От горя на печи горит ума палата,
Холера и потоп последнее кроят.
Замучено молчит молитву «Виновата»
Святая, не о том, о чем, наверно, я.
«Навеки успокой» подземных новостроек,
Нехватка личных мест, засыпали без слов.
Рязанистый такой, там где-то бродит Йорик;
Поглядывай окрест и будь на все готов.
Рванется из груди, закружится кричаще,
Туда же седина в ребро, гляди, слепа.
Играет позади, спеша, с собачкой мальчик,
И вот уже с вина выделывает па.
О, чистые листы заснеженного поля.
Покуда выпал смог, пока не высек град.
Домысливай и ты, поклонник алкоголя,
Чего недостает, чему так скоро рад.
На что тебе разбор последнего полета,
Достало в лаптях щей, не вышло поскучать.
Иным наперекор, а сам себе – хоть что-то,
Юродивый, ничей. Полузастывший, чай.
Неудержим разлив весеннего запоя.
Ты пела этот стон – поди же, попляши.
Минувшее развив, бегут друг к другу двое,
А в небе видит сон их нерожденный сын.
Корнями вверх ползет, уже благословляя,
Уносит дань земля, мотая малый срок.
Но днями напролет бесстыже плачет Каин,
Насилуя себя производить добро.
Замолкни, хохотун помешанного века,
Тусовочный орел, дуделка без лица.
Я сам себя несу подвешенным за веко,
Она себя вела на свалках отрицать.
От горя на печи горит ума палата,
Холера и потоп последнее кроят.
Замучено молчит молитва «Виновата».
Светает, но потом об этом буду я...
|
|