Осень! Одно слово и тысяча мыслей! Все листья как листья, одни радуются, что скоро ветер сорвёт их с материнских веток и не понимают, что это верная смерть. Другие, что поумнее, боятся и дрожат от ужаса перед этой земной смертью. Но я совсем необычен: для меня осень – это символ свободы. Мать-клён, конечно, дорога мне, но летать так же свободно, как бабочки, как птицы, как пушинки растущих внизу цветов… для меня это так заманчиво. Прости, мама, но я хочу на волю.
Я смотрю на летящую пыль, и причудливые клубы напоминают, если хорошенько задуматься, пушистые и легкомысленные облака моей весны… моей, потому что я родился тогда.
Я появился на свет из такой малюсенькой почки, что порой не верится, как я мог в ней поместиться. Я был таким крохотным, когда в первый раз раскинул в разные стороны салатовые пальцы. Ветер ласково прошёлся по ним, играя, я засмеялся, и засмеялись все мои братья вокруг: он щекотал нас.
Первые дни моей жизни были наполнены ярким светом, вкусными соками из тела матери, теплом и мягкими песнями ветра. Мы ему подпевали, но хор получался нестройный, это очень смешило ветра. Он образовывал вихрики, забавляясь с нашими слабыми телами.
Я подрос, мы все подрастали, стал крупнее и уже видел не только соседей по ветке, но и многих с другой стороны дерева.
Однажды, это было утром, я очнулся от сладкой тёплой дрёмы, потому что почувствовал странный озноб. Я увидел, как мои нежные жилки покрываются белой изморозью, как я становлюсь седым. Я хотел закричать, но был парализован. Молчали и мои соседи, и ветер. И солнце словно забыло, что уже давно пора вставать. Это, наверно, был один из самых жестоких и страшных дней в моей жизни. Холод пронзил меня насквозь, я чувствовал безумную боль, и ничего не мог поделать.
Солнце так и не взошло. Я терпел, но чувствовал, что в следующую секунду погибну. Небо было серым и угрюмым. И ветра не было. Мой брат, совсем рядом, в какой-то момент всхлипнул и скрючился от боли. Позже, во время ливня, он пропал навсегда.
Но сейчас, увидев его потемневшее тело, я понял, что должен держаться до последнего. Когда, наконец, стемнело, подул ветер. Я ощутил его прикосновенье, и только. Я был холоден, как лёд. Ветер продолжал гладить моё помертвевшее тело, но я перестал доверять ему. Он предал меня, всех нас своим отсутствием в тот день. Но он продолжал греть и массировать нас, и делал это так нежно…
Я был упрям. Другие листья тоже не сдавались. Наступило утро, и в помощь ветру взошло солнце. Щедрыми горячими лучами оно осыпало всех нас поцелуями, и половина всех моих братьев растаяли и ожили. Правда, часть их осыпалась, не выдержав перехода от холода к счастливому теплу.
День вступал в свои права и через некоторое время все, кроме десятка самых гордых, и я в их числе, радостно улыбались и пели нестройным хором вместе с ветром. Раскалённые лучи достигали моего сердца, заставляли его мучительно сжиматься и вызывали желание сбросить с себя это ужасное оцепенение, тем более что иней давно уже сошёл. Но гордость не позволяла этого.
Глядя на счастливых соседей, мной начинали овладевать сомнения, но теперь почему-то казалось неудобным присоединяться к их веселью. Я тяжело вздохнул, и в этот момент пошёл дождь. Первый дождь в моей жизни. Тёплый, живой, щекочущий, он струился по нашим телам, вызывая вопли восторга. Я был в экстазе, не просто сбросил свой временный паралич, но чуть не выпрыгнул из своего тела вообще! Вот тогда-то мной и овладела мечта о свободе и полёте.
Лето… Сплошное удовольствие, чередующееся безумной радостью, крадущимся страхом и желанием летать, летать и летать целую вечность.
Дожди были часты, и все были разные. Прохладные и горячие, тихие и бурные, они проносятся в моей памяти, и я хорошо помню каждый. Они управляли моим настроением, я был печален, я горел желанием – конечно же, желанием летать, испытывал тихую радость, и ненависть.
