Прочь помаду, тугие корсеты !
В сарафан и - бегом на лужок…
Молодую Елизавету
Ждёт под липой любимый Дружок.
Холодны родниковые струи
И душисты цветы на лугах…
Как горячи Его поцелуи
И слова - как нежны на губах!
От богатых дворян на Волыни
Алексей, их единственный сын
Взял лишь кудри с оттенком полыни
И с отцовским фасоном усы.
Да ещё – неумение в лести
И мужской неуёмный напор,
Верность Слову, Присяге и Чести.
С этим парнем ходить бы в дозор!
Загибая углы на манжетах,
В картах был неумел и рисков…
Но в алькове Елизаветы
Был счастливей дворцовых котов!
Ах, так любят лишь только в поэмах,
Где: и слёзы, и радость, и стон,
Где целуют любимой колени
И не слышен монет перезвон.
В полнолунье – открытые окна,
Переплёт бескорыстных сердец
И меж пальцев любимого локон -
На манер обручальных колец.
За спиною лишь шепот и скверна
Липких слов и завистливых глаз…
И Царице давно уж, наверно
Обо всём доложили не раз.
Анна долго вначале вздыхала,
Выпивая настой натощак.
Но потом – всё пресечь приказала,
Претворив морганический брак.
И Алёшу из тёплой постели
В заскорузлой холщёвой дохе
В кандалах на Пасхальной неделе –
По этапу к Камчатской земле…
Лизавета неделю рыдала,
Билась в корчах, жевала полынь,
Но потом горевать перестала.
Лишь вздыхала в небесную синь…
Время шло. Дни текли чередою.
За острогом менялся острог.
Всяк на каторге будет спокоен,
Если каменный знает мешок!
Ноет там и спина и колени.
Давит грудь и дышать тяжело…
Жизнь у Узника – это Терпение
И старание выжить. Назло!
А в Столицах росла и смеялась
У добротной дворянской семьи
Дочь Алёши и всем улыбалось
Незаконное Чудо Любви!
На Камчатке, в заснеженных зимах,
В лихоманке, в тифозном огне
Тлел и тлел фитилёк негасимый,
Как в глазах у любимой. В окне.
По прошествии лет унижений
Лизавета шагнула на Трон.
И, без всяких на то сожалений,
Был повергнут и сослан Бирон.
Улыбались в Петровой Столице,
Обходя, всё же, Тайный Приказ.
Мчался верхом от Императрицы
По острогам Камчатским Указ:
- Отыскать и доставить в немедля!
Из Казны заплатить за урон!
Крепостных дать полтыщи и земли!
И Звезду в генеральский погон! –
Сбились с ног поисковые люди…
Где же Ссыльный, кому же читать?
Он же Крест целовал в том, что будет
О причине ареста молчать!
Должен имя своё и отцово,
Чтобы жить, позабыть навсегда!...
Вдруг: - Царица, не дочка-ль Петрова?
Если да, то идите сюда…-
Тихо голос сказал где-то рядом:
- Вроде этот Указ обо мне.
И искать меня больше не надо.
Слава Богу, нашли по-весне! –
При Дворе уж другие порядки…
И других Фаворитов шаги.
А от грустных рассказов Камчатских
Только холодно сердцу в груди.
Никому это вовсе не надо:
Ни врагам, ни друзьям, ни себе!
И не ясно, за что же Награда?
Получил не в бою, не в седле!
А у Трона балы на неделе.
Фейерверки и снова балы!
Для народа кружат карусели
И холстиной накрыты столы.
В День Рождения Елизаветы
Поят пивом народ городской,
А в закуску – быки на лафетах…
И, отвесив поклоны рукой,
Пьёт за молодость Императрицы,
Весь покрытый рубцами, Старик.
И звезда Генерала искрится,
И немеет от хмеля язык.
Пьёт за Годы скитаний устало
И за тех, кто воскрес и почил…
И пригнулся за шторой Шувалов,
Разумовский у Трона молчит.
Нет, не будет возни возле Трона.
Уезжая домой навсегда,
Вспомнил Он, что чем дальше Корона,
Тем целее своя голова.
Но и это лишь верно отчасти.
Годы каторги вжали в кровать.
И уже по осенним ненастьям
Он стал реже и реже вставать…
А в канун уходящего Года
Тихо в снежную ночь отошёл…
Местный Поп Волостного Прихода
Медальон в изголовье нашёл.
Медальон был отправлен в Столицу
В Канцелярию, в Тайный Приказ.
Может там кое-что прояснится…
В медальоне был Царский Указ
О свободе. И локон с портретом,
Да заржавленный гвоздь кандалов…
Медальон отнесли Лизавете
Ей понятно всё стало без слов!
Распахнулись вдруг окна порошей.
Снег ударил и в грудь и в лицо!
Это с Лизой прощался Алёша,
Локон в пальцах крутя, как кольцо…
Окна тотчас лакеи закрыли,
А на плечи – пуховую шаль.
До утра дымоходы всё ныли,
Словно звали в далёкую даль…
2004 г.
|
|