1
Случилось это давным-давно, должно быть, где-то на Востоке, поскольку городок, о котором пойдет речь, был жутко знойным, а редкие порывы ветра забивали песком глаза и открытые рты горожан... Вдобавок, жители городка были не по-западному гостеприимны: доведись вам попасть туда - и хозяин первой же хибары силой затащил бы вас на обед, и вы не смогли бы отказаться, заверяя, что пять минут назад откушали целого барана и запили пятью кувшинами вина. "Э, дорогой! - за иссиня-черными зарослями появилась бы доверительно-глуповатая улыбка. - Верно, за эти пять минут ты здорово проголодался! Зайдем же ко мне! Моя жена чудно готовит, а лучше моего вина не найти на всем белом свете! К тому же ты явно устал с дороги, а моя постель мягка и в доме моем покойно и тихо".
Покойно и тихо было и во всем городе. Никто здесь не грабил, не воровал, не расплачивался фальшивыми деньгами. Никто из смертных не распоряжался себе подобными. Власть в городе принадлежала Провидению.
В этом городе жил Убийца. Горожане вообще, не в пример нам с вами, отличались глубоким, сознательным уважением друг к другу, но Убийцу уважали больше остальных. Провидение водило им сильнее, чем кем бы то ни было.
Он был коренаст, лысоват, много потел и страдал одышкой. В противоположность всем жителям города, был он не черен, а темно-рус, будучи, видимо, пришельцем откуда-то издалека. Быть может, он даже помнил другую жизнь - там, где люди подчинялись не Провидению, а друг другу. Кто знает? «Вон идет господин Убийца, - шептали родители своим детям, - поздоровайся с ним и улыбнись». И без того открытые двери любого дома перед ним, казалось, распахивались еще шире... Он же был мрачен и задумчив, здоровался скупо и тяготился своей излишней славы. Из дома выходил только за провиантом или... когда наступало время убивать.
Время это приходило всегда нежданно, бывало - раз в год, а случалось - и дважды в месяц. Тогда он вешал на пояс свой нож, лезвие которого бросало на землю острые и лунные блики, и шагал, куда вели его ноги.
Он входил на порог указанного ему Провидением дома, здоровался с хозяином. Семья почтительно расступалась перед ним. Жертвами были чаще всего ветхие, истертые старики. Они уже знали, что должны умереть, и сами ждали смерти. Доводилось ему, правда, убивать и грудных младенцев. Он еще не успевал уйти, а за спиной уже слышались рыдания родителей. После таких случаев он дольше обычного не показывался людям.
Удар всегда был только один - точно в сердце. Жертва умирала мгновенно, не успев ничего почувствовать. Он не имел права ошибаться, потому всегда был в форме. Удар оттачивал на домашних животных. Его нож ювелирно находил сердце даже у бегущей курицы.
Ему было около пятидесяти. Жил он один. Женщины у него никогда не было.
2
Он проснулся под вечер с головной болью. «Пора! Пора!» - эти звенящие слова заполняли все его тело, вырастали буквами из жирного воздуха и складывались перед его глазами. Такое состояние всегда предшествовало рабочему дню. Однако головная боль была чем-то новым. «Старею», - без удивления подумал он. Он накрыл небольшой ломоть хлеба куском вяленого мяса, тускло прожевал и запил водой. Подошел к окну. Горизонт, как верхней губой, был накрыт половинкой красного солнца. Мимо не спеша проходила большая семья. Дети смеялись.
Он нашел нож, повесил на пояс и вышел из дома.
Черная печать, видимая только им одним, висела над очень маленьким домиком в центре городка. Постройки здесь стояли почти вплотную. Дом, указанный Провидением, отличался не только размером. Глина, покрывавшая его стены, была усеяна множеством мелких узорных рисунков, цветных и легкомысленных, которые мы, по грубости своей, сочли бы похабными: они изображали счастливых мужчин и женщин, целующихся и нагих, а также совокупляющихся животных и птиц.
Убийце вдруг стало как-то не по-хорошему легко.
Дверь, как и у всех домов в городе, была открыта. За дверью волновалась холодная, черная глубина. Погружаясь в нее, он вытащил нож.
В единственном более-менее освещенном уголке комнаты - свет от почти закатившегося солнца тонко-густой струйкой крови сочился из-под полузанавешенного окна - парило невесомое женское платье. То кружилась в танце божественно прекрасная молодая девушка, стремительная и грациозная, как внезапные капли дождя. Молочно-белая кожа, тонкий и прямой нос выдавали в ней чужестранку... Это был танец мотылька. Ноги девушки, вздымая покрывающую их ткань, трепетали как крылья. Мотылек стремился к огню, обжигался и падал, но поднимался снова и снова - с тем чтобы лететь к своей гибели. На это можно было смотреть вечно.
