По просторам Атлантики, по бесконечным водным просторам, укрывшим некогда великую Атлантиду, по гладкому голубому ковру прыгают мириады солнечных зайчиков. Отскакивают и отражаются на белоснежных бортах красавца парохода, легко несущего по волнам великолепную инженерную мысль двадцать первого столетия. А уж оттуда, с безукоризненно стройных бортов солнечные проказники норовят нырнуть вглубь изумрудных вод.
Только океан крепко бережет свои тайны.
Там, куда все реже проникают любознательные лучи, где царство глубоководных скатов и мурен, там, в сером полумраке едва проступают очертания другого корабля. Это гигантский пассажирский лайнер, разломанный пополам, как кусок бутерброда. Обе его части покоятся рядом: корма погружена винтами в морской ил, носовая часть чуть завалилась на левый борт и замерла в величавом стремлении вверх. Словно драгоценный ларец, покрытый вековым слоем морского мха и ракушечника, корабль хранит в себе былое великолепие кают первого класса, изысканные убранства залов и кают. По темным печальным коридорам пред хладнокровными взорами обитателей морских глубин скользят странные тени и блики неких существ...
-...Дорогая, как вы находите погоду сегодня? - спросила почтенная дама средних лет свою собеседницу, даму помоложе.
- Очень недурно, миссис Моррисон, - ответила дама помоложе и слегка приподняла черную вуаль. - Полагаю, наверху штиль. - Из ее изяшной невысокой груди вырвался вздох сожаления: - И яркое солнце.
Дамы сидели за столиком, сервированным для ланча двумя приборами из тончайшего китайского фарфора и серебра. На палубе за такими же столиками с дорогими, но пустыми тарелками, сидели еще три дамы и два джентльмена.
Миссис Моррисон поднесла к глазам ларнет и стала вглядываться вдаль.
- Взгляните на эту беспокойную душу, мисс Джонсон, - миссис Моррисон взмахнула веером в сторону носового борта. - Почти сто лет минуло с той трагической ночи, когда холодный айсберг распорядился нашими судьбами, а этот молодой человек все не успокоится, все ждет чего-то, ищет.
К ним подошел сэр Роджер, бывший владелец весьма влиятельного в свое время банка Континенталь в штате Южная Каролина.
- Мое почтение, мадам, - он поочередно поклонился обеим дамам, - мое почтение.
- Мы рассуждаем об этом графе Винсбурге, - повернулась к нему миссис Моррисон. - Он странный, весь окутан тайнами, вы не находите, господин банкир?
- И все время молчит, - капризно добавила молодая леди. - Я пыталась с ним говорить, но он меня даже не слышит.
Сэр Роджер вынул изо рта Гаванскую сигару и сделал движение губами, как если бы он с наслаждением выпустил струйку ароматного дыма. Между тем сигара не была даже зажжена. Более того, она выглядела так, как будто ее оставили недокуренной наполовину много времени назад.
- Вы правы, душенька, - ответил банкир и сощурил левый глаз, словно защищаясь от дыма. - Он не слышит. То есть в том смысле, что он слышит только себя и океан.
- Говорят, что он поджидает на самом носу нашего корабля свою женщину, - доверительно понизила голос миссис Моррисон. - Я вижу его на палубе каждый день.
- И он ни с кем не дружит, - обиженно вставила мисс Джонсон.
- Ни с кем, - согласился сэр Роджер. - Вы абсолютно правы, мадам Виолетта, когда говорите, что он ждет СВОЮ, - он сделал ударение на последнем слове, - женщину. Да, он ждет свою Вирджинию. И держу пари, что если он и дальше будет столь же упорен, она к нему придет, нарушив все законы природы, клянусь вам!
- Нет, - возмутилась миссис Виолетта Моррисон, - это совершенная глупость! Эта девочка спаслась с божьей помощью, она осталась в другом мире, и уж если и ждать ее появления, то совсем с другой стороны, скорее снизу, чем сверху.
