... нет, Таня, ты не смейся, ты слушай, слушай дальше.
Значит, как говорил, стою я у Цирка, читаю эту проклятую афишу.
"Послезавтра на манеже цирка известный укротитель рептилий положит голову в пасть крокодила."
И моя фотка. Улыбаюсь... крокодил слева внизу... Ага, Тань, тоже улыбается!
Тише ты, не смейся так громко в трубку. «Тише, Танечка, не смейся…» Ухо заложило. Дай поменяю...
Так. Так лучше.
Итак... Представь себе мой шок!
"Что за фигня?" - думаю, - "Какого фига там делает моя фотография? Да ещё такая фиговая… У меня ведь есть и получше фотки, между прочим!"
Потом потихоньку начинает доходить. Это что же, получается, я завтра буду в цирке крокодилу в пасть голову ложить?! Я?!
Ни фига себе, думаю. Фигово... Или может близнец мой? Да нет, фамилия написана моя… и имя тоже…
Оборачиваюсь, гляжу - окружающие пальцами тыкают. Ржут, гады. Автографы просят.
Фиг вам, а не автографы! Рассказы пишешь днями и ночами напролёт - так фига кто спасибо скажет. А трюк фокусный покажи - радуются. Хавают. Крови им подавай. Зрелищ. Клоунов…
Короче, вхожу через чёрный ход Цирка с твёрдым намерением разобраться как следует в этом деле. Ты меня знаешь: если не прошибу с первого раза стену лбом… возьму разбег побольше.
Стою, короче, в вестибюле, думаю, где, блин, в этом здании администрацию искать.
Тут подбегает огромная толпа. Соображаю себе потихоньку, кто такие, мол… Журналисты?… Уже за полсотни метров от меня они на ходу достают микрофоны, фотоаппараты, начинают галдеть и щёлкать затворами. Да, наверное, журналисты.
Стою себе, смотрю…
Вдруг, когда до них осталось метров десять, дошло - сейчас меня затопчут просто! Фигово дело. Опасно мне здесь. Подпрыгиваю, как петухом клюнутый, разворачиваюсь, даю дёру.
И вот значит, бежим мы по корридорам, причём, Тань, - с ужасом понимаю, что со всей своей аппаратурой, журналисты почему-то бегут быстрее. «Волков ноги кормят». А один известный журналист...
ну, ты его знаешь, по СТБ видела, такой длинноносый и длинноногий... да знаешь... да точно тебе говорю... уши у него ещё торчат... а! ага? да-да этот самый...
так вот - оглядываюсь, вижу, что Длинноногий впереди всех бежит. Догоняет. В спину вчерашним «Туборгом» дышит. Эка фигня какая!
Тут из бокового коридора выскакивает толстячок в кепке и тоже давай рядом со мной бежать, левой рукой кепку придерживая.
Звонко кричит на ходу:
- Сейчас будет поворот направо, а там отсчитаем три двери... и снова направо! Там открыто! Там наши!
Ура, думаю, здесь тоже есть наши.
Добегаем, вламываемся в двери и еле-еле успеваем захлопнуть их перед лицом у журналюг. Длинный только ногу попытался просунуть, но толстяк его какой-то шваброй ударил.
Длинный взвыл, ногу убрал и стихло, кажется.
Оглядываюсь. Подсобка какая-то. Швабры, тряпки... гири, обручи и попоны слоновые. Вокруг стоят двое "наших" и подмигивают по-бульдожьи.
Говорю так вежливо:
- Чё тут за фигня происходит?
Толстяк мне:
- Не волнуйтесь, мосье Серж, здесь есть запасной выход. До того как двери ломать начнут - выберемся.
Тут и в самом деле начали трещать двери. Прикинь - во злые! Толстый деловито говорит:
- Отходим, ребята.
"Наши" меня подхватывают и радостно проталкивают в узкую дверцу.
Оказались мы в кабинете Толстяка, кажется.
- Ну вот, - говорит, - теперь пойдемте к вашим крокодильчикам…
- Не хочу я ни к каким крокодильчикам! Вы в своём уме? Что за фигня.
Смотрю, бульдоги глазки сузили и насторожились.
Толстяк помолчал. Подумал. Потом недобро так говорит:
- А кто меня просил с утра провести его из гостиницы к дорогим крокодилам? Вы же должны порепетировать!
У меня истерика.
- Порепетировать что?! Да Вы... да я... я инженером работаю! я никому никакую голову ложить в пасть не собираюсь!
- Контракт разорвать хочешшшь?.. - шипит Толстый. И кивает "Нашим": А ну пошли!
Те хватают меня под руки и волокут куда-то. Там темно, ни фига не видно, но вот в темноте появляется полоска света, распахивается дверь... и меня вталкивают в террариум.
Я прижимаюсь к стенке и дико гляжу по сторонам.
На полу лежат огромные зелёные крокодилы. Холодные, скользкие... Смотрят на меня. Я на них.
Обливаюсь холодным потом. Потом горячим. Потом всё на мне высыхает, и я думаю обречённо – «Всё. Сейчас меня будут кушать.»
И тут вдруг один из крокодилов открывает пасть и говорит:
- Здравствуй Сергей! Что молчишь?
Представь, говорящий крокодил! Вот ты не веришь. И я! тоже не поверил. Представь как я был ошарашен! Глаза протёр, уши. Но надо всё-таки вежливым быть, мало ли…
Говорю:
- Зд-д-дрась…
Помолчали. Потом крокодил говорит:
- Ну влип ты, очкарик. Будем тобою питаться, пожалуй…
И такою, знаешь, сыростью от него пахнуло… затхлостью…
Я говорю:
- А н-н-нельзя как-то, того… ну без этого…
Он так оценивающе на меня посмотрел, щелкнул пастью; говорит:
- Самому противно, Серёга. Но вишь – дело колдовством пахнет, сам чуешь? Чуешь?
Я понюхал. «Угу» - говорю.
- Но, пожалуй, есть один способ…
Я обрадовался, жду, чего скажет.
- Вот наши условия: я не буду тебя есть, если с завтрашнего дня, а потом каждую неделю, ты будешь приносить в цирк по три палки копчёной колбасы...
- Согласен! - кричу я.
- Заткнись, я не закончил. И второе условие - Ты женишься на Татьяне Петровне Ивановой в течение месяца...
...
Ну... вот... как только меня крокодилы выпустили, я вернулся домой,.. и звоню... Знаешь, нелегко было решиться все это тебе рассказать… даже по телефону… Но… ты подумай, - что еще могло меня заставить жениться? Вот-вот! Понимаешь? Против крокодильей воли не попрёшь...
Ну чего молчишь, Тань? Тань... выходи за меня, а?
|
|