Подробности молчания
--- [континентальное]
В раскаленных ловушках парков и площадей,
в междустрочиях пыльных улиц начала без,
в переулках, ведущих за`полночь, где в обрез
вожделенного смысла, да и любви – людей
я ищу, невидимкой сонной по мостовым
беспредметно слоняясь, верю в твоих щедрот
чёрно-белую полосатость, ты слышишь – тот,
кто придумал меня случайно, и иже с ним?..
Перегревшийся город пуст – не чума, не мор,
но законный хлебнувших экшена* выходной…
А души, что брела бы по` воду – ни одной,
ни бродяг, ни собак, ни птиц… На меня в упор
зрит-пылает-пытает глаз, мне понять бы – чей
и смогу замолчать – подробнее… вот те крест!..
И когда тебе только, Господи, надоест
безопасная страстность жарких моих речей?..
--- [тишина]
Так поймай, если сможешь, на слове меня, тишина,
это будет не просто, слова позабыты – сире`чь
разобраться придётся, когда мне и кем внушена
вместо внятной молитвы – моя неразумная речь,
и боюсь, слишком долго тебе соглядать и стеречь
бесполезный, как явка с повинной шальной головой
но, увы, непокрытой…мы квиты? – запальчивый бред,
наблюдать, как сбивается в стаи неверный конвой
и привал затевают бессонные гончие пред
непоследней войной за молчание. Выдержишь, нет?..
Только кажется – стань я чуть ближе к одной из границ
между после и до, между светом и тенью – смогу
ледяного молчания видеть подробности в ниц
опрокинутых лицах… Не стану желать и врагу
этих танцев с тобой, тишиной, застывающей у
филигранной работы ворот в послезавтрашний день,
где ослепшие зодчие ждут, запахнувшись в закат,
когда схлынет непрожитых заживо фраз дребедень
и появится проблеск в туннеле, ведущем назад,
когда ляжет подросшая прошлого тень – на плетень…
--- [постскриптум]
Нам нажитый всуе теперь ни к чему капитал
заманчивых фраз о полезной привычке на воду
взволнованно дуть, ни к чему он расстрельному взводу
слепых волонтёров, поскольку смертельно устал
хмельной режиссёр, вербовавший бессонных тетерь
в реалити-шоу, где титрами в замкнутой рамке –
герои, последние (?). Слово, не зная огранки,
здесь было – в начале. И будет, и есть… А теперь
Позвольте мне вымолчать этот последний рассвет,
случайный постскриптум войны за неверную ноту
И…раз-два-три –
вальс беззаветно-бездарных длиннот у
незапертой двери, где эхо камлает в ответ,
сбиваясь на истовый шепот. Позвольте посметь
узнать в первом встречном весомую поступь пророка,
и пусть он не знает дороги, но знает дорога
того, кто с собой уведёт молчаливую смерть.
Предисловие к морю
-------- [жара]
Плотно забиты окна, как кляпом, пухом,
нежностью тополиной ты сыт по горло,
душно, стакан воды бы, и ты не гордый,
можешь позвать на помощь кого угодно,
только вот – никого здесь... Какая муха
в кровь искусала Богом забытый город?
Жадностью болен ты, словно та старуха
с битым корытом – мимо по водостокам
пусть бы текли соблазны, незорким оком
их провожают тени… Не так уж плохо
в этой бетонной клетке – тепло и сухо,
только тебе всё кажется, что жестоко
кем-то наказан ты. Пережженный вечер
не бесконечен. Легче дышать, похоже,
станет, когда осядут шаги прохожих
пылью на тротуарах - немного позже,
может, и ты дотянешь... Когда бы ветер -
тот, что заходит с моря, тогда - возможно,
было бы проще, впрочем…
ты осторожно…
-------- [соль]
… руку мне дай, и я приведу тебя к морю –
там, где всерьёз реален лишь абрис паруса,
ветер не спит ночами, пришпиленный к молу,
там… только море - жизнь, остальное - пауза.