Да, такое чувство тоже было. К счастью, только один раз. Была унылая изморось, небо низкое и угрюмое, как в то кошмарное утро весной. Было страшновато, всё время казалось, что снова наступит жуткий холод, и я снова поседею за один час. Вот так висел я, ёжился потихоньку, иногда подталкивая под бок соседа, ища поддержки.
Под наш клён подошли двое людей. От них обоих исходили отрицательные эмоции: от одного - неприязнь, недоверие и лёгкий страх, от другого – злость, ненависть и решимость. То, что сейчас произойдёт что-то плохое, я понял по тому, как задрожали все мои братья, как безысходная печаль прокатилась по матери. Я понял также и то, что хочу любым способом предотвратить это.
- Нет! – крикнул я.
- Нет! Нет!
- Нет! Не надо!
- Не смей! Зачем?!
- Ты что! Почему?! Нет! – раздались тут же крики со всех сторон. Но люди не слышали. Блеснул нож, один человек упал, а другой вытер клинок и ушёл.
Мать дрожала крупной дрожью. Соседи рыдали. Кто-то, не выдержав, сумел оторваться от ветки и понёсся вниз. Аккуратно приземлившись на лицо погибшего, он сотрясался мелкими рыданиями.
- Почему?.. – спросил я мать.
- Это люди, - с безысходной горечью ответила она, - они не слышат нас, они не слышат никого, кроме самих себя. Так редко находится человек, который понимает наши слова и песни. Береги таких людей. Они – единственные, для кого нам стоит существовать, не считая животных, чьи тела питают нас.
Может, я плохо понял её, но в тот же миг я почувствовал ко всему человечеству огромную ненависть. Она была столь велика, что на две недели заглушила прочие чувства. Мало того, из-за пережитых волнений я побагровел, стал таким же красным, как и кровь на том бедняге.
Я стал замечать других людей под деревьями. Раньше я смотрел только в небо, на соседей, на бабочек, на птиц, и снова на небо; теперь мой взгляд невольно обращался вниз и обнаруживал там новых и новых убийц. На моих глазах больше никто никого не убивал, но я знал – все они способны на преступление.
Так проходили дни. Мои соседи если и не забыли того случая, то определённо перестали об этом думать. Они снова запевали нестройным хором песни, играли с ветром. Как они легкомысленны!
Я видел, как люди давили ногами насекомых, бродили по траве, придавливая слабые стебельки к земле, и не понимал, как они вообще могут существовать. Я ненавидел. Одна багровая капля среди зелёного озера клёна. Я ничего не мог против них сделать. Но и не думал о том, чтобы причинить им вред. Просто ненавидел.
Как-то моя мать ласково прошептала:
- Их нельзя уничтожить. Но можно исправить. Ты не такой, как все. У тебя может что-то получиться.
Такие слова заставили меня задуматься. Я взглянул вниз и увидел девочку. Этакую крошку лет двенадцати, с рыжими кудряшками. От неё шло спокойствие и нежность. Что удивляло: нежность не к кому-то или чему-то конкретному, а ко всему на свете. К небу, облакам, солнцу, деревьям, земле, траве, насекомым… Немного удивления, одну мысль мне даже удалось уловить: «Как мир может быть настолько прекрасен?»
Странная какая-то девочка. Но она мне понравилась. Да и не только мне, все листья зашептали что-то ласковое. Она бродила по дорожкам из гравия, что-то напевала под нос. Любовалась вершинами клёнов, не задерживаясь ни на чём взглядом, пока не заметила в тёмно-зелёной кроне яркое красное пятнышко: меня. Все мы видели, как удивлённо поползли её брови вверх, как приоткрылся хорошенький ротик, и все мы услышали её слова:
- Какая красота…
Она долго стояла и просто смотрела на меня, а я на неё. Потом она закрыла рот и ушла. А я понял, что влюбился.
