Литературный портал "Что хочет автор" на www.litkonkurs.ru, e-mail: izdat@rzn.ru Проект:

Номинация: Подборки стихотворений

№ 69. ЧТОБ ДУША, СВЕЧОЙ МЕРЦАЯ ... Номинатор - портал "Что хочет автор"

      ЧТОБ ДУША, СВЕЧОЙ МЕРЦАЯ ... (Из книги «Молитвы безбожника»)
   
   
   
   
   ***
   То шёпотом, то лепетом, а то едва-едва
   За шелестом, за трепетом откроются слова,
   То затеняя ясное, то проясняя тень –
   Опасные, прекрасные и просто дребедень,
   То чайкою, то ласточкой, то воробьём в пыли,
   Печалью, болью, ласкою родившей нас земли …
   И станут белой цапелькой надежды и судьбы,
   И в чью-то душу – капелькой с прикушенной губы.
   
   Е.С. Ласкиной
   1
   А может быть, довольно и того,
   Что нам дано, и незачем ночами
   Упругий воздух пробовать плечами,
   С убожеством равняя божество.
   А может быть, и меру знать пора?
   В конце концов, ведь были же примеры
   Того, как перейдя границы меры,
   Вводила в грех невинная игра.
   А может быть … Всё, впрочем, может быть.
   В конце концов, сверчку шестка довольно.
   И если не поём, когда нам больно,
   Зачем и жить и чем, скажите, жить?
   
   2
   В конце концов, мы виноваты сами
   В том, что едва сводя концы с концами,
   В раздумье трём ушибленные лбы,
   Считая боль велением судьбы.
   В конце концов, ведь можно и иначе –
   Жить, не тоскуя, не грустя, не плача,
   Не омрачать печалями чело,
   Не забывать простое ремесло
   Прозрачного, свободного дыханья,
   Паренья, пенья, щебета, порханья …
   В конце концов, пока твердим азы –
   Что можно, что нельзя – гроза проходит,
   И над землёю, как дитя грозы,
   Светло и чисто радуга восходит.
   
   Из цикла «Осень»
   1
   Сновидений слепая отрава –
   Пить нельзя, а попробуй не пить …
   И на что мне смертельное право
   Эту дверь в никуда отворить?
   Там за нею прозрачно и ясно,
   А проснёшься в холодном поту,
   Будто ты заступил за черту
   Сдуру, спьяну, а в общем – напрасно.
   И теперь ни забыть, ни забыться.
   Бесконечная ночь впереди.
   И души удивлённая птица
   Бьётся в тесном пространстве груди
   Вьётся нить – в ней истоки, итоги.
   Льнёт к бессонной основе уток.
   Осень. Утро. На мокрой дороге
   Окровавленных перьев комок.
   
   2
   И собственной руки не вымолить у мрака.
   Хоть режь её ножом – такая темнота.
   Ни шороха. Ни зги. Ни шёпота. Ни знака.
   Таращится в упор глухая слепота.
   
   Я до утра кружил в полметре от дороги,
   Сбивая ноги в кровь. Шла горлом немота.
   Я думал – если есть на самом деле боги,
   То и они теперь не видят ни черта.
   
   И жизнь была, как смерть. И петухи молчали.
   И все концы сошлись в одном начале.
   И взламывала грудь дурная духота.
   
   И тут бы всё … Но добрая примета –
   Сквозь матовость предутреннего света
   Дорога в красках палого листа.
   
   3
   Осенняя томительная боль –
   За миг свободы летней неустойка.
   Так пахнет из бутыли гоноболь –
   Минувшего на будущем настойка.
   Так набухает кровью плоть рябин,
   Так яблоко парит, а птица камнем
   Летит в туман – дыханье тех долин,
   В которые и мы когда-то канем.
   Так меч судьбы на тонком волоске
   Осенних паутин росой сверкает,
   Пока в нагом младенческом виске
   Незащищённо нежность прорастает.
   