Видишь ли, море не предаёт, любя, души –
если цунами – значит, не то мы делаем –
море играет с нами честнее, чем суша -
пенно сбиваясь, шепчет: вы были смелыми,
бредит прибоем… переведу тебе, хочешь?...
и горизонт, в волнах растворённый, ближе нам.
Всё, что считали мы берегами – не… очень.
Здравствуй, вода солёная, здесь мы - выживем,
это не трудно нам,
побывавшим там – ниже…
-------- [дно]
… некуда ниже, когда под ногами – дно.
крепко держи загубник, дыши и слушай –
бьётся ли сердце, и третьего не дано –
стой на коленях или всплывай. На сушу
можно вернуться и без приключений, но
незачем, если там никого, кто – нужен.
Бросит ракушку (не решка ли?) здешний бог
мелкопесчаных снов – ты, похоже, пленник,
и – глубоко … не-приветственно осьминог
щупальца тянет, водорослей сплетений
не разобрать… да и стоит ли? – ни дорог,
нет под водой, ни звуков, ни света-тени…
Не заплывай – не вернёшься! – за тишину,
трудно свободным быть на одном баллоне
воздуха, а погремушка всё тише – дну
в общем-то, безразлично, что Бог уронит
в крепко солёный Эдем - покорившись сну,
души плывут, а звёзды на небосклоне
все на местах положенных… точно?
кроме…
-------- [прибой]
…кроме того, что море живёт, как дети,
нежно сплетая волны и сны в рассветы,
любит оно, волнуясь, искать ответы
на берегу истоптанном – кто ты, где ты?
Что ты поймаешь, в небо забросив сети?
Можешь молчать и ждать золотую рыбку,
если ещё имеешь к ней порученья,
можешь играть в рулетку с подводной чернью,
или души солёной начать леченье,
можешь построить замок в песочке зыбком…
На берегу, где ветер-то волен - не был,
для моряка, сведённого – не с ума ли?
правилами игры пострашней цунами –
крыс берегут, да и капитан не с нами –
выбор обычен – если не дно, то – небо.
Это привычка – лишь бы не здесь…
а мне бы…
-------- [путь наверх]
…выплыть, не захлебнувшись своей свободой,
не растеряв сокровищ и… Здравствуй, Немо!
Знаешь, ты всё такой же – нейтральны воды,
даже, пожалуй, слишком… всё ждёшь погоды,
для разговора с небом? Пора… на землю -
к тем кораблям, добравшимся до причала –
в странствиях по морям корабли стареют
счастливо… но мечты, что висят на реях,
были когда-то парусом… Слишком мало
жизни на суше, чтобы в неё – поверить…
Это не горе, если под плеск ладоней
волны размоют контур твоей вселенной –
помнишь ли: море пьяному – по колено –
пьяному жизнью - он и в воде не тонет,
и не горит в огне… Приходи на землю –
сам всё увидишь: можно начать – с начала,
как поступают птицы, весной вернувшись,
можно – с конца… не знают морские души
о берегах, а надо бы… Слишком мало
жизни в воде для тех, кто рождён на суше…
Корабельная молитва
позволь нам – быть, хотя бы до поры
последних звёзд, ныряющих с причала
и что с того, что вечность обмельчала -
немудрено, раз точат топоры
для плахи те, кто строил корабли…
и всё-таки, позволь начать – с начала,
с тех берегов, где смели и могли
мы звёзды называть по именам,
ловить ветра в мерцающие сети
и имя бога не держать в секрете,
не верили портовым крикунам
про то, что ни вернуться, ни вернуть…
нам раздавали пряники и плети –
на выбор, мы ушли куда-нибудь,
не захватив ни компаса, ни карт…
пусть с каждым днём длиннее тени наши,
позволь нам – быть, а где – уже не важно,
позволь сказать спасибо – за азарт
в твоей, без правил и ветрил, игре –
затянутой на вечность рукопашной
с самим собой, за церковь на горе,
за истовую верность звонарей
колоколам, известную тебе лишь,
за зыбких снов горячечную ересь,
за снег в июле, ливень в январе,
за то, о чем волна в шторма молчала,
за то, что ты по-прежнему не веришь
ни нам, ни в нас…
Позволь начать – с начала…
Многоточия
Междометий осенних, слетевшихся стаями к ночи,
опрокинутой навзничь, дождём не отмыть добела.
