Телефонный разговор
Да, привет... Как живу? - играя
В старом фарсе про Герду, Кая.
Не звонила? Так, брат мой, было
В путах цепкой тоски постыло…
Время лечит? – Как та холера!
Бред обыденности, галера…
Не рабы, нет. Всего лишь весла…
Мы ни до, ни сейчас, ни после…
Чем залить? Пить обман в облатке
Тишины. Все посулы сладки.
Время лечит... Ох, как нас лечит…
Отливает в диски и мечет
В дыры черные подпространства
Постояльцами непостоянства
Ряски зыбкой, реальной топи.
...Утонуть бы среди утопий…
Нет, не плачу. Уже нет соли.
Эта придурь - любовь. Не боле.
Время лечит, конечно, лечит,
Разбивая на чет, на нечет,
Вычитая из уравнений
Сопричастностей. Мы – поленья
В негасимой его жаровне,
Ни ему, ни себе не ровня.
Так просыпается рассвет
I
Искус душой изведан.
Будней битком плацкарт.
Бредом ли, талым снегом
Вновь приближается март.
Что же гремишь на стыках,
Время моё - конвой?
Что же стоишь в веригах,
Март - провожатый мой?
Мимо - поля и рощи,
Окон - мимо моих!
Что ж, заполошный, ропщешь
Сердца птенец?
Не утих?
II
забыть о том, что тлеет сигарета…
лицо в ладони,
не дышать.
не ждать
в слепой и непроглядной тишине,
где почта
с извращенностью садиста
отрыгивает суррогат рекламы…
неоновая вывеска молчанья.
сожги же крылья –
ветоши надежды.
пусть пепел осыпается на пол,
как прах твоих иллюзий.
не дышать…
свернуться в точку.
позабыть.
истаять…
III
но если через тишину
по доскам утлого моста,
когда не веришь даже сну,
пройти - густая ночь уста
не разомкнет. в ней реальгар
затоплен серым, и кармин…
одна. один.
поврозь идут они, след в след…
фонарщик, выключи фонарь, -
так просыпается рассвет -
тук-тук…
птенцом из темноты яйца
выходит звук.
О во`ронах
Как обманны, как многолики во`роны вещие…
Вот за окном сегодня
сидел один взъерошенным вопрошалою
и пристально высматривал трещины
в подогнанных кирпичиках согласия с собой, соучастия
с весною, с садами, неведомо как растущими, и…- мало ли?! -
с оправданием времени и немотивированного счастия.
Я кормила его с руки, и крошки моего молчания,
падая на подоконник, таяли, как давно нечаемые
мною ответы на его «зачем?». И при том
его устраивал такой холодный прием…
А вчера другой прилетал .
Имел вид вполне неодобрительный,
всё вышагивал по подоконнику, и словом-то не удостаивая.
Но и я молчала в ответ. Конечно же, мстительно,
чтобы не сравнивал с кем-то - не так-то проста я ему!
Все было, однако, по-файвоклоковски чинно:
я, кофе в коньяк добавляя, искала причину
причин, прощая себе обиды, времени прощая потери,
на которые можно молиться, в спасенье не веря,
как на овеянный ладаном боли иконостас,
простив себя сама за то, что бог не выдал… да, и не спас…
Ворон надменно клевал мякиш горький
из того, что растрачено, стерто,
и не сводил с меня глаз.
Словом, сноб, да, и только.
Так и пусть бы - пусть сноб, вопрошала – да, кто угодно!
Но лишь бы не тот, не тот, что тогда сквозь небо
смотрел - из колодца двора - незряче,
не оставляя времени, тени, света,
не тот, цвета золы и тщеты,
вран слепой и жадный -
нет, только не он!
Но лучше уж эти,
что кормятся страстно с руки моей… Что взалкают? -
обрушенных в прах иллюзий? молчания, боли, слова? –
глотайте, утешьте голод.
К вам я привыкла даже…
Однако всё неизменно: как прежде сады и дети
растут на кисельных склонах, во млечных купаясь реках,
пока воробей отважный,
мой крохобор бумажный,
служит ночною стражей…
Инкогнито
Я твой паяц, танцующий инкогнито
На паперти экрана; гаер в зареве
Пространства, электронами проколотом,
Твой ярмарочный шут с глазами карими.
Все меньше сил сверкать шальными бликами,
Чеширскою улыбкой неизвестности.
Черт с нею - виртуальностью безликою!
Давай, вдвоем, в какой угодно местности,
В таком-то граде, за Ордынкой маетной -
Пресытиться ль тоской замоскворечною? -
В обетованный рай кофейни маленькой,
Где пить коньяк с беседою беспечною.
Но ты пройдешь вокзала гомон таборный...
Помстится ль кто? - бубенчики бренчали ли?
О чем же куришь в громогласном тамбуре,
Уйдя в свои скитанья по Печалии?
Март
Часы песочные иссякли,
с последнею песчинкой канув
в безмолвие пустого дома…
Прильнув к холодному окну,
смотрел он долго в хляби марта,
в распластанный огромный город.
И хаос серого застоя
был виден из закатных окон,
парящих в небе над домами -
так высоко,
что ангел старый
заглядывал к нему на кофе,
разбрасывая перья всюду:
на креслах
и в щербатых чашках,
в коробке старого зефира...
... Очнувшись, растворил все окна
он, взял перо и заточил,
и, окунув в остывший кофе,
так написал:
«Дружище Ангел,
последний долгий мой приятель!
Что ж не заходишь ты давненько?
Не развлечешь меня под бренди
забытым древним анекдотом?
Чтобы я смог
свободно сбросить,
оставив,
как забытый морок,
как гири тонущей песчинки
немыслимую
тяжесть
пустоты...»
Зазеркалье
Мой сон был потревожен дуновеньем.
Я окна распахнула в старый сад…
Мосты вздохнули, подались назад,
И подняли ладони для молений.
.....И плыли мимо окон корабли,
.....И дирижабли плыли над морями,
.....На ниточках качались оригами -
.....И тихо покачнулась ось Земли…
И звуки позабытой колыбельной,
Как мотыльки, летели на огонь,
Ложились белым пухом на ладонь,
Витали меж деревьями бесцельно.
.....А я смотрела из окна на мир:
.....Торжественная тополей ротонда
.....Кружилась вместе с музыкою… Сонно
.....Прелюдию доигрывал клавир…
Спал город, обнимая тень залива;
Пух тополей летел сквозь старый дворик…
И мчался мимо окон белый кролик,
Спеша к какой-то странной герцогине…
|
|