КОГДА НЕ ПИШЕТСЯ
Конечно, все, что мы читаем сегодня в газетах, кажется нам в той или иной степени разумным. Одним больше, другим меньше... Но скажите мне – люди, которые читали газеты во времена Гитлера и Сталина, Мао, Пол Пота, Ким Ир Сена (а теперь Ким Чен Ира, Каддафи, Сапармурата Ниязова...) и т.д. - они ведь тоже считали разумным то, что там говорилось?
Слово, как и человек, оживает в компании других (хороших) слов.
Я люблю Природу, она для меня Бог, я от нее происхожу, я от нее завишу – и не только моим дыханием, - духом. Я часто очеловечиваю Природу, она в ответ старается меня «оприродить» - научить неторопливости, созерцанию, пристальности
А восторг-то «парит» над абзацем, скрыт в середине строки, возникает между двумя словами-электродами как вольтова дуга...
Это ж надо – старинное слово кочевряжится подошло к компьютеру.
Лучше всего (интереснее) человек живет в сказке. Там, где она есть, он – настоящий.
Живя в чужой для них стране, иммигранты закрываются ото всех наглухо - то ли боятся растерять нажитое, то ли просто боясь показать себя, человека других привычек, человека, возможно, неуютного, но там, в тех условиях, прощаемого.
Длинная-длинная волна заворачивалась у берега, как ткань под рукой портного, и мгновенно прошивалась белой ниткой прибоя.
Чайки, как куры, шли за женщиной, бросавшей им раскрошенную булку.
Поехала крыша, двинулся мозгами, съехал с ума, сошел с ума, ум за разум зашел, тронулся – одно и то же явление «сдвига».
В старушке, севшей напротив него в кафе, он узнал бывшую любовницу.
-Что творится! – подумал смятенно.
Пожилые женщины в своих одеяниях похожи на старинные храмы.
Время очень интересно шутит с нами: настоящие заплаты и нашитые ради «красоты», иногда даже красными нитками. Время моей жизни находится между двумя этими заплатами.
Долгий, долгий дождь - и машины, приткнутые на обочинах мостовых, время от времени начинают отчаянно-жалобно скулить, словно жалуясь, что их бросили.
Иногда здесь, в Нью Йорке, меня охватывал детский ужас – покинутого (потерявшегося) ребенка, брошенного в незнакомой местности, в лесу...
Свежевыпавший снег на молодых сосенках похож на белых медвежат, взбирающихся на дерево.
Из разговоров в медицинском офисе:
-Почки у меня были в Союзе.
Меня сейчас больше интересуют собственные улочки и закоулочки.
Женщин сентябрьской, скажем так, поры или начала октября защитил от осенней всеохватной грусти и вселил надежду одной только строчкой Федор Тютчев. Он сказал: «Как увядающее мило!» и назвал тем самым особую прелесть «сентябрьского» возраста, особую его красоту, грустную его поэзию, обозначил мелодию, которую услышит и продолжит тот, кто захочет ее услышать.
Бог – это решение задачи на полпути к Разуму: настоящий, человеческий Разум находится за этой пеленой.
Шли с Андрюшкой по улице, я ему рассказывал:
-Это, Лека, подорожник, это – клеверок, вон та трава, кудрявая, спорыш, это – лебеда, подорожник, пастушья сумка. Фиалка! Мускари! Смотри – самшит, таволга, туя...
-А это, - ответил мне Андрюша, - смотри, - «Мазда», это – «Тойота», вон та машина – «Ниссан», та – Порш, эта – «Мерседес», эта – «Линкольн». А вон та - ...
Тысячи разных трав на лугу и все они пахнут. Вот так же – разнотравьем, цветущим лугом – должно отдавать от страницы хорошей прозы. Чтобы кружилась от ее ароматов голова...
Что бога к нам все нет и нет,
Причина может быть такая:
Века на сотой из планет
Он Коха палочки строгает.
М. за столом очень похож на человекообразную обезьяну, которая, находясь среди людей, пытается тоже что-то сказать, но издает лишь нечленораздельные звуки.
Великое чувство воздвигло величественные христианские храмы Европы. Бог – в их величии, этому величию, стройно вознесшему камень до небес, можно молиться, величию человеческого духа.