Пусть наступит зима, поднимая пургу многоточий,
распластает над Городом снежные рифмы-крыла
и укроет ржавеющих рельсов абзацы – неточно,
но старательно вышептав имя… была, ни была!..
И откроется дверь в самой дальней из запертых комнат –
там, где ветер седеющий пробует выжить и…вспомнить.
Нас не любят слепые. Мы жители странного дома,
он построен из капель случайных дождей и стекла.
Мы живём от весны до весны, нам зима незнакома,
потому что не видно ни в окна, ни в души… Игра?..
Но игра затянулась – петлёй на мечте астронома
и упала звезда – та, что дом от камней берегла,
и посыпались камни – пришло это самое время –
собирать то, что бросят… А мы оказались не с теми.
Бледный выкормыш тени, юродивый брат Гуимплена,
месяц ставит – на убыль, и этот урок нам не нов –
недосказанный мир наугад преклоняет колена
и сдаётся на милость беспечную нежных врунов.
Мы живём, сдавшись в плен. Умираем, не выдержав плена.
Предрассветная гонка чужих не-проявленных снов
завершится, как обморок хрупкой надежды – и снова
выйдут в матричный день пилигримы неверного слова –
мы – последнее войско канатных…смотри!.. плясунов.
Танцы на плацу
--- I
Поправив звёзды, рухнувшие ниц,
раскинув над вселенной руки-реки,
Бог растерялся – странные калеки
украдкой смотрят в небо из бойниц
закрытых окон. Страшно, человеки?
На славу, видно, роковых яиц
восстав из пепла, Феникс снёс. Вовеки
не угадать, кто нищий тут, кто – принц.
Все преуспели в танцах на плацу –
нет слуха, но хотя бы – чувство ритма.
И пусть разит торговлей их молитва,
пусть им везёт, как в карты – подлецу,
всё – до поры… По воинам – и битва.
Всё – до поры… Но каково – Творцу?
--- II
Достанет Бог надежды из петлиц –
«Я их дарил на память разве?...Но
в любой цепи есть слабое звено –
и это – ты… Подобных мастериц
в искусстве нарушения границ
я не встречал уже давным-давно».
…Полусухая полночь, как вино,
затопит мой родной Аустерлиц –
холодный город вечных сквозняков,
где русские дороги – смерть подвеске,
где вечны на заборах, словно фрески,
послания потомкам – дураков –
о том, что мир, подвешенный на леске,
войны не лучше – без обиняков.
--- III
И усмехнётся, не смывая грима,
но временно сменив репертуар,
из подворотни беженец – Икар:
«Да не умрёшь ты, не увидев Рима
и Город на воде - туда, вестимо,
ведёт и этот грязный тротуар,
и все пути-дороги, но в разгар
сезона не ходи – неумолимо,
проступит из воды Армагеддон
сквозь мусор переполненных каналов,
Рим сам своих не вспомнит идеалов,
а колокол Сан-Марко сменит тон
с молитвы - на набат… И Рима – мало.
Рим Риму рознь, как песне – обертон...»
«…Представь себе вечер, свечи. Со всех сторон – осьминог.
Немо с его бородой и с глазами голубыми, как у младенца.
Сердце сжимается, как подумаешь, как он тут одинок…»
(Иосиф Бродский «Новый Жюль Верн»)
--- IV
Венеция… Сон, набранный курсивом –
затем, чтоб нам запомниться, наверно…
И жизнь, и смерть, до жути соразмерны,
застыли в реверансе терпеливом,
и мир глядит на танец суеверно
в безумии своём благочестивом…
Течет вода скупым речитативом
туда, где автор «Нового Жюль Верна»
всё так же ищет капитана Немо…
Или – не ищет? Нас у Бога много,
потерянных впотьмах у осьминога,
А по воде протоптана дорога
на остров мёртвых, там Иосиф… Где – мы?