Убийца дрожал. Градины пота, падая с ладоней, со лба, бесшумно разбивались о пол. Лезвие ножа, как взбесившаяся луна, кидало вокруг хаотичные лучи. Девушка наконец заметила его.
Ее легкие босые ноги вплотную подлетели к Убийце.
- Ты пришел, чтобы убить меня? - спросила она. Голос у нее был мягким и сочным, как сладостный плод, созревший, но не успевший переспеть. Синие, пытливые и бесстрашные, глаза ее тут же нащупали прятавшиеся в темноте колеблющиеся зрачки Убийцы. Девушка была одного с ним роста.
- Да, - осторожно сказал он.
- Я готова, - свободно произнесла она.
Убийца медлил. Глаза его, наконец-то отпущенные взглядом девушки, опустились к ее ровно стучащему сердцу, к груди, показавшейся ему необычайно красивой. Едва не задыхаясь, он различал под нежной тканью проступающие окружности изящных крупных сосков.
- Как тебя зовут? - впервые Убийца обратился к своей жертве с вопросом, жестоко нарушая давно уже канонизированный ритуал. Он больше не дрожал. Страшно - оступиться над пропастью, а падать - уже нет. Только вялый интерес: что будет дальше? Все пошло не так уже очень давно. Неправильный день. Неправильная...
- Вита, - сказала она. - Меня зовут Вита. Это значит...
Убийца выпустил нож.
- Знаю, - хрипло прошептал он. - Я не убью тебя.
Она улыбнулась. Красивые белые зубы в почти уже полной темноте. Убийца робко взял руку девушки в свою ладонь.
3
Следующим утром он отправился домой. Почти бежал. Радостное пение птиц по дороге неприятно резонировало с бившейся в висках кровью. Мысль была только одна: «Спать! Спать немедленно. До вечера. А там посмотрим».
Дома он, действительно, тут же заснул, набросив на себя с войлочным одеялом тяжелую волну кошмарных сновидений. Нечто неосязаемо-шаровидное душило его слизистыми конечностями. Убийца с ужасом осознавал, что это - плата за его неисполнительность. Сердце его превратилось в огромный раскачивающийся молоток, с хрустом впивающийся то в грудную клетку, то в позвоночник. Впрочем, молоток ли? Нет, это был кулак, который, устав от бесполезной работы, просто разжался - и тело Убийцы растянулось на чьей-то ладони, как рукавица. Сверху его ударила другая ладонь - и грязные брызги захлопали по лежанке. Застонав, Убийца перекатился на пол. Низкий, корявый потолок смотрел на него с укором. Рядом с ухом недобро шептались какие-то насекомые. В рассеченной брови открылся кровяной родник, и струйка из него тихонько наполняла глаз.
Похоже, пришло время подумать, как быть дальше.
Вита... В ней было что-то такое... Словно человеку, всю жизнь проведшему в каменоломне, пустили в руку суточного цыпленка - из тех жгуче-желтых, что, кажется, дотронься - и на ладони останется пыльца. И от этого ощущения - что есть на свете что-то столь невообразимо мякотное и бескорыстно греющее - зачерствевшие глаза Убийцы готовы были покрыться слезами.
- Я не могу выпустить из нее жизнь. А значит - не буду убивать ее. Все так просто... - и Убийца вновь вспоминал с умилением, как губы его касались тончайшего и ароматного слоя влаги, пеленающего кожу на руках девушки.
- А убью я кого-то другого. Того, на кого покажет Провидение, - он, правда, чувствовал: Провидение ждет и будет ждать смерти именно Виты, но убеждал себя в том, что старые глаза просто обманули его при расшифровке тайных символов. На самом деле печать смерти висела совсем над другим домом. Поэтому Вита и жива до сих пор. А ошибку надо исправить - отправиться на поиски того, настоящего дома.
