Жизнь – не та ярко раскрашенная дура, какой кажется на первый взгляд. В жизни все логично – за действием следует противодействие, за преступлением - наказание, за огнем – пепел, и лишь за пустотой – пустота. За причиной – следствие, как учили когда-то в школе. Если это осознать, то можно не запутаться в хаосе, который царит вокруг. Поймут ли это остальные? Поймут, я думаю. Если, конечно, не окажется слишком поздно.
Я задаю себе вопрос - о чем писать дальше. Пока это лишь обрывки мыслей, которые вряд ли улягутся в логичный рассказ. Мне предстоит еще во многом разобраться, но я попробую начать, пока совсем не стемнело и пока Ирка спит наверху. Я напоил ее душистым мятным чаем и дал две таблетки снотворного. Сейчас это все, что я могу сделать для нее. Для нас двоих…
Итак, с чего все началось? Кто-то попробовал выкинуть из жизни логику. Я не знаю, зачем и почему. Возможно, ради какого-то эксперимента. Или ради чего-то еще – не имеет значения. Только с сегодняшнего утра весь мир был уверен в том, что причинно-следственная связь событий распалась окончательно и бесповоротно. Радио…
Радио, сколько я ни крутил ручку настройки, блуждая по частотам взад-вперед, вещало об одном и том же. Менялись лишь место действия и его участники. Штурм боевиками милицейского участка в Дагестане. Нападение националистов на общежитие студентов-иностранцев в Ростове. Дерзкий теракт в Далласе, США. Подавление повстанческого восстания в Венесуэле…
Впрочем, картинка за окном была ничуть не лучше. Дворники работали во всю, очищая стекло от крупных хлопьев снега и грязи, летящей из-под колес идущих впереди машин. Над небольшим поселком, оставшимся позади, поднимались клубы дыма, а автомобили, в панике сновавшие по скользкой трассе со скоростью, как минимум вдвое превышающей дозволенную, то и дело норовили подрезать.
Вот на шоссе вылетела детская коляска, и я едва успел взять вправо, чудом не оказавшись в кювете. Обычно я не рисковал разгонять свою «восьмерку» даже до ста шестидесяти, но теперь спидометр показывал сто семьдесят пять, и руль в моих руках опасно дергался из стороны в сторону.
Ирка, Ирка. И понесло же тебя в такую даль, причем именно сегодня. Обнадеживало лишь то, что большую часть пути я уже проехал, и до Тимашевска оставалось километров двадцать, о чем известил промелькнувший за стеклом знак. Название улицы я помнил, квартиру ее тети вроде тоже. И этаж – то ли четвертый, то ли пятый.
Внезапно на встречную, не справившись с управлением, вылетел ЗИЛ и ехавшая впереди меня «десятка» столкнулась с ним лоб в лоб, мгновенно превратившись в сплющенную груду металла. У меня не было времени ни испугаться, ни свернуть, ни затормозить – лишь промелькнула мысль, что сейчас меня постигнет та же участь, но по инерции грузовик вместе с остатками легковушки вылетел с трассы, и его понесло к деревьям, растущим вдоль по обе стороны шоссе этаким живым заборчиком.
Финала я не видел. Лишь крепче вцепился в руль и сбросил скорость до ста двадцати, сосредоточив все внимание на дороге. Сердце бешено стучало, словно в груди ему вдруг показалось слишком тесно, а мой ангел-хранитель, наверное, все еще приходил в себя после трудной работы, рассасывая под языком таблетку валидола.