   ***
    Александру Гофельду
   
   Снег ли, туман ли, пух тополиный
   Вьётся, порхает, кружится, стелется?
   Божье явление – явка с повинной
   И обещание: всё перемелется.
   
   Господи, Боже мой, где ж твоя мельница,
   Где же твой жёрнов для боли старинной?
   Всё перемелется, всё перемелется –
   Вместо ответа крик журавлиный.
   
   Сон наяву. Шепоток полуночный.
   Вот и не верим, а всё-таки верится:
   В нашем домишке под крышей непрочной
   Всё образуется, всё переменится.
   
   Что же, мой друг, убиваться и мучиться?
   Это душа себя выплеснуть тянется.
   Всё перемелется. Что-то получится?
   Всё перемелется. Что-то останется?
   
   
   Памяти Арс. Тарковского
   
    На пригреве тепло.
    Только этого мало.
    Арс. Тарковский
   
   Ещё одна птаха свое отсвистала.
   Ещё один месяц на юг улетел.
   Тепло на пригреве, но этого мало –
   Теплом не означен стремленью предел.
   Тепло на пригреве. Далёкая стужа
   Уже не заставит напялить пальто.
   Подумаешь – стужа! Бывало похуже.
   А нынче тепло – непонятно за что.
   Сверчок на печи. У порога цикада.
   Но даже во сне не приснится покой.
   Чего же ты хочешь? Чего тебе надо?
   Откуда ты неугомонный такой?
   Какая пророчица вдруг нашептала
   Простые – куда уже проще! – слова:
   Тепло на пригреве, но этого мало?
   Растрава. Молитва. Прозренья канва.
   На плечи, как плед, опускается вечер.
   К щеке прикасается ночи крыло.
   И слушает вечности звёздное вече,
   Склонившись к Земле: «На пригреве тепло …».
   
   ***
   Молодость ли отпускает, тянет ли лапы старость?
   Впрочем, какая разница? Есть только то, что есть.
   Хлопнули ставни … времени неукротимая ярость
   Кожу с лица снимает, с крыши срывает жесть.
   Сколько ещё перегонов до остановки конечной
   Во поле чистом, над пропастью или в глухом тупике?
   Впрочем, какая разница? Корюшки дух огуречный,
   Запах последнего снега, солнечный зайчик в руке.
   Что-то душа бормочет. Вслушаешься – околесица.
   Блажь, благодарность, проклятие или благая весть?
   Впрочем, какая разница? Спущена с неба лестница.
   Стало быть, просто надо на посошок присесть.
   
   ***
    Я, пасынок державы дикой
    С разбитой мордой …
    Иосиф Бродский
   
   Всего-то – пригоршню холодной
   Воды ручейной,
   Сводящей зубы и свободной,
   Как я, ничейной,
   И на поляне бабьим летом,
   Надвинув кепку
   И согреваясь тихим светом,
   Уснуть некрепко,
   Под шорох крыл утиной стаи
   Врастая в землю,
   Люблю которую и знаю,
   Прильнул и внемлю.
   Всего-то – нежность гоноболи,
   Грибного духа,
   И паутинка давней боли
   Окружность слуха
   Щекочет глупой повиликой,
   Взрезает хордой.
   Я, пасынок державы дикой
   С разбитой мордой,
   Всего-то и хочу, что мига
   Прикосновенья,
   Когда открыта Божья книга
   На откровенье,
   Где мир ещё страницей белой,
   Канвой суровой,
   Где нет ещё удела дела,
   А только Слово.
   И, сказочник эпохи, пьяной
   От многой крови,
   Делю покой с лесной поляной,
   Кепарь на брови.
   Память
   1
   На сосновой столешнице след молока,
   Недопитая чашка, бутылка пустая.
   Незатейливой жизни картинка простая.
   Так близка эта жизнь, но и так далека.
   Здесь другие пейзажи, другой натюрморт,
   И прекрасна в своем многолетье секвойя.
   Но откуда среди тишины и покоя –
   За случайной телегой собачий эскорт
   И возницы беззлобный в ответ матерок,
   Кровь рябин, растворённая в красном закате,
   И, как в книге старинной, в оконном квадрате
   То былинный напев, то чудной говорок?
   Это памяти шёпот об ушедшем былом,
   Это пережитого глухое броженье,
   Это в жизни теперешней – той продолженье.
   И свеча оплывает, как жизнь, над столом.
   Не грущу и не плачу. Спасибо, что есть,
   То, что есть. А иного нельзя и не надо.
   Оплывает свеча. Открывается взгляду
   Позабытая, было, из прошлого весть.
   
