АМФОРА, ПОЛНАЯ ПИРАТОВ
Я проходил мимо нашего парка и увидел выходящего оттуда дядю Мишу. Только глянув на него, я понял, что старик чем-то раздосадован.
-Дядя Миша! – Мой всегдашний собеседник обернулся. – Что-то случилось?
-Что могло случиться?! – он махнул рукой. – Жарко!
Мы пошли рядом, я молчал, зная, что сосед все равно подбирает сейчас самые верные слова. Вот они!
-Всякий человек прав! – неожиданно выпаливает он. – Кто спорит?!
-А кто, дядя Миша?
-Всякий человек прав, - повторяет он, не глядя на меня, - но что тут важно – на сколько?
Мне понадобилось несколько шагов, чтобы осмыслить сказанное.
-На сколько же? – Я все еще не понимаю, о чем идет речь.
-Самое большее – на 25 процентов! Ну, чтобы договориться, на 28...
-Так-так... – не на шутку озадачиваюсь я. – И что из этого следует?
-Если бы все знали про 25 процентов, можно было бы еще о чем-то разговаривать. Но человек открывает рот и думает, что он прав на все сто! И я вас спрашиваю – что остается другому, если он не Жириновский?
-Что же?
-Встать и уйти!
Теперь я, кажется. понял, что произошло. Старики о чем-то поспорили, дядя Миша тоже высказался, и его, в общем-то, робкого в разговорах, распушили, вот он и ершится.
Я делаю еще какое-то количество шагов, прежде чем рождается мой вопрос:
-А на сколько процентов вы сейчас правы, дядя Миша?
Но моего одессита так просто не поймаешь. Ответ выдается незамедлительно:
-На 25! – И уже улыбается. Досада, должно быть, проходит. Тем более, что вселенская формула правоты выведена и уже поведана миру - в лице, правда, одного только пока человека.
Я приглашаю соседа к себе. Пока достаю из холодильника минералку, слышу дядимишино восхищенное «О!» из комнаты.
-Как красиво напечатано ваше имя! И сколько раз! Вы прямо Бальзак! Такой успех!
-Где вы видите мое имя? – Я вхожу в комнату.
-Вот же! – дядя Миша показывает на... флакончики с лекарствами на тумбочке, где с ярлыков действительно хорошо смотрится мое имя.
Я включаю телевизор, набираю первый канал. 86 градусов. Из окна поддает банькой. Впереди – 93. По глоточку пьем холодную минералку. Дядя Миша удобно расположился в кресле.
-Вот скажите, - неожиданно заговаривает он, - если б вы жили на Малой Аранутской и если бы жена послала вас летом, в такой же, скажем, день в сарай копать там яму для картошки, скажите – вы бы сбежали в пираты?
Я хмыкаю. Мне хочется сказать «да», но я боюсь нарушить ту интригу, что задумал хитрый старик.
-Дядя Миша, это такое начало новой истории? Про кого она?
-Друзья зовут его Док. Он врач, участковый хирург. Но его участок!.. – старик крутит головой. – Вот он пешком, с рюкзаком за плечами обошел в отпуск весь Крым... Вот он собрался на Алтай... Вдруг повезло – он нанялся на танкер судовым врачом и - объехал весь мир. Куба, Америка, Ирландия, Швеция, Япония... Что вам сказать - ему и этого мало! Они с женой учат французский и едут в Алжир. Работают там шесть лет. Он единственный хирург на полпустыни и все его зовут табиб. А его жена, педиатр, табибша. Наш врач там нарезался скальпелем так он сказал - на всю оставшуюся жизнь. Как-то, рассказал, однажды вечером к госпиталю подъехала машина, которая привезла одиннадцать человек, разбившихся в автоаварии их автобус свалился с моста. Когда Док открыл дверцу кузова, то увидел бойню: переломанные кости, разорванные мышцы, разбитые головы, вылезшие внутренности и кровь, кровь, кровь... Всю ночь Док, его жена и два фельдшера трудились над этим хрипящим, стонущим, умирающим человеческим мясом – но к утру все одиннадцать, живые, перевязанные, все еще стонущие, но уже во сне, снабженные капельницами, лежали на больничных койках, и сестры суетились возле них...
