Учительницей... Угадали? «Шпору»,
Я понимаю, вы не припасли –
И не сумели отыскать разгадку...
Еще добавлю: авторша «Земли»
Заглавная в том списке... Все не гладко?
Ну, что поделать? Раскрываю сам.
Не знал, что недогадливы настолько...
Сперва подсказку предлагаю вам:
Зовут всех выше названных... Да, Ольга...
И общая фамилия у них...
Да, Кобылянская... Ну, слава Богу,
Разгадка прозвучала... Автор книг –
Первопричина, ясно... Понемногу
Мы к пониманью факта подошли,
Что в мире помнят гордую землячку,
Коль в самых разных уголках земли
Так называют девочек...
Враскачку
Гуляли вечерами всей толпой
По улице, что то же носит имя...
Боюсь, что «Землю» мы тогда с тобой
Еще не прочитали... Колдовскими
На Кобылянской были вечера...
А здесь она сама жила когда-то
В окно глядела и любви ждала
И, презирала немца-супостата,
Румына... И когда в сороковом
Советы пнули наглого румына
Красноармейским грубым сапогом –
И стала украинской Буковина,
Писательница высказалась «за»
Публично – в украиномовной прессе...
Ее тотчас продвинули в ферзя,
Чтоб в идеологическом замесе
На классика ссылаться: коль она,
Мыслитель европейского масштаба,
Поддержка коей Сталину ценна,
Сказала «За!», то пусть умолкнут жабы,
Тот «аншлюс» осудившие вразброд...
Но наступает год кровавой тризны
Ломает судьбы сорок первый год –
И Буковина, бедная отчизна,
Вновь под пяту румына попадет...
Бесчинствовует румын на Буковине...
Уже из кресла Ольга не встает
Она парализована, но ныне, --
Считает Кобылянская, -- должна
Тем более сказать прямое слово
Протеста, гнева... Вызвала она
Злость сигуранцы... Ей грозят сурово
Военным трибуналом, но ушла
От власти короля и Антонеску
Под Божью власть, туда, где не могла
Земная -- по-румынски и немецки –
Властительницу дум приговорить,
Поскольку Высший суд над ней свершился...
А в мир ее души приотворить
Окошко до конца я не решился –
Стесняюсь... Не желала ведь сама
Над «i» расставить точки однозначно.
Нам ни осталось ни клочка письма,
Где из контекста явно и прозрачно
Дала бы знать нам Ольга, что ее
И поэтессу Лесю Украинку
Не просто дружба жгла, как уголье,
А... Ладно – дорисует пусть картинку
С сочувствием читатель до конца –
И понимает, а не осуждает
Ту, чья душа, как прежде, в Черновцах
Незримая над городом витает,
Где ежечасно кто-нибудь ее
Упоминает имя, где со страстью
Плетут актеры тонкое тканье
Из дум ее и чувств в стремленье к счастью,
Что счастью равнозначно, а итог
Всегда трагичен, ведь бессмертья нету...
Освобожденный от фашистов мог
Свою звезду сиятельную эту
На гордую орбиту вознести
В сорок четвертом благодарный город:
На Кобылянской уголок спасти,
В котором жар души и внешний холод
Любовь и нелюбовь пережила:
Ее квартиру сделали музеем,
А улица, что имя приняла,
Где бродим вечерами и глазеем,
Где тайно наполняется душа
Любовью, вдохновением и светом –
Та улица так дивно хороша...
Музей с ее рабочим кабинетом,
Ее вещами, книгами – хранит
Ее души высокой отраженье –
И эхо нежным голосом звенит,
В нас отклик пробуждая и волненье...
У гения загадочна стезя
И логика судьбы необычайна
Его простою меркою нельзя
Измерить, в нем всегда сокрыта тайна.
Сто разных «почему?» да «отчего?»
Навеки остаются без ответа...
Один Господь все знает, но Его
Маршруты неисповедимы – это --
Как аксиома... Ольга родилась,
Когда была над Южной Буковиной
Австрийского помазанника власть...
Пан Юлиан с дражайшей половиной
Квартировали в тихом городке
С названием полурумынским: Гура-
Гумора... Дом – и яблони в садке,
Язык царит немецкий – вся фактура...
