Неправильный выбор.
Я заприметила его ещё в самолёте. У него было злое, недовольное лицо. Казалось, чего бы тебе быть недовольным, когда ты на халяву летишь в Израиловку на 2 недели. К тому же, он был единственный блондин на борту самолёта, кроме меня. И он, как и я пил не вино, как большинство, а виски с колой. Его льдисто голубые глаза пробежались по салону и остановились на моих ногах, а вернее на тату на щиколотке. На его бицепсе чернела свастика. И это в самолете, полном евреев и с 2-мя рабби на борту! Прямо фильм «Фанатик».
Потом он отвернулся, а я заснула. Я летела за границу через месяц после своего замужества. Но без мужа. Мы жили в Москве, мне было 23 и жизнь казалась прекрасной. Ровно через три года всё изменится в худшую сторону на 180 градусов, но это потом…А тогда – голубое небо и радость от того, что я, девочка из глубокой провинции, без копейки денег в кармане, прорвалась. Впрочем, отсутствие денег меня не беспокоила – я была хорошенькой, и в салоне половина мажоров пялились на мою смазливую мордочку. Так что найду кого-нибудь, и буду разводить...Мне не в первой.
В Тель-Авиве нас погрузили в автобус, со мной сел какой-то смазливый пацан, который мне вовсе не нравился и мешал смотреть в окно. Тронулись. В автобусе заиграл «Смеш Маут». Я обрадовалась, но публика не очень. И под протест большинства, музыку выключили, к моему великому сожалению. Тут недовольный подошёл забирать кассету. Лицо его было ещё более злым, а губы кривились влево, как я люблю. Он взял кассету и стал протискиваться в задние ряды.
- Эй, - позвала я. – Это твоя кассета?
- А тебе какое дело? – огрызнулся он.
Я взбеленилась:
- Ты чего мне хамишь? Ты что думаешь, самый умный тут? Так я тебя разочарую, по виду так и не скажешь. Что ты на меня уставился, как баран? Шуруй отсюда.
Я отвернулась. Автобус с интересом выслушал мой монолог.
- Ну..ты..и стерва, - то ли зло, то ли восхищённо произнёс голубоглазый и поплёлся на своё место.
Неудачное знакомство, отметила я. Но не расстроилась – за окном брезжил Израильский закат, пальмы тянулись в жарком мареве в небо. Мне было хорошо и весело. Только денег в кармане – 10 баксов. Правда нас кормили и поили бесплатно – от ортодоксов-хаббатников. Я, чисто русская девочка, выйдя замуж за еврея, затесалась в эту толпу и чувствовала себя просто превосходно. Как я их всех надула! И никакой хамоватый скинхед, пусть даже симпатичный, не мог мне настроения испортить.
Первой остановкой на пути в отель в Тверии стал какой-то супермаркет посреди пустыни. Естественно, все туда повалили. Я закурила и присела на обочину. Скин тоже закурил, и, сощурив глаза, стал меня разглядывать.
-Глаза не сломай. – фыркнула я. Бросила бычок, одёрнула джинсовую юбку и почапала в супермаркет.
Конечно, там с моими деньгами особо не разгуляешься, но за просмотр денег не берут. Я остановилась напротив баночек с вишнями. Знаете, такие, как в «Баскин Роббинс». Я их очень люблю, а в России их почти не продавали тогда. Стою я, смотрю на банку и попутно думаю, что неплохо бы выпить ещё колы. И тут сзади меня в зеркале отражается белобрысая голова. Я не оборачиваюсь.
- Эй, умная, - говорит он. –Может, угостит тебя чем-нибудь.
Я повернулась. Лицо неправильное, все черты скошены. Красная майка, линялые джинсы, рюкзак за плечами и арамейские ботинки в такую жару! Лет 25 на вид, не ботинкам, ботинкам чуть поменьше. В общем, странный, а для меня странность, что для мухи мёд.
-Угости, коль не шутишь, - а сама улыбаюсь, ямочки на щеках демонстрирую.- Вон, вишнями.
Тут он спокойно берёт банку, суёт себе в карман, хватает меня за руку и тащит на выход. Я обалдела, но молчу.
