Однажды Иван Гдальевич Зотиков, будучи сильно не в духе, обозвал Геннадия Петровича Пакинта коллаборационистом. Так прямо и заявил ему в лицо, ты, дескать, Геннадий Петрович - коллаборационист. А нужно признать, что Геннадий Петрович, работая монтажником дверных проемов в маленькой мастерской, слова этого не знал, так уж получилось по жизни. Слово это показалось ему не то чтобы матерным, (к матерным словам Геннадий Петрович как-то привык, и даже сроднился по-своему с цветистой и эмоциональной матерной речью), а чужим и незнакомым, и возбудило в нем нехорошие чувства по отношению к Ивану Гдальевичу Зотикову. Ему захотелось ответить своему обидчику не только цветисто, но от души надавать по очкастой интеллигентной роже Ивана Гдальевича. Принятые накануне для равновесия души 150 граммов водочки потеряли тут же тонус поднятия духа Геннадия Петровича, но приобрели тонус широты размаха души и маяты в мощных рабочих руках. Он нехорошо, с прищуром, смерил тщедушную фигурку Ивана Гдальевича, и, несильно размахнувшись, врезал ему по дрожащему от страха и удивления лицу.
Небо, свернувшись в ноль-пространство, ослепительно сколлапсировало всеми своими звездами, и Иван Гдальевич впал в то состояние, когда рефери на ринге начинают свой отсчет... Но рефери поблизости не было и отсчет вести было некому. Геннадий Петрович же, отлично зная качественные характеристики своего коронного удара прямой левой в челюсть, не спеша отправился в ближайшее кафе для восполнения пошатнувшегося душевного равновесия, где в баре работала симпатичная и душевная Клавдия Гунаровна Ахимбекова.
Очнулся Иван Гдальевич в странном состоянии, которое допреж ему знакомо не было. Вокруг кричал народ и развевались красные флаги и транспоранты. По надписям на лозунгах можно было понять, что народ праздновал 1 Мая, Международный День Трудящихся, хотя было и немало призывов "Достойно отметить 115-ю годовщину Великого Октября!" На трибуне Мавзолея стояли Члены Политбюро, Хрущев, Брежнев, Горбачев, Ельцин и Путин, и многие другие, все были вроде живы, здоровы, махали руками, но Иван Гдальевич никак не мог расслышать их приветственных слов с высокой трибуны, поскольку народ шумел и радостно кричал "Ура!!!" и "Да здравствует КПСС!!!". Но вдруг все стихло внезапно и на правительственной трибуне появился строгий и спокойный Владимир Вольфович Жириновский, а за ним скромно замаячил подтянутый Рогозин.
Иван Гдальевич речь Жириновского слушал очень внимательно, потому и запомнил почти дословно. Вот она:
РЕЧЬ ГОСПОДИНА ЖИРИНОВСКОГО НА ВСЕСОЮЗНОМ ФОРУМЕ КОЛЛАБОРАЦИОНИСТОВ
"Господа, товарищи, граждане и неграждане! Каждый человек в душе своей коллаборационист, а проще сказать, проститутка. Вот, Троцкий, например (он грозно посмотрел на Троцкого, отчего Лев Давидович смущенно потупился)... Про Зюганова я уж и не говорю. Все вы подонки! Все!!! Однозначно!!!..... Вы все служили коммунистам (Хрущев зябко поежился, глядя на свою туфлю, а Брежнев попытался изобразить членораздельно: "В сосисилистичиских сранах усе поддержовыливали энтыграцию сран сосистичиского содружества...", - но на большее его не хватило, а Владимиру Вольфовичу большего и не требовалось), особенно вон тот бровастый! Их сосистические супружества сейчас в Чечне и повсюду. Нас, русских ненавидят, из-за них, из-за таких вот (не отрывая испепеляющего взгляда от Никиты Сергеевича, кричал он, все более распаляясь). Это они, коммунисты, унизили и ограбили Россию, из богатейшей страны сделали нищую, развалили ее! Над нами весь мир потешается, русских везде ненавидят! Вон, посмотрите на президентшу Латвии, на день Победы приехала, в трауре, а Шандыбину все они братья, лысым черепом блестит своим, Котовского изображает (Шандыбин насторожился и нехорошо посмотрел на Владимира Вольфовича, сжав крестьянские свои кулаки, но Жириновский уже перекинулся на Новодворскую, стоящую в обнимку с Костиком Боровым), повыпускали тут всяких ненормальных из сумасшедших домов, а нормальные сидят там, и меня хотят туда посадить..."
Далее речь Владимира Вольфовича воспроизводить не имеет смысла, поскольку начал он путаться, сбиваться с темы, кричать и ругаться, и все норовил въехать в глаз хитро уклоняющемуся от него Рогозину.
Потом слово взял Путин, говорил долго, складно, расплывчато, народ заскучал, и, позевывая, стал ждать конца этого бестолкового форума, суть которого так и осталась невыясненной до конца, поскольку к коллаборационистам можно было смело причислить всех этих, собравшихся на форуме, людей, за исключением горстки маргиналов, вечно прущих против течения. Но маргиналов на форум не пригласили, их не любили, потому что маргиналы говорили правду, которую слышать никто из собравшихся не желал. Когда Путин закончил свою речь, народ с облегчением начал расходиться по домам, а к Ивану Гдальевичу возвращалось его враз ослабевшее сознание.
"Дела..." - задумчиво протянул Иван Гдальевич Зотиков, но не успел он додумать до конца свою ускользающую мысль, как вдруг почувствовал, что чьи-то грубые руки подхватили его несчастное тело и небрежно швырнули в странную и мигающую синим цветом машину. "Луноход" - успел предположить с ужасом Иван Гдальевич про себя.
"Очкарик, а нажрался" - услыхал он вслед своему прилунению и перестал соображать окончательно.
Через 3 месяца, тихий и похудевший Иван Гдальевич, был выписан из стационара после успешного и нехитрого лечения. Геннадия Петровича Пакинта он вдруг напрочь перестал узнавать, но это мастера по дверным замочным скважинам как-то и не очень волновало. Постепенно жизнь вошла в свое прежнее русло, только при слове "коллаборационист" Иван Гдальевич тихо начинал подвывать, то ли от радости, то ли от неприятных воспоминаний, но это уже навсегда останется его маленькой тайной.
|
|