Из армии я вышел с жесткими выводами. Армия представила мне тогдашнее наше общество в наиболее неприкрытом виде: глупость там и хамство, и невежество, и властолюбие, и безграмотность, были надежно защищены мундиром, погонами, они не скрывались, не прятались, не притворялись – наоборот, праздновали свою безнаказанность и неприступность – перед строем, застывшим по стойке «смирно».
Армия с ее «порядком» плавно переходила в социализм «в отдельно взятой стране», а газеты были его знаменосцами. «Стихи стоят свинцово-тяжело...» - страшная, гибельная строчка, в ней еще и предчувствие завтрашней пули. Что делать, Владимир Владимирович (Маяковский), Вы написали тогда строчки, которым суждена была долгая-долгая жизнь. «Строчечный фронт» со «свинцово-тяжелыми» стихами и статьями держался после Вас 60 с лишным лет, и газетные заголовки «зияли как жерла, нацеленные» на каждого из нас.
И было это принуждением и многие-многие «проходили тогда мимо родной страны, как проходит стороной слепой дождь».
Кто стоял на перекрестках
«Монстр (17-томный Словарь современного русского литературного языка) – человек, резко отличающийся от остальных своими отрицательными качествами: (грубостью, невежеством и т.п.). Можно ли отнести к ним, к этим «т.п.», узколобость искусственного происхождения? Узколобость, виртуозно смоделированную, так сказать, запланированную? И еще. Можно ли отнести к «т.п.» пушечно-оглушительную самоуверенность? Кровожадную нетерпимость к существованию иного мнения? Если да, то определение «монстр» я использую в дальнейшем рассуждении.
Перебирая свою жизнь, я понял, что монстры были расставлены на каждом перекрестке, они, как регулировщики движения, следили за «порядком» движения и указывали палочкой направление, а то и громко свистели.
Итак, кто стоял на перекрестках?
Внешне монстры очень похожи на обыновенных людей. За обеденным столом, например, его не отличишь от другого человека. Он ест, пьет, шутит, смеется бытовому анекдоту, он вежлив, добродушен, участлив, отзывчив. Он располагает к себе, ты чувствуешь к нему доверие и чуть-чуть расслабляешься... И затрагиваешь, потеряв бдительность, некую Тему и хочешь слегка пройтись по ней... И вдруг твой визави меняется в лице и на глазах превращается в монстра. Будь у него шашка, он зарубил бы тебя, будь у него револьвер, застрелил бы. Эта Тема – неприкосновенна. Она – алтарь, Мекка, кааба. Всякие разговоры о ней – запрещены! Все сомнения – враждебны! К этой теме могли прикасаться только два человека, только два...
Сам он сомнений не ведает. Он попросту не знает, что это такое. Тот участок мозга, где у человека помещается сомнение, у него изъят хирургическим путем. Но не скальпелем, а саблей либо же более поздним орудием – топором.
Монстр видит мир перевернутым с ног на голову, но именно это состояние мира считает нормальным; увидав же человека, стоящего не на голове, как все, указывает на него пальцем и кричит:
-Ату его!..
Слова создают свою природу, но ее нужно постоянно сверять с настоящей природой, а то они оторвутся от нее и омертвеют. Улетят в какие-то безвоздушные выси...
Жил-был один ученый, доктор Гео-Био-Фило-Было-Фантас-Мантас-Параболических наук, профессор Догадайкин. Он сделал множество разных открытий...
Распятый на серебряном крестике Христос располагался меж женскими, бессильно обвисшими, погибающими, в общем-то, грудями, как между двумя известными разбойниками.
Видом своим – правильной формы головой, классически красивым лицом – походил... ну, скажем, на библейского Адама, Адама, побывавшего к тому же в парикмахерской наших дней... а вот дикой волосатостью рук, шеи и груди, густой шерстью, видной в разрезе рубашки – на гориллу... И поневоле впадаешь, увидев его, вот в какое раздумие: в Библию после этого верить или все-таки в Дарвина?..
Девочки клюют на слово любовь, как голодная рыба на дождевого червяка.
Ну-ка, ну-ка, слова-клавиши! Слова-ноты, играйте!.. Вами можно – ах, Господи! – вами можно написать такую прекрасную музыку! По сути, проза и может, и должна быть музыкой.
На стене висел навсегда убитый художником-мазилой пейзаж.