- Да ты не бойся, у них «пищалок» нет. – успокаивает. – Меня Андрей зовут, а ты у нас кто?
- Я и не боюсь, - фыркнула я. - Я так и сама могу, а зовут меня Ларсон.
- Как?
-Ларсон, так и зови.
Вышли мы спокойно из магазина на жару. Он полез в рюкзак, достаёт батл вина:
- Будешь?
Я киваю. Тут нас погнали в автобус. Он меня посадил рядом с собой, сзади. Там сидели все придурки потока: Гена с ирокезом рыжих волос, Маша –парашютистка и клептоман Яша. И один приличный еврейский мальчик – Серёжа, в жёлтой майке и кипе. Он как-то странно на меня посмотрел и обратился к Андрею:
-Привёл?
-Привёл, но не про твою душу, - оскалился тот, -садись. Я тебя в самолёте заметил. Уж больно ты не похожа на остальных. Только, когда ты на меня на орала – понял, свой человек.
- А я –когда ты вишни спёр!
Я хлебнула тёрпкого красного вина. И тут он меня поцеловал. Резко, грубо, и положил руку на колено.
-Хамло! – отозвалась я, но руки не убрала.
В Тверию весь задний состав автобуса приехал в изрядном подпитии. Нас расселили по номерам. Причем Андрей, Сергей и Яша, как самые странные, поселились в одном номере. Вечером я отправилась ночевать к своим девочкам, изрядно всех удивив. Так как секс в автобусе прямо ощущался в воздухе.
Словом, я начала с ним тусить, на завтраке – вместе, в бассейн – тоже, вечером - понятное дело. Но без секса. Он, видно, недоумевал, но помалкивал. И постоянно воровал мне вещи в магазинах – кольца, текилу, сигареты, соки. Денег, у него, как выяснилось, не было, тоже. Он, как и я собирался, подснять богатую девочку, но тут я появилась и все планы испортила. В общем, он в меня влюбился – со мной всегда так, раз – и готово. А долгие раскачивания – не для моей жизни. А называл он меня не иначе как стерва, или сука, но мне это очень нравилось.
Едем мы в автобусе на Массаду,мои ноги, загоревшие в тёмное золото, лежат на его коленях. Он их гладит и периодически мы целуемся. За спиной – грустно-завистливый взгляд – мальчика в жёлтой майке и кипе. Говорим о кино, о «Хороших парнях», о «Таксисте», видно, что ему Де Ниро очень нравиться. И тут он смотрит на меня в упор своими льдистыми глазами:
- Почему ты со мной не спишь? Ты же знаешь…как я
- Что знаю? -невинно спрашиваю я, а сама глажу его джинсовое бедро.
- Не будь сукой.
- А тебе нравится, что я сука.
Он цыкает, отводит глаза:
- Мне 27 лет, и я не видел ничего похожего на тебя.
-Ох, не будь банальным, я это слышала миллион раз…Придумай мне что-нибудь новенькое, - веселюсь я. Нет, он мне определённо нравится.
- Блин, ну ты стерва, -разозлился он и махом скинул мои золотые ноги в босоножках «стрендж» на пол. Встал и пошёл по проходу к тупой, очень богатой и очень красивой барышне, которая к нему всё время липла. Карие глаза Бемби, игрушечное личико и золотая кредитка…
Я от ревности чуть не задохнулась. Закусила только что целованные им губы. Сделала хорошую мину при плохой игре. Мы и не такое терпели. Переживём…
Но, блин, знает, как ужалить, впрочем, мужчины, которые не жалят, мне не интересны. Такая я вот дура. Тут ко мне подсаживается Серёжа, неуклюжий в своей жёлтой майке и широких легких брюках.
- Поругались?
- Да нет, так ерунда…А тебе что?
- А ты не понимаешь?
Я глянула на него с укором. Он младше меня на 4 года, приличный до противности. А я у нас – bаd girl. Чего ж ему надо.
- Слушай, тут полный автобус барышень…
- Нет, это не барышни, это куклы. Думаешь, я себе куклу склеить не могу? Только с куклой что, сунул, вынул и пошёл…
- Господи, от тебя такое слышать…- я аж покраснела и по внимательнее на него уставилась. Все эти дни он незримой тень ходил за мной, даже на фотках его тень мелькает рядом. Загорелая кожа, карие еврейские глаза, маген-давид на шее. – Посмотри на меня, я ж типичная гойка.
