Разрешение на своё первое увольнение в город я получил только после шести месяцев службы. Это случилось вскоре после окончания школы сержантов. Уже прошло полгода как я не жил нормальной гражданской жизнью, не ел домашней пищи и даже не видел ни одной девушки. Стояло чудесное солнечное летнее утро, когда зелёные железные ворота с красными звёздами со скрежетом захлопнулись позади меня, дав старт четырём часам моей относительной свободы.
Планов, разумеется, было много, но все они были непритязательны – например, вдоволь наесться сладкого. Однако где-то в подсознании вынашивалась и другая идея, ценившаяся среди солдат намного больше: познакомиться с симпатичной девушкой... Увы, давно прошли те времена, когда военная форма производила на женский пол выгодное впечатление. Моя же парадная форма была способна рассмешить кого угодно: безвкусно приталенный китель, широкие брюки, фуражка, минимум на размер больше, чем надо бы, уродливые ботинки... Посмотревшись в зеркало перед увольнением, я искренне огорчился и ощутил себя гадким утёнком. Но другой формы у меня не было, и приходилось идти в этой.
Прежде всего я решил зайти в «Кулинарию», мягкие вкусные булочки которой славились среди солдат. Несмотря на то, что я впервые был в этом маленьком полувоенном городе, я мог достаточно хорошо в нём ориентироваться благодаря топографической «карте», нарисованной моим другом. Кулинарный магазин на ней был особенно крупно обозначен. Десять минут неспешной ходьбы, и вот я в заветном месте. Передо мной возвышаются на подносах пирамиды булочек и пирожных, до одурения вкусно пахнущих, поджаристых и, судя по всему, ещё горячих. Уютное помещение, на окнах – домашние занавески, негромко тикают часы на стене. Никого из посетителей больше нет, продавщицы в подсобном помещении тихо разговаривают о чём-то своём. Блаженные мгновения, которые хочется задержать, забыться и никогда больше не возвращаться в казарму...
Наконец, ко мне выходит пожилая полная продавщица и расплывается в улыбке: «А, солдатик пришёл!»
Смущаясь, я покупаю четыре стакана чая, два огромных пирожных и штук десять сладких булочек. Отдельно укладываю целый пакет булочек для друзей. После армейской кухни заказанное мной кажется бессовестной роскошью, и я быстро ем, с трудом подавляя в себе чувство вины и представляя традиционную перловую кашу на завтрак.
– Спасибо большое! – говорю я, закончив трапезу и отдуваясь. – До свидания!
– Заходи, заходи, солдатик! – отзывается радушная продавщица и идёт убирать со стола.
Я вышел на улицу, чувствуя, как пуговицы кителя трещат под ясно обозначившимся животом. Настроение заметно улучшилось. Сверившись с «картой», определил направление к центру города. Но не успел я сделать и нескольких шагов, как замер на месте. Навстречу мне шёл офицер! Но дело было даже не в нём – рядом с офицером шла поразительной красоты женщина. В ней-то, по-видимому, и была причина всех моих последующих неосторожных действий. Итак, офицер со своей спутницей приближались, о чём-то оживлённо разговаривая и смеясь. А я в этот миг вновь почувствовал всю свою непривлекательность и нелепость. По уставу, я должен был отдать честь этому офицеру. Но после шести месяцев службы я впервые оказался вне стен воинской части, к тому же в таком наряде... Мысленно представив снисходительные улыбки этой красивой пары, когда я буду отдавать им честь, прижимая к себе пакет, набитый булочками, я тут же суетливо стал искать глазами место, где можно спрятаться от такого позора. Но улица была совершенно открытой, без подворотен, и потому я не нашёл ничего лучшего, как неуклюже повернуться к витрине кулинарного магазина, возле которого всё ещё находился, сделав вид, что рассматриваю внутри что-то очень внимательно...
