Так он и пил. А возлюбленная все повторяла ему: “Не пей много, а то проглотишь и чужую душу!” Но он темнил… как начало его новой жизни сопровождалось неистовыми конвульсиями, как терялся сердечный пульс и румяность щек. С тех пор он не мог остановиться. А возлюбленная продолжала биться черным плащом об его ауру.
Завтрак, обед и ужин сливались у них в единое целое, как и души в страстной натуре. Света они не любили. Блуждали в темноте, в поиске заблудших тел. Праведность ни к чему. А он так и пил. По-своему. Не с горя. А с горла. Жизненная необходимость. Причем вечная. Но беспечное наполнение собственного сосуда не прошло безнаказанно. Душевные спазмы далеких давали о себе знать, позволяя телу расползаться в разные стороны. Над головой ненасытного скапливались ночные вороны для хвалебного реквиема безрассудности. Грусть накапливалась в нем, злость накапливалась в нем… Строился новый гость – трещала кость. И вот … в одну прекрасную ночь ему попалась такая порочная дочь, что скопленные души не замедлили взвыть и попытаться сбыть все его тело на молекулы. Да! Он раздулся и лопнул, а души соколом разлетелись. Это смотрелось в глазах его возлюбленной символом нового имени вездесущего зла И она росла. Пока не встало солнце из-за горизонта.
|
|