КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Еловый Бугор. Сюда-то и приходит Петер, чтобы вызвать Стеклушку.
ПЕТЕР. Да, страшно в лесу после захода солнца. Не зря, видимо, люди говорят, что в этих местах нечисто. За два часа пути нигде никакого жилья – ни избушки дровосека, ни охотничьего шалаша.
Как страшно, как страшно, ой, чур, меня, чур!
За веткою чей-то зловещий прищур.
И ветер шумит на Еловом Холме,
Как будто бы духи вздыхают во тьме.
Как быстро, как быстро темнеет в бору,
А может, а может, оно и к добру.
О чем это елки бормочут во мгле?
И добрые духи ведь есть на земле.
Кто там копошится в кромешной ночи?
Пожалуйста, сердце, потише стучи.
И кто притаился там друг или враг?
Ах, бедное сердце, не бейся же так!
Петер останавливается возле огромной ели.
Наверно, это самая большая ель на всем свете! Стало быть тут и живет Стеклушка.
Петер снимает шляпу, отвешивает перед елью глубокий поклон и откашливается.
Добрый вечер, господин стекольный мастер!
Тишина. Петеру никто не отвечает.
Может быть, все-таки лучше сначала сказать стишки?
Под косматой елью
В темном подземелье,
Где рождается родник,
Меж корней живет старик.
Он неслыханно богат,
Он хранит заветный клад...
Из-за ствола ели кто-то выглядывает и тут же исчезает. Петер успевает это заметить.
Господин стекольный мастер! Где же вы? Будьте так добры, не дурачьте меня! Господин Стеклушка! Если вы думаете, что я вас не видел, то изволите глубоко ошибаться. Я отлично видел, как вы выглянули из-за дерева.
Из-за ели слышится смешок, похожий на звон бьющегося стекла.
Погоди же! Я тебя поймаю!
Петер бросается за дерево, но там никого нет. Только маленькая пушистая белочка с роскошным хвостом молнией взбегает вверх по стволу.
ГОЛОС. Ах, глупый, глупый угольщик Петер Мунк! Не может придумать такие простые слова! А еще родился в воскресенье, ровно в полдень! Как там дальше, Петер! Подбери только рифму к слову «воскресный», а уж остальные слова сами придут!..
ПЕТЕР. Говорящая белочка! Да тут дело нечисто!
Петер бросается бежать со всех ног от этого жуткого места.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
В хижине дровосека Каспара. За окном сверкает молния. Слышатся удары грома, шум дождя, свист ветра, треск ломающихся и падающих деревьев. Каспар, сидя в кресле, покуривает длинную трубку. Его дочь Лизбета сидит за прялкой у лучины.
ЛИЗБЕТА. Ох, господи, как страшно! Отец, посмотрите, какая непогода за окном!
КАСПАР. Да, к вечеру в лесу разыгралась буря.
ЛИЗБЕТА. Столетние ели сгибаются чуть не до земли. А слышите, отец, как они жалобно скрипят?
КАСПАР. Никому бы я не посоветовал выходить в такую пору из дому. Кто выйдет, тому уж не вернуться живым. Нынче ночью Михель Великан рубит лес для своего плота.
ЛИЗБЕТА. Голландец Михель! Хозяин Шварцвальдского леса!
КАСПАР. Будь проклят такой хозяин! В такую ночь, как нынешняя, Михель Голландец рубит и ломает старые ели там, на вершине холма, где никто не смеет рубить. Мой отец, твой дед, однажды сам видел, как он, словно тростинку, сломал ель в четыре обхвата. В чьи плоты потом идут эти ели, я не знаю. Но каждый корабль, в который попадает такое бревно, непременно идет ко дну. А все дело в том, что стоит Михелю сломать на холме новую ель, как старое бревно, вытесанное из такой же горной ели, трескается или выскакивает из пазов, и корабль дает течь.
ЛИЗБЕТА. Так вот почему мы так часто слышим о кораблекрушениях.
КАСПАР. Да, если бы не Михель, люди странствовали бы по воде, как посуху, уж поверь моему слову, дочка. А будь я на месте голландцев, то платил бы за такой лес не золотом, а картечью. А самого Михеля, попадись он мне, я бы приказал расстрелять из пушки.
ЛИЗБЕТА. Что вы, отец! Не говорите так, а то накличете беду. Вдруг он сейчас бродит где-то рядом с нашей хижиной и все слышит.
КАСПАР. Я это раньше говорил и теперь повторю, хотя бы он сам заглянул вот в это окошко, виной всему Михель. От него все беды и пошли.
Раздается стук в дверь.
ЛИЗБЕТА (вздрагивает). Ой, чур меня! Это он – Михель! Я же говорила!
ГОЛОС (за дверью). Откройте, добрые хозяева!
ЛИЗБЕТА. Молчите, отец, не откликайтесь!
КАСПАР. А вдруг это не Михель, а какой-нибудь запоздалый путник. Не можем же мы оставить его на ночь в такую непогоду у дверей. Кто ты: лесной дух или человек?
ГОЛОС. Человек! Ради бога, впустите! Я заблудился.
КАСПАР. Вот видишь! Злые духи никогда не поминают имя бога. Открой дверь.
Лизбета осторожно подходит к двери, открывает ее и впускает Петера.
ЛИЗБЕТА. Петер!
ПЕТЕР. Лизбета! Вот так удача! Никак не ожидал, что попаду в твой дом.
ЛИЗБЕТА. Я, признаться, тоже никак не думала увидеть тебя в такую пору в этой части леса.
