КРУГОВОРОТ.
А завтра, на глянце журналов,
Все будет представлено в красках,
Но времени ждать не пристало
И стрелки торопятся в путь.
Неделя-другая - и листья
Начнут ритуальные пляски
Да, просини неба расчистив,
Помогут природе уснуть.
А дальше, согласно программе
Зима со своей непогодой,
Хлопушки и снега пергамент,
Проталины, первый листок…
На полке покоится свитер,
Весна и тенденции моды,
И окна уж солнцем залиты
И лето свернулось у ног.
Прогулки, полночные песни,
Домой под удары курантов,
- Давай завтра в восемь, на Пресне?
- Два дня – это так далеко.
И снова осенние сборы,
Звонки и девчоночьи банты,
И пыль в тишине коридора,
И клин журавлей над рекой.
А старый журнал затеряем,
Запрячем на дно антресоли -
Пусть снова вывозит кривая,
И кажется ноша легка .
Но стрелки продолжат вращенье –
Перчатки, разводы от соли,
Закатные длинные тени…
Все будет спокойно.
Пока…
***
В предвечерней Москве, там, где листья в аллеях палят,
Где закатное солнце меняет витрины на стразы,
Я отвечу на чей-то случайный растерянный взгляд
“Вы, наверно, ошиблись”. Дежурная плоская фраза.
Вы, наверно, ошиблись, я вовсе не дивный герой
В аксельбантах, регалиях и разномастных наградах,
Ведь они, как известно, так редко заходят в метро,
Их с огнем не сыскать на бетонном кольце автострады.
Я не тот, кто ворвется в Ваш сон на ретивом коне,
Кто откроет Вам сотню секретов злодеев и фавнов,
Только, пусть Вы себя посчитали взрослей и сильней,
Вам так хочется верить и не показаться забавной
В этом мире, где трутся об ось элементы систем,
Где года - не важны, а часы - бесконечно фатальны,
В нем запрятано место, в котором Вы встретитесь с тем,
И тогда, наконец, ожидания зал станет бальным.
Пусть пока все порою похоже на цирк-шапито,
Видно где-то в либретто случайно вошла опечатка…
“Вы, наверно, ошиблись”, я просто случайный никто,
Прожигающий осень и греющий руки в перчатках.
***
Исходом осени дыша
Глотаю морось, зонт – не нужен,
Мой город, кажется, простужен
И у него, возможно, жар.
Пора искать на полках шарф,
Запястья зябкие запрятав,
Меняю чай на листик мяты
В бокале низком. Время сжав,
Почти разбилась ночь, как шар
Хрустальный, утро знаки чертит…
Зима. В ней кое-что от смерти,
И от нее не убежать.
Лишь стрелки медленно кружат,
Меняюсь на глазах – из мавра
Став молчаливым Минотавром,
Или подобием ежа…
Остаток ночи пахнет воском,
Маячит желтым светофор
И осень, словно бутафор,
Бросает листья на подмостки.
***
Я не помню – на "ты” мы с тобой или с Вами на "Вы”,
Может, даже на "мы”, только это совсем непонятно,
От негаданных встреч остаются игривые пятна,
Телефонные коды и запахи прелой травы.
Моя память, как пуганый урка, фильтрует базар,
Да и важно ли то, что могло приключиться однажды –
То ли где-то летит до сих пор самолетик бумажный,
То ль судьба-продавщица пакует лежалый товар.
Расстояние – фетиш того, кому нечего ждать,
В расставании смысла не больше, чем в трепете мухи,
Но паучья работа – молчать, перекручивать руки,
Доверяя разлуке, приметам, ночным поездам,
Принимая как должное, то, что маршруты кривы…
Песня ветра фальцетит, как стая голодных москитов,
В этом баре опять не смогли приготовить мохито
И я так и не вспомнил – на "ты” или все же на "Вы”.
***
За окном, в серебре фонаря – перемена двух лет,
И шутихи свистят, и смеются соседские дети,
Суета, маскарад… Телефонный заслышав привет,
Разлепляю слова, как пельмени, в привычном ответе.
