Судьба и карьера «русского» генерала Христофора Манштейна
Судьба ли играет человеком, человек ли судьбой? Странный вопрос. Как посмотришь - так и увидишь. Один берет ее «за рога», иной же винит окаянную в собственных неудачах. Человек, о котором пойдет речь ниже, предпочитал судьбу свою определять сам. Звали его Христофор (Кристоф) Герман фон Манштейн. 1711 год. Петербург. Еще не столица. И даже не вполне город: все больше незначительные деревянные строения. Здесь и родился герой нашей истории. Его отец Эрнст-Себастиан фон Манштейн, выходец из Пруссии, был одним из множества иностранцев, привлеченных на службу Петром Первым. (Здесь было бы соблазнительно провести линию в будущее к известному фельдмаршалу времен Второй Мировой войны, но, к сожалению, ничего не получится: Эрих фон Левински, приемный сын генерал-лейтенанта Георга фон Манштейна, не был потомком «птенца Гнезда Петрова», хотя, как племянник фельдмаршала Пауля Гинденбурга-Бенекендорфа, являлся отдаленным потомком другого известного в русской истории немца. Но это уже отдельный разговор). Большой славы Эрнст-Себастиан на чужбине не снискал, но, служа честно и справно, регулярно повышался в званиях. И достигнув чина генерал-поручика, что примерно соответствует генерал-лейтенанту, принял должность коменданта в недавно отвоеванном у шведов Ревеле. Там, в Лифляндии, и познакомился он с шведской дворянкой Доротеей фон Дитмар, дворянкой шведского происхождения, ставшей его женой. После завершения Северной войны вся Прибалтика стала частью Российской империи, и супруга генерала теперь считалась российской подданной, хотя сам он продолжал оставаться иностранцем на русской службе. Это обстоятельство сыграло позднее не последнюю роль в судьбе их сына Христофора Германа...
Своему сыну генерал иной судьбы, нежели собственная, не представлял, и потому серьезно занялся надлежащим его воспитанием. Сам преподавал математику, подавая личный пример, приучал к физическим упражнениям и перенесению различных трудностей. Мальчик был определен в Нарвское училище, и судьба его казалось ясной, но случился первый нежданный поворот. Старшего Манштейна навестил приехавший из Пруссии знакомый офицер по имени Кальзов. Увидев в Христофоре Германе явное пристрастие к службе военной, Кальзов уговорил родителей отпустить недоросля в Берлин. Там юноша успешно продолжал обучение и через три года был определен подпоручики, а в скором времени в поручики полка маркграфа Карла. Перед молодым человеком раскрывалась возможность надежной карьеры на родине отца, но все опять повернулось иначе.
В начале 1736 он испросил в полку отпуск, чтобы навестить родителей в Лифляндии. Здесь его молодого офицера, подающего надежды, принялись уговаривать перейти на русскую службу. Поначалу он отказывался, но за устными уговорами последовало приглашение, подписанное императрицей Анной, племянницей государя, которому преданно служил его отец. При этом молодому офицеру было обещано, что власти российские сами позаботяться об его увольнении из прусской армии. Христофор Герман принял предложенное звание и стал капитаном гренадер в Петербургском полку. Вскоре началась очередная война с Турцией, и ему пришлось показать себя в первом боевом деле. Нужно было овладеть башней у Перекопской крепости, окуда янычары обстреливали русские позиции. Капитан Манштейн вызвался на дело добровольцем и увлек за собой 60 гренадер. (Как потом оказалось это было его характерной чертой: нетерпеливо рваться в бой не особо рассуждая об опасностях). Под обстрелом взломав топорами дверь в башню, команда ворвалась в крепость, и ошаренные напором, хотя и численно превосходящие их янычары были готовы сдаться. Но один из солдат, разгоряченный боем, ударил штыком похожившего оружие противника, и сражение разгорелось снова. Все защитники башни были перебиты, а раненного капитана без чувств вынесли его гренадеры. Однако сама атака оказала впечатление столь сильное на противника, что янычары, оборонявшие остальные башни укрепленной линии, покинули их, не дожидаясь наступления. Самому Манштейну это принесло очередной чин секунд-майора. В следующем году Манштейн участвовал в штурме Очакова вновь проявил отвагу, ранен и произведен в премьер-майоры. Оправившись от раны, вернулся в строй, был замечен командующим русской армии фельдмаршалом графом Минихом и в звании подполковника назначен к нему старшим адъютантом. Фельдмаршал ценил своего адьъютанта и потому доверил ему особое поручение, успешное исполнение которого и погубило позднее столь удачно начавшуюся военную карьеру Христофора Манштейна.