   2
   Столешницы сосновый запах.
   Вечерний мягкий полумрак.
   Декабрь на бесшумных лапах.
   И добродушный лай собак.
   Российский шалый дух беседы –
   Уж коли пьёшь, так пей до дна.
   Скандал за стенкой у соседа.
   В квадрате форточки – луна.
   Неровный строй пустых бутылок,
   Но ни в глазу – светло, легко.
   И жизнь дышит мне в затылок,
   И смерть гуляет далеко.
   И чётки лет перебирая,
   Как против времени, лечу.
   Хочу ли я туда? Не знаю.
   Да нет, пожалуй, не хочу.
   Но, как молитву, повторяю
   Друзей святые имена
   И фотографии листаю,
   И воскрешаю времена,
   Когда ещё ни сном, ни духом
   Мы и представить не могли,
   Что припадём оглохшим слухом
   К обратной стороне Земли.
   
   ***
   Вот мы, Господи, стоим пред тобою
   Не нагие, а просто голые,
   Преклонив колени с мольбою
   И склонив свои глупые головы.
   И трубят небесные трубы
   Приговор, проклятье, прощение?
   И шевелятся наши губы
   Тихой просьбою об очищении.
   Ты читаешь души, как книги,
   Удивляешься – что мы наделали?
   И даруешь по листику фиги
   Этим вечным Адаму с Евою.
   
   ***
   Собираясь бросить курить, покупаешь новую пачку.
   Собираясь кому-то занять, влезаешь в кучу долгов.
   Собираясь ускорить жизнь, впадаешь в долгую спячку.
   Собираясь в Страну Чудес, попадаешь в Страну Дураков.
   Растирая краски теней, создающих портрет света,
   Над пустым, как пустыня, листом, копошится свечи язычок.
   Пролетают тысячелетия, в миг вмещая годы и лета,
   И цикад переводит на русский домашний сверчок.
   И если целишься в будущее, а попадаешь мимо,
   Туда оглянись, где плачут ласточка и кулик,
   Где ты забываешь любимым напоминать, что любимы,
   И жаждой пересыхает живительный твой родник.
   
   Ленинград
   
   Лохматое небо. Промозглая осень.
   Точёная графика зимних решеток.
   Твой норов то бешен, то нежен, то кроток.
   И трогают душу то чистая просинь,
   То прозелень сквера. Но это так редко.
   Трамвайчик речной – по угрюмым каналам.
   Мой город – моя золочёная клетка.
   Свободен я в ней, только дело за малым…
   Всё так приблизительно, призрачно, зыбко,
   Как полночь на улице Зодчего Росси
   В июне, когда одинокая скрипка
   Мучительно бьётся в гранитном вопросе.
   Вперёд до Гостиного.
   Невским пустынным,
   Где эхо шагов будто спутник секретный,
   До неба тяжёлого над равелином
   И висельных рам в тишине предрассветной.
   Венеция Севера.
   Кровь под гранитом.
   Мосты разводные.
   Ажурные своды.
   Молчащие сфинксы.
   Змея под копытом.
   Дыханье оправленной в камень свободы.
   И ангел бессонный – бессменнная ВОХРа –
   С течения времени глаз не спускает.
   Рассвету откликнулась грязная охра.
   Пора переклички ... Меня выкликают …
   
   
   
   Иуда
    ... прежде нежели пропоет петух,
    отречешься от Меня трижды
    От Луки, 22:61
   
   Заплаканной звезды дрожит мерцанье
   И тень свечи на лунном серебре.
   Шальной цикады беглое касанье.
   Шуршание ежей. В заброшеном дворе
   Костёр дымится. Дальних гроз звучанье.
   Луч маяка на ломти режет тьму.
   И ты выходишь на крыльцо в молчаньи
   С душой, открытой Богу самому.
   Ни помысла еще об отреченье,
   Ни тени отчужденья на лице.
   Но чистит горло, предвкушая пенье,
   Петух с тобою рядом на крыльце ...
   