4
Печать Провидения висела теперь на всех домах, включая его собственный. Убийца убедился в этом, выйдя на улицу. Он вздохнул. Врали глаза - теперь это было ясно. Через минуту он уже входил в соседний дом. Там жил одинокий старик, чья смерть не должна была вызвать ни у кого сожалений. "Что привело тебя ко мне, господин Убийца?" - осведомился хозяин. Убийца помедлил с ответом - старик явно не ожидал смерти. "У меня закончилось масло, любезнейший", - наконец сказал он. - "Не затруднит ли тебя отлить мне немного?" Старик кивнул головой и очень удобно повернулся спиной, направив свои шаги в кладовую. Тогда Убийца бесшумно отцепил с пояса нож. "Старик!" - Убийца похлопал его по плечу, и, когда тот повернулся, закаленная сталь, разрывая одежду, кожу и одрябшие мышцы, по рукоятку погрузилась в стариковское тело. Старик закричал. Такого не могло, не должно было быть: от удара в сердце люди умирают мгновенно. Но Убийца, обратив свой взор на рукоятку, увидел, что удар вышел совершенно беспомощный - скользящий: от желудка к кишкам. Он тут же выдернул нож и вновь воткнул его, но теперь уже совсем мимо - в бедро. Кровь из рассеченной артерии фонтаном ударила в лицо Убийце. Нож, выдернутый, чтобы снова взлететь, упал из его руки, а старик, умирая, успел каркнуть: "Я проклинаю! Проклинаю тебя, негодяй!" Он хотел плюнуть Убийце в лицо, но с губ уже заструилась кровавая пена: старик кончался.
Убийцу затошнило, точно он увидел смерть впервые. Он опрометью выскочил во двор, и там его вырвало.
5
Он лежал с Витой в постели. Им было так хорошо, что они почти не разговаривали. Так длилось уже несколько недель. Убийца просыпался около полудня, и его ждал приготовленный обед. Они наскоро трапезничали, а потом ласкали друг друга, пока сон не смаривал их. За все это время Убийца ни разу не покидал домика Виты. Надо было бы, конечно, пройтись до своего дома - хотя бы для того, чтобы размять ноги, но делать этого смертельно не хотелось. Однажды Убийца все-таки решился - бесконечное лежание в постели утомило его.
Дома он понял, что из вещей взять в новое жилище решительно нечего. Единственной вещью на свете, которая интересовала его, была Вита. Он осознал вдруг, как приятно бывает порой соскучиться - они не виделись уже около часа. Когда он вернется, он просто повалит Виту на постель, и они пребудут там долго-долго. Убийца понял, что улыбается, - раньше он никогда не замечал этого за собой. Он нашел кусочек вяленого мяса, похожего теперь на грязный сухарь, положил за щеку и, выйдя на улицу, навсегда простился со своим домом.
6
Прежде, чем войти в домик Виты, он внимательно рассмотрел рисунки на повернутой к прохожим стене. Рядом с дверью, раскрытой почему-то совсем уж настежь, неизвестный декоратор изобразил интересную пару. Несмотря на счастье, переполнявшее лица мужчины и женщины, в их позах читалось что-то трагичное: позади каждого будто стоял некий невидимка и пытался оттащить влюбленных друг от друга.
Картинка завораживала, и Убийца смог отвлечься от нее, лишь услышав внутри дома звук падающего тела. Страшное понимание сдавило его горло. Ноги, лишившись воздуха, тотчас онемели. Через миг он упал и сам. Некоторое время пролежал на земле, издавая открывающимся ртом резкие жалобные звуки, будто кашляя. Затем, набравшись сил, но не переставая стонать, пополз в дом.
С четверенек, попав в комнату, он увидел сутулую мужскую спину. А чуть позже, и ниже - тело Виты, валяющееся на полу, как ворох кровавого тряпья. Неизвестный был точен - след его ножа приходился прямо на сердце. Мужчина повернулся. Он был совсем молод - лет, должно быть, двадцати. Лицо его покрывали красные сочащиеся прыщи, так что глаза были почти не видны.
- А, это ты, господин бывший Убийца! - произнес он. - Гляди! Я сделал это за тебя.
Он пнул ногой мертвое тело Виты, и Убийца завыл во всю мощь своих легких.
- Я новый Убийца. Неужели ты думал, что Провидение бросит город на произвол судьбы?
Молодой человек засмеялся, и капли гнойных выделений с его лица полетели в разные стороны.
- Тогда убей и меня, - попросил Убийца.
- Всенепременно, - прыщавый продолжал смеяться. – Когда придет время. А сейчас мне пора. Много работы! - и он быстро зашагал к двери, на мгновение задержавшись рядом с Убийцей, чтобы плюнуть на лежащего. Плевок вышел сухим, в несколько капель, и Новый Убийца, опять расхохотавшись, торопливо вышел прочь.