Никто не ищет нас. Все ищут Бога.
--- V
А под водой идёт на дно незримо
блистательная вечности тоска –
так смутное предчувствие виска
становится подчас неумолимо…
Не оглянувшись, проплывают мимо
открытых окон рыбы-облака –
туда, где сны сбываются – пока –
к рассвету, где – пока – мы исцелимы.
И Лета тоже, стало быть, река,
раз дважды не… А что здесь не случайно?
Наш выбор между вискасом и кофе?
Асфальт сродни истоптанной Голгофе,
когда смотреть на нас издалека
и исподлобья… Остальное – тайна.
Баварское небо
--- I.
Чужая ночь - ступени выше, выше…
И образы… абрисы… образа
раздавлены крылом летучей мыши
среди желе… среди бетонных скал.
О Господи, как ты меня – не слышишь!..
О Господи, как этот мир – устал...
Дорическая полночь – беспросветна.
Над ратушей – безглазая луна
танцует твист. Бессильная планета
распята синей тенью валуна
страны, где мне всегда хватало света.
Чужая ночь… чужая дочь … война
пришла отсюда. Мостовые – гулки
под утро в этом городе дворцов.
Нелепые пустынные прогулки
в ночи баварской, белое лицо
глухого безнадёжно переулка -
наотмашь... Это – наш парад, слепцов.
--- II.
Чужое небо… небыль…небылица,
Незапертый, немыслимый сезам
жестоких снов, расколотых на лица –
так плачет бог. Изящная Изар
изгибами напрасными стремится
вернуться в мир. Тщеславия базар
хмельной – вернётся к нам кошмаром пенным,
когда забудем, как оно – сгорать
в ухмылке обезумевшей Вселенной,
где сны безумцев, поднимая рать,
нас учат молча проходить сквозь стены.
Чужое небо – немо. Спящий тать
задумывает, видимо, злодейство.
О Господи, как ты в себя – не веришь!..
Невинное – до жути - лицедейство
ребёнка, перепутавшего двери
или ключи… Смешное фарисейство
в глухой ночи…
… Молчишь, усталый дервиш?
Сквозняк
Звёзды пришли усталые с похорон,
падают в руки, небо предав - огню,
сальто холодных призраков в стиле ню,
только сквозняк повсюду, со всех сторон,
слева и справа, сзади, а также над
теми, кто забывает про свойство крыш
течь, да и просто падать, а ты не спишь,
не умираешь, смотришь на звездопад
и продолжаешь думать, что эта ночь
тоже – не наша, чаша весов вполне
может ещё вместить, и ещё больней
думать о тех, кто может тебе помочь.
Тень твоя – аки посуху, по слезам
бродит, едва касаясь холодных стен,
в шорохе болью битых - избитых тем,
сквозь - не пройти вслепую, по голосам
только по краю круга, в котором сны
тянут к рассвету руки, а кто просил(?),
света отмерено точно по мере сил
кем-то, кому молитвы твои – ясны,
вот и сквозняк - повсюду, перевелись
ветры, которым можно доверить дом,
переплелись, застыли задолго до
времени, когда звёзды упали вниз.
Можно уйти и спрятаться от беды
если идти за кем-то, кто знает путь
к дому, из дома, просто куда-нибудь
но на асфальте трудно найти следы,
камень – не то же самое, что песок,
даже сыпучий – лучше, терпенья не
хватит, стирая локти, как на войне
молча ползти, затягивать поясок
лучше потуже, чтобы уже - никак
не развязать, а лучше морским узлом,
сцилла с харибдой те же – добро и зло,
а проскользнуть непросто, пока сквозняк.
|
|