Потом – Сучава, Кимполунга... Суть
Тех странствий очевиден: выживанье.
Где заработок был, туда и путь...
Высокий смысл в том тягостном скитанье:
Образованье высшее сынам –
Их пятеро в семье – с натугой дали...
-- А Ольге и Евгении? Ну, вам
Ведь замуж, это значит, что едва ли
Имеет смысл распахивать кошель...
В начальной школе годика четыре
Дойч поучите: «гутен морген, шнелль...» --
И баста... Папа с мамой не шутили --
И трое старших: Максимиллиан,
Владимир, Александр – пошли в юристы,
Филологом стал классным Юлиан,
Степан – военным... Девочек – на выстрел
Не принято к наукам подпускать...
Пан Юлиан с супругой рассудили:
-- Конечно, пусть научатся писать –
И ладно... Так сестрички походили
В начальную, а остальную всю
Потом науку добывали сами
Из книг и жизни... И Эжена Сю
Сверхмодного читали и стихами
Марали, как положено, альбом...
Все, как у всех... С одним отличьем только:
Все девушки мечтали об одном:
Замужестве – тут все кончалось... Ольга
Мечтала об ином: писать, творить,
Участвовать в общественном движенье...
С подругами об этом говорить?
Никто и не поймет ее решенье...
Держать в секрете – и читать, учить,
Глотать науки целыми томами –
И потихоньку начинать, творить,
Попробовать перо... А чтобы маме
Доставить радость, первые стихи
Ей посвятила Ольга – на немецком...
Здесь видятся особости штрихи:
Язык немецкий в обиходе местном –
Обычен – и для Ольги он родной.
На нем рассказ дебютный написала –
«Гортензия» -- и – поворот чудной:
С трудом сама его перелагала
На украинский... Так и повелось:
Сперва рассказ напишет по-немецки
Потом лишь переводит вкривь и вкось...
На украинском высшие отметки
Едва бы получала – и потом
Ее рассказы, повести, романы
Всегда, всегда в редакторе крутом
Нуждались... Ну и что? В том нет обмана,
Что украинским классиком ее
Признала просвещенная громада...
Иных ее творенья в колотье
Кидало:
-- Порнография! Не надо
В литературе откровенных тем,
Не надо страсти, ревности и боли...
Чего желает женщина – зачем
Писать, читать об этом? В странной роли
В ее твореньях женщина... Она
В них не объект желаний, а источник...
И психология ее темна –
Сплошное ницшеанство, если в точных
Оценках обозначить этот вздор,
Что пишет, эпатируя громаду
С презрением к народу... Приговор
Суров: читать те «творы» надо,
Но для того лишь, чтоб критиковать...—
Читайте, господа мои, читайте...
Ну, а ее призвание -- писать
О ценностях живой души... Вперяйте
Глаза, сердитый критик, в новый «твор»...
Но кто-то подал голос за новинку --
И вдруг умолк хулящий Ольгу хор:
Найдется ль кто, кто Лесю Украинку
Осмелится оспоривать? Она,
Всеукраинский светоч по признанью,
Той буковинкою восхищена...
Легла поддержка эта в основанье
Того литературного пути,
Который Кобылянская торила
По целине, сквозь бурелом... Спасти
Новаторшу от травли – главным было
Стремленьем поэтессы. А потом
Связала две души высоких дружба...
Давайте книги Ольги перечтем...
«Царевна», «Человек»... Привыкнуть нужно
К особым поворотам языка...
Но образы, сюжеты – искрометны...
Ее рука уверенна, крепка...
Вот "Valse melancolique"... Массивны, плотны
Литые фразы – и во всем видна
Самоотверженная честность чувства –
Со смелостью такой она одна
Себя творила средствами искусства...
В начале девяностых – в Черновцы
Переезжает Ольга... Этот город
Культуры украинской образцы
Являл и вдохновлял, давая повод
Писательнице проявлять себя
Как активистке женского движенья...
Впервые, репутацию губя,
Эротику в высоком обнаженье
Представила в «Природе»... Берегла
Стыдливость неприученных и робких:
В грозе зашифровала, как тела
Сливаются в оргазме... Ищет тропки
К тому, чтоб передать апофеоз
Набором музыкальных аналогий
Красиво, поэтично... Ну, вопрос
Естествен: эротичных апологий,
Кто прототипом в тех твореньях был?