Слава Богу, дальнейший путь прошел без приключений, и я наконец въехал в город. По памяти разобравшись в несложном лабиринте узких скользких улиц, я подъехал к нужному дому. Выскочив из машины, я побежал к знакомому подъезду с проржавевшей металлической дверью, на которой углем были выведены три очень популярные буквы, а ниже почему-то дописано «Я тебя люблю». Помню, меня очень рассмешил этот шедевр, когда я приехал сюда с Иркой впервые. Вопросительно посмотрев в мою сторону, Ирка вздохнула, укоризненно покачав головой, и зашла внутрь. «Зануда!» - весело прокричал я ей вслед: «За-ну-да». «Дурак!» - донесся откуда-то из темноты до боли серьезный голос. «Дурацкий дурак!» - так же серьезно поправил я, и Ирка не удержалась – сначала я услышал тихий смешок, а потом и веселый переливистый смех: «Вадька, ты самый дурацкий дурак из всех, кого я знаю!». «А то!» - крикнул я и вбежал в подъезд следом за ней, громко хлопнув дверью, так что голуби, мирно клевавшие рассыпанные кем-то на тротуаре крошки, наверное, в ужасе разлетелись кто куда…
Преодолев три ступеньки, я схватился за дверную ручку, и тут раздался крик. Из-за поворота выбежала девушка, еле балансируя в своих красивых, но ужасно непрактичных при такой погоде сапожках на скользком асфальте тротуара. Разбитые в кровь губы, разорванная на груди кофточка, растрепанные волосы, - она в панике выкрикивала не то ругательства, не то просьбы о помощи, я не мог разобрать из-за ветра. За ней, уверенно сокращая дистанцию, неслись четверо подростков. Один из них, на бегу схватив камень, метнул его и, попав девушке в спину, сбил ее с ног. Она попыталась подняться, но преследователи уже настигли ее и, став в кружок, загородили ей все пути к отступлению.
Я никогда не любил геройствовать, и во время школьных, а потом и студенческих разборок я частенько отсиживался в стороне, и сейчас разум подсказывал мне, что этот выход будет оптимальным и в нынешней ситуации, но ноги сами понесли меня к месту потасовки. В это время один из парней уже стягивал с девушки брюки, другой, под ухмылки друзей, не спеша расстегивал ремень на джинсах.
- Что ж вы делаете, сволочи! – закричал я, стараясь, чтобы дрожи в голосе не было слышно, - Немедленно отпустите ее!
Улыбки на лицах парней стали еще шире.
- Здорово, братишка! – обратился ко мне один из них, худой блондин в кожаной куртке, выступая вперед. – Чего шумишь? Не видишь, здесь нормальные пацаны отдыхают?
- А при чем здесь девушка? – тихо спросил я, - дайте ей уйти, а сами отдыхайте дальше.
- Какой же отдых без девушек? – рассмеялся блондин, - верно, пацаны?
Парни дружно кивнули.
- Так что не шуми и вали отсюда, пока мы не передумали и не принялись за мужичков, - уже с серьезным видом подытожил он. Запустив руку в карман, блондин извлек оттуда заточку, то же сделали и двое других парней. Я отшатнулся.
- Ну так что, расстанемся полюбовно? – спросил меня уже другой, коротко стриженый коренастый крепыш, хрустнув костяшками пальцев, - или как?
Раздумывал я недолго. Смелость и решительность вдруг куда-то испарились, и остался лишь страх, постепенно нарастающий во мне тягучей, липкой волной. Я подумал об Ирке – что же будет с ней, если я ввяжусь в эту драку, где шансов уцелеть у меня один на миллион? Кто позаботится о ней, когда я буду лежать под ее окном в луже собственной крови?
На ватных ногах я начал медленно отступать к подъезду, демонстрируя пустые ладони и стараясь не поворачиваться к парням спиной. Девушка, до того с надеждой смотревшая на меня, опустила голову и отчетливо, словно выплевывая каждую букву, произнесла «козел». Затем она, спрятав лицо в ладони, разрыдалась.
Я отвел взгляд и тихо прошептал «прости» - не надеясь, впрочем, что меня услышат. Почему-то вдруг стало нестерпимо стыдно за свою трусость, я почувствовал, как жар разливается по моим щекам, как у ребенка, которого только что отчитали за плохое поведение. Ребята спрятали ножи. Кто-то из них плюнул мне вслед и процедил что-то едкое, а затем они, больше не обращая на меня внимания, вновь занялись своей жертвой. Не в силах совладать с собой, я развернулся и побежал, стараясь смотреть лишь под ноги, на сухой рассыпчатый, совсем не липкий снег, тихо поскрипывающий под моими ногами. Перед тем, как я вбежал в подъезд, захлопнув за собой дверь, девушка закричала вновь…
Стоя на лестничной площадке между первым и вторым этажами, я еще долго не мог придти в себя. Воображение рисовало картины одну ужаснее другой, с одним и тем же леденящим кровь финалом. Щеки все еще жгло, хотелось сесть на холодные ступеньки и заплакать – от собственного бессилия, от жалости к бедной девушке, чья вина заключалась лишь в том, что она оказалась в неудачном месте в неудачное время. Наконец я пересилил себя и, тяжело опираясь на перила, побрел наверх. Пытаясь отрешиться от назойливого роя внезапно ополчившихся на меня мыслей, я заставил себя думать о какой-нибудь мелочи – я где-то слышал, что это помогает придти в себя после стресса. Например, сколько трещинок в старой грязно-белой штукатурке я насчитаю, пока дойду до нужной мне квартиры? К моему удивлению, это помогло.
