В устье небольшой крымской речушки Западный Булганак, у самого берега Черного моря, раскинулось небольшое село Берего¬вое Бахчисарайского района. Село имеет необычную, интересную историю...
Летом 1860 года среди эстонских крестьян прошел слух, что далеко в Крыму раздают земли почти задаром. И путь в Крым открыт всем, кто пожелает поехать в эти благодатные места.
Слухи были близки к истине. Действительно, льготы переселенцам были: на каждую мужскую душу, — лишь мужик мог считаться в семье полноценной единицей! — выделялось 12-15 десятин государственной земли и 100 рублей безвозвратной сум¬мы. Если учесть, что месячный заработок хорошего рабочего, например, в Севастополе, составлял менее десяти рублей, то без¬возвратную сумму нищенской не назовешь!
И это еще не всё, льготы были внушительные: если в ближайшие три года после переселения случится недород , то крестьянам выдавался хлеб на пропитание и семена для посева. Плюс к этому , эстонцы освобождались на три года от обязательной воин¬ской повинности.,.
Народ в Эстляндии жил скученно , а в Крыму пустовали деревни, оставленные татарами в период массовой миграции в Турцию. Выезд татарской бедноты происходил в течение нескольких веков, но особенно он усилился в 1860-1862 годах.
Не будем сейчас разбирать причины, по которым татары-крестьяне покидали родные крымские земли , и переселялись в Турцию , где им тоже приходилось не сладко, — их несколько. Но главной причиной было то, что татары испытывали двойной гнёт, притеснялись не только русскими, но и татарскими помещиками.
Несколько тысяч крестьянских семей Эстляндии выразили желание выехать в Крым и послали своих ходоков к царю за разрешением. Царское правительство было заинтересовано в за¬селении полуострова и разрешение было получено без всяких бюрократических крючкотворств.
Впоследствии, в 1904 году, классик эстонской литературы, писатель Эдуард Вильде, — в том же году он приехал и в Севастополь! — дал исторически верную оценку переселенческому движению:
«Не слепой порыв, рожденный лживыми обещаниями обманщиков, заставил эстонского крестьянина покинуть свои березовые рощи и ельники, поля и луга, свои родники и ручьи, холмы и долины, с которыми он связан извеч¬ными узами, и сменить их на унылые, засушливые степи восточной и южной России. К этому его вынудил крепост¬ной гнёт со всеми его ужасами, и поныне царящий на его родине, хоть и под другим названием ».
В Севастополе, — это был первый пункт его длительного пу¬тешествия по Крыму и Кавказу, — писатель беседовал с несколь¬кими такими переселенцами, которые, не выдержав тягот сель¬ской жизни, перебрались в город. Где, надо признать, встретили их хорошо, — истинно работящие люди нужны были во все времена и наш век — не исключение!
Но Севастополь и прочие крымские города, — это будет потом, а поначалу эстонские посланники прибыли в Перекоп, — случилось это 5-го апреля 1861 года.
Но зачуханный Перекоп, — не город, а большая деревня с домами из необожжённого кирпича и евпаторийского ракушечника , с земляными крышами коричнево-мрачного цвета! — напугал эстонцев. Лишь несколько домов были более или менее приличными , те , в которых находились государственные конторы. И эта волчья яма , эта тьму-тараканьская называлась уездным городом!
Эстонцам предоставили для поселения на выбор четыре уезда: Симферопольский , Евпаторийский , Перекопский и Феодосийский с выделением для них 36 000 десятин земли в сорока деревнях.
Но, честно признаться, меня сейчас не интересуют все сорок деревень, а интересует одна, которая находится в нескольких десятках километров от Севастополя.
1 ноября 1861 года первые эстонские переселенцы прибыли в Самрук (ныне село Береговое! — М.Л.). Но эстонцы , в этом же году, поселились во всех четырех предложенных уездах. Вот только несколько названий деревень, которые в то время носили татарские названия : большая группа Аабраама поселилась в пяти верстах севернее Симферополя на берегу Салгира в деревне Ак-тачи-Кияти. Так как эстонцам тяжело было произносить это наз¬вание, его переделали в Аабраам-кюле, которое тоже не прижилось, превратившись в обыкновенную Абрамовку.