Разложив на гаданье колоду прошедших времен,
Где все карты – пропавшие письма и бывшие даты,
Я тебя вспоминаю, как давешний прожитый сон,
Как хмельную улыбку Фортуны, как чудо некстати.
Арифметика фраз, геометрия жестов и губ –
Словно павшие листья усталой зимою покрыты.
И колоду собрав, в дальний ящик души уберу
Нежеланную сказку.
Не здесь и не с нами.
Finita.
***
Конический январь. Зима неизлечима,
В предместьях февраля теряются следы.
Здесь бродят по ночам фантомы слов пустых –
Несказанность легка, она подобна дыму,
Который, не спеша, заполнит каждый угол,
Запомнит каждый жест и зарисует взгляд.
Здесь зеркала тайком друг другу говорят
О том, что за окном ворочается вьюга.
Сдав города зиме, мир спит медведем белым
И видит сны о том, что на его веку
Здесь было много лиц, записанных в строку,
И каждая из них звучала неумело…
Зима, строка… Да разве в этом дело?
***
Бесконечность, помноженная на ноль -
Словно формула жизни без тормозов.
Я – примета прощанья, моя Ассоль…
В этом городе порванных парусов
Время года - свидетель житейских драм,
Время суток - мурашками по спине
И февраль в перекрестье оконных рам -
Значит, разность желаний зачтут вдвойне.
Мне хотелось бы красками рисовать,
Только каждый рисунок похож на сон.
Мир хронически помнит свои права,
Оттого и редеет наш гарнизон.
Я не стану экскьюзить, считать шаги,
Разменяв тишину на высокий слог,
Видно, ангел поднялся не с той ноги
И волна продолжает свой спор с веслом.
Но, вцепившись зубами в короткий век,
Натолкнется зима на земную ось,
Этот ветреный город накроет снег
И насквозь…
***
Хозяйка вереницы дней,
Вчерашних снов смешная фея…
Все растворилось. Ветер веет
И снег укрыл верхушки пней.
Зима не жалит, не болит,
Она похожа на больницу -
Стирает числа, знаки, лица
И в переносице свербит.
Взрыв отгремел, посыпав пеплом
Сей раны порванный рубец…
Одно не стоит двух сердец,
Одна струна поет нелепо,
Она в саду, у стен Кремля
Все бьется в безысходной страсти.
Но дни проходят, где же Мастер?
Маэстро ночи с корабля
Ушел в ничейные поля
Ни взяв с собой и не поведав…
Пусть по щекам стекают беды,
Все так же вертится Земля.
***
Навсегда. Это слово страшнее любого проклятия.
Так в безмолвные волны бесшумно впадает забвение.
"Уходя - уходи” – безупречно проста в восприятии
Эта истина. Только оставлю пути к отступлению.
Пусть топорщится в сердце надежда на светлое прошлое
Жаркой искрой, мерцающей капелькой ливня весеннего.
Неразумье апреля сметает намерзшее крошево
И лелеет безумную мысль красный день воскресение,
Что когда-то, поймав разговором уставшую бабочку,
Распахну запыленное сердце, как раму оконную…
Но вот что-то заела защелка, затушена лампочка…
Оттого и весною отчаянье – море бездонное.
***
Чертово колесо.
Обозреваю свыше
Смутные времена,
Переплетенье дат.
Чудится, словно сон:
По непросохшей крыше
Тихо идет весна,
Но не спешит взлетать.
Чертово колесо…
Школа для акробата:
Из мимолетных дум
Вылепить сотню слов,
Чтобы держать фасон,
Пестовать рок и фатум,
В небе топить звезду,
Смысл завязав узлом
Чертово колесо –
Это не шанс на выстрел,
Это не дни взамен
Канувших в никуда.
Множество адресов
Перевирая быстро,
Можно лежать на дне
И по реке гадать.
Чертово колесо,
Черные реки сердца,
Чары небытия –
Как их не назови
Смогут закрыть засов,
Круговоротом терций
Сладостно опьянять,
Прутья незримо вить.
И не сыграешь вновь
Песню былого ветра,
И не отмеришь шаг,
И не отыщешь соль…
Только опять весной
Здесь продают билеты.
Крутится, не спеша,
Чертово колесо.