Столетиями поэты доказывали, что человеческое сердце – обитель любви; десятилетиями хирурги и другие врачи толковали, что сердце – всего лишь мускулистый орган, что оно – всего лишь насос... и, кажется, доказали. Сердце – насос, а любовь, бедная, ищет места в организме, мыкается, бездомная с некоторого времени, кидается то туда, то сюда...
Мои друзья – всё строчки да слова,
Над головой моей как электроны кружат,
Или звенят, как тополя листва,
И опадают, коль настанет стужа.
Рэп
В сущности, Америка (и вслед за ней весь мир) находится сейчас под властью первобытных африканских барабанов (бубнов и т.д.). Из глубин африканского сознания поднялись древние ритмы и выкрики шамана-колдуна - и возник рэп, который вдруг «понадобился» всем. Рэп – интересное, с этой точки зрения, явление.
В каждой шутке – доля правды; в каждой «правде» – доля шутки, и долю эту нужно уметь заметить и немедленно ее, ухмыльнувшись, сообщить.
Радость в ней нарастала: в груди, в животе, она прислушивалась к ней, помогала ей расти, она вся отдавалась этой радости и вся она была в плену радости, которая рождалась словно бы и без его участия, сама собой. На лице женщины было именно это чувство: она закрывала глаза, ей, казалось, снится эта радость.
Слово прорывается ко мне из тишины.
Тэффи: «О какой родине мы толкуем? Та, которую я потеряла, для меня не просто некое пространство между границами, где растут березки, так трогательно воспетые поэзией. Это прежде всего внематериальная сущность, чьи элементы насильственно разрушены и заменены другими, которых я не приемлю. Если бы я вернулась, я бы оказалась в другой стране. Душа моей родины умерла, а в этой новой стране, построенной на развалинах, я бы себя потеряла».
Женское зеркальце всегда захватанное, заляпанное, в пудре... – но именно такое устраивает женщину, создавая известный миру «туманный образ»: не видно ни морщинок, ни прыщей, ни черных пятнышек на носу и щеках, ни пробивающихся усов - и это хоть на время успокаивает...
Тело из джинсов выползало как тесто из квашни, тестом нависало над тугой перетяжкой ремня.
Он в этих случаях как бы сжимался, уменьшался в размере, но сжимался он, как пружина, и, набравшись нужной энергии, вдруг распрямлялся и выстреливал концом пружины в оппонента, да так, что обидчику приходилось туго. И голос его в эту минуту становился металлически звонким.
Я уже пошел было домой, как вдруг увидел на пустынном пляже еще одну интересную фигуру – «кладоискателя». Знаете ведь его: наушники, прибор, реагирующий на металл, которым он водит по песку взмахами косца травы... И вот какая мысль мелькнула у меня. Кладоискатель, в конечном счете, мечтает найти кольцо с бриллиантом, - да ведь и у меня почти та же мечта: найти слово, которое заблестит в строке как бриллиант..
Чтоб не кружилась голова
От старости и от склероза,
Нужна, друзья, спиртного доза...
Не жди, что мысль к тебе придет, - иди за нею сам!
Шел юнец, еле передвигаясь в своих ужасающих штанах, шел раскорякой, еле таща на себе предписанные модой громадные штаны, ежеминутно подтягивая их...
Вдруг, вдребезги, вдрызг, взбрыкнулся, взорвался, взъерепенился, взбздык...
Бабьи угодья. Раскрыла бабьи свои угодья...
Приглашаю вас в свое настроение...
Птичье свое происхождение она скрыть не могла – и весь ее наряд был нарядом дятла-красноголовки (красный берет и др.).
Конечно, женщина это молитва. И ей молятся истово и неистово. И ко-ле-но-пре-кло-нен-но.
Улыбающаяся чему-то своему старушка в автобусе. Скорее всего, давнему-давнему...
-Чтобы не плакать, - сказал дядя Миша, - нужно смеяться. Смех займет как раз то место, где должен быть плач. Он его вытеснит.
В вагоне метро сумасшедшая разговаривает сама с собой. У нее хорошая дикция, я подумал, что ей хорошо бы работать на русском радио.
Чуть устанешь, чуть заболит голова – и сразу теряешь власть над словом... Тонкая, скажу вам, это штука, эта материя. – слово. И работы над собой требует прямо-таки ювелирной.