Несколько десятков семей поселилось в Бурлуке (Бурлюке) — сейчас это село известно под названием Вилино! — на землях помещицы Беловодской, — следы Беловодской и другого землевладельца Мордвинова, Эдуард Вильде искал в Севастопольском государственном архиве, — а так же — в деревнях: Кара-Кият, Путке, Кият-Орке, Учкуй-Тархане, Кончи-Шавва, Бос-Косе, Сырт-Каракчоре, Япанчи, Джурчи, Джага-Кучи...
Я не знаю, к сожалению своему и стыду, как переводятся названия этих сел, но слова звучат как музыка!
Но вернемся поближе к Севастополю.
Самрук — Береговое, — было разоренной деревушкой, в которой сиротливо разрушались пустынные саманные лачуги с продавленными крышами. Неприветливо и не по-крымски встретил переселенцев Крым: обожженная солнцем холмистая равнина у бесконечного, угрю¬мого моря, высохшая измождённая трава , жалкие карликовые деревца... Все было ново, непривычно и страшно, — эстонцы при¬выкли к заливным лугам, березам и елям, к голубым озерам и к своему родному небу. А в тот год в Крыму была жесточайшая засуха , и она, казалось, высосала из земли все жизненные соки и состарила ее, наложив на ее лик сеть морщин и трещин. Да еще зловещая саранча, о которой эстонцы до сих пор не знали, а если и знали, то только по Библии, облюбовала эти места. Несметные тучи библейских тварей уничтожали все, дававшее ростки. Са¬ранча поедала даже листья табака, несмотря на их горечь и пол¬нейшую несъедобность! Эту прожорливую тварь можно сравнить только с войной на истребление!
Неужели эта безводная пустыня, — в Перекопском уезде было еще страшнее! — и есть благодатный Крым?!.
Но выбирать переселенцам не приходилось, главное — была земля, а на своей земле, — верилось! — они сумеют вырастить хлеб. И море рядом. Море — это рыба! В каждом эстонце живет рыбак!
Отличались ли эстонцы от других жителей планеты Крым? Скажем, от русских и украинских переселенцев, которые тоже покинули свою родину Россию и Украину , и жили в соседних деревнях?
Да, отличались. Я бы сказал так: отличались коллективным мышлением. Вне коллектива , вне общения эстонцы просто не мыслили своего существования. Прежде чем построить жилище для себя, для своей семьи, — а жить эстонцам пришлось в непривычных татарских саклях, продуваемых ветром и пропускающих небесную влагу внутрь! — эстонцы всем миром стали строить общественные здания: школу, молельный дом и... танцплощадку.
Танцплощадка вызывала особое удивление, если не сказать, раздражение; — голь перекатная, а - танцует! Но, видно, традиции, освященные веками, были превыше голода, холода и жары.
В школу, которая была построена в первые же месяцы, из Эстонии был приглашен учитель, чтобы дети, родившиеся уже в Крыму, — и будущие дети! — не забывали родной язык.
Эстонцы работать умеют. Впоследствии, освоившись на новой земле-родине , они выезжали на заработки в Симферополь и Севастополь, Феодосию и Ялту, — их рабочие умелые руки принесли им добрую славу и, как работники , они были везде желанны.
Из Самрука, точки самой близкой к Севастополю, они приезжали в наш город (я жил тогда в Севастополе – М.Л.) в поисках работы , и их охотно брали на промышленные малые предприятия. Больше того, они оставили после себя неиз¬гладимый след: на Приморском бульваре, среди волн, стоит Па¬мятник затопленным кораблям , который давно стал символом Севастополя и известен всему миру, — автор этого уникального памятника эстонец Амандус Адамсон.
Когда в Самрук пришла советская власть и началась повсеместная коллективизация, большинство эстонцев влилось в колхо¬зы. И, замечу, эстонские колхозы, — как и и еврейские ! — никогда не были убыточными.
В годы культа личности, вместе со всей страною (тогда у нас была общая страна, а не СНГ! ) пострадали и эстонцы. И, по тем временам это вроде бы было естественно — ведь эстонцы чуть ли не официально считались иностранцами! А посему почти во всех эстонских деревнях были вскрыты «контрреволюционные заговоры».
Большинство из «иностранцев» было сослано в Сибирь. Некоторые и там пустили свои корни, другие, для которых ссылка не стала посмертной, вернулись в Эстонию, а в Крым возвратились лишь те, у кого «заложниками» оставались на этой земле жены и дети, в паспортах которых значилась совершенно другая национальность.
