«Я буду любить других женщин, назло тебе», - говорит он, и сводит в притирку мосты старых челюстей, верхней и нижней.
Плохие мосты, траченные серой едой упорного одиночества.
Он любит других женщин, дважды и трижды в неделю.
Они любят его любовь.
Принимают его вялые визиты за авансы будущих благ,
в виде счастья вдвоём у камина,
с чашкой грога
и пенковой трубкой в безвольных усах.
Он остро любит себя, за что ненавидит себя же.
Он плачет тяжестью горла, рыдает ругательствами, дышит бессильем.
Злые слова беззубыми старыми кобрами ползают в пыльном ковре.
Женщины с хищными орхидеями вместо ушей жадно ждут его доброго слова.
Но рот его стиснут и сдавлено горло обидой. Гортань суха и сурова.
Он остро хочет любви, он шантажирует небо иссохшей кожей ладоней.
Он не хочет умереть в очереди за любовью, пропустите его вперед, он инвалид этой треклятой любви…
Ему пишут на руке номер маркером ватерпруф, потому что на сегодня прием окончен, и очередь переносится на завтра.
Он идет домой и закрывается в ванной. Сухие ладони цепляют одежду, плохо струганная одежда оставляет занозы в пальцах.
Под душем тепло и ладони пьют воду, но разбухают занозы, и синий номер размыло, хотя маркер был ватерпруф…
Значит, завтра опять придется имитировать припадок в очереди.
Но его снова никто не пропустит, лишь напишут новый номер на послезавтра.
Значит, до пятницы не дождаться приёма в консульстве треклятой любви.
Снова придётся тратить любовь к себе на других совершенно женщин,
Бездарно и тупо любящих только себя, не его.
«Всё что мне нужно, так это немного любви», - хнычет он, засыпая.
Когда он спит, то становится маленьким мальчиком в синей линялой пижамке с белыми зайцами.
Угол белого пододеяльника намок у него во рту. И сладость собственной слюны замыкает круг.
|
|