Пришли ко мне проповедники-иеговисты. С Библией подмышкой. Я сказал им, что у меня есть своя Библия. Они не поверили.
-Покажите вашу Библию.
Я вынес Библию, Рабле и Гашека.
Мы увезли с собою города...
А по обеим сторонам быстрого шоссе мелькали Моне, Мане, Матисс, Ван Гог... И вот на целых три секунды возник Поленов...
Грустное, обиженное даже лицо некогда красивой, а ныне стареющей женщины.
По-птичьи быстрая – туда-сюда, туда-сюда... и вдобавок востроносенькая головка женщины в автобусе
Вошла негритянка на длиннющих высоковольтных ногах-опорах. В глазах ее посверкивали разряды электричества.
Ясновидица Смутного времени Алла Костикова.
Психиатр жалуется:
-...Тьма нераскрытых талантов. Пациенты жалуются на сны – им снится, что они то и это, что они великие изобретатели, шахматисты, министры, полководцы, художники, бизнесмены-миллионеры и миллиардеры даже...
Стихи – наилучшая организация мысли. Поэзия же – праздник слова, раскрытая его тайна.
Красота – залог душевного здоровья.
Дружбам, кажется, пришел конец. Дружба, как и любовь, дана только молодости.
Приходит ночью доктор Сон,
Дневные хвори лечит он...
Нетерпение и всякие другие чувства американец позволяет себе, когда он чем-то прикрыт, - в салоне машины, например, уж оттуда-то он по-сумасшедшему сигналит, чуть что, или врубает рэп на полную мощность (сидит внутри грохочущего барабана). А выйди он – сплошная улыбка.
Самсон о религии древних греков:
-Мало того, что они там, наверху, куролесили, они еще втягивали в свои божественные авантюры простых смертных и те куролесили месте с богами. Вот была жизнь!
А потом, - Самсон заметно погрустнел, - был придуман бог-ревнитель. Со временем, конечно, появится еще какой-то бог...
Каштан весной. Надкрылья майского жука (покрытие почки) раскрылись, выпуская сверток нежнозеленых листьев, которые начали раскрываться, как те же крылья жука.
Я верю, что у деревьев в лесу есть сокровенная, бесценная аура – в отличие от городских, уличных и парковых деревьев и кустов, чья аура разворована, растаскана, расколота, сбита с толку... Лес – сообщество со своей религией, своими ценностями и т.д., которыми он может поделиться с человеком, если тот придет к нему с поклоном, с вниманием, на цыпочках...
На лист выполз исподнизу колорадский жук, полосатый, как арестант.
Разговаривали два китайца; казалось, что они ссорятся, кричат друг на друга. Такой у них говор...
Рэп резал подростковую правду-матку. У нас в их возрасте были стихи...
Религия, в конечном счете – поиск конечности в мире бесконечности. Поиск упирается в Бога, а что дальше, пока не известно.
-В аду, как стало известно церкви из достоверных источников, для пожилых грешников круглые сутки поют рэп. Так что...
И никогда еще падре не видел более озабоченных лиц прихожан.
Я служил в армии, когда слова «паразитолог» и «полиглот» по незнанию их смысла были ругательными. А слово «брандспойт» произносилось тогда гораздо понятнее – «трансбой»; еще были слова: чемойдан, рикиминдация, завтрик: «Р-роте строиться на завтрик»!
На стриженный его затылок свисал чуб, как у Гитлера.
«Мир – театр, люди – актеры»... А кто зритель? Вот роль, достойная восхищения! Покупаю и я билет на этот спектакль...
Своеобразие американских животов: они начинаются ниже пояса и свисают порой до колен.
Здоровенный негр мочился на стену многоэтажки могучей, как из брандспойта, струей. За стену поневоле становилось страшно.
Поэты и художники оберегают человечество от спешки.
-Вот мне говорят, что советское радио было невозможно слушать из-за коммунистической накачки, пропаганды. А можно, скажите, слушать американское радио, где 97 процентов времени занимает реклама? Разве реклама (купи-продай, купи-продай) – не идеология капитализма?
Социализм сходил при Брежневе на нет.
Этот День был явно под хмельком, и все, кто в нем находился, тоже были под хмельком.
Чехов в каждом своем рассказе и врач и больной.