Отыскав знакомую дверь, я надавил на кнопку звонка. Ничего не произошло – видимо, в доме не было света.
- Ирка, – позвал я, постучав. И вновь в ответ не раздалось ни звука.
- Ира! Тетя Маша! – я забарабанил в дверь, - откройте!
- Вадик? – я услышал тихий Иркин голос, - это ты?
- Да я это, я!! Открой же наконец!
- Вадик! – распахнув дверь, Ирка повисла на мне, - Вадик, Вадька, Вадька…
Она громко всхлипывала, и лицо ее было мокрым от слез. Я крепко обнял ее, пытаясь успокоить.
- Вадик, мне страшно! Тетя…
- Все хорошо, Ирка, успокойся. Я здесь, с тобой, я приехал.
- Тетя, - она едва сдерживала слезы, готовая вновь расплакаться, - и… ее… ее убили!
- Что? – в глазах потемнело, я покачнулся, едва устояв на ногах, - что ты такое говоришь?
- Она вышла в магазин, - Ирка сильнее прижалась ко мне, - я видела из окна… как к ней подошли какие-то люди. Вадик, я вызвала скорую, но было уже поздно. Они… они ее ни за что, они…
Тонкие соленые ручейки вновь хлынули из ее глаз и потекли по моей шее, исчезая за воротником. Я вздрогнул.
- Мне очень жаль, Ир. Я не знал…
- Понимаешь, Вадик, ее убили, убили…
Она рыдала навзрыд. А я стоял как истукан, не в силах связать двух слов, чтобы ее успокоить. Я лихорадочно обдумывал сложившуюся ситуацию - нужно было что-то делать, оставаться в городе было слишком рискованно. И решение, не самое лучшее, но простое и вполне осуществимое, вдруг возникло в моей голове.
Я взял Ирку за плечи, нежно поцеловал ее в мокрую щеку и тихо сказал:
- Пожалуйста, Ир, послушай меня. Здесь небезопасно, поэтому нам нужно уехать. Возьми вещи и какую-нибудь еду, и мы пойдем к машине. Ладно?
Мой спокойный тон, наверное, подействовал на нее отрезвляюще, и Ирка, утерев рукавом слезы, кивнула.
- Посмотри на меня.
Она подняла голову, я увидел ее испуганные, заплаканные глаза.
- Все будет хорошо. Ты мне веришь?
Ирка кивнула.
- Только нам нельзя терять ни минуты.
- Я сейчас, немного приведу себя в порядок, я вся заплаканная, - сказала она, отстраняясь от меня, - и загляну в холодильник, там были кое-какие продукты.
Когда она исчезла за дверью, я быстро спустился на площадку между этажами и выглянул в окно – ни парней, ни девушки не было видно. Может быть, все закончилось хорошо. Мне бы очень хотелось на это надеяться. Могло быть и наоборот – но я предпочитал не думать об этом. Как и о том, что на деле я оказался последним трусом. У меня еще будет время для самобичевания, а пока я испытал огромное облегчение от того, что на обратном пути мне не придется встречаться с этой компанией. Так что я с облегчением вздохнул и без сил опустился на подоконник, прислонившись затылком к холодному оконному стеклу.
Я знаю, бессмысленно думать о будущем – о том его варианте, что ясно представлялся мне двадцать четыре часа назад. Всего лишь один день превратил радужные перспективы в кучку пепла, от которой через секунду ничего не останется под холодным колючим ветром.
Что было до?