Столько, сколько мог, я провожал её взглядом. Когда же она, наконец, скрылась из виду, я тихонько вздохнул. Меня несколько насторожило то, что остальные листья также опечалились её уходом. Нервно усмехнулся: было бы забавно, если и они тоже влюбились в неё. Но нет, уже на следующий день они пели и веселились. В отличие от меня. Я ждал её. Грелся в солнечных лучах, даже почувствовал, как немного щекочущий материнский сок проникает в прожилки, придавая им зелёный цвет. Я ждал её, волновался почему-то, но мать сказала, это нормально. Она не пришла. Солнце закатилось, ветер пожелал спокойной ночи и затих.
Целый месяц я любил её и каждую минуту ждал её появления. Но она больше не приходила. Чувство моё не уменьшалось. Однажды ночью у меня начался бред. Я молчал, но мысли у меня были горячие и беспорядочные, я не понимал ничего из них, только в центре видел эту девочку, да вокруг неё огромные капли дождя. Всё плыло, кружилось и сводило с ума. Я проснулся от холодных прикосновений воды. Начинался ливень.
Дул тревожный ветер, низкие тучи освещались заревами молний, листья волновались. Грянул гром, и словно море опрокинулось на нас. Столько воды я ещё никогда не видел и не чувствовал. Когда льёт дождь, уже приятно, как струйки стекают по телу и щекочут, но когда это шикарный ливень… ощущения невозможно передать словами. Моя болезнь тут же прошла, я жадно впитывал в себя это удовольствие от прикосновений тяжёлых капель.
Ещё немного – и я не мог больше сдерживать крики наслаждения. Мне начали вторить другие. Ветер был уже не тревожным, а яростным и беспощадным, он в исступлении срывал моих братьев с веток, разрывал их на части, но в безумном экстазе мало кто замечал боль. Я не пострадал той ночью, ни кусочка не оторвал от меня ветер. Но я понял, что нет ничего дороже свободы и дождя.
Утро было горячим, пар поднимался со всех сторон, пронзительные лучи зари сияли радугой в наших мокрых боках, в такой же мокрой траве, в лужах на дорожках. Могу с уверенностью сказать, что это было самое красивое утро моей жизни. Было жарко, и все мы немного задыхались, но после такой бурной ночи всё равно чувствовали себя прекрасно.
Много листьев полегло тогда. Их бледные зелёные тела лежали везде, куда только падал взгляд. Немало из тех, что остались на ветках, были порваны. Сок сочился из открытых ран. Но никто не жаловался. Ночь была чудесной, бурной и никто не жалел о прошедшем. Как я любил свободу!! Теперь я был готов отдать за неё всё, что имел: свою жизнь и… да в общем-то больше ничего у меня и не было. Я мечтал о том, чтобы нестись на крыльях ветра по этому пронзительно голубому небу, чтобы с каплями дождя падать на землю и причинять кому-то столько же радости, сколько дождь причиняет мне. Я мечтал. Потом я захотел этого так страстно, что ни минуты не мог повисеть спокойно, я раскачивался из стороны в сторону, даже когда не было ветра, я едва не стонал, когда его порывы касались меня. Мать, заметив моё беспокойство, мягко прошептала:
- Умерь свой пыл. Скоро придёт осень, и я отпущу тебя на свободу.
С тех пор я ждал её. Одно слово и тысяча мыслей…
Я ждал её, но не знал, как узнать её. Мать загадочно молчала. Я напряжённо всматривался в небо, искал ответ в прикосновеньях ветра. Мне казалось, что осень – это совершенно сумасшедший ветер, что это безумный дождь и солнце, прыгающее по небу, как ненормальное: вечер – утро – вечер – утро…
Нет, всё оказалось совсем не так. Просто однажды лёгкие порывы ветра стали чуть прохладнее. Потом ещё. И ещё. Тревога овладевала всеми нами. Становилось всё холоднее и холоднее. Ветер не усиливался, дождь не начинался, даже какое-никакое солнышко светило. Воздух напоминал тот, который был в то далёкое и почти забытое весеннее утро. Но мы были уже не такие молодые и нежные и стойко терпели. Потом пошёл холодный дождь. Пронизывающий насквозь, чуть ли не липкий, он заставлял нас дрожать. Кому-то этого хватило, и он сорвался с ветки. Упал в сырую траву.