Сама и приоткрыла ту завесу,
Признавшись, первым Ольгу полюбил
Не украинец – немец... Эту пьесу
Сыграла за границей... В Черновцах
Она любовь мучительно искала –
Раба любви... Любовь ее в тисках
Держала цепко и не отпускала.
Любить для Ольги важно, как дышать...
Объект нашелся, нежностью лелеем.
Никто не в силах Ольге помешать
Увлечься украинцем Маковеем...
В рассказе «Доля» описала шок:
Пронзила сердце с ним, желанным, встреча...
Тетрадь с карандашом... Ушла в лесок,
Писала нечто, карандаш калеча...
Написанное стало для него
Любимейшим на все года рассказом...
Поверила, что выше ничего
Нет той любви, в которой стали разом
Великими и Осип и она –
Что та любовь литературы выше –
И для потомков более ценна,
Чем творчество... Не видя и не слыша
Ничьих резонов, ринулась в любовь,
Как в омут, затянула Маковея,
Поэта и редактора...
-- Нет слов, --
«Природа» упоительна, -- краснея,
Редактор «Буковины» Маковей
Ей разъяснял отказ в публикованье,
-- Но слишком откровенно, ей-же-ей...
Не в этом ли причина угасанья
Горячих чувств к несмелому ему...
Как личность и писатель он помельче,
Моложе Ольги... Все пришло к тому:
Вдруг поняла, что разошлись далече
Пути их душ, а, значит, и телам
Соединяться скучно и нелепо...
-- Прощайте! -- Осип молвил Черновцам
И милой Ольге Кобылянской... Лето
Их счастья разлетелось на клочки,
Уехав, Осип Маковей женился...
А у нее сезон глухой тоски –
Возможно, что любимый ей приснился...
Она не вышла замуж... Никогда
Уже никто из всех мужчин планеты
В писательницы зрелые года
В ней не зажжет те чувства, что воспеты
В ее новеллах пламенных, но к ней
Приехала Лариса... Поэтесса,
Чья дружба становилась все нежней
И все нужней обеим, но завеса
Здесь будет мной опущена... Не всем
Дана способность понимать другого –
И эту тему исключу... Затем
Иного важного коснусь немного...
Мечтала, что возьмет в репертуар
Театр спектакли по ее новеллам,
Но сценаристу равный с нею дар
Был надобен – таким, настолько смелым,
Никто себя при ней не проявил...
Когда ушла, в театре Черновицком
Спектакль «Земля» поставлен все же был
Идет с успехом много лет... Привычкам
Ходить в театр еженедельно мы
Обязаны и Ольгиным спектаклям,
Что наполняли мыслями умы
И пробуждали чувства в нас – не так ли?
Был режиссер отважный – Василько
(А может быть – Василько), что и «Землю»
Сумел на сцену вознести легко --
(Сижу – и затаив дыханье внемлю) –
И «У недiлю рано...»... Перевод
Заглавие лишал очарованья
И огрублял... Ее душа живет
И в ритме поэтичного названья,
В его аллитерации самой,
В мелодии неуловимой: «... Зiлля
Копала»...
Старый снимок... Был зимой
Наверно сделан... Темные носила
Глухие платья Ольга... Тот же стиль
У Леси, что порывиста и нервна...
А Ольга, руки тонкие скрестив,
Задумалась... Об Осипе наверно...
Степан Сабадаш
Трубач на башне… Полдень… Перекличка
Слигованных навеки нот и дней…
Уже полвека «Чаривна Маричка»
За речку манит молодых парней…
А первые, кому запала в душу,
Сегодня – белоглавые деды –
Опять готовы – (с правнуками) – слушать
«Маричку» от звезды и до звезды…
Что помню о Степане Сабадаше?