Немного. Действительно немного того, что нужно двоим для счастья. И еще нашей маленькой дочурке, которая у нас обязательно будет. Мы назовем ее Дашкой – мы с Иркой уже это обсуждали. Если сын – то Вовка или Алешка, а если дочка – непременно Дашка.
Вот несколько непременно необходимых вещей - не слишком большая, но уютная двухкомнатная квартирка. И пусть с восточной стороны окна выходят на проезжую часть, с западной, когда утром выхожу на балкон глотнуть свежего воздуха, я вижу цветочную клумбу, посадку молодых деревцев и детскую площадку. Минимум мебели – ребенку нужен простор – зато есть домашний кинотеатр и большая-пребольшая кровать, на которую без проблем помещается все наше семейство. Дашкина комната обклеена темно-синими обоями с желтыми фосфорными звездочками, которые светятся в темноте, так что создается впечатление, будто над тобой бескрайнее звездное небо. А в ванной висят часы, доставшиеся мне еще от бабушки и долго пылившиеся до этого в гараже. С кукушкой, кстати. Старой, ужасно скрипящей при своем появлении гордой птицей, выскакивающей из дупла, когда ей вздумается. Почему в ванной? Помню, мы долго спорили, где их повесить – Ирка настаивала на коридоре, я - на гостиной, а Дашка тихо хныкала о том, что без кукушки над головой ей ну никак не спится. В итоге пристроили этот тикающий скворечник в ванной, чтобы никому не было обидно. Чтобы знакомые, заходящие сюда, имели повод отпустить какую-нибудь ужасно остроумную шутку. А мы в это время стояли рядышком – я улыбался и по-хозяйски крепко прижимал к себе Ирку, Дашка корчила рожи и весело, заразительно хохотала…
Всего лишь маленькая зарисовка. Несколько беззаботных мыслей, к которым я обещаю больше не возвращаться, пока разбитая картинка мира не начнет хоть немного напоминать привычную. Я до сих пор не могу поверить, что во всем виноваты три обыденных слова. Три слова, расставленные в магическом, фатальном порядке…
«ЗАВТРА КОНЕЦ СВЕТА», именно так.
- Конечно, чушь, - сказало Ирка, глядя в потолок, - и то, что нам приснилось одно и то же, еще ничего не значит…
- Не приснилось, - возразил я, - я уже который месяц сплю без сновидений. С этой мыслью я проснулся.
- Проснулся, будучи уверенным, что завтра конец света?
- Именно так. А ты?
- Не знаю, - Ирка села в кровати, подтянув колени к животу. – Мне как будто что-то снилось, вот только никак не могу вспомнить, что.
- Но эффект тот же, да?
Она кивнула и принялась что-то чертить пальцем на одеяле.
- Тебе не кажется это странным?
- Кажется, - охотно согласился я, - только я не стал бы к этому относиться серьезно. Странно, но не более того. Не бери в голову.
- А что, если это предзнаменование?
- С каких пор ты стала верить в подобную чушь? Что-то я не замечал у тебя привычки держать под подушкой сонник.
- Ни во что я не верю, - обиделась Ирка. – Просто… как-то тревожно на душе. А почему, объяснить не могу.
- И не надо, - сказал я, приобняв ее за плечи и нежно целуя в висок. – Хватит думать об этом. Сегодня самое обычное утро самого обычного дня. Никаких апокалипсисов и катастроф, ладно?
Я улыбался и пытался говорить довольно уверенным и веселым голосом, но на душе у меня также скребли кошки. Все-таки это было очень и очень странно. Главное, не подавать повода, Ирка и так слишком впечатлительная, а если и я впаду в панику, то о последствиях лучше не думать.
- Ладно, - Ирка положила голову мне на грудь. Где-то у сердца чувствовалось ее теплое дыхание, и от этого было необыкновенно хорошо и уютно.
- Вадик, только пообещай мне кое-что.
- Ммм?
- Давай сегодняшний вечер проведем дома, вдвоем?
- А разве у нас были какие-то планы?
- Нет. И не надо ничего планировать, хорошо?
- Хорошо. А что?
- Я подумала, что если завтра и впрямь конец света, то в свои последние часы я хотела бы быть с тобой.