   ***
    "Я нашел больную птицу, но боюсь ее лечить"
    Иван Жданов
   
   И тянется к тебе, и в руки не даётся,
   И волочит крыло, и рвётся улететь,
   И замирает, и о воздух бьётся,
   И горлом кровь, и пробует запеть.
   В тебе тоскливой болью отзовётся
   Неслышный крик растерянной души.
   Но прикуси губу – пусть слово не сорвётся.
   Но руку протяни и не дыши.
   Лишь руку протяни. Не слушай птицелова
   И не плети тенёт из света и теней.
   Лишь руку протяни. Не говори ни слова.
   Лишь отвори ладонь, протянутую к ней.
   
   
   
   ***
   Граница между вёдром и грозой,
   Сверканьем тьмы и легкой бирюзой
   Захватывает в плен, зовёт, морочит.
   Не торопись: неуловимый миг –
   И вот уже потоп тебя настиг,
   Берёт в себя и отпустить не хочет.
   
   Промок до нитки, вымок до костей,
   Не вырваться из дождевых сетей.
   Да и не хочется, по правде, вырываться.
   Как в детстве душу холодит восторг,
   И тут с рассудком неуместен торг –
   Упасть в потоки трав и наслаждаться.
   
   Пройдёт гроза. И радуга, как лук,
   Натянута. И тетивою – луг.
   И ты на тетиве тугой стрелою.
   Охотник знает, где сидит фазан,
   Прищурил глаз и верит в свой талан.
   Но взмыл фазан – лишь шум над головою.
   
   Роняет капель серебро листва.
   Напившись, распрямляется трава.
   Сияет мир разливом чистых красок.
   И ты омыт и счастлив, как дитя
   После рожденья пять минут спустя –
   Тварь Божья, им возлюбленный подпасок.
   
   
   ***
   И эта беда обошла стороной,
   И та стороной обошла.
   А эта беда поселилась со мной
   И косится зло из угла.
   Ещё не привыкла и щерится зло.
   Привыкнет – с ладони поест.
   Беда, не беда, а, считай, повезло,
   Что рядом с тобой кто-то есть.
   Беда – не беда. Ей тоскливо одной –
   Одной ни житьё, ни бытьё.
   Она потому поселилась со мной,
   Что я понимаю её.
   Одна сигарета у нас на двоих.
   И свечка одна до утра.
   И наш разговор так задумчив и тих,
   Как будто мы брат и сестра.
   
   ***
   Не удалось мне родиться щеглом.
   Ухаю филином ночью тревожной.
   Ангел слезу утирает крылом,
   Отяжелевшим от пыли дорожной.
   Ангел слезу утирает крылом.
   Богом назначено – стало быть, благо.
   Щёки щекочет соленая влага
   Боли и памяти тихим теплом.
   
   ***
   Вот так, по одному, уходим в никуда
   Или, верней, туда, где стыло место наше.
   И нехватает слёз. Лишь талая вода
   Да под ногами вечной грязи каша.
   Цветы с могилы к ночи украдут
   И снег к утру следы укроет вора.
   А мы по одному – на самый страшный суд
   За благом или болью приговора.
   Поминки отшумят. Посуду по местам.
   Но пустовать местам, где вы всегда сидели.
   А завтра, может быть, мы тоже будем там,
   Где вы без нас вчера осиротели.
   И ветви на ветру скребутся о стекло.
   И среди ночи память молча будит.
   Что было, то прошло, растаяло, ушло.
   Что не было, того уже не будет.
   А воробьи в снегу выклёвывают хлеб,
   Как выклевала жизнь отпущенное время.
   И мир вокруг прекрасен и нелеп.
   И невесомо расставанья бремя.
   И снова длится жизни круговерть.
   Мы с кладбища пришли не те, что уходили.
   Как птица на плече, щекочет щеку смерть,
   А на другом плече жизнь расправляет крылья.
   