Немало помню… Я любил кино…
Перед сеансом в «Жовтне» можно даже
И песенки послушать заодно…
Покуда там, на полотне экранном,
Еще не обозначился финал,
Оркестрик, управляемый Степаном,
Начала фильма ждущих развлекал…
А молодежь сегодня удивится:
Вживую, без «фанеры» пели нам
На разных языках певец, певица…
И песни были – не отстойный хлам…
Конечно, и «Маричка» там звучала,
И «Песня с полонины»… Здесь Степан –
(Своя рука – владыка) – мог сначала
Проверить песню… Так и поступал
Пред тем, как дать путевку в жизнь новинке…
Концерт маэстро завершал хитом:
«Желаем фильма доброго…» О спинки
Сиденья кресел щелкали… Потом
Все дружно в главный зал перемещались…
Мои воспоминания о нем,
Конечно, в голове перемешались:
Что ранее случилось, что потом
Уже не вспомню… Главное, что – было…
Красивый он мужчина, Сабадаш!
Костюм всегда – с иголочки, слепила
Улыбка… Так артист же! Главный наш
Авторитет по части музыкальной…
Конечно, это вышло неспроста:
«Маричка» стала песней эпохальной…
А начинал он с чистого листа…
Родился в Новоселицком районе,
Что был румынским – шел двадцатый год…
А через тридцать лет Ротару Соня
Из тех же мест за песнею пойдет…
Но речь сейчас веду о Сабадаше…
В семействе девять братьев и сестер.
Семья бедна – и нет обувки даже…
Но над Степаном ангел распростер
Крыла – и сердца музыка коснулась…
Услышав скрипку, мальчик заболел:
Его душа за скрипкой потянулась –
Уж он сыграл бы, точно бы сумел…
У Сабадашей денег нет на скрипку…
-- Отец сказал мальчонке:
-- Сделай сам…
И он, представьте, сделал! Видно, шибко
Мечтал… Мечта навстречу чудесам
Вела парнишку сельского Степана…
Церковный регент обучил азам,
А дальше сам трудился неустанно,
Прислушиваясь к тайным голосам,
К мелодиям садов и горных речек,
К тем песням, что вечернею порой
С завалинок звучали и крылечек...
Степан увлекся золотой трубой,
А после перешел к аккордеону.
И тот прославил парня...
-- Эй, норок*,
Сыграй-ка, музыкант, для нашей свадьбы --
Заплатим... Ну, а чарка и пирог –
Само собой... –
Играть бы и играть бы
Всю жизнь – сулила музыка ему
Высокую отраду вдохновенья,
Веселую взвихрила кутерьму,
Даря Степану звездные мгновенья...
Играет день-деньской – не пьет, не ест...
Зачем еда, коль музыка питает...
Степана приглашают в Бухарест –
На всю страну по радио играет...
* Привет
И королева слушает... Она
Степана приглашает жить в столице...
Для украинца холодна страна
Румыния... Он хочет научиться
Всему, что должен классный музыкант
Знать и уметь – и быть – высокой пробы...
Да, Богом дан недюжинный талант,
Но знания нужны высоким профи...
Заначив леи музыкой, Степан
В бумагах указал себя румыном –
(Пришлось: не взяли б, если б не обман) –
И он студент консерваторский... С пылом
Он в Черновцах теорию учил,
Оттачивал и слух и виртуозность...
Приход советской власти пережил,
Она же, проявив свою стервозность,
Консерватории высокий ранг
Понизить до училища решила...
Закончил в год, когда кровавый «Дранг
Нах Остен» рать фашистов учудила...
В театре концертмейстером Степан
Трудился, новый опыт обретая...
Судьба о нем имела четкий план,
С судьбой не споря, жил... Судьба простая –
Провинциальный скромный музыкант,
Но у судьбы иное на прицеле:
Степану выдает за квантом квант
Тычков, подсказок, направляя в деле,
Которому он жертвенно служил,
Не отвергая скромной ипостаси...
На фабрике Степан руководил
Рабочим хором... Подвернулся кстати
В газете стих о передовиках –
И вот он песню выдал со сноровкой...
Конечно, песне той не жить в веках,
Но он обласкан в Киеве Веревкой
Григорием, который распознал
В Степане музыканта Божьей волей...
-- Ты – композитор. – Мэтр провозглашал,
Напутствуя...
-- Эх, поучиться, что ли? –
И Сабадаш науки добирал,
С оглядкою на дирижерство в хоре...
А той порой студент в селе кропал
В больничке на ночном дежурстве... Кори,
Коклюша, к счастью, не было в селе,
Никто по пьянке не порвал сорочку...