- Ир, я же говорил, - начал я, - все это глупое совпадение, и ничего больше.
- Обещай!
- Ну хорошо. Конечно же обещаю, - тихо проговорил я. – Если на секунду предположить, что это действительно последний день моей жизни, я буду счастлив провести его в твоем обществе.
Мы поцеловались – поцелуй вышел долгим и нежным. Сонное Иркино тело в моих руках было теплым и мягким, и я потянулся к ней, но Ирка, заметив огонек желания в моих глазах, с улыбкой отстранилась.
- Давай отложим до вечера, а, Вадька?
Я пожал плечами – желание никуда не делось, но через час мне нужно было ехать на работу, так что перспектива отложить удовольствие казалась вполне разумной. В последний раз зевнув, я встал с кровати. Немного покрутил головой, разминая затекшую шею (по мне, Ирка любит жутко неудобные подушки – слишком большие и мягкие, так что голова проваливается куда-то вглубь). Поднял с пола свои шорты и футболку и начал одеваться.
- Ты куда? - спросила Ирка, явно желавшая еще немного поваляться в постели.
- На кухню, глотнуть воды.
- Принесешь мне чашечку кофе?
- С лимоном? – уточнил я.
- Да.
- И сахара две ложки?
- Дааа… - Ирка сладко потянулась и вновь повалилась на подушку. Уже с закрытыми глазами она добавила, - и если не трудно, почисть мне апельсин.
- Кофе и апельсин, - подытожил я, ехидно улыбаясь. – Вот еще!
В мою сторону полетел тапочек. Я увернулся и поспешил укрыться за дверью.
- Вадька! Опять меня провоцируешь, негодник?
- Как ты догадалась?
- Иди уж, - хохотнула Ирка. – Будешь выделываться, заставлю еще и бутерброды приготовить.
Угроза была вполне реальной, поэтому вскоре я уже входил в комнату с чашкой дымящегося кофе в одной руке и с десертной тарелкой, на которой кружком были разложены оранжевые дольки, в другой.
- Значит, так, - сказал я, ставя завтрак на стол, - до обеда я буду в офисе, потом заеду на рынок за продуктами и часа в три в четыре буду дома. У тебя есть какие-то планы?
- Я же вчера тебе говорила, что еду навестить тетю Машу, - ответила она.
- Прости, из головы вылетело. Тебя кто-то отвезет?
- Да. Лена сегодня едет в Тимашевск по делам, она обещала меня подбросить. А обратно я приеду на маршрутке.
- Может, я тебя заберу?
- Не нужно, я вовсе не собираюсь там засиживаться. Проведаю ее, заберу свою кофту, которую забыла в прошлый раз, и все.
- Успеешь что-нибудь приготовить?
- Посмотрим, - хитро сказала Ирка. – Если обещаешься вымыть посуду.
- Если приготовишь,- вздохнул я, - вымою.
В дверь позвонили. Оставив Ирку пить кофе, я пошел открывать.
- Вадь, слушай, такое дело…
- С добрым утром, Алик! – немного невежливо перебил я. Алик жил напротив и имел привычку заходить в самый неподходящий момент, вот как сейчас. Впрочем, в остальном он был неплохим человеком и, что самое главное, весьма неплохим соседом, поэтому между нами установились приятельские отношения с тех самых пор, как я переехал к Ирке.
- Вадь, я не знаю, как это объяснить, - Алик выглядел очень взволнованным. Про себя я отметил, что он не переодел пижамную рубашку и явно забыл причесаться, - тебе ничего такого сегодня не снилось? О том, что завтра…
- Так, - я вытолкнул недоумевающего Алика за порог и прикрыл дверь. – Говори тише. Ирка дома.
- А вам что, тоже? – спросил он.
Я кивнул.
- Дела, - только и вымолвил Алик. – Я ведь поначалу думал, что просто дурной сон, а потом мне мама позвонила, сказала, что им с папой одно и то же привиделось. Я не стал им про свой говорить, успокоил, как мог. Потом решил к тебе зайти.
- И что думаешь? – спросил я.
- Не знаю, Вадь. Сказать по правде, мне страшно.
- Если по правде, мне тоже, - сказал я, – я стараюсь не подавать вида, но… ведь не могло стольким людям привидеться одно и то же.