Надо заметить, брали не всех «контрреволюционеров» и не все эстонцы прошли испытание Сибирью, некоторых оставляли для «хозяйственных нужд». Ведь блюстители революционного по¬рядка и мастера по раскрытиям заговоров , сами хлеб не выра¬щивали, рыбу не ловили, сапог не тачали, а пить-есть и одеваться надо!..
Сейчас в Береговом живет (жил!) правнук одного из первых переселенцев — Оскар Иванович Торбек. Я с ним был знаком много лет и последний раз встречался в мае 1989 года.
Старого Оскара Торбека называли ходячей энциклопедией села и многие годы он был моим гидом. Не только для меня, но и для эстонских исследователей из Музея Эдуарда Вильде, что в Таллинне!
Если Вам доведется попасть в Самрук, — Береговое, — то уже не он, а его жена и дети, поведут Вас к продолговатому домику, спрятавшемуся среди пышных деревьев на пригорке. Сейчас здесь сельский медпункт, а в свое время в этом домике жил крестьянин Ламан Гейндрих, который в 1904 году женил здесь своего сына Петерса.
Не стоило бы, неверное , задерживаться на столь рядовом событии, если б на этой свадьбе не присутствовал классик эстонской литературы Эдуард Вильде.
Вильде собирал тогда ма¬териалы для большого исторического романа «Пророк Малтсвет», для чего он несколько месяцев перелопачивал севастопольский архив!.. В Самруке писатель останавливался у учителя Андреса Туйске, того самого учителя, который был приглашен эстонцами для своей первой школы.
Самое удивительное, я тоже встречался с Первым Учителем! Андрес Туйске был , в расцвет моей личной молодости, уже дряхлым и глубоким стариком и , естественно , никакого разговора у меня с ним не получилось, — Учитель напрочь забыл русский язык ! И , как говорил мне Оскар Торбек , эстонский тоже.
Позже, его дети увезли старика из Берегового ( дети старика! ) в Евпаторию, где, прожив еще несколько лет , Учитель скончался. В Евпатории его и похоронили.
В статье Эдуарда Вильде «В гостях у крымских и кавказских эстонцев» есть много любопытных рассуждений о «малтcветовском» движении и переселении эстонцев в Крым и на Кавказ. Но прежде, чем привести строки классика, хочу сообщить следующее: названная статья опубликована только на эстонском языке и перевод для этого очерка сделал директор Музея Эдуарда Вильде и Антона Таамсаре в Таллинне Эйлем Трейер.
Пользуясь случа¬ем, хочу поблагодарить Эйлема Трейера! Это он снабдил меня многими материалами, которые до сих пор не переведены на русский язык . И в дальнейшем я буду пользоваться переводами с эстонского, сделанными им.
( У меня хранится несколько писем Эйлема Трейера и я , уезжая в Израиль , не сдал их в Государственный севастопольский архив , где у меня свой фонд – М. Л. )
Эдуард Вильде писал:
«Целью моей поездки было разыскать в эстонских поселениях тех стариков, которые переселились сюда во время «Пророка Малтсвета». В то же время мне было интересно посмотреть, как эстонские крестьяне, бежавшие от горьких тягот барщины сюда, в дальний угол Российской империи, а также их потомки живут сейчас в Крыму, на каком экономическом и духовном уровне они находятся...»
В романе «Пророк Малтсвет», написанном Эдуардом Вильде в 1905-1908 годах, много страниц посвящено Крыму и эстонским переселенцам, но мы с вами продолжим небольшую экскурсию по современному селу Береговое, поищем прошлое в сегодняшнем дне...
От пансионатов, - а это небольшие домишки на обрывистом морском берегу, - изогнутая, вьющаяся по холмам улица ведет к домику под красной черепичной крышей. На доме — табличка с названием улицы и номером дома: «Большая Морская, 7».
Не удивляет название?.. Эдуарду Вильде, по-видимому, так понравился Севастополь, что новой улице, — новой в то время! — он дал севастопольское название — Большая Морская!
В вильдовские времена на этой улице жила невыдуманная героиня романа «Пророк Малтсвет», «... благочестивая девица Мийна Рейнинг, провозвестница божественных откровений о переселении, та блаженная девица, чья душа временами возносилась на небо, и, возвратясь на Землю, возвещала о виденном на небесах »...