Ветер дунул сильнее, и остальные братья посыпались один за другим, со всхлипом они отрывались и неслись вниз. Капли измороси барабанили по ним – наверно, очень неприятно. Это было очень печально наблюдать: как погибают те, с кем столько времени провёл вместе, как ветер, ранее столь нежный и заботливый ведёт нас к смерти, но в то же время я понимал, что это необходимо. Мать тепло прошептала:
- Это только круг жизни, всё, что рождается, погибнет.
Зашептались, заволновались остальные листья. Они не хотели умирать. Кто-то, лихо отряхнувшись, сам отделился от ветки и, падая, воскликнул:
- Зато я жил!
Я хмуро подумал, что он прав. Мы жили, радовались, пели, наслаждались и за это можно отдать жизнь. Но своей цели я так и не достиг. Я не летал. Я не был частицей ветра. Но и жизнь моя пока при мне.
Так, под унылым дождём и не менее печальным листопадом прошли несколько дней. Потом тучи ушли, и выглянуло солнце. Сразу стало теплее, многие обрадовались – наконец-то всё станет по-прежнему – но ничто в этом мире не возвращается просто так. Мать очень, очень мало давала нам соков. Сосед мой за несколько часов сменил свой цвет с изумительно зелёного на яркий жёлтый. Я был просто поражён такой переменой. Огляделся – и увидел, что зелёное озеро превратилось в золотой остров с редкими вкраплениями зелёного. Красиво… и пугающе.
Солнце грело. Мало-помалу я перестал думать об этих изменениях, отдавшись лучистому теплу. Ветра не было. Люди в изобилии бродили под нами и восхищались красотой осени. На миг мне показалось, что они подобрели, что они больше не убийцы, но раздавленный жук среди песка резко вернул меня к изначальной точке зрения.
Ночь была очень холодной, опали ещё несколько десятков братьев, но день наступил вновь такой же приятный. Ближе к вечеру в парк была девочка. Та, милая и замечательная, в которую я был влюблён летом. Сейчас я был очень рад её видеть, закачался, привлекая внимание. И она меня заметила! Мало того, она воскликнула:
- А! Тот самый!
Дунул резкий ветер, сводя с ума своей неожиданностью и немного грубоватой лаской. И я увидел: то, что во время измороси я назвал листопадом, было так, падением некоторых листьев, а то, что происходило в этот момент…
Это был самый настоящий Листопад. Золотой дождь. Солнечные звёзды клёна сыпались на землю, кружась и танцуя. И главное, это понравилось ей. Она засмеялась, руками ловила моих братьев, я слышал их удовлетворённый шёпот, но смотрела она на МЕНЯ. Я был так смущён, что покраснел, наверно, ещё больше. Хотя куда уж больше. Ветер продолжал налетать порывами, обрушивая всё новый листопад на землю, каждый красивее предыдущего.
Она смотрела на меня, я - на неё. Я подумал, что она ждёт, когда я слечу со своей ветки. Едва только эта мысль посетила меня, я начал дёргаться на месте, пытаясь сорваться и устремиться к ней. Но мать вдруг крепко прижала меня к себе и прошептала:
- Твоё время ещё не пришло.
Мать была мудрым клёном, я успокоился, но с таким упоением смотрел на девочку, что обладай мой взгляд силой, она бы взлетела и оказалась бы рядом со мной. Ветер стих. Она стояла по щиколотку в ярких листьях и не отрывала от меня глаз. Потом вздохнула, что-то прошептала, повернулась и ушла.
« Куда же ты…» - подумал я. Мной овладела тоска. Я уже не знал, чего хочу больше, свободы или её общества. Потом я огляделся и едва не вскрикнул от ужаса и удивления: на всём нашем клёне я был единственным оставшимся!! Сразу стало холодно и неуютно. Наступил вечер и я почувствовал, как же мне грустно. Так тоскливо мне ещё никогда не было. Ни девочки, ни братьев, ни свободы. Захотелось плакать.
Потом я ощутил зов матери.
- Проснись!.. Твоё время пришло!..
Тут же все мои чувства обострились. И я понял, или почувствовал, или что-то ещё, как где-то далеко зарождается такой ветер, равного которому я ещё не знал. И, как сказала мать, она такой встречала раза четыре за свою долгую жизнь.