Из Алжира Док привез целый музей диковинок: медную чеканку, кофейные наборы, чудные камни из пустыни, «Розу Сахары», например, - жиод, полый внутри, но сверкающий, как сокровищница, раковины, даже чалму...
Чувствуется, что старик, рассказывая, отводит душу после поражения в парке. Там всезнающие старики обрывают на полуслове.
-А что происходит дома? Что может там происходить! Дом для того и придуман, чтобы в нем ничего не случалось... И пока нет путешествий и приключений, неугомонный Док пробавляется мелочами. Выстроил на крыше сарая «капитанскую» каюту из струганых дощечек от магазинных ящиков. Я ее видел – игрушка! Провел туда свет, поставил транзистор. Вечером после работы он брал кота и забирался в каюту «выкурить трубку-другую в хорошей компании». Док не курил, но трубка у него была – из Алжира. Таких в Одессе две или три.
Потом у него появилась еще идея. Он стал собирать в мусорных урнах старые зонтики, чинить их и... развешивать на ветках столетнего ясеня над своим сараем. Кто идет мимо дома – поднимает голову: это что? Им рассказывают – они хмыкают и крутят кто головой, кто пальцем. А Док радуется: пускай, мол, почаще поднимают голову к небу!
Придумал сделать трехколесный велосипед для себя и жены, где можно крутить педали вдвоем и полулежа. И только начал делать чертеж оригинальной коляски, как жена ему говорит: хватит изобретать велосипеды, иди-ка ты в сарай и вырой там яму, чтобы было где держать картошку зимой...
-И тогда он сбежал в пираты?
-Не смейтесь. Наш табиб отложил чертеж, допил кофе, снял чалму и пошел в сарай, - вразумил меня старик. – Я думаю, вы бы сделали то же самое.
Он взял там лопату и стал копать утоптанную, как асфальт, землю – и это дело – слышите? это дело в конце концов стало поинтереснее Алжира! Потому что за него взялся такой человек, как наш Док. Если вы имеете терпение, узнаете, до чего он докопался.
Я поерзал в кресле и налил еще минералки.
-Док углубился лопатой на штык и увидел ржавую банку от кофе. Поднял ее и вспомнил: здесь когда-то уже была яма, и они с Людой сбрасывали в нее всякий нержавеющий мусор. Ага, сказал себе Док. И в этом унылом для всемирного путешественника занятии засветился смысл! Какой? – мы узнаем позже.
Он копал – и что открывалось перед ним? Слой за слоем открывалась прошлая жизнь! Вот старые его туфли... Сломанный нож. Еще дедов... Черепки разбитой покойным котом со смешным именем Брысик голубой фаянсовой вазы. Это было как раз перед танкером... Медная ступка с отломанным краем, совсем уже зеленая... Еще черепки – две маминых чашки. Когда у столика подломилась ножка и они поехали вниз, Люда крикнула такое «Ах!», что слышали все соседи... Последней находкой оказалась Надькина одноногая кукла – ее купили, когда Надьке исполнился год. Кукла была первым «мусором», который бросили в яму. Сейчас Надьке семнадцать.
Яму для мешка с картошкой надо было делать шире, но тут лопата задела какой-то камень. Док его ковырнул, камень не поддался. Начал обследовать препятствие и понял, что имеет дело с бетонным кольцом. Оно окружало яму. Что-то он не помнил, что закапывал здесь бетон... Тогда кто?.. Когда?.. Зачем?..
Приходит Люда и видит: муж копает, как будто он роет клад. Она его жалеет: «Витя, может, хватит?» - «Пусть люди видят, какой у тебя послушный муж».