7
Нет, Вита не оживала. Напрасно Убийца, уже не стоня и не воя, а лишь скрежеща зубами,
то прижимал ее тело к себе, то тряс его так, что голова Виты взлетала и опускалась, как обезумевший маятник. Сердце ее было мертво, и тщетно Убийца вжимался ухом в ее грудь, пытаясь расслышать биение. Убийца не сдавался. Уставая, он падал прямо на Виту, засыпал, а пробуждаясь, вновь начинал мучить уже окостеневшее тело. Так прошло два дня. Рассудок почти совсем покинул Убийцу. Внезапно охладев к трупу любимой, он куда-то пополз, не поднимаясь даже на четвереньки, хотя оставшиеся силы еще позволили бы ему сделать это. Невидящие, закатившиеся до белков, глаза его были широко раскрыты. Руками, ломая ногти и самое пальцы, он вцеплялся в дорожную грязь и потихоньку подтягивал свое тело. Еще он, наверное, стал прозрачным, потому что никто из горожан, встречавшихся ему по пути, не обращал на него никакого внимания. Так он и полз, бесконечно долго, пока не очутился на пороге какой-то мрачной хижины, из открытой двери которой ощутимо тянуло сыростью. Здесь жил Новый Убийца. Стоя посреди комнаты, чуть поодаль от входа, он с ленивым интересом наблюдал, как Убийца пытается переползти порог. Когда тому это почти удалось, Новый Убийца неспешно подошел к двери и брезгливо вытолкнул ползущего ногой. От этого толчка Убийца вдруг начал приходить в себя, и яблоки глаз из глубины черепа постепенно стали возвращаться в глазницы. Мутный взгляд его наткнулся на безобразное, гнилое лицо человека, убившего Виту. Убийца почувствовал, что не владеет своим голосом: он хотел что-то сказать, но ни звука не вылетало из его глотки, и стоящий враг торжествовал победу.
- Твое время еще не пришло, господин бывший Убийца, - голос у Нового тоже был будто сочащийся гноем, - Убирайся!
И тут Убийца выбросил свое тело вперед, одной рукой цепко ухватившись за голую икру молодого человека и сжав ее так, что тот присел от боли, а вторую направил к тому месту на своем поясе, где должен был висеть нож, но нащупал только пустоту. Секунда - и все кончилось бы, но без ножа силы были не равны: Новый Убийца уже пришел в себя и, без труда освободившись из захвата, отскочил вглубь комнаты, а попытки Убийцы достать его снизу руками были тщетны. Вот уже ступня Нового, обутая в грубую сандалию, врезалась Убийце в ребра. Появившиеся было сознание вновь покинуло Убийцу. А Новый, еще раз пнув его по ребрам – на этот раз с другой стороны, – поднатужившись, просто выкатил беспомощное тело из хижины и даже не стал закрывать дверь…
8
Убийца снова куда-то полз. Без всякой цели, лишь потому, что еще оставались силы. Уши разрывало раскатистое ржание окрестных лошадей… В голове подпрыгивала, как на кочках, одна и та же мысль: куда подевался нож? Убийце рисовались какие-то пустые комнаты, затянутые паутиной, темные кладовые. Все это было не то. Но где же? В домике Виты, куда он сейчас полз, сам того не осознавая?
Когда он в последний раз пользовался им? Это было уже так давно…
Убийца выползал на большой перекресток, весь изрытый подковами и следами колес. Передвигаться здесь было еще труднее. И солнце принялось вдруг палить совсем невыносимо, будто кто срезал со спины ломти кожи и мяса. Убийца мучил и мучил свое сознанием одним и тем же вопросом, точно пытался раздуть огонь из угасающих сырых головешек. И напор его был так силен, что природа сдалась, и вспыхнуло пламя – старик! Старик, убитый без воли на то Провидения! На губах Убийцы появилась слабая улыбка. Он быстро развернулся, обдирая живот об острую кромку колеи, и пополз в сторону своего бывшего дома.
9
В хижине у старика чудовищно воняло и густо жужжали мухи: непогребенное тело так и лежало посреди комнаты. Здесь же обнаружился и нож, весь почерневший от стариковской крови; когда Убийца поднял его, с лезвия лениво скатились несколько толстых белых червяков. Убийца провел ножом по своей ладони, определяя остроту. Закапала кровь. И, приложив рану к своим глазам, Убийца вспомнил тот закат, с которого все началось. Смех детей. Картинки на глиняной стене. Молочно белые ступни Виты. Стук своего сердца. Стук ее сердца…
Он вспомнил закат следующего дня, когда входил в этот дом. Он вдруг почувствовал, как рану щиплет от слез. Он вспомнил свой первый промах. И, не отнимая кровоточащей руки от лица, другой рукой он приставил острие ножа к своей груди (в этот момент его глаза просто рухнули слезами), отвел нож от тела и нанес удар. На этот раз он не промахнулся…
Сентябрь 2001 – апрель2003
|
|