- А может, это кто-то пошутил?
- Со всем городом? Представляю себе заголовок на первой полосе: «Дурацкие шутки общества экстрасенсов-любителей».
- Перестань. Это не смешно.
- Знаю, - согласился я.
На этом разговор оборвался. Мы еще немного помолчали, потом Алик достал сигареты и стал рыться в карманах в поисках зажигалки.
- Вот блин, дома оставил. Вадь, ты случайно не захватил спички?
- С какой стати? К тому же ты бросил.
- Бросил, не бросил, какая теперь разница? – усмехнулся Алик. – Мне кажется, что от рака легких я уже умереть не успею.
- Так ты всерьез думаешь, что завтра… конец?
- А ты, что ли, нет? Такое чувство, что мне просто вдолбили уверенность в этом.
- Не совсем, - подумав, сказал я. – Когда я встал, это было моей первой мыслью. Будто меня загипнотизировали – первые пять минут я вообще больше ни о чем думать не мог, в голове постоянно крутились эти слова.
- Ну да, - подтвердил Алик, - все в точности, как у меня.
- И тебе это не кажется подозрительным? Я думал, что если конец света когда-нибудь случится, нас вряд ли удосужатся об этом предупредить.
- А как же пророчества? Всякие там предсказания? Не улавливаешь связь?
- Ни одно из них еще не сбылось, - возразил я.
- Ни одно из них еще не ударяло в голову всем людям одновременно. Давай сейчас наугад позвоним по любому номеру и спросим что-нибудь вроде «что вам сегодня снилось»?
- Ну хорошо, - согласился я. – Допустим. Но как ты себе это представляешь? Что завтра не проснешься? Или прискачет всадник по имени Смерть на огненном коне, сея на своем пути хаос и разрушения?
- Что-нибудь более индустриальное. Кто-нибудь нажмет на красную кнопку, например. У нас, или там – не важно. Ему ответят, и через час мир превратится в пылающий ад. – он говорил очень возбужденно, и пару раз взмахнул руками, изображая взрывы. - Как тебе такой вариант?
- Все может быть, - сказал я. – Но я попробую обойтись без приключений. И тебе советую не делать глупостей. На тот случай, если завтра будет новый день.
- Сигареты не такая уж большая глупость, - ответил Алик, - и сегодня я обязательно выкурю эту пачку, на всякий случай. Ну а если завтра я все-таки проснусь, то уж точно не расстроюсь.
- Так и быть, - сказал я, – иди кури, а я иду завтракать.
Алик кивнул и исчез у себя. А я, скинув тапки и закрыв за собой дверь, вновь направился в спальню, затолкав тревожные мысли как можно глубже.
- Кто приходил? – спросила Ирка.
- Алик. Просил у меня незамерзайку.
- Столько времени?
- Ты же его знаешь. Пока все новости мне не рассказал, не успокоился.
- Наверное, ты узнал много интересного, – улыбнулась она. – Кстати, хочешь дольку?
- Кстати хочу, - я послушно открыл рот, принимая апельсин. Затем открыл шкаф, вытащил джинсы и черную рубашку и отсалютовал Ирке.
- Уже уходишь?
Я кивнул и направился в ванную. Принял душ и оделся.
Ирка ждала меня в коридоре.
- Ир, может, не поедешь к тете? А я постараюсь вернуться пораньше, может, уже через пару часов.
- Я бы с удовольствием осталась дома, мне все еще не по себе после этого сна, - она чмокнула меня в щеку. – Но я обещала.
- Будь осторожна, - я обнял ее. - Пожалуйста.
- Почему ты волнуешься? Сам же сказал, не стоит придавать этому значения, - Ирка удивленно посмотрела на меня. – Или ты что-то от меня скрываешь?
- Просто какое-то нехорошее чувство, - соврал я, – Наверное, сон тоже повлиял на меня не лучшим образом.
- Все будет нормально. Обещаю.
- Конечно, - я ободряюще улыбнулся, - и чего это я расклеился?
Ирка ответила на мою улыбку. Мы поцеловались.
- Не раскисай!
- Не буду.