А дальше бетон стал расширяться. «Что за катакомбы?». Тут Док отложил лопату и вышел из сарая на свежий воздух. И тут к нему заглянул сосед по двору, Гриня, мой годок, тоже рыбак. Он-то мне все и рассказывал, пока не клевало. «В чем дело, Виталий Иванович?» - «Да вот смотрите, дядя Гриня...».- «А-а...Так это же вот, наверно, что...».
И Гриня, старожил этого дома, рассказал Доку, что когда-то конец Малой Арнаутской – он сейчас упирается в улицу Белинского, а за ней идет целый район до самой Отрады – выходил на пустырь и в степь. Теперешняя Белинского – это был край Одессы. Дальше пасся рогатый скот, а скот держали немцы. И наш дом (фасадный, остальные, что во дворе, построили позже) наверняка принадлежал богатому немцу, который поил район молоком. Своей воды в Одессе не было, и предприимчивые немцы придумали делать большие амфоры, которые зарывались в землю и в них собирали с крыш дождевую воду. Эту воду пили люди и поили коров. Так Доку, видно, попалась одна из них, а было их по всей Одессе более трехсот...
-Вы читали «Графа Монте-Кристо»? – неожиданно спрашивает дядя Миша. –Помните, как Дантес шел рыть сокровища аббата Фариа? Вот так же шел Док к картофельной яме после разговора с Гриней. Он думал, что сулит ему эта находка, кто знает, может, в амфоре скрывается клад!
И вот: из ямы летит земля, Люда что-то пытается говорить, но потом - умная женщина! – перестает. Она понимает: где ей перевоспитать своего неугомонного мужа, ему уже за 50! Она только время от времени спрашивает: «Зачем мне эта амфора, зачем ему?..» - и слегка хватается за голову.
Амфора открывалась огромная, и Доку понадобились помощники. Раз за разом из нее поднималась на блоке выварка с землей и строительным мусором, рядом с сараем росла гора. Во двор въезжал самосвал и забирал землю. Доку потом предъявили счет за 11 ходок. Что вы хотите? – там был мусор за 120 лет!
Чем больше обнажались целехонькие стены амфоры, тем яснее Док видел ее будущее. Еще и потому, что окончание каждого рабочего дня отмечалось в амфоре, где собирались хозяин и трое его работников. Люда забирала руки с головы, наполняла чем надо корзину и спускала ее вниз на веревке.
А что насчет клада, так его в амфоре не оказалось. Ближе к дну она пошла сужаться на манер греческих, вместо земли лопата набирала жидкую грязь – то были, наверно, остатки древних дождей. Док заказал самосвал жидкого бетона, уложил арматуру и выровнял бетон в ровную круглую площадку.
Работники наконец-то вылезли наверх, получили за работу деньги и поздравили хозяина с отличным погребом. Напоследок сказали вот что (внимание!):
-Где ж мы теперь будем собираться по вечерам? Так там было хорошо!
Док ответил:
-Будем, будем! – И он уже точно знал, о чем говорит.
Идею он рассказал друзьям, те не удивились. Кругосветный танкер, пустыни Алжира, каюта на крыше сарая, зонтики на дереве, а сейчас еще и... – это все было в одном ряду. В каком? Вот в каком: молодец, Док! Так и надо жить! Жаль, что мы, как ты, не умеем...
И скоро позвонил с Фонтана один из друзей и сказал, что на шестой станции прибило к берегу длинный кусок толстенного корабельного каната. Может, пригодится?
Высушенный во дворе канат был уложен аккуратной спиралью на дно амфоры...
Затем в сарае раздались звуки пилы и молотка – наш хирург сколачивал странные на вид ящики.
Дочь Надя тоже получила задание – купить десяток новых мешков, разрезать на куски чуть ли не целую бухту пенькового троса и вшить эти куски в мешки вот таким образом...
Один из ящиков Док сколачивал внутри амфоры.
Деревянную лестницу, служившую рабочим, Док почему-то заменил веревочным, собственноручно сделанным корабельным трапом.