Заречный бор чернел в ночном стекле –
И он в тетрадь кладет за строчкой строчку...
В’ється наче змiйка,
Неспокiйна рiчка,
Тулиться близенько
До пiднiжжя гiр...
А на тому боцi,
Там живе Марiчка –
В хатi, що сховалась
У зелений бiр...
Дом творчества неоценимый вклад
Привнес в созданье звонкого шедевра...
Объявлен конкурс на «Маричку»... Рад
Степан принять участье... Для маневра
Училищных хористов подключил –
Впервые в хоровом многоголосье
Звучит «Маричка... Вскоре попросил
Ее Гнатюк – и не осталось вовсе
Певцов, кто эту песню хоть разок –
Не пел и не любил... Звучит поныне
Со сцены и в застолье под «квасок» --
Заметьте, что не только в Украине...
Такое счастье выпало творцу –
И вдохновило покорять вершины...
Взлетая, песни старцу и юнцу
Души касались... «Песня с полонины»
И «Очи волошкови» хороши...
«Ромашки» -- о военном лихолетье...
Верши предназначение, верши,
Художник – для того живешь на свете...
Он знаменит – и власти Черновцов
Эксплуатируют и в хвост и в гриву.
На праздниках, на конкурсах певцов –
Как без Степана? Трудно... Быть бы живу...
На нем – три хора, «Жовтень» и ансамбль
«Маричка»... И к «Борису Годунову»
Массовки... Черновицкий парт-нотабль
Задачки Сабадашу ставит снова...
То в Киев он летит, то в Ленинград,
В первопрестольной во дворце кремлевском
Ансамблик темпераментных девчат
Овации срывает... На московском
Капризно-строгом зрительском лице
Восторг... Его «Гуцулочки» и «Вишни»
Исполнены ансамблем во дворце
Столичном – и опять в шедевры вышли...
А Сабадаш теряет к жизни вкус.
Не радует успех, здоровье тает...
Сказался многолетний перегруз –
Он что-то поменять в судьбе мечтает...
Ему дают жилье в особняке...
С обкомовским инструктором – соседом –
В друзьях... О Леониде Кравчуке,
С которым по субботам пред обедом
Играют в карты – (тот мухлевщик, жох) –
Степан категорично предрекает:
-- С такой ухваткой ждет его прыжок
В карьере... А тоска не отпускает...
Его столица древняя зовет –
И он переезжает – и в столице
В дворце «Жовтневом» трудится, живет...
Другое время и другие лица...
Он пишет песни... Жаль, но ни одна
Не поднялась до уровня «Марички»...
Похоже, что родная сторона
Ему дарила тайные отмычки
К секретам песни, а когда Степан
Стал киевлянином, отобрала их...
Не нам судить... Протопав по стопам
Творца от дней давно ушедших, ранних
До нынешних -- его взблагодарим
За песни, что нам душу согревали...
Нам выпало прожить синхронно с ним...
Всевышний, утоли его печали...
Владимир Ивасюк
Семидесятый... Песней вся страна
Покорена... Рождение шедевра...
Елена Кузнецова... Вот она
«Червону руту» спела самой первой --
(На Театралке сняли этот клип) --
Солистка из ансамбля «Буковина»...
Вы были в Черновцах тогда? Могли б
Услышать сами: трепетно, невинно
Ту песню, как признание в любви,
Пронзительно, восторженно и жарко,
Как смелый вызов парню виз-а-ви
Исполнила девчонка-черновчанка...
А парень – сам Володя Ивасюк,
Мелодию с душой своей сложивший.
Та песня к ней пришла из первых рук –
И весь народ, ту песню возлюбивший,
С той песней принял в сердце и ее...
Как я, Володя был тогда студентом...
Престранное везение мое:
Курс на картошке... Я же тем моментом
С последствиями травмы в ССО
Отпущен в Черновцы... Я это видел!
С начала до конца я видел все...
Какую песню этот парень выдал...
Как раз на переломе сентября
Снимали этот клип на Театралке...
И вот она, синкопами бодря,
Всех нас завоевала по нахалке...
Ах, что за песня! Музыка, слова...
Такая свежесть в ней, такая сила!