КАСПАР. Я вижу, вы знакомы. Ну, что ж, Лизбета, приглашай своего ночного гостя в дом, да накрывай на стол. Подай нам на ужин остатки глухаря, да принеси по кружке яблочного вина.
Лизбета ставит на стол еду и вино. Петер подсаживается к столу.
ПЕТЕР. Я, кажется, вас чем-то напугал?
ЛИЗБЕТА. Да, немного. Я решила, что ты – Михель.
ПЕТЕР. А кто такой Михель?
КАСПАР. Вы, должно быть, нездешний, если ничего не слышали о нем.
ЛИЗБЕТА. Век бы о нем не слыхать!
ПЕТЕР. Нет, это интересно. Хозяин, я прошу вас, расскажите.
КАСПАР. Ну хорошо, я расскажу вам, что знаю сам и что дошло до нас от наших отцов и дедов. Лет сто назад – так, по крайней мере, рассказывал мой дед – не было на всей земле народа честнее шварцвальдцев. Теперь-то, когда на свете завелось столько денег, люди потеряли стыд и совесть. Про молодежь и говорить нечего – у той только и дела, что плясать, ругаться да сорить деньгами. А прежде было не то. И как там не поверни, а все беды у нас пошли от него. Так вот, значит, лет сто тому назад жил в этих местах богатый лесоторговец. И вот однажды приходит к нему наниматься какой-то парень. Никто его не знает, но видно, что здешний – одет как шварцвальдец. А ростом чуть не на две головы выше всех – настоящий великан. Лесоторговец сразу сообразил, как выгодно держать такого работника. Он назначил ему хорошее жалование, и Михель (так звали парня) остался у него. Прослужив с полгода, Михель явился к хозяину и говорит: «Довольно нарубил я деревьев. Теперь охота мне поглядеть, куда они идут. Отпусти-ка меня, хозяин, разок с плотами вниз по реке». «Пусть будет по-твоему,- сказал хозяин,- Хоть на плотах нужна не столько сила, сколько ловкость, но я не хочу мешать тебе поглядеть на белый свет. Собирайся!». И вот плотогоны пришли в Кельн, где обычно продавали свой лес. Но тут Михель сказал им: «Ну и сметливые же вы купцы…
МИХЕЛЬ. «Ну и сметливые же вы купцы, как погляжу я на вас. Что ж вы думаете – здешним жителям самим нужно столько леса, сколько мы сплавляем из Шварцвальда? Как бы не так! Они его скупают у вас за полцены, а потом перепродают втридорога голландцам. Давайте-ка мелкие бревна пустим в продажу здесь, а большие погоним дальше, в Голландию, да сами и сбудем тамошним корабельщикам. А что мы выручим сверх обычного – то пойдет в наш карман».
КАСПАР. …то пойдет в наш карман».
ПЕТЕР. И что же, все было сделано точь-в-точь по его слову?
КАСПАР. Да, долго уговаривать сплавщиков ему не пришлось. Правда, нашелся среди них один честный малый, который убеждал их не обманывать хозяина, да они его и слушать не стали и сразу позабыли его слова, только Голландец Михель не позабыл. Плотогоны погнали хозяйский лес в Роттердам и там продали его вчетверо дороже, чем давали им в Кельне. Во всю жизнь не случалось им видеть столько денег. Головы у парней закружились, и пошло у них такое веселье, пьянство, сквернословие, картежная игра! С ночи до утра и с утра до ночи… Словом до тех пор не возвратились они домой, пока не пропили и не проиграли все до последней монетки.
ЛИЗБЕТА. А что сталось с тем честным малым?
КАСПАР. Голландец Михель продал его торговцу невольниками, и о нем не было больше ни слуху ни духу. С той поры голландские кабаки стали казаться нашим парням сущим раем, а Михель Великан (его стали после этого путешествия называть Михель Голландец) сделался настоящим королем плотогонов. Он не раз еще водил наших парней в Голландию, и мало-помалу пьянство, игра, крепкие словечки – словом, всякая гадость перекочевала в эти края. А когда вся эта история вышла наружу – Голландец Михель исчез. Искали его, искали – нет! Пропал – как в воду канул…
ПЕТЕР. Помер, может быть?
КАСПАР. Нет, знающие люди говорят, что он и до сих пор хозяйничает в здешнем лесу.
ЛИЗБЕТА. А правда, что, если его как следует попросить, он поможет разбогатеть?
КАСПАР. Богатство он дать, конечно, может. И, говорят, помог уже кое-кому. Но не желал бы я оказаться в шкуре такого богача, будь это хоть сам Иезекиил Толстый, или Шлюркер Тощий, или Вильм Красивый.
ПЕТЕР. Почему?
КАСПАР. Идет молва, что деньги он дает не даром, а требует за них кое-что подороже всяких денег.
ПЕТЕР. Разве есть на свете то, что может быть дороже денег?
КАСПАР. Видимо, есть. Но больше я об этом ничего не скажу. Вот что рассказывали наши деды о Голландце Михеле, и кто знает, что в этих россказнях правда, что сказка? Буря за окном улеглась, пора и нам укладываться на ночлег. Лизбета, постели гостю на лавке да вместо подушки дай ему под голову мешок с листьями.
Лизбета расстилает для Петера на лавке под окном постель.
ПЕТЕР. Спасибо. Спокойной ночи.
ЛИЗБЕТА. Спокойной ночи, Петер.
КАСПАР. Приятного сна.
Каспар и Лизбета уходят в соседнюю комнату. Петер устраивается на лавке и быстро засыпает.
|
|