Соседи, сгорая от любопытства, заглядывали к заключенному в амфоре Доку – туда уже был проведен свет, видели сбиваемые ящики и на этот раз легко догадывались, что тот ладит, готовясь к зиме. И поздравляли с великолепным погребом посолидневшегося наконец-то чудака.
Вот только зачем ему веревочный трап вместо надежной деревянной лестницы? К чему перешивает уже готовые мешки дочь? Ну, все это можно отнести за счет остаточного чудачества соседа. Сразу заменит трап, когда разобьет бутыль с помидорами!
Однажды во дворе раздался веселый звон корабельного колокола. Док отложил молоток и поспешил наверх. Вышли и соседи. У дверей сарая стоял один из верных приятелей хирурга и названивал в медную, надраенную до солнечного блеска рынду. Рында гениально завершала задуманное Доком дело.
И когда повсюду в Одессе зажглись, как фонари перед ночью, осенние клены, по-особому осветив улицы города, когда опустели пляжи, а корабли обменивались печальными гудками, Док собрал друзей и приятелей к себе. Храня на лице невозмутимость и торжественность табиба, он повел всех в сарай. Там каждому был вручен новехонький балахон из мешковины с вшитой в него веревочной петлей и нагрудной надписью: «Толстый Олаф», «Робер-счастливчик», «Костлявый Генрих», «Топорник Гарри», «Громила Бонни», «Ангелочек Нит»... Сам Док напялил на себя мешок «Железного Гуго», а жена его, Люда – «Лулу-Обмани Смерть».
Гости покорно натягивали балахоны, проверяли висельные «галстуки» и вслед за «Железным Гуго» с опаской спускались по веревочному трапу в освещенную изнутри амфору. Там, на «палубе», устланной толстенным корабельным канатом, стояли рундуки с надписями: «Пиастры», «Доллары», «Фунты стерлингов», «Дублоны»... Посередине расположился восьмиугольный, по числу основных румбов, рундук, на котором был укреплен корабельный компас и лежала какая-то донельзя старая книга с толстыми корками и медными застежками. Заново выбеленные стены амфоры были расписаны сценами стародавних морских сражений. К ним же были прикреплены половины двух темных бочек с медными кранами. Еще стены украшали топовый фонарь, короткая абордажная сабля, адмиральская шпага, кремневые пистолеты, корабельный хронометр, штурвал и черный пиратский флаг с белым черепом и скрещенными костями.
Железный Гуго пробил 12 склянок и торжественно провозгласил:
-Добро пожаловать в погребок «Веселый Роджер!» Надеюсь, мои гости, чья добродетель мне известна, не против того, чтобы быть принятыми в вольное пиратское братство?
Никто не был против – ни Толстый Олаф, ни Костлявый Генрих, ни Малютка Джонни, ни Топорник Гарри, ни даже железная жена Неукротимого Дока.
Тогда Железный Гуго взял в руки тяжелую книгу, отстегнул медные застежки, раскрыл ее и рявкнул:
-Морская пыль и порох! Тысяча чертей и одна ведьма! Сейчас мы все встанем и произнесем клятву верности вольному братству. Повторяйте за мной...
Нешуточная торжественность в голосе Железного Гуго действовала гипнотически – и бетонная амфора гудела как улей от слитных голосов, повторявших за атаманом слова клятвы:
-Соблюдение формы одежды обязательно для всех...
-Непьющая сволочь в кабачок не приглашается...
-Чокание производится о корабельную рынду, дабы она звонила во славу пиратских подвигов.
-Не входить в погребок с оружием, особенно с абордажным топором...
-Быть достоным знаменитых пиратских капитанов, чьи имена написаны на переборках кабачка... – Список начинало имя Френсиса Дрейка, за которым шли Джон Морган, капитан Флинт, Кидд, Кавендиш... Заканчивал его сир Гуго, пират, тоже проливший немало крови, хозяин кабачка Док...
-Надлежит быть джентльменом по отношению к присутствующим дамам...