Не оторваться – сердце, голова
Сдались ей, чтобы к счастью возносила...
Ходили слухи: Ивасюк влюблен
В певицу из ансамбля «Буковина»,
Что тот шедевр был ей и посвящен...
Кто скажет точно? Может быть... Картина
Той съемки не забыта посейчас...
Еще из уст в уста передавали,
Что подарил на перстеньке алмаз...
А вы что о той девушке слыхали?
Ансамбль «Смеричка» был уже потом
Хоть в прессе первым тот ансамбль назвали...
В ансамбле том изъяна не найдем:
Василь Зинкевич, Яремчук Назарий
Задор старались в песне подчеркнуть,
Безудержный напор и темперамент,
Но здесь они пережимали чуть...
Вокалу незатейливый орнамент
С гуцульским колоритом добавлял
Аранжировщик – клавиши, гитары...
«Червоной руте» дарят свой вокал
Гнатюк, Гуляев, Сонечка Ротару...
У каждого певца подходец свой...
К примеру, романтично и с грустинкой
Пел Константин свет Дмитрич Огневой...
Журнальчик «Кругозор» с его пластинкой
Потом мне удалось купить в Москве...
Закончив этот курс, стажировался
На радио Московском. Ну, так с кем
Румынских меломанов постарался
Я познакомить, радиожурнал
Готовя для трансляций в Бухаресте?
С Ивасюком... А песню исполнял
В знакомом варианте – честь по чести –
Он: Константин свет Дмитрич Огневой...
Мне было ближе это исполненье...
А вскорости уже над головой
Из каждого окна звенело пенье:
«Червону руту» весь Союз запел...
В той песне было что-то от «Марички,
Но это я не в нотах разглядел,
Не в ритмах и стихах, а в перекличке
Тех вдохновенных и высоких чувств –
Их обе песни ясно выражали...
Ах, песня! Ты превыше всех искусств...
Все Черновцы Володю поддержали...
Занятно, что один из двух «отцов»
«Марички» был предтечею Володи
По институту. Здешний мед – творцов
Наладил выпуск... Что ж, и песня вроде
Лекарства – избавляет от хандры,
Гармонизирует работу сердца...
В мединституте, видимо, горды
Преподы и студенты от соседства
С Володей, что внезапно стал звездой...
Но с детства так трудна его дорога,
Ах, до чего трудна, хоть волком вой –
Судьба его испытывает строго...
Родился он, Владимир Ивасюк,
В местечке Кицмань здесь, на Буковине...
Всем стало ясно: музыкальный слух!
Родители задумались о сыне:
Его же надо музыке учить,
А в Кицмане покуда нет музшколы...
-- Давай начальству жалобы строчить,
Настроим депутатов... -- В общем, скоро
Открыли – Черновицкой филиал...
Вот повезло так повезло мальчонке –
И скрипочку малыш впервые взял
В пока еще некрепкие ручонки
И из его покуда слабых рук
Вдруг вылетела музыка, как птица...
Уж так старался Вова Ивасюк.
Уж так хотел быстрее научиться!
Он рос. С ним вместе музыка росла.
А руки стали сильные такие –
Те руки – крылья горного орла
Перенесли его однажды в Киев,
В спецшколу для талантливых детей...
Но здесь без мамы с папой одиноко –
И он домой вернулся без затей...
У мальчика под материнским оком –
(Столичный импульс втуне не пропал) –
Открылись сочинительства задатки.
Он «Буковинку» организовал –
Ансамблик школьный – и пошел в терадке
На нотоносец звуки помещать,
Из коих повыстраивались песни...
Ах, почему б ему не помечтать:
Уж так Володя будет счастлив, если
Однажды песни те споет Гнатюк...
Ну, а пока на всех олимпиадах
Ансамбль, который создал Ивасюк,
Обычно побеждает – и в наградах
Директорский просторный кабинет....
Вот он впервые на телеэкране...
И Киев проявляет пиэтет
К подростку... Замечательной награде
Маэстро удостоен: по Днепру
Поездкой на туристском теплоходе...
И взрослые ансамбли по-добру
Ему звонят и пишут: мол, Володя,
Пришли нам ноты песенок твоих...
-- А кстати, кто придумал эти тексты? –
-- Я сам писал и музыку и стих...