***
Приметы прописаны воском в застывших словах:
Как заговор знаков, зашитый среди междометий,
Как шорох страниц, что услышат не двое, но третий -
Он просто разделит грядущее ровно на два.
Легко расщепляя на атомы лунную ткань,
Он вместо монет отчеканит лишь черные метки,
Он множит мосты на места и минуты на метры,
Отмерив ему лишь заметную тонкую грань.
Когда-нибудь, в дальнем, почти невесомом году,
Он ящик откроет не хуже заправской Пандоры
И спелое сердце сорвется, и высохнет море,
И выдохнет в трубном миноре больную звезду,
Чье имя пропитано вермутом.
Просто слова.
Пришедшие в голову ночью от странного стука.
Спросонья.
Случайно.
Сегодня.
Сложение звуков.
Но птица все бьется и страшно окно открывать.
***
Проснулось заполночь. Теперь не убежать,
Ступнями босыми прошлепав по паркету.
Весна готова к передаче эстафеты,
Но только лето – как осколок миража,
Две капли на стекле раздробленно дрожат
И жестью дребезжат в ночи порывы ветра.
Дышать. Сквозь два глотка, затяжку, километры
Прожженной памяти.
Не больше, чем дышать.
И разменять себя на шорох площадей,
На зелень парков, на изгибы переулков,
Приманивать к рукам, как птицу мягкой булкой
Удачи выворот и в сонмище людей
Рассеивать себя и преломлять…
Но твой
Безудержный фантом как призрак за портьерой.
В ночи. Спустя полгода после нашей эры
Или всего лишь до не ведаю какой.
***
Я – высохший океан,
Я – отзвук чужих фамилий,
Мое ремесло – цедить
Настои своей беды.
Тому, кто идет за мной,
Нет места в моей могиле,
Пусть ждущих напоит он
Всего лишь глотком воды.
Я – сломанная стрела,
Я – свет отраженных истин,
Я множу свои слова,
Делю их на дни потом.
Тому, кто идет за мной,
Подносят токай и рислинг,
И внемлют его речам,
И вешают в шкаф пальто.
Я – память на грани сна,
Я – строчка в земных отчетах,
Мне имени больше нет
В реестре земных имен.
А тот, кто идет за мной,
Пусть пляшет, пусть бьет чечетку,
Сегодня он на коне
И город им покорен.
Он в силах смешать легко
Картинки иллюзий пестрых
В причудливое панно
И год посчитать за пять,
Он может почти что все…
Но только одна загвоздка –
Тому, кто идет за мной,
Вовек меня не догнать.
***
Ты иди. Я не знаю печальных, изысканных слов,
Тех, которые призваны править приметы прощаний,
Неизменно одно – то, что ангел-хранитель устанет
И пойдет на покой, и закурит, и выпьет вина.
Он заметит, что в небе останется та же луна,
Тот же пух тополей покрывает дорожную ленту.
Скоро с ангельской биржи доставят другого клиента,
У которого тонны печалей, углов и узлов…
А в момент передышки, когда шорох крыльев не ждет
Ни один из живущих, и если позволит природа,
Ангел вырвется к морю, пусть не на Бали – так в Минводы,
И пойдет по нагретому пляжу в зеленом трико.
Может, вспомнит о прошлом и это случится легко.
Или даже смешно, кто их, ангелов, подлинно знает…
Так иди. Я когда-нибудь тоже пройду, не ступая,
По бескрайнему полю, омытому летним дождем.
***
А время работает сторожем за полцены,
Верней на полставки, но сути слова не меняют –
Оно охраняет грехи облетевшего мая
И призраки зимних ночей им давно сочтены
Рукой реставратора, бережно, смутно страшась
Рассыпать случайно листы одряхлевшей тетради,
Тот сторож исследует сон, что был тайно украден
Крапленые карты, которые били не в масть…
Расставлены строго по рангу событий земных,
Как рыцари в крепких, но сильно поношенных латах,
И сердце, которое дышит проклятьем на ладан,
И брызги рассвета в бойницах окон смотровых ,
И тропки следов, что срезают прямые углы...
Когда-нибудь (прихоти ради? тоскуя о чуде?)
Запутает время дома, города и минуты…
Но дворника-памяти слышно шуршанье метлы.