В общем, Мийна Рейнинг принадлежала к тем ясновидящим, которые и сегодня «беседуют» с космосом и инопланетянами, прилетающими на тарелках и прочей крупной и мелкой посуде!
Дева Мийна недолго занималась проповеднической деятельностью и , уже за пределами романа , вышла замуж за Каареля Торбека, нарожала ему кучу детей , и Оскар Торбек , мой гид на тот день , — прямой ее наследник.
Сама Мийна Рейнинг-Торбек прожила более ста лет и многие старожилы села помнят ее , и дописывают ее портрет, не попавший под обстоятельное перо великого эстонского романиста...
На краю села, ближе к морю, приютилось обдуваемое крымскими ветрами кладбище с могилами эстонских переселенцев. На одном из памятников — надпись:
«ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ В БОЗЕ ПОЧИВШИЙ ЦАРЬ ДАВИД».
Ого! Сам царь Давид!?.
Никакой царь Давид здесь не похоронен, а лежит под камнем сим горе-пророк Яак Сиберг. По меткому выражению Эдуарда Вильде, «человек с явно поврежденными мозгами». Яак Сиберг, как и Мийна Рейнинг-Торбек, считали себя пророками и чудотворцами.
Вильде сообщает такие подробности о «царе Давиде»:
«Он тяжело болел сыпным тифом, выздоровел» но остался слабоумным... и он, Яак Сиберг, подобно Моисею... обещал повести народ в Иерусалим через Черное море посуху; однажды в Алуште он даже принялся хлестать море полами своей куртки, чтобы оно расступилось и его «паства» могла пройти по сухой дорожке... Когда стало совершенно очевидно, что бедняга помешался, наиболее рассудительные жители деревни свезли его в дом умалишенных».
Но вскоре приверженцы «пророка» вызволили его из сумасшедшего дома и кормили его, и преклонялись перед ним до тех пор, пока он не нашел вечное пристанище под серым эстонским камнем, привезенным из Эстляндии в Крым…
На фигурных чугунных крестах и надгробных камнях встречается (встречалось!) немало имен, упомянутых Эдуардом Вильде в «Пророке Малтсвете», со страниц романа , они навечно переселились за эту кладбищенскую ограду.
К величайшему огорчению, кладбище в последние годы перенесло жесточайшую встряску от динамита человеческого невежества и , если бы мертвые поднялись из гробов и обрели речь, проклятия и стон стояли бы над уникальным кладбищем. Стон и плач!..
При нас, — а был я на кладбище с женой Оскара Торбека Галиной Ефимовной , сам Оскар Иванович был тяжело болен и доживал последние дни , - бульдозер сгребал в кучу покареженные чугунные кресты и ограды, памятники с эстонскими надписями , сгребал саму Историю , высвобождая место для современных захоронений. И прямо на¬против кладбища возводилось многоэтажное здание для развле¬чения молодежи. То-ли клуб, то-ли еще что-то... Узнавать не хотелось. Случилось это летом 1989 года.
Расул Гамзатов, Расул Гамзатов! Ты был прав, когда сказал:
«Если ты выстрелишь в прошлое из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки!»...
Неужели нам готовиться к очередному удару Судьбы?!.
Но не будем заканчивать очерк на такой тревожной ноте! Сейчас Самрук (в некоторых источниках - Замрук) нельзя назвать эстонским селом, здесь живут русские, украинцы, белоруссы… В селе не редкость люди, разговаривающие , и в совершенстве владеющие, несколькими языками. Тому примером был незабвенный Оскар Иванович Торбек. И не удивительно: мать у него была русская, отец - эстонец, жена - украинка, а дети... Кому какая национальность понравилась, тот такую и взял.
Если в Севастополе или Симферополе, в Евпатории или Красноперекопске, или в Сибири, - сейчас это ближнее зарубежье , а, для меня лично, уже и дальнее! — встретятся фамилии: Торбек, Рейнштейн, Крук, Юхкум, - знайте, это уже четвертое-пятое поколение эстонцев. И они помнят о трудной судьбе, выпавшей на долю предков, так талантливо выписанных в романе Эдуарда Вильде «Пророк Малтсвет». Помнят и о трудной судьбе отцов своих.
|
|