I
...Я лист осины:
был к ее рукам с весны привязан,
теплоту тая,
она вращала мною на ветру,
лучами солнца жизни обучала -
я цвет лица тогда не потерял,
и был согрет и нежен словно свет.
II
Нас братьев и сестер немного у нее –
семейства есть куда надежней -
мы не дрожали в грозовой волне -
мы трепетали в трепете стихии
и каждый был частицею ее,
шумел, метался, рвался на свободу,
взлететь желая к темным небесам,
оттуда ринуться по лестнице огня
и замереть над самою землей,
едва коснувшись тела мокрых трав,
которые бесстрашно полегли,
закрыв глаза и головы склонили.
III
А люди так похожи на меня:
едва гроза внезапно приходила,
они спешили в теплые дома,
дрожа от страха, но не от восторга;
среди лесов бытует до сих пор
пословица: "Дрожит как человек".
IV
Ах, время – шло:
у лета свой черед -
то пыль, то зной -
блестящая листва коробится,
тускнеет от тепла,
когда его так много, так без меры,
надоедает свежесть вечеров,
к ветвям прижмешься еле жив
и ждешь падения правителя-светила,
которое так лихо вознеслось трудом земли -
она, себя вращая,
позволила правителю взойти
на самый пик синеющего неба,
и жара, и восторга, и любви.
V
О, лето, время зрелости моей,
каким ты было - говорить мне трудно:
все заново пройти
и птичье пенье, влажность рос,
коровку божью,
которая, приятно щекоча,
касалась рук моих, и губ, и тела;
прочувствовать опять всю тяжесть дум
под слоем пыли;
вспомнить облегченье в дожде ласкающем,
багряную зарю в смешении с моей зеленой кровью;
смущением наполниться опять,
когда невольно приходилось слышать
любовные признания дроздов,
и видеть девушку, лежащую в траве;
подумать в страхе о падении на землю,
едва заметив гусениц изгиб;
затрепетать под ветром обновлений,
дождя и света, дел и новостей.
VI
Привязанность моя к стволу, к ветвям
вначале, по весне, печально угнетала,
ночами мучила,
казалось, что она крадет
свободу быстрого полета:
бывало, я завидовал листам,
что в танце медленном кружились окрылено,
и так же медленно скрывались там внизу
у мягких трав и у истоков жизни;
позднее осознал я лоск игры
кружения, крушения и страха,
но смог прочувствовать полета безысходность,
когда сорвался сам.
VII
Стояла осень - банальная пора поэтов,
мне ли восхищаться:
смотреть в былое –
каждый прошлый день
волнует сердце невозвратностью любви;
смотреть в грядущее –
и больно и тревожно -
зима бездушная опавшую листву
прикроет саваном сверкающих снегов:
о, нет, я не жалел о прошлых днях,
о солнце и дожде, о птичьих трелях -
я знал все это, чувствовал, страдал;
идея красоты, законченности мира и природы
в один из дней, когда с ветвей листва
в необходимость тишины спускалась,
меня наполнила:
я думал о судьбе
и мудростью постиг привязанность свою:
я сын осины! -
без ее невидимых корней,
живущих в непроглядной тьме,
и без ее ствола,
прекрасного как стан той летней девушки,
лежащей на траве,
и без ее раскидистых ветвей,
застывших красотою позы -
я был ничем, я просто не был.
VIII
Идея жгла меня -
я медленно желтел
и золотел как солнце меж ветвей
и мыслил оставаться навсегда
привязанным к ветвям -
спокойствие пришло,
и памятью едва ль
его касалась давняя весна
в порывах майских гроз:
казалось, никогда желание полета
дух не посещало.
IX
В один из вечеров,
предавшись размышлениям о жизни,
я вспомнил бурю:
молния зажгла тогда в моей крови порыв взлететь -
в покойном сердце вспыхнула давнишняя мечта -
устал я рассуждать -
рванулся вниз…
XI
Смешалось все:
и видимость конца,
и страх пред смертью, и восторг полета,
но я летел, летел не только вниз,
а в сторону к стволу
и медленно ложился на траву,
в потоках ветра, там - у корневища…
XII
Время пронеслось -
теперь я каждой мудростью своей
себя же в соках жизни растворяю,
сгнивая,
становлюсь стволом, ветвями,
почками и липкими листками,
в которых норовлю
рвануться к небу,
в молниях играя.
|
|