Наступил Первомай. К обеду солнце изрядно накалило городской воздух. Во дворе трудолюбивые жильцы вскапывали деревья. Вдоль дороги белел свежевыкрашенный бордюр. Старухи разложили на скамейках подушки, одеяла и старые шубы. Детвора весело гонялась за кошкой. Время от времени пуляя в нее камнями.
Из второго подъезда вышел Егор. На нем были черные, до блеска отполированные туфли. Легкий ветерок трепал русые волосы. Егор встал возле дороги и огляделся. Глубоко и с наслаждением вдохнул. От свежего воздуха закружилась голова. Он достал сигарету и закурил. Скоро должен был подойти Дима Суслов. Они договорились пойти в парк и на лоне природы попить пива. А пока Егор вспоминал подробности анекдота, прочитанного сегодня утром. Солнце ласково нагревало лицо. От удовольствия Егор закрыл глаза.
Вдруг, как из-под земли, вырос местный алкаш. Старик Михалыч – источник раздражения местных старух и участкового. Егор от неожиданности вздрогнул. У Михалыча были черные пуговки-глаза. Когда он с кем-то заговаривал, его брови подымались вверх, а зрачки смотрели вправо. Хлопнув по плечу Егора и обдав перегаром он строго спросил:
- Сашку с третьего подъезда не видал?
- Я только что вышел, - ответил Егор.
- Ничего, ничего, я этого драного художника из…Ик, под земли достану. Денег обещал. Я те грю. Натура, блядь, грит подходящая… – Михалыч опять икнул, высморкался и утер нос кепкой.- Я два часа возле помойки сидел. А у меня давление. Что ему клоун, что ли? Натура. Всю жизнь на шахте, с шестнадцати лет. А они мне? На пенсию мошкины сопли. На собрании один раз выступал. Я те грю. Эх, тогда надо было рисовать. А он меня - возле помойки. Брежнев, падла, всю водку выпил и табак скурил. Я те грю. И эти подохли. Мишке ничего не оставили. Вот те и сухой закон. Райка, падла, из третьего подъезда. Самогон варила. Воду из батареи брала. Я те грю. Здоровья из-за этого не осталось. А Ельцын? Смотреть противно…
Егор тяжело вздохнул и посмотрел на часы. Вдруг, из-за угла появился Дима.
- Сынок, дядя Петя заболел, - заскулил Михалыч. – Займи на чекушечку.
Но Егор уже не слушал. Он бежал на встречу Димке. Купив в киоске по бутылки пива, они направились в сторону городского парка. Путь лежал через площадь. В центре, которой, находился гранитный памятник Ленину. Их внимание привлекла толпа пенсионеров у памятника. Ветер доносил отдельные слова: «Предатели», «Ячейка» и «Продолжим». Дима начал настаивать:
- Пойдем, посмотрим.
- Да ну, - не хотел Егор, - У них там свои проблемы.
- Смотри, какая журналистка. Пойдем ближе посмотрим, – искушал Дима. Направился к памятнику.
На девушке была короткая кожаная куртка. Ветер колыхал черные волосы. Бедра обтягивала шерстяная юбочка. Журналистка внимательно слушала, кричавшего в мегафон бородатого коммуниста. В руке она держала диктофон.
Пробравшись сквозь толпу, Дима с Егором расположились по обе стороны от девушки. У нее оказалось симпатичное лицо. Егор стал откровенно его разглядывать, а Дима изучать птичью какашку на берете у одной из старух.
- Прошу заметить, - обратился к девушке Егор.- Ленин в женском пиджаке.
Девушка подняла глаза на памятник и улыбнулась. Пиджак, на Ильиче, был запахан в левую сторону.
- А знаете, почему на него голуби не садятся? – не унимался Егор. – Скользко.
Бородач кончил речь словами: «Прошу ставить подписи». Все оживленно зашевелились.
Вдруг пронзительно и звонко свистнул мегафон. Лысый бородач вновь заговорил:
- Слово предоставляется заслуженному шахтеру. Стахановцу и верному ленинцу - Петру Михайловичу Прилипко!
Зазвучали аплодисменты. Егор от неожиданности захлебнулся пивом. Верный ленинец оказался Михалычем. В одной руке Михалыч держал кепку, другой взял мегафон. Стало тихо. Ветер перестал трепать волосы. Облако закрыло солнце. Неподалеку чернели сосны. Михалыч поднес к губам мегафон. Повернулся в сторону дома и закричал:
- Сашка, пидор, верни долг!
|
|