   
   
   
   Неспетое
   1
   Пел бы тебе в ожиданье рассвета,
   Зная, что там на рассвете умру.
   Пел бы тебе я, да голоса нету.
   Пел бы тебе, да мотив перевру.
   
   Пел бы тебе о любви и печали,
   Лбом утыкаясь в колени твои,
   Чтобы, услышав меня, замолчали,
   От немоты ошалев, соловьи.
   
   Пел бы, чтоб песня стала рассветом.
   Пел бы, подставив горло лучу.
   Может быть, я и спою тебе летом,
   А в январе умирать не хочу
   Москва, 1984
   
   2
   На границе света и тени,
   Дня и ночи, в прозренья бреду
   Лбом вжимаюсь в твои колени,
   Отводя от тебя беду.
   
   Лепет времени. Пламени трепет.
   Прошлый век холодит висок.
   Календарь сквозняками треплет.
   Хлеб по водам. Годы в песок.
   
   В этом мире, от крови пьяном,
   Откровением дурака
   Память мечется над океаном,
   Где ни берега, ни островка,
   
   Бредя запахом шалой сирени
   С горьким привкусом лебеды
   И целуя твои колени
   Через чёрное платье беды.
   Даллас, 2004
   
   Марк Шагал «Над городом»
   
   Левая рука Его у меня под головою;
   а правая рука Его обнимает меня …
    Песнь Песней 8:3
   1
   Эти двое над крышами – что они делают в небе,
   Взявшись за руки над местечковым курчавым дымком
   С запахом скорби в сладком субботнем хлебе,
   С привкусом боли в слепом мельтешенье людском?
   Эти двое над крышами – что они там позабыли?
   Разве мало им было со всеми делить то, что есть?
   Молодость … всё ей сразу … свободу, крылья …
   Тянется в небо, как будто к Богу – земная весть.
   2
   Белла, Марк, Суламифь, Соломон…
   Так похожи и так непохожи.
   У любви миллионы имен
   И одно бесконечное ложе.
   Притяженье небес и земли –
   Невесомость единого тела.
   Две звезды над землёю взошли
   И земля вместе с ними запела.
   
   3
   И объятий разъять не могли,
   И надежды звездой средь кошмара
   Они так небесами и шли
   До Треблинки, до Бабьего Яра …
   
   Из триптиха «М. Волошин»
   
   Говорили о том и об этом,
   Оплывала, мерцая, свеча
   И печальным тоскующим светом
   Ангел молча витал у плеча.
   Говорили, как жизнь провожали,
   Как готовились к встрече с Творцом,
   Слёзы солью земною дрожали,
   Навсегда расставаясь с лицом.
   Говорили – не наговориться,
   И стоял в отдаленье рассвет,
   Лишь поскрипывали половицы
   Под размеренной поступью лет.
   Говорили, и шёпот сливался
   С тихим шелестом жизни в виске,
   И светящийся круг разливался
   По морёной кухонной доске.
   Говорили, как плыли сквозь сети,
   Что для нас в небесах сплетены,
   Как волхвы, как пророки, как дети –
   Не нарушив земной тишины.
   Киммерийские пряные ночи.
   Расцветает терновый венец.
   И рассвета серебряный кочет
   Окунулся в кровавый багрец.
   
   ***
   Все напасти не напасти,
   Если к времени припасть и
   Пить до ломоты в виске,
   Пить, как поутру молиться,
   Пить, покуда время длится
   И висит на волоске.
   Если ищем, то обрящем,
   Но не завтра – в настоящем,
   Наяву, а не в бреду,
   Чтоб душа, свечой мерцая
   Посреди земного рая,
   Освещала жизнь в аду.

Дата публикации:22.07.2006 14:27