В октябре 1740 года умерла императрица Анна. Болезнь была долгой и она успела сделать необходимые распоряжения. Наследником престола был объявлен младенец Иоанн, сын племянницы императрицы принцессы Анны Мекленбургской. Регентом при маломлетнем императоре назначен в обход родителей ребенка фаворит умиравшей государыни Эрнст Бирон, герцог Курляндский. (Его русская карьера, как и карьера двух других знаменитых «русских» немцев той эпохи – Миниха и Остермана – заслуживает отдельного повествования). Тому немало поспособствовал фельдмаршал Миних, рассчитывая сделать Бирона чисто декоративной фигурой, а самому завладеть всей полнотой власти. За давностью времени трудно судить, на чем основаны были эти неоправдавшиеся рассчеты. Однако Бирон не позволил собой командовать, и обиженный фельдмаршал решил поменять фронт. Заручившись моральной поддержкой принцессы Анны, он начал действовать.
В принципе проще всего было схватить регента прямо в покоях принцессы Мекленбургской, куда Бирон регулярно приходил в сопровождении всего лишь одного человека. Однако фельдмаршал Миних избрал более сложный вариант: арестовать регента ночью, в Летнем дворце, где тот жил, для чего нужно было еще одолеть немалую охрану. Человеком, который должен был вытащить фактического правителя России из постели, стал Христофор Манштейн.
Позднее, описывая это событие в своих мемуарах, он все еще искренне удивлялся тому, как гладко все сошло. Большую роль сыграла нерадивость гвардейцев, стоявших в карауле. Они хорошо знали подполковника и безпрепятственно пропустили его во дворец. Той же ночью были арестованы и другие влиятельные персоны, принадлежащие к свергаемой власти, среди прочих – вице-канцлер граф Бестужев-Рюмин. И хотя его арестом руководил другой адъютант фельдмаршала, вице-канцлер запомнил имя главного деятеля ночной революции. Ибо граф Бестужев-Рюмин, был человеком, никогда не забывающем малейшей обиды, неважно подлинной или мнимой.
Новая регентша так же не забыла Манштейна. Его произвели в полковники, отдали под команду Астраханский полк и пожаловали имением в Ингерманландии. А когда в следующем году Христофор Манштейн взял в жены девицу Финк, принцесса Анна отметила молодых свадебными подарками.
Вслед за этим разразилась война со Швецией. Манштейн вместе со своим полком отбыл в Финляндию, отличился в боях и после ранения вернулся в Петербург, где и настиг его нежданный поворот судьбы.
В ноябре 1741 года произошла очередная смена власти. Новая императрициа Елизавета вернула из ссылки графа Бестужева-Рюмина и вновь назначила его вице-канцлером. Всем, возвышенным предыдущим царствованием это не сулило ничего хорошего. Самого Манштейна лишили командования полком, а имение, подаренное предшествующей правительницей было конфисковано. Более того, ему предписано было в 24 часа покинуть Петербург с тем. Чтобы принять командование другим полком в удаленной сибирской крепости. Однако заступничество друзей позволило опальному полковнику сначала выхлопотать трехмесячный отпуск, а затем получить командование Московским полком, расквартированным в Лифляндии. С этим полком Манштейн в последний раз воевал на стороне России, все яснее понимая, что никакие заслуги не спассут его от ненависти всесильного канцлера.
Первое же служебное столкновение обратилось катастрофой. Арестованный Манштейном за проступок офицер, чтобы спасти себя написал донос на полкового командира, обвиняя того в государственном преступлении. Манштейна предали военному суду, который был вынужден полностью оправдать его, поскольку доносчик не представил ни малейших доказательств вины подсудимого. Однако случай этот ясно указал Манштейну всю непрочность его положения, и он принялся настойчиво добиваться отставки. Удалось выхлопотать полугодовой отпуск и в октябре 1744 года уроженц Петербурга Христофор Мангтейн навсегда покинул Россию. Но борьба со властью, которой он честно служил, продолжалась.
Прибыв в Берлин, полковник обратился к русскому посланнику в Пруссии с просьбой помочь добиться сотставки. В принципе, это было вполне обычной практикой: многие офицеры подавали прошения об отставке будучи за пределами Российской империи. И хотя это противоречило постановлению, требующему от просителя подавать подобные прошения только по месту его службы, исключения из правила допускались. Но не в случае Манштейна. Поскольку он упорно требовал отставки и не желал вернуться в Россию, на него пытались давить тем, что взяли под стражу его отца. Через год старик Манштейн был освобожден, но сильные переживания ускорили смерть человека, помогавшего Петру Первому создавать новую армию.
Сын же его Христофор продолжал упорствовать в нежелании своем служить империи Российской. Свою позицию он объяснял тем, что еще до отъезда дважды подавал рапорт об отставке, следовательно, сделал все согласно существующим правилам. Кроме того, как иностранец (подданный Прусского королевства) не обязан служить России, если более не желает этого.