***
Рай черно-бел.
В нем август навсегда
И сумерки под звуки фортепьяно.
Там вечера приходят слишком рано,
Под тихий шепот "If you go away…”
Звучат слова о вечности морей,
Ведутся разговоры о тумане,
Что стынет над волной и скоро станет
Лишь строчкой на исписанных листах.
Безумцы видят цвет в конце строки
И в никуда решают взять билеты,
Стремясь уснуть в купе под клеткой пледа,
Увидеть тот же невесомый сон.
Но буднично сереет горизонт,
Нет ни путей, ни поезда, ни следа –
Лишь постоянно увядает лето,
Лишь звуки фортепьяно так легки.
Берлин вакантен.
И, похоже, вновь
Перемудрили ангелы немного
Стремясь постичь тернистую дорогу,
Себя в привычный заманив капкан.
И зависть их - отточенней клинка,
А милость – строже всякого урока.
Рай черно-бел.
Там нет вестей от Бога.
Не день,
Не два,
Не три,
А так давно…
***
Поздняя осень и небо расстегнуто
Тоннами мокрыми. Так неприкаянны
Капля за каплей и темными стеклами
Кануло в Лету июльское, кануло.
Каяться, карму открещивать истово
Нужно ли, стоит ли – время не прочное,
И “Что посеешь” – привитая истина
Солнечным ядом и черными строчками.
Время уснуть, погрузившись в безмолвие,
Минусы точно расколоты плюсами,
Блюзами, джазами, кровью и золотом,
Холодом, оловом, снами-укусами,
Запахом старого, утра безбрачием,
Переиначивать – кара извечная,
Так бесполезное кажется значимым,
А безрассудное – насмерть излеченным
Игры постельные для обесточенных,
Темною ночью объятья молчания,
Стоны оконные, смелость просрочена,
Поздно кричать и давать обещания.
А при расчете выходишь на третьего,
Крася разрывами полночь бездонную,
Сонную мглу наполняя заветами,
Мерками, метками, мертвою зоною,
Слезами, розами, сутью истерики,
Ритмом истории, резаной кромкою.
Вплавь до Луны, босиком до Америки –
Нет расстояний, что станут огромными.
Срочными, смелыми, странно похожими,
Чувствуя кожей, но так недоверчиво
И в расписаниях рейсы отложены,
А расстоянием небо расчерчено.
Луны проходят сквозь дни и затмения
Венами верными, фатумом, датами,
Вечность рифмует свои поражения
Запахом жженым и ржавыми латами.
Все изменяется так неожиданно,
В этом сюжете все тропки нехожены,
Множить ли или делить непрожитое
Станет неважно.
Мы не осторожные
Вдруг ухватили соленое, летнее
И налегке, без сомнений лавируя,
Сутки меняют сильней, чем столетия
И все равно станет майна ли, вира ли,
Лира ли, арфа ли – да хоть перкуссия
Будет стучать в унисон с волей разума…
Просто история пишется блюзами,
Все остальное – коронными фразами.
Там нет рубиновых звезд на закате,
Там по ночам не разводят мосты,
Там, далеко, на песке, в летнем платье
Ты.
***
Хлебнул чуть-чуть весны осенний ветер,
Он ветви, как влюбленные тела
Сплетает…
Прогорят страницы глав,
Которых в целом свете не заметил
Почти никто – тогда, не прячась в гриме,
Придет неслышно время простоты:
Есть поезд,
Есть бессонница,
Есть ты.
Все остальное – малоразличимо
Как странный сон, где мысли наизнанку,
Знакомых лиц безумные слова,
Картины, что легко нарисовать,
Но тяжело запомнить спозаранку,
Ведь в памяти лишь ярких красок пятна -
Но нитью, что ведет из темноты:
Есть Рубикон,
Есть Лета,
И есть ты.
Все остальное – маловероятно.
Пусть в этой гонке от зари к закату,
Порою загоняя лошадей,
Мы держимся сомнительных идей
И наши заблуждения так святы,
Но.
Снова ветер ветви потревожит
Назло дыханью ледяных пустынь…
Есть время простоты.
Есть я.
И ты.
А остальное кажется ничтожным.
|
|