-Бросить товарища, который вследствие перебора в трюме не в силах сам выбраться из него, - недостойно вольного пирата. Подъем потерявшего остойчивость моряка производится вручную или при помощи канифас-блока...
Принеся клятву из 17 параграфов, сели. Железный Гуго вынул из рундуков латунные и оловянные кружки с крышками и, как полагается, бутылку рома. Все – в амфоре поместилось человек восемь – выпили разгонные граммы спиртного, после чего перешли на эль-пиво, которое цедили из бочек на стене.
Высокая торжественность обстановки не снижалась, в голосе Дока не улавливалось ни смешинки, он был серьезен, как и подобает Железному Гуго, основателю кровожадного пиратского братства.
Потом, правда, новоявленные флибустьеры разошлись и начался всленский треп, в котором, однако, не забывали восхвалять выдумку Дока и его немалый труд, а еще рассказывалось, как добывалось «все морское», заказанное друзьям главным пиратом: компас, хронометр, рында, старинное оружие. Флаг с черепом прислали, например, из США...
Док, в свою очередь, делился тайным: он еще в детстве был пиратом. Его отец, работник рыбного НИИ, брал сына на все лето на парусник, бороздивший Черное море ради проб грунта, определения мест пастьбы рыбы и много чего другого. В шторм он привязывал Витальку к грот-мачте, чтобы мальчишку не смыло волной... а под осень, оборванного за лето донельзя, вел по улицам Одессы вечером, чтобы никто не видел босого, в лохмотьях пацана. Много ли надо мальчишке, чтобы дополнить образ излохмаченного в абордажных схватках юнги черной повязкой на одном глазу и кривой саблей за поясом...
Желающих стать пиратами оказалось много. Сперва – ближайшие друзья Дока – врачи, ученые. Потом – друзья друзей. А однажды последние привели двух иностранцев, прослышавших о погребке и захотевших войти в вольное пиратское братство. Эти двое, совладельцы судоходной компании, способные на весь вечер снять зал в гостинице «Лондонская», тоже оставили свои цивильные имена на верхней палубе и спустились по веревочному трапу в царство Железного Гуго. Сели на рундучки, их монетки «в помощь пиратам-инвалидам» звякнули в дно флибустьерской кассы и «Костлявый Генрих» и «Счастливчик Гарри» коряво произнесли вслед за Железным Гуго слова Молитвы вольных пиратов, так подходившей к ним:
-Милостивая Госпожа Удача! Господин Великий Случай! Вам возносим мы свои заветные слова! Даруйте нам попутные ветры, победы в абордажных схватках, богатую добычу!..
Самое интересное, что эти двое господ через четыре месяца снова стучались в двери Дока, чтобы еще раз посидеть в погребке «Веселый Роджер» и испить жигулевского эля под черным пиратским флагом...
Старик допил минералку и поставил стакан на стол.
-Дядя Миша, - я еще не опомнился от рассказа, - неужели такой человек существует? Вот бы его в друзья!
-Вы приезжаете в Одессу, - вместо ответа сказал он, - идете на Пушкинскую и сворачиваете на Малую Арнаутскую. Вам нужно идти по левой стороне. И вот вы доходите до Канатной и смотрите на стену дома. Там написано мелом «Малая Арнаутская» - это, чтобы никто не ошибся. Но в слове «Малая» первое «А» переделано на «И». Что получается? Так вы идете уже по Милой Арнаутской! И смотрите по-над крышами. И видите в конце концов зонтики на дереве. Вы заходите во двор...
Тут дядя Миша тяжело вздохнул.
-Такая жара... Интересно, как сейчас дышится Одессе? Скажете Доку, когда его увидите, его зовут Виталий Иванович, что вас прислал дядя Миша. Тот самый, которому он подарил однажды эмблему кабачка. Они там кушают мои вяленые бычки. А Док, если вы ему подойдете, примет вас в пираты. Он говорил, что у него есть свободный мешок для «Храброго Билли»...
.
|
|