Небольшая лодка застыла в мутной воде возле берега реки, словно зацепилась своим тупым носом за неровную линию из мокрых камней.
Он сидел на корме лодки, положив поперёк бортов деревянный шест, отполированный прикосновениями мозолистых рук до зеркального блеска. На пологом берегу, насколько можно было видеть в этом полумраке, не было ни травинки. Когда лодочник ждёт клиента, у него очень много свободного времени, и рисунок камней был им очень хорошо изучен.
Его глаза давным-давно привыкли к сумеркам, и он заметил одиноко шагающего к берегу ребёнка, когда тот был ещё очень далеко. Мальчишка смотрел себе под ноги и шел, широко расставив руки; и лодочнику хорошо было видно, как тот вздрагивает на каждом шаге. Камни были гладкими и по ним можно было спокойно ходить, не боясь при этом пораниться, но малыш смешно подпрыгивал на каждом шагу.
«Может быть, он просто никогда не ходил босиком?» – подумал перевозчик, наблюдая, как приближается к берегу мальчишка. – «Сколько ему лет? Десять, двенадцать?» Дети редко приходили сюда, и он так и не научился на взгляд определять их возраст. Хотя, впрочем, никогда даже и не пытался это сделать.
Подойдя к лодке, мальчишка присел и обхватил руками худенькие коленки. Какое-то время лодочник и мальчик молча рассматривали друг друга, и перевозчик первым отвёл взгляд в сторону. Не вставая со скамьи, он поднял шест, и, крепко зажав его обеими руками, упёрся им в дно реки. И только после этого он снова посмотрел на ребёнка.
– Ты же перевозчик, да? – спросил малыш, и лодочник невольно вздрогнул, услышав как звонкий голосок прозвучал в тишине.
«Десять лет. Никак не больше. Пацан ещё совсем. Как он тут оказался?»
– А я никогда на лодке не катался. Это не страшно? – улыбнулся мальчишка, и, закончив изучать лодочника, начал рассматривать его лодку. – В той деревне, где я жил, только ручей был. Его можно было перепрыгнуть, если очень сильно разбежаться. Но, мама мне всегда запрещала это делать…
Так и не дождавшись ответа, мальчик снова посмотрел на лодочника.
– Перевезёшь меня? – робко спросил он. – У меня есть деньги, – поспешно протянул руку мальчик и показал лодочнику две монеты, лежащие на маленькой ладошке.
Перебирая руками шест, перевозчик поднялся со скамьи, и кивком головы указал на широкую скамью на носу лодки. Малыш тут же вскочил и начал перелезать через высокий для него борт, ухватившись за край только одной рукой. В другой он по-прежнему крепко сжимал свои монеты, словно очень боялся потерять их.
«Нет, не десять. Восемь. А может быть и того меньше», – лодочник дождался, пока мальчик усядется на скамье, и тремя сильными толчками развернул лодку кормой к берегу.
«Один, два…», – начал он считать взмахи своего шеста, и лодка плавно заскользила в клочьях тумана по темной воде.
Мальчишка молча сидел на скамье и по-прежнему протягивал вперёд руку с монетами. Перевозчик кивком головы указал ему на дно лодки, и малыш, чуть приподнявшись, аккуратно положил туда свои монеты. Потом, развернувшись спиною к перевозчику, он встал коленями на скамью, и, ухватившись обеими руками за борта, попытался рассмотреть куда плывёт лодка.
«Восемь, девять…».
– А меня мама похоронила, – через несколько секунд молчания сказал мальчишка, не оборачиваясь к лодочнику. Молчать долго он явно не умел.
– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил перевозчик и вздрогнул. Он давно не слышал звука собственного голоса. – Ты не мог этого видеть.
Мальчишка повернул голову и весело улыбнулся. И перевозчик ещё раз вздрогнул, увидев, как глазёнки мальчика блеснули, словно в них отразились огоньки несуществующего здесь солнца.