И я ушел. Дверь за мной несильно хлопнула, и по подъезду разнеслось негромкое эхо. Оно в спешке поднялось наверх, но, не найдя там ничего интересного, так же резво заспешило вниз и, выскользнув во двор, растворилось в шуме ветра.
Алик оказался прав. Жители нашего города, как, впрочем, и все остальное население, были уверены в том, что это последний день в их жизни.
Что вы будете делать, если окажетесь в подобной ситуации? Проведете вечер с семьей, навестите всех родных и близких, помиритесь со своими врагами и простите долги, чтобы подойти к окончанию жизненного пути с чистой душой и легким сердцем? Или пуститесь во все тяжкие, чтобы за день успеть все то, что вы еще не успели – алкоголь, азарт, красивые девушки? Два абсолютно разных, но вполне безобидных варианта развития событий.
Гораздо опаснее третий – чувство безнаказанности, которое мгновенно овладеет вами, стоит только дать ему волю. Не заманчиво ли свести старые счеты? Разобраться, наконец, с тем, кто мешает жить или просто мозолит глаза? Взять то, чем очень хочется обладать, пусть это и не ваше? Все равно вы умрете раньше, чем вас настигнет кара за содеянное…
В то утро, когда я сел в машину и уже собрался уезжать, я увидел своего давнего приятеля, которого не видел долгое время. Еще во время учебы в университете он был знаменит своей принадлежностью к националистам. На нем были высокие шнурованные ботинки и черная кожаная куртка, на плече он нес биту. Я окликнул его и спросил, куда он направляется с утра пораньше в таком виде.
«Много работы», - ухмыльнувшись, сказал он. «Завтра всем крендец, забыл, что ли? И чем меньше чурок до этого доживут до этого еб…го события, тем лучше». «Но зачем? – недоумевая, спросил я, - ведь конец света настанет для всех!» Знаете, что он мне ответил? «Ты ничего не понимаешь. Завтра все сдохнут – просто так, потому что так, бл…дь, расположились звезды. А если их замочем мы – они поймут, что сдохли, бл…дь, не по щучьему велению, а потому что превратили Россию в страну бл…дей и алкашей»…
Мне не хочется верить своим глазам. Не хочется видеть, как минута за минутой рушится мой привычный мир. Все то, что человечество создавало на протяжении многих тысячелетий, сейчас превращается в руины. Совесть, идеалы, нормы морали закинуты в самый дальний чулан, чтобы не мешались под ногами. Мне не хочется верить в ЭТО. Но я вынужден написать, что большинство людей, и среди них многие из моих знакомых, о которых до сегодняшнего дня я мог сказать только хорошее, избрали третий путь. И поэтому, когда Ирка спросила меня «Куда мы едем?»…
- Куда мы едем?
Казалось, Ирка сумела взять себя в руки. Я взглянул на нее – она устало откинулась в кресле, разглядывая проносящиеся за стеклом деревья. Ее глаза все еще были красными от слез, но дыхание было спокойным и размеренным.
- В Димкин домик, - ответил я. - Я ведь так и не отдал ему ключи. И Димка разрешил. Я объяснил ему все, и он сказал, что сам потом приедет, только заберет родителей. Там два этажа, и я думаю, мы все поместимся…
- Зачем?
- Там безопаснее. Сейчас нам нужно уехать как можно дальше от людей.
- А смысл? – усмехнулась Ирка.
Меня поразило то, с каким спокойствием она говорила об этом.
- Все равно мы до завтра не доживем.
- Ирка, брось эти глупости! Кто тебе сказал…
- Нет, это ты брось! - внезапно вспылила она. – Думаешь, я слепая и глухая? Это уже началось, неужели не видишь? По всему миру люди ни за что убивают друг друга, устраивают взрывы, поджоги! Все катится к чертям собачьим!
- А ты не задумывалась, почему это происходит?
Ирка недоумевающе уставилась на меня.
- Как почему? Все видели сон…
- И что? – я сорвался на крик. – Сдался вам этот сон! Что, из-за него теперь нужно все уничтожить? Неужели ты ничего еще не поняла?
- Чего? – испуганно спросила она.
- Не будет никакого конца света, - уже спокойно произнес я. - На землю не упадет метеорит, материки не утонут в океане, не извергнутся разом все вулканы. Ничего этого не будет.