- Мне это не важно, – он смотрел на меня мудрым взглядом своего народа. - Ты не с кем здесь не спишь. Единственная, одно это вызывает уважение. Во-вторых, ты единственная умная девушка из всей этой толпы. И жутко сексуальная. Ты что краснеешь? Тебе этого не говорили?
Как это ни парадоксально, не говорили…
- Ты – прелесть, - он расхохотался, и пол автобуса обернулась на нас. Причём мой скин тоже. Он оторвался от своей пышногрудой красотки и недоумённо уставился в мою сторону. И лицо у него стало белым.
А мальчик в дурацкой кипе вдруг превратился в мужчину и под его ореховым взглядом оплавились мои внутренности.
- Вокруг тебя всё светиться и надо быть полным дураком, чтобы этого не увидеть…
Но дурой чувствовала себя я, мне было ужасно стыдно и неловко, за то, что я так мерзко и безразлично себя вела в эти дни, тасовалась у них в номере, пила за двоих, зажигала с Андреем, а он на это смотрел. От стыда я теребила джинс своей ставшей вдруг слишком короткой юбки. Спасло меня то, что мы приехали к Мёртвому морю.
Вокруг – белое сверкание под голубой водой, но сама вода – горячая. Я скинула голубые босоножки, которые меркли перед небом и морем, и вошло в воду. На берегу почти никого не было, а наша группа расселась за столиками в тени странных, корявых деревьев – пить. Жажда в этой стране становится навязчивой идей.
А я вошла в солёный концентрат. Горячая вода затопила мои колени. И я вспомнила, как ровно ночь назад мы в одежде метались по берегу средиземного и Андрей целовал меня в окружение сияния брызг. И тяжёлый карий взгляд за спиной.
- Ты моё терпение испытываешь, - прошипел голос за спиной. Я обернулась. У Андрея дрожали губы и глаза, цвета моей юбки и неба над нами, превратились в щёлочки.
- Я не понимаю, о чём ты говоришь, - проговорила я таким тоном, что вода должна была покрыться коркой льда. Он схватил меня за руку и тряхнул.
- Ты меня так довела, что я тебя даже больше не хочу! – бросил он и пошёл к своей Барби в леопардовом сарафане.
- Скотина, -прошипела я.
Потом мы ходили на Массаду, я в плохом настроение, Сергей рядом со мной, а этот урод – всё с той, леопардовой. Она была такая красивая и богатая, что мне становилось обидней вдвойне. Ну, думаю, я тебе покажу, как меня не хотеть. Ты на всю жизнь, тварь, запомнишь.
Ужинали мы все вместе в огромном холле отеля, на этот раз в великолепном, неземном Иерусалиме. Это был последний вечер перед отлётом домой.
Я достала свою длинную синюю льняную юбке, с разрезами по бокам почти неприличной длины, босоножки на платформе, белую блузку в хиповом стиле. Так, что мои татуировки просвечиваются, а соски натягивают ткань. На щиколотку – серебряную цепочку. Выгоревшие в бледное золото волосы накрутила локонами и сверху одела ажурную шапочку в тон юбке. Она кружевом закрывала лоб и глаза становились просто изумрудными. Накрасилась, что со мной не было за всю поездку. Ну и духи мои любимые – «Happy». И когда я спустилась в холл, мужики выставились на меня, а мальчики нашей группы, которым, я и так нравилась, стали звать то в бар, то к себе в номер.
Я села за наш столик, прямо напротив него. Он оторвался от тарелки и улыбнулся. Вся странная компания – Яша, Сергей, Гена, Маша и куратор группы, друг моего мужа, кстати, тоже перестали есть.
Я улыбнулась, наклонилась и произнесла в полголоса:
- Ну, мистер, ты по-прежнему меня не хочешь?
Он отложил вилку, скрестил сильные руки на груди и громыхнул на весь зал:
- Я б тебя трахнул прямо на этом столе.