– Догадался. Сам догадался, – гордо сообщил мальчик. – Я же с монетами сюда пришёл. А вот если бы меня дядьки хоронили – я бы был здесь с крестом в руках. Дядьки в храм к новому богу ходят, а у них с крестом хоронят…
«Пятнадцать, шестнадцать…».
– Ты же Харон, да? – мальчишка снова смотрел вперед по движению лодки, разговаривая через плечо. – Мне про тебя мама говорила. Ты точно такой, как она и рассказывала. Я тебя сразу узнал…
Лодочник молчал, рассматривая крупную родинку на затылке мальчика.
«Двадцать, двадцать один…».
– Скажи, дядя Харон, – спросил мальчишка, внимательно рассматривая, как нос лодки разрезает воду, – а я дождусь там маму?.. Или мне нужно было остаться на том берегу? – испуганно продолжил он, посмотрев на Харона. Но тот опять промолчал, и малыш, не дождавшись ответа, развернулся, пытаясь разглядеть приближающийся берег.
«Двадцать девять, тридцать…».
– А что там?... На том берегу? Мне мама про это ничего не рассказывала.
«Тридцать шесть, тридцать семь…».
– Подъезжаем, – выдохнул Харон.
Мальчишка вскочил и начал крутить головой в разные стороны, но видел перед лодкой только густую пелену тумана. Он удивлённо начал поворачиваться к перевозчику…
«Сорок, сорок один. Всё».
Длинный шест Харона, с последним толчком беззвучно вышел из чёрной воды и, прочертив в воздухе небольшую дугу, сильным ударом перебросил мальчишку через борт лодки. Человеческая тень упала в воду и тут же пошла на дно реки.
Харон постоял ещё несколько секунд, глядя на то место, где скрылась под водою тень мальчика. А потом подобрал со дна лодки монеты, и, пару раз подбросив их на ладони, швырнул в воду. Он так и не смог придумать, что же делать с теми деньгами, которые приносили ему тени людей. Монеты были здесь абсолютно не нужны, и Харон не смог бы потратить их, даже если очень сильно этого захотел. Перевозчик никогда не выходил на берег из своей лодки, работая по двадцать четыре часа семь дней в неделю. Там, на дне, набралось довольно много монет.
Харон ещё долго стоял, сжимая в руках шест.
Что он мог сделать? Сказать этому мальчишке правду? О том, что нет больше у этой страшной реки другого берега? Нет больше в этом мире ни чертогов Аида, ни светлого Олимпа, ни царства Посейдона? И о том, что теперь вереница теней с крестами в руках медленно идут к тем воротам, где их встречает Петр?
Харон бы заплакал, проклиная собственное бессилие, но много лет назад он разучился это делать. И, посмотрев ещё раз на воду, перевозчик развернул лодку и повёл её обратно, снова считая взмахи длинного шеста.
«Один, два…».
Боги появляются, когда люди начинают в них верить, и исчезают – когда эта вера уходит… и когда жертвы богам перестают быть искренними.
«Восемь, девять…».
Но, перестав верить в богов, люди не могут потерять веры в собственную смерть, и потому некоторые из них по-прежнему хоронят своих близких, укладывая им на глаза монеты. Плату за перевоз. Жертву Харону.
Вот потому-то он и остаётся здесь и никак не может уйти. Последний из целого мира старых богов.
«Пятнадцать, шестнадцать…».
Раньше на берегу его ждало множество теней, и Харон, не останавливаясь ни на секунду, перевозил всех на другой берег. Но теней стало приходить всё меньше, и появились дни, когда Харон не дожидался ни одного клиента для своей лодки. Потом такими оказались целые недели… а теперь месяцы…
«Двадцать, двадцать один…».
Харон хорошо знал, чем боги отличаются от смертных: они не в силах нарушить те законы, которые сами для себя придумали. Если же боги пытаются это сделать – рушатся все миры. И вот теперь, когда нет больше царства Аида и никто не ждет тени людей на другом берегу, Харон по-прежнему выполняет всё то, что он должен делать. Если на берегу появляется тень человека с двумя монетами, то он должен посадить её в свою лодку. И он это делает. А потом, после сорока и одного взмаха шестом человеческая тень должна выйти из его лодки. И они покидают её, пусть даже для этого лодочнику приходится размахивать своим шестом… Таков порядок и Харон не собирается его нарушать.