- Вадик, я понимаю, ты…
- Не перебивай! Пожалуйста, Ир, выслушай меня до конца. Я не знаю, кому все это было нужно, только это все напоминает какой-то эксперимент. Проверка на вшивость, если хочешь. На то, что победит в нас – добро или зло?
- Я не понимаю тебя, - растерянно произнесла Ирка.
- Подумай сама. После того, как люди узнали, что завтра конец света, они принялись грабить, насиловать, мстить, убивать, разрушать – вся злоба, которая была в нас, вырвалась на волю, потому что сегодня безнаказанно можно делать все, что хочешь. Ведь покарать тебя уже никто не успеет. И если люди не одумаются, человечество уничтожит само себя – все будет так, как нам обещали сегодня утром. А если бы в нас было больше добра, свой последний день мы могли бы провести совсем иначе, - я проглотил комок, застрявший в горле. – Примерно так, как это хотели сделать мы с тобой…
Я посмотрел на Ирку. Она молчала, невидящим взглядом уставившись в пространство перед собой.
- Ир, я не знаю, так ли это на самом деле. Я ни в чем не могу быть уверенным. Может быть, конец света действительно наступит. Но давай на минуту предположим, что я прав, и попробуем сделать все возможное, чтобы пережить этот день. Ведь все самое страшное еще не началось. Вдруг кто-то устроит взрыв на атомной станции или на химическом заводе? Или в одной из стран лидеры, взбешенные терактами, захотят отомстить обидчикам, и, нажав на красную кнопку, начнут ядерную войну?
- Перестань, пожалуйста! – Ирка обхватила голову руками. – Я не могу поверить, что люди способны на такое!
- Я тоже, - сказал я. – Но наша вера сегодня ничего не значит. Нам нужно уехать туда, где нет людей, где нечего взрывать и поджигать, где мы можем переждать этот ужас. Димкин дом как раз на отшибе, он его купил у лесника, и там на десятки километров нет ни одной живой души…
Некоторое время мы ехали молча, поскрипывали лишь дворники, очищавшие стекло от мокрого снега – погода с утра ничуть не улучшилась. Затем Ирка накрыла своей рукой мою руку, лежащую на коробке передач.
- Мне очень хочется верить, что ты прав, - тихо сказала она, - и что мы с тобой переживем этот день.
- Я люблю тебя, Ир, - сказал я. - Что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты это знала.
- Я знаю, - впервые за все это время она улыбнулась. - Я люблю тебя, Вадька…
- Как ты думаешь, - спросил я, - они одумаются прежде, чем все окончательно разрушат?
Пять часов вечера. Я пытался дозвониться до Димки, но сотовые не работают. И электричества больше нет – оно отключилось пол часа назад. Та часть меня, которая верит в лучшее и смотрит в будущее с оптимизмом, твердит мне, что это всего лишь обрыв проводов. Но другая уверена в том, что все намного хуже. И у нее есть серьезные основания так полагать – недавно она слышала два далеких взрыва, как будто где-то вдали прогремел гром. Но откуда взяться грому в метель?
Я заново прокручиваю в голове события этого дня, и вспоминаю девушку, беспомощно лежащую на асфальте в окружении озверевших подростков. И меня – такого трусливого и беспомощного, что становится тошно. Правильно ли я поступил? Я никогда не смогу отыскать однозначного ответа на этот вопрос – он навсегда останется в моей совести проблесковым маячком, готовым загореться всякий раз, как только я останусь наедине с собственными мыслями. А пока я хочу еще раз попросить прощения – на случай, если завтра не проснусь.
Пожалуйста, прости меня. Мне очень, очень жаль…
Сейчас я поставлю многоточие в своем рассказе и закрою тетрадь. Не в моих силах подарить ему конец – ни плохой, ни хороший. Теперь все зависит от вас…
Темнеет. Мне уже почти ничего не видно, поэтому я сейчас поднимусь наверх, приму две волшебных таблетки и усну, ни о чем больше не беспокоясь, прижавшись к Ирке под одеялом, так что нам обоим будет тепло и хорошо…
Только пущу Джульфу в дом. Димка, наверное, не приедет.
|
|