Зал умолк. Казалось, все перестали жевать и дышать. Я встала и гордо вышла из зала. И он пошёл за мной. А леопардовая барышня кусала салфетку, сверля мою прямую спину взглядом побитой коровы.
Мы молча доехали до его номера в лифте, молча вошли. Я так же безмолвно разделась и легла на кровать. В шапочке и цепочке на щиколотке. За стеной тысячью огней горела душная, израильская ночь. А потом был кошмар. Более жуткого секса в моей жизни не было никогда. Он кончил через 3 минуты и прошептал мне в локоны:
- Я тебя люблю.
Я выскользнула, безмолвно и бесшумно оделась, и, выходя, бросила с максимальным равнодушием:
- Это было ужасно.
Месть свершилась, я ликовала, но разочарование сильно портило настроение. Так я села в холле и закурила. И через полчаса ко мне подсел Сергей, глянул на моё бедро в разрезе юбки, осуждающе – на руку с сигаретой. Рукава упали до локтей и на руках белели шрамы – следы забытой ненависти к себе, отметины прошлого отчаянья.
-Чего тебе? – недружелюбно отвязалась я и инстинктивно одёрнула рукава. Нечего смотреть на чужую глупость…
- Ничего не хочешь мне рассказать, девочка? – его голос был стальным, что совершенно не вязалось с его детским лицом.
- Нет! – рявкнула я.
- А если подумать? – лицо застыло маской, словно это и не его лицо. Только карие глаза сталью скрежетали по моей совести.
- Знаешь что? Иди к своему придурковатому соседу по номеру, и оставь меня в покое. – я сделала попытку встать, но тут же осела под карим льдом.
- А я только оттуда. Может тебе интересно, что с моим соседом? – издевательски произнёс он.
-Нет, - и что-то нехорошее зашевелилось у меня в животе.
- Вставай, дорогая, иди и взгляни на своё творенье. Вставай, умница…- голос принадлежал совершенно другому человеку – жёсткому и безжалостному в своей правоте.
Я вжалась в кресло и затрясла головой:
- Он обидел меня…
-Да, поэтому он сейчас резал себе вены, вылакав батл водки? У нас вся ванна, точно после теракта. Или словно в абортарии…
Я остолбенела. Заморозилась в этом кресле, только руки предательски задрожали.
-Ну, тебе это нравиться?- его глаза сверлили меня насквозь.
- Да, блин, нравиться, - заорала я, вся вытянувшись в струну, ладони моментально взмокли. - Он меня вынудил с ним переспать…просто вынудил, я этого не хотела, а сам – полный ноль. Я в этом, что ли виновата? Он всё испортил. Своей самоуверенностью, и раз он такой слабак, пусть хоть на хрен зарежется. Зарежется, задохнется…- и я расплакалась. Впервые за три года. С тех пор, как мне изменила моя первая любовь.
Он задумался, вдруг сел на подлокотник моего кресла и обнял меня.
- Маленькая, глупая девочка, -ласково зазвучал его голос у моего трижды проколотого уха, - сильная, злая девочка. Ревнивая, мстительная девочка. Зачем он тебе нужен? Он оболочка. Ты любишь оболочки, девочка? Не думаю, но оболочки почему-то выбирают тебя. Возможно, потому, что ты – вся наполнена жизнью. Они её просто высосут когда-нибудь. И я не смогу тебя защитить, моя девочка.
- С ним всё в порядке? – всхлипнула я.
- Да, моя девочка…Просто декомпенсация собственного провала…Пьянь и пара царапин. Знаешь, мы потеряли кучу времени. И с каждой секундой его становиться всё меньше, девочка…Я могу сказать, что люблю тебя с первой минуты, и мне всё равно, что ты сочтёшь это банальным… И что я хочу тебя навсегда и это не возможно. И что тебе было бы со мной хорошо…Ты – удивительная девочка.
-Пошли ко мне?- прошептала я.
- Я тоже вынуждаю тебя спать со мной? – невесело усмехнулся он.
- Нет, наоборот.
Он взял меня за руку и выпустил её только в Шереметьево. А ночь у меня была фантастическая, и мне так жаль потерянного времени и собственной слепоты. Он писал мне. Но я была замужем, и его мудрость и сила напугали и очаровали столь сильно, что я не ответила…
|
|