«Двадцать девять, тридцать…».
И он будет делать всё это до тех пор, пока в мире живых будут хоронить людей, положив им монеты на глаза. Иначе рухнет весь мир. Все миры… и смертных, и бессмертных.
«Тридцать шесть, тридцать семь…».
А тот новый бог, в чьи храмы сейчас ходят люди, ничем не отличается от старых. Хоть он и распял на кресте собственного сына и объявил себя единственным из богов, он тоже не может нарушить законов, и он тоже пропадёт, когда вера людей ослабнет. Не скоро, через тысячу, или, может быть, две тысячи лет…
«Сорок, сорок один. Всё».
Камни негромко застучали по дну лодки, и её нос с жалобным скрипом выполз на берег. Харон уселся на скамью и положил шест себе на колени.
Когда последний человек, похороненный с монетами на глазах, будет принят Стиксом, вот тогда-то исчезнет и Харон. А пока что ему нужно просто ждать. Неделю, месяц, год… Он не знал, когда сюда придёт очередная тень. Может быть, ему придется ждать этого десятки лет. Люди не слишком-то спешат расставаться с миром живых. Но он дождётся их всех в своей лодке.
Харон вздохнул и, ещё раз оглядев знакомый берег, вздрогнул от неожиданности. Что-то изменилось здесь с того момента, когда он взял мальчишку в лодку. Ни один из камней берега не сдвинулся со своего места, но Харон чувствовал, что всё здесь стало как-то по-другому… светлее что ли?
Тень молодой женщины быстро приближалась, аккуратно ступая маленькими белыми башмачками по чёрным камням. Небольшой деревянный крест, покрашенный жёлтой краской, был крепко зажат в её руках. Она остановилась прямо перед лодкой, и Харон увидел, как слёзы крупными горошинами покатились по её щекам.
«Тени не могут плакать», – машинально отметил он. – «В них нет воды».
Некоторые из теней приходили сюда и с крестами, и с монетами в руках. Харон даже не пытался понять, почему так происходило. Ему было всё равно. Он перевозил всех, кто хотел переехать или же показывал дорогу к вратам нового бога всем остальным.
– Ты сбилась с дороги, женщина, – негромко произнес он. – Тебе надо не сюда. Тебя ждут апостолы. Я укажу тебе тропу.
– Я знаю… Я очень просила братьев, чтобы они похоронили меня по старым обычаям. Но они теперь рабы нового бога. И вот… – крест чуть качнулся в её руках. – А мне очень надо туда. Ты же Харон?
Перевозчик молчал, внимательно рассматривая камни у ног женщины, словно только сейчас увидел их впервые.
– Мой сын… Я иду к нему. Для него я всё сделала правильно, и ты должен был перевезти его на ту сторону… Он пришёл к тебе четыре дня назад.
«Четыре дня?» – удивился Харон и, подняв голову, посмотрел в глаза женщины. А через секунду, чуть скривив губы, отвернулся. Мальчишка шёл по тропе своим обычным шагом, а женщина, судя по всему, бежала сюда, ни на секунду не останавливаясь. Чтобы ещё раз побыть рядом со своим сыном на этом берегу, перед тем, как они оба получат забвение. Встретиться с ним хотя бы ещё на час или всего лишь на пять минут.
– Я опоздала, да?... У меня нет платы за перевоз, Харон… Ты прогонишь меня?.. – и слёзы снова закапали по её круглым щекам.
Харон поднялся и поудобнее перекинул свой шест. Угрюмый перевозчик не был богом, и он мог позволить себе нарушить закон, не разрушив при этом мироздание.
– Садись в лодку, Мать. Я повезу тебя к твоему сыну…
|
|