Уже через несколько секунд я увидел в стекле отражение офицера – он был капитаном, хорошо были видны погоны – и его подруги. Между ними происходила немая борьба. Женщина недовольно тянула своего спутника за руку, как бы говоря: «Пошли скорее, и охота тебе связываться!» Но капитан упорно высвобождал руку, стремясь восстановить армейский порядок. «Кто победит?» – тоскливо подумалось мне.
– Товарищ сержант! – наконец, раздался сзади ничего хорошего не предвещающий начальственный голос.
Я обернулся и, как мог, изобразил удивление.
– Почему вы не отдали честь офицеру? – сразу же начал заводиться он. – Отвечайте, товарищ сержант!
– Виноват, засмотрелся... – сказал я, смутившись.
По-видимому, мои слова совсем не удовлетворили капитана, и он начал отчитывать меня по полной форме. Но я почти не слышал его, потому что мой взор теперь был устремлён на неё, вдруг оказавшуюся от меня столь близко. Черты лица её были безупречны, взгляд выразителен. Она была одета в красивое шёлковое платье, которое хорошо сочеталось с её тёмными волосами. Наверное, я глядел на неё с плохо скрытым восхищением, она же на меня – одновременно с досадой и сочувствием. Судя по всему, она хорошо знала характер своего спутника.
Неожиданно капитан закончил наставление. Его последние слова доходили до меня медленно, как будто пробиваясь сквозь туман, но затем мгновенно обожгли сознание: «Отойдите на десять шагов, пройдите строевым шагом и отдайте честь, как положено!»
Я оторопел. Такого исхода я никак не ожидал. Всё-таки здесь не строевой плац. Какое унижение, к тому же! Первой мыслью было бежать... я не знаю этого капитана, он не знает меня... Однако мой желудок был настолько переполнен, что об успешном побеге не могло быть и речи. Я безвольно повернулся и пошёл на нетвёрдых ногах, автоматически отсчитывая десять шагов по тротуару. Мимо шли равнодушные прохожие, где-то сзади была та красивая женщина.
Восемь шагов, девять, десять... «Господи, прости меня и помоги!» – тихо прошептал я. Если бы дело было за забором части, этот капитан уже растерзал бы меня за столь медленный шаг. Наконец, я повернулся к нему лицом, на неё же старался не смотреть. Капитан ждал.
И вдруг внутри меня что-то прорвало. «Не пойду, – как-то просто решил я, – пусть гауптвахта, пусть – хоть что! Хоть убивает...» Я вспомнил о булочках и поймал себя на том, что очень неуклюже и наверно комично держу их подмышкой. Подчёркнуто медленно расправив пакет, я взял его за ручки.
– Я жду, товарищ сержант! – капитан побагровел от гнева.
Моё первое увольнение явно грозило стать последним. Спутница офицера вновь тянула его за рукав, ей было неловко. Но капитан был принципиален и хотел довести дело до конца. По букве закона, в этом конфликте был виноват я. Теперь разве что чудо могло спасти меня. И милосердный Бог сотворил его!
То, что произошло в следующие секунды, стало абсолютно неожиданным для всех нас троих. Прежде всего, я обнаружил, что стою на автобусной остановке. Я это понял, когда вдруг, неизвестно откуда, вылетел небольшой автобус, и в самый кульминационный момент конфликта притормозил, распахнув заднюю дверь прямо передо мной. «Остановка "Кулинария"», – объявил в микрофон водитель. В салоне было всего несколько человек, и никто из них здесь не вышел. На ватных ногах, как во сне, под носом у остолбеневшего капитана, я медленно вошёл внутрь. Дверь тотчас закрылась, и автобус поехал!
Заключительную сцену я наблюдал уже через заднее стекло. Жаль, сильно гудел двигатель, и мне пришлось довольствоваться немой сценой. Капитан пробежал несколько шагов по тротуару, потрясая кулаками и что-то крича. Вид его был страшен. Подруга капитана заливалась смехом и совсем по-детски показывала на него пальцем.
Я осмелился робко помахать ей рукой. Автобус набирал скорость и удалялся от места происшествия. И всё же мне было немного грустно, потому что она зачем-то любила этого капитана.
|
|