-- Ну, ты даешь! Чудесно! Были те, кто,
Наверно, и -- завидовал ему –
И сглазили – удачу умыкнули...
Шел на медаль. Не дали. Почему?
На первый взгляд случайность... Подтолкнули
И бюст вождя был с пьедестала сбит –
И – гипсовые сыпались осколки...
Шьют дело... У него насчастный вид,
А в школе комсомольцы, комсомолки
С подачи старших – (вбили конформизм) –
Берутся прорабатывать Володю:
Явил, мол, злостный антикоммунизм –
Уже и исключенье на подходе...
Родители боролись за него –
Отбили, отстояли, но медали
Не будет...
-- Ладно, сынка, ничего...
Спасибо, хоть закончить школу дали...
Блестяще поступил в мединститут,
Но «органам» Володя – костью в горле –
И в ректорат о нем «телегу» шлют.
Дают ход делу – и такое горе –
Позоря молодого паренька,
Приказ об исключении публично
Зачитывают...
-- Институт, пока!
Вот дураки – ведь он всегда отлично
Учился – и отличный был бы врач...
Но выкормышам Берии с Ягодой
Кого-то б лишь в мятежники запрячь...
Они, чекисты, были вражьей кодлой,
А не Володя... Выдержав удар,
В рабочий класс... Но на заводе
Прознали про его высокий дар –
И попросили:
-- Ты б не мог, Володя,
Хороший хор нам организовать?
-- Могу, конечно.... Классная идея!...
И хор Володин радость вызывать
Стал в городе... О творчестве радея,
Володя для своих хоровиков
Цикл песен пишет – и под псевдонимом
Их шлет на конкурс... Результат каков?
Он – победитель! Вот – в газете снимок...
А песни – «Видлитали журавли»,
А также «Колыбельная Оксане»
В народ без визы «органов» пошли...
И вот – «Червона рута» на экране...
А он мединститут завоевал,
Придя в него с путевкой заводскою...
Видать, в тот раз «майорчик» прозевал –
Потом, наверно, с лютою тоской,
Кусая локти, злился – не достать:
Обласканный народом композитор
Пред «органом» не станет трепетать,
Пред подлым и никчемным паразитом –
Ведь за него поднимется народ...
Володин звездный миг – «Червона рута»...
Союз,... Европа,... мир ее поет –
И вправду песня сочинилась круто...
Потом был фильм с названием таким,
Потом ансамбль для собственной супруги
С таким названьем создал Евдоким...
-- Кто?
-- Толя Евдокименко... -- И в круге
Звезд украинских занял Ивасюк
Достойное, заслуженное место.
И, как мечталось, сам Дмитро Гнатюк
Запел «Червону руту» -- так чудесно,
Как только он, великий мастер мог...
Взлетая в композиторской карьере,
Владимир совершил большой рывок –
Во Львов уехав... Черновцы потере
Не рады... Что поделать: город Львов –
Консерваторский... Отпустили, веря,
Что, научившись, станет – будь здоров! –
Творцом – и лишь на время та потеря...
Ротару с новой песней «Водограй»
Очаровала польский город Сопот...
Летят по всей земле из края в край
Те песни-птицы... Замолкает шепот,
Когда его мелодии звучат...
«Два перстня», «Словно стаи птиц», «Две скрипки» --
То тихой грустью душу покорят,
А то на лица вознесут улыбки...
От песни к песне зрел его талант –
И вот уже «Мелодия» дозрела
Чудесных песен выпустить «гигант»...
С прилавков та пластинка улетела –
За день...
Потом случился тот апрель...
Володе позвонили... Он оделся...
Ушел...
-- Но где он? Поздно же... Теперь
Глухая ночь... Да где ж он засиделся?...
Он только в мае обнаружен был
Повешенным в лесу... Самоубийство?
Скорее нет, чем да... Но кто убил?
За что? Ответа нет... Так быстро, быстро --
Безудержно уносятся года...
Незаменимых нет? Увы, неправда:
Таких, как он не будет никогда.
Нет заменимых... Но одна отрада:
Как в зеркало, душе Ивасюка
В сердца его земных друзей глядеться....
«Червона рута» будет жить века
И Черновцам останется в наследство...
|
|