- И опять вы абсолютно правы, мадам Виолетта. Без божьего провидения, пославшего Вирджинии ангела-хранителя в образе графа, эта бедняжка была бы сейчас среди нас. Однако, милые дамы, вынужден откланяться. - Бывший банкир взглянул на карманные часы, одни из тех совершенных механизмов, вышедших из-под руки великого де Моля, французского часовшика начала 20 века. Впрочем, была в них одна странность: стрелки замерли на них навсегда, и справедливо было бы предположить, что это произошло примерно в том же веке. Это обстоятельство, по всему видно, не смущало банкира, поскольку он аккуратно вернул часы в карман и важно добавил: - Меня уже ждут в бильярдной. Люблю, знаете, шары покатать после ланча.
Молодой граф Винсбург, тот самый, о ком так горячо спорили трое обитателей затонувшего корабля, стоял в это время на самом носу верхней палубы, крепко сжимая руками заросший водорослями парапет металлического борта. Его взгляд был устремлен вверх, где, ему казалось, он мог различать дневной свет и где около сотни лет назад осталась жить его Вирджиния. Эта немыслимая толща воды разделила их навсегда и обрекла его на вечную муку одинокого существования. Но каждый день на протяжении почти века он приходит сюда на нос корабля и ждет, ждет...
...Однажды, когда обитатели затонувшего дворца были заняты кто прогулкой по палубе, кто чтением романа из корабельной библиотеки, молодой граф Винсбург заметил в серой мгле океана прямо над головой крошечное светлое пятнышко. Оно медленно и плавно опускалось на дно. Еще не разглядев его как следует, а только предугадав его появление, граф поспешно оттолкнулся от палубы и взмыл навстречу.
Он вдруг ощутил мощные толчки в груди и понял, что это стучит и волнуется память его сердца. И зовет эта память и обещает рай...
Она была в легком белом платье, его Вирджиния. Ее белокурые волосы были стянуты розовой ленточкой и стелились в воде золотыми водорослями. Она тонула. Он подставил руки и ее невесомое тело мягко опустилось на них, а белокурая головка доверчиво склонилась ему на плечо. Свершилось! Вот он рай! Больше ничего не надо, только держать ее в своих руках, вот так! Только видеть рядом ее лицо, гладить волосы. А когда она проснется, он расскажет ей, как долго он ее ждал, он покажет ей их корабль, их палубу и то место на носу, где они провели свою последнюю счастливую ночь перед крушением.
В счастливом восторге он прижал ее к груди, но вдруг испугался и вздрогнул так, что чуть не выронил свою драгоценную ношу: он услышал, как бьется ЕЕ сердце. Тихо-тихо, едва уловимо, но оно отстукивало секунды, оно все еще жило. И взревел молодой граф Винсбург в отчаянии, как смертельно раненый зверь, и этот плачь подхватил океан и вскипела вода, и швырнуло с волны на волну тщедушную спасательную шлюбку, бестолково трепещущую рядом с небольшим судном на поверхности. И раскололась душа на тысячи брызг, потому что предстояло графу решить, что теперь делать с этим раем, предстояло сделать выбор между жизнью и смертью.
Несколько мелких рыб и два дельфина, замерев, наблюдали за тем, как человек боролся с судьбой. Смирившись, он долго и внимательно изучал лицо милой девушки, откладывая в память каждую черточку. Затем, превозмогая внутреннее сопротивление и ставший тяжелее металла шестидесятиметровый слой воды, начал свое мучительное восхождение к поверхности. Мрак расступался перед этой процессией, вода становилась светлее и вот уже появились проблески голубого неба и солнца, клонившегося к закату. Человек задержался у поверхности, еще раз крепко прижал к груди свою ношу, запрокинул голову вверх, взывая к небесам и еще раз океан вздрогнул от громоподобного крика-плача. Человек приподнял девушку над собой и вынес ее на поверхность, точно так же, как свою Вирджинию почти сто лет назад. И тут же радостно заработали весла спасательной шлюпки, торопять к ней на помощь.
А молодой граф Винсбург исчез. Его больше не видели ни дельфины, ни обитатели затонувшего в 1912 году великолепного пассажирского лайнера, покоящегося на дне Атлантики.
|
|