Язык мой – брат мой.
Пожилой человек живет, в отличие от молодого человека, в двух, а то и трех временах. Это молодые живут только в своем времени, и полностью ему доверяют и подчиняются. Пожилой «поглядывает» на веяния сегодняшнего дня с изрядной долей скепсиса: он видал «дни» и получше, и похуже...
Интернет стал вроде забора, на котором каждый русский может оставить свой трехбуквеный вклад в отечественную литературу.
Женский разговор:
-Я говорю своему идиоту три раза на день «да» - и он у меня ходит как шелковый.
-А меня только на одно «да» хватает, да и то не каждый день. Треснуть чем-нибудь – это да!..
Расшибайц. Попало. Летючий. Кувыркун. Асмодей Соловкитцер
Хитросплетенья слов и смыслов
Нам предлагает сей поэт;
Хотел узнать я, как он мыслит,
Да расплетать охоты нет.
Иные песенные строчки – код, кодовый ключ к целому жизненному эпизоду, записанному в сознании.
...А потом пришло время. когда песням уже не на что стало накладываться, и они перестали запоминаться.
На земле лежала мумия сгнившей березы. Обмотана белой корой, как мумия бинтами.
Помада на губах, нарисованная паркинсоновой рукой.
Лучшее и высшее, что было в людях, - надежды, - было поднято высоко-высоко наверх и названо Богом...
-Старею... – сказал Кубик. – Раньше я мог одновременно бриться, жевать бутерброд, разговаривать по телефону, надевать брюки и еще заглядывать в газету, а теперь все делаю по очереди, постепенно, со вкусом. Старею...
Закадычные друзья (он же) – те, с кем закладывают за кадык.
Старуха (в автобусе), поминутно высовывающая язык – в точности змея, что встретилась с незнакомым объектом.
Женщина, незатейливое, в общем-то, существо, в известной мере, животное, превращено пылкими поэтами и художниками в существо возвышенное, почти неземное, что женщинами было с воодушевлением принято.
Буш – избранник косноязычных, коих в Америке ровно половина.
Судьиха из Молдовы в Америке: так и не нашла выражения лица - строгое, какое она обязана была носить на людях, здесь не подходило, а демократичное ей было не под силу.
Бес спешки
Я пишу энергией Радости; потом она иссякает и меня охватывает тоска.
Затерли взглядами до дыр
Париж и Рим, Мадрид и Ниццу..
Телепатия, конечно, существует, но пока что между мужчиной и женщиной.
-Иные браки, - заметил Саркис, - заключаются не на небесах, а в преисподней.
Сердцу насчет уголка не прикажешь, оно само его находит.
-Хорошую задницу, - заметил Самсон, оглянувшись, - можно, оказывается, носить гордо, как только что полученный орден.
Пушистого кота перед летом постригли, и не нашли ничего лучшего, как «под пуделя». Кошка-мама его в этом виде не признала и шипит на него и прячется где попало.
На взлете чувств ловлю слова,
Как ласточек, руками...
Был у портного (укорачивал джинсы), примерил брюки, сказал в шутку:
-Теперь можно идти жениться.
-Жениться легко, - немедленно откликнулся портной, - что будет потом – вот что трудно!
Видно, об этом он, строча что-то на машинке, и думал перед моим приходом.
Как клавиши,
Трогает дождик
Листья платана.
Десять дьяволовых заповедей.
-Все течет, и кран тоже
Религия – сказка для взрослых.
Ребро серебряной луны...
-Ты так умно говоришь... Не мог бы ты так же умно помолчать?
В целях собственной безопасности мужа она считала круглым дураком.
Не зернами, а пулями засеяна Земля!
Мысль-преступница, кутаясь в какое-то тряпье, пряча лицо, явилась ко мне и сказала вкрадчиво:
-Почему бы нам не выпить?..
Ложась спать, он говорил:
-Сны, ко мне! Слетайтесь, сны, вот он, я! Безоружный, беззащитный, готовый на что угодно!..
Мозг не пружинит –
Вялая подушка:
И засыпает слово на лету.
Бесноватая эстрада, которая устраивает истерики по ничтожнейшему поводу дергается, кричит, брызгается потом и слюной...
Бог тяжело вздохнул, и вздох Бога длился ровно тысячу лет...
|
|