Попытка оказать давление на прусское правительство так же не принесла успеха неутомимому врагу Манштейна. Было заявлено, что Манштейн, некогда самовольно (!) покинувший прусскую службу, является дважды дезертиром как для Пруссии, так и для России. Но король Фридрих II уже успел оценить достоинтства бывшего русской службы полковника и не желал расставаться с ним. И не видя иной возможности рассчитаться с неукротимым своим врагом канцлер Российской империи распорядился предать Манштейна заочно военному суду. Итак его судили вторично, и на этот раз приговор был суров: «... яко дезертира и нарушителя присяги, когда он пойман будет, без всякой милости и процессу повесить». Императрица Елизавета утвердила этот приговор.
Между тем, пока длилась эта борьба за отставку, полковник поступил на прусскую службу и уже в 1745 году участвовал в боевых действиях в Верхней Силезии. Затем был поход в Саксонию, в ходе которого король назначил Манштейна своим адьютантом. По окончании войны Манштейн вместе со своим семейством ( у него было два сына и четыре дочери) поселился в Потсдаме. Именно там ему в голову пришла мысль написать мемуары. Название их - «Записки о России» - точно определяет содержание. В них отражена история российская от начала правления Петра II (1727г.) до времен императрицы Елизаветы. Писанные на французском языке для нероссийского читателя, «Записки» привлекают своей основательностью и стремлением к объективности. Понимая, что по его рассказу будут судить о стране, в которой он родился и провел большую часть жизни, Манштейн стремится быть максимально точным в изложении. Даже в своем враге графе Бестужеве-Рюмине он признает некоторые достоинства: «У него нет недостатка в уме, он знает дела по долгому навыку и очень трудолюбив».
Отличаются «Записки» от множества других мемуаров и тем, что в них почти не нашлось места самому автору. Несколько боевых эпизодов, да знаменитый арест герцога Бирона, описанные с полной бесстрастностью в третьем лице – вот, собственно, и все. Да и это попало в текст «Записок» только потому, что имело отношения к решающим моментам истории.
Тем временем началась Семилетняя война. Судьба миловала Манштейна: ему (теперь уже генерал-майору) не пришлось сражаться против своей русской родины. Он воевал с австрийцами и взял первых военнопленных в этой войне. Но Россия, точнее ее верховная власть сама вспомнила о Манштейне. Арестованный по подозрению в конокрадстве и распостранении возмутительных известий в пользу Пруссии уроженец Тобольска Иван Зубарев рассказал авантюрно-шпионскую историю, достойную романов Дюма. Отметим сразу: эти показания получены после «довольного увещения» плетьми. Потому, несмотря на множество интересных деталей, достоверность их сомнительна. Суть истории в кратце такова: приехав с товарами в Кенигсберге, Зубарев попал под стражу, был перевезен в Берлин и там , выражаясь совеременным языком, завербован для особого поручения в России. Он должен был подготовить побег семьи принцессы Анны (сама принцесса к тому времени умерла) и для того поехать в Холмогоры, где семья содержалась под арестом. Организатором этого дела с прусской стороны якобы выступал Манштейн.
Трудно судить, что рассказано самим Зубаревым, а что внушено ему следствием, но, умирая в тюрьме, он не только не отрекся от своих показаний, но и еще раз подтвердил, что все сказанное им – правда. Во всяком случае императрица Елизавета отнеслась к делу серьезно. Свергнутый ею малометним император Иоанн был разлучен с семьей и тайком переведен в Шлисельбургскую крепость, где скрыт в одиночной камере под чужим именем. К самому Манштейну от имени Зубарева было отправлено письмо, чтобы заманить его на российскую территорию. Генерал никак не отреагировал на это послание. И, конечно, сия история усилила неприязнь императрицы к Пруссии и ее королю и послужила дополнительным толчком к вмешательству России в войну на стороне Австрии.
Между тем, война продолжалась, и генерал Манштейн, как некогда молодой капитан, по-прежнему стремился быть впереди, увлекая своим примером солдат. Он опять был ранен, и король, который не всегда был доволен, по его мнению излишней отвагой своего генерала, приказал Манштейну уехать для лечения в Дрезден. По пути сопровождавший его конвой был атакован австрийцами. Манштейн и здесь не отступил от собственных правил. Итог столкновения король Фридрих II лаконично описал в своих мемуарах: «Привиде беспорядка, произведенного в своем отряде, Манштейн выходит из экипажа и отчаянно защищается шпагой. Не согласившись на предложение сдаться военнопленным, он был убит в этой стычке»...
Свои «Записки о России» Христофор Мантейн завершил описанием русского характера. В ней есть такие слова о россиянах простого сословия: «... он весьма способен понимать все, что ему ни предлагают, легко умеет находить средства для достижения своей цели и пользуется предоставляющимися случайностями с большой сметливостью. Наконец можно с уверенностью сказать, что русские мещане или крестьяне выкажут во всех обстоятельствах более смышленности, чем сколько она обыкновенно встречается у людей того же сословия в прочих странах Европы».
Он любил Россию, этот русский иностранец...
|
|