- Прощай, малыш, - тихо и нежно сказала она.
В тот же миг я сорвался с ветки и понёсся в небо. Это был такой полёт… даже Полёт. Я нёсся куда-то, не зная, где я, и куда лечу, но это было неважно. Я летел, я был свободен, я был частью ветра, отданный в его власть. Он делал со мной, что хотел, крутил волчком, вертел в вихрях, порой словно выпуская из своих объятий, а потом подхватывал и снова куда-то нёс.
Иногда капли дождя касались меня, и страх сковывал меня – вдруг тяжёлый дождь прибьёт меня к земле и я не смогу летать? Но нет, ветер был сильнее.
В середине ночи он бросил моё усталое тело на камень посреди других камней, я бы сказал даже - скал, весьма странной формы, и улетел дальше без меня. Я пытался угнаться за ним, некоторое время бежал вслед, но куда там! Он унёсся, а я, совершенно опустошённый, распластался на камне.
Утро поднялось бледное. Хмурое, какое-то тоскливое. Люди были и здесь. Они равнодушно проходили мимо красного пятна на тротуаре. Так, как оказалось, называется тот странный камень, на котором я лежал. Потом… мимо пронёсся грохочущий зверь – я не понял, что это было, но от этого нечто появился ветер и взметнул меня вверх.
Поднявшись до уровня человека, я ощутил, что ветер никуда не уходил – он был здесь, он словно ждал меня. Просто, находясь в горизонтальном положении внизу, я не мог его почувствовать, а он не мог меня поддеть и понести дальше.
Но теперь мы снова были вместе. Мы снова были одним целым. Я вновь летел и был свободен. Я почувствовал удовлетворение от жизни, моя мечта, моя страсть сбылась. Где-то в глубинках памяти ещё жила девочка, но весь я переполнялся любовью к ветру, что ласкал меня и кружил в своих крепких объятьях. Летели мы ещё несколько часов. В какой-то момент он швырнул меня в сторону, и я прилип к чему-то твёрдому и прозрачному, вставленному в скалу. Ветер нежно коснулся меня в последний раз и исчез.
Сквозь это твёрдое и прозрачное я увидел пространство, огороженное мёртвыми деревьями. Стало немного жутковато, но спустя минуту острый восторг пронзил меня насквозь: там была она! Девочка!
Она подняла голову. Увидела меня. Наша третья встреча. Трудно сказать, кто из нас был больше удивлён. Я, чья мечта только что сбылась, или она, которая долго безуспешно ждала, пока я опаду.
Она открыла «окно» и взяла меня в свои ладони. Маленькие, добрые, мягкие и уютные. Девочка… Потом она достала «стакан», налила туда воды, поместила туда мой черенок и поставила на «стол». С этой минуты началась моя старость.
Я увидел много нового, того, чего не знал раньше, того, чего не мог даже представить. В «комнате» было всегда немного печально, часто играла тихая заунывная мелодия. Когда входила девочка, становилось радостно, но тоже как-то негромко. Тут было тепло, но не было горячих лучей солнца. Тут было приятно, но не было родного ветра.
Однажды в комнату вошёл чужой человек. Он был похож на девочку, но что-то в его лице вызывало неприязнь. От него веяло усталостью и раздражением. Я напрягся и вдруг вспомнил его. Убийца… Тот человек, которые навсегда изменил мой цвет. Я думал, что сейчас почувствую прилив ярости и ненависти, но этого не произошло. С любопытством и какой-то даже добротой я наблюдал за ним.
Человек оглядел комнату, взгляд его упал на меня. Я увидел, как тот вздрогнул. Что-то изменилось в его глазах, и в лучшую сторону. Он подошёл и провёл по мне двумя пальцами, словно поглаживая. Девочка никогда меня не гладила. Мне понравилось его прикосновенье, к тому же я ощутил, что и сердце человека подобрело. Он нахмурился, развернулся и резко вышел. В его движениях не было злости или напряжения. Просто он что-то понял. Сделал для себя какой-то вывод. Я знал, что это теперь хороший человек. И мне стало так легко и приятно…
|
|