Хмурое небо нависало над ущельем. Эхо швыряло громовые выстрелы. Вверх по горному склону, словно муравьи, ползли человеческие фигурки. Камни, сбрасываемые защитниками, с грохотом проносились ко дну, иногда срывая одного из испанцев и тогда на вершине раздавалось радостное «Аллах велик!», заглушаемое нестройным залпом аркебуз.
Дон Алонсо Агилар с презрением взирал на тщетные попытки солдат добраться до маврских укреплений. Жажда наживы пересилила рассудок некоторых из них, и они без приказа напали на превосходящих числом мусульман. Графы Урена и Сифуэнтес, на которых вместе с Агиларом король Фернандо возложил обязательство подавить мятеж, нервничали. Их боевой опыт во многом уступал опыту легендарного дона, но даже им казалось неуместным избиение испанских солдат.
- Дон Алонсо, - наконец, не выдержал Сифуэнтес, - скажите, почему бы нам не поддержать наших воинов?
Агилар обернулся к графам. В холодном взгляде не было ни капли почтения.
- Своё мнение, - ответил он, - я высказал ещё в Кордове, и оно не изменилось: это – авантюра. С таким количеством солдат нам не подавить восстание.
- Но сейчас их становится ещё меньше, - грубо встрял в разговор Урена, нервно теребя портупею. – При всём моём уважении, дон Алонсо, король дал недвусмысленный приказ. И потеря пусть даже не самых лучших воинов, - он бросил выразительный взгляд на противоположную сторону ущелья, - едва ли поспособствует его исполнению.
- Что ж, вы правы, граф. Если мавры заподозрят нашу слабость, это будет грозить разгромом. Педро! – окрикнул Агилар своего сына.
Педро Кордова, юноша семнадцати лет, подъехал со спины к беседующим военачальникам.
- Педро, – приказал дон Алонсо, - скачи к капитану Франсиско. Передай ему, пусть даст пару залпов по укреплениям.
Оруженосец развернул коня в сторону артиллеристской батареи. И не стих ещё цокот подков, как граф Сифуэнтес упрекнул Агилара:
- Там наши солдаты!
- Мои солдаты всегда слушаются приказов! – надменно бросил дон.
Когда выстрелили пушки, склоны содрогнулись, а край укрепленной террасы взорвался градом земли и каменных осколков. Адский грохот на время оглушил людей. Но Агилар сделал знак рукой и горнист протрубил атаку. Испанцы постройно двинулись вперёд. Авангард быстро перешёл ручей, что тёк по дну ущелья, и сейчас первые храбрецы карабкались вверх по пологому склону. Очнувшись после пушечного залпа, мусульмане швыряли в них дротики и камни, но момент был упущен и испанцам удалось занять нижнюю из террас, с которой было удобно вести стрельбу, прикрывая пикинеров.
Дон Рамирес, капитан артиллерии, с плохо скрываемым презрением слушал нытьё Педро. «Победа пахнет порохом!» – таков был девиз капитана, а мальчишка горевал, что отец услал его на время атаки, лишив доли в ратном подвиге. Но Франсиско был согласен, что артиллеристы свою долю недополучат. Нет, речь шла вовсе не о славе и смерти, а о тех богатствах, что нечестивые мусульмане награбили за годы набегов на Фронтеру и припрятали на равнине. Золота всегда не хватает, а жизнь так скоротечна! Люди капитана были согласны с ним и возмущались не в полный голос только из-за присутствия оруженосца Агилара. Но мальчишка ещё мог сыграть на руку хитрецу Рамиресу.
Тем временем, не смотря на отчаянное сопротивление, испанцы неумолимо теснили мавров, всё выше поднимаясь по горной тропе, пока она не оказалась полностью в их власти. И тогда мусульмане попытались дать решающий бой за проход на равнину, где укрывались их семьи. Поначалу им удалось потеснить пикинеров и аркебузиров. В отчаянной атаке они попытались опрокинуть их в пропасть, но не успели. Дон Алонсо во главе пятидесяти всадников поднялся на плато и под прикрытием флангового аркебузного огня вывел их на позицию.
«Сантьяго! » - воскликнул бесстрашный дон, потрясая копьём. «Сантьяго!!!», - подхватили воины клич и в порыве горной реки, сминающей плотину, отряд устремился на врага.
Под нахлынувшей волной строй защитников дрогнул, расстроилась стена копий и налетевшая конница смешала передние шеренги мавров. Конные латники увязли в яростной рубке, но подоспевшие на помощь пикинеры потеснили, а затем и вовсе обратили запаниковавших мусульман в бегство. Агилар приказал начать преследование и со своим знаменем сам бросился вслед противнику, немилосердно истребляя врагов. Однако большинству мавров удалось скрыться на труднопроходимых горных тропах. Тогда дон Алонсо приказал солдатам вернуться в захваченный лагерь.
- Что ты здесь делаешь?! - обрушился он в гневе на подоспевшего с графом Уреной сына.
- Исполняю приказ, - ответил юноша. Пусть внутри у него всё оборвалось от страха перед отцом, но гордость алела звездой оттого, что голос не дрогнул.
- Чей?!
- Мой приказ, дон Алонсо, мой, - сказал граф Урена. После одержанной победы он мог позволить себе снисходительный тон.
Агилар проскрежетал зубами, но смолчал - идальго исполнил долг и на арену слетелись стервятники. Бросив презрительный взгляд на сына, он развернул коня к всадникам.
Капитан Рамирес с лукавой улыбкой наблюдал за размолвкой Агиларов. Это он научил мальчишку солгать графам, которые на радостях едва не разругались, споря, кто пойдёт на выручку доблестному дону – бесталанные люди всегда охочи до толики славы великих. Ах, с каким энтузиазмом они развили предложение с помощью артиллерии выбить мавров с горных склонов. Красиво и героично. Неудивительно, что, вдохновленные примером дона Алонсо, графы купились. Конечно, тяжелые орудия не поспели за яростной атакой конницы. Но где солдаты Сифуэнтеса, а где Урены и Рамиреса? Правильно, неудачники стоят на другом конце ущелья и завидуют своим товарищам, которые сейчас разоряют маврские шатры.
Под прикрытием беспорядка артиллеристы сгрузили бочки с порохом и вместо них забрасывали в телеги трофейное добро. Красочные арабские ковры, ворох златотканых платьев, тяжелое резное кресло, драгоценная посуда, статуэтки, подсвечники… всё бес счёта нагромождалось в растущую кучу добычи. Как и многие, солдаты Рамиреса сняли неудобные кирасы, так было сподручнее собирать и грузить трофеи, но несколько человек с капитаном оставались во всеоружии – отпугивали запоздавших неудачников - в конце концов, добычи в захваченном лагере должно хватить всем. Менее предприимчивые солдаты сгоняли в группы визжащих мусульман, в основном женщин и детей, для последующей продажи. Рамирес с долей презрения мысленно посмеивался над простаками, он то за десяток лет службы усвоил «дороговизну» живого товара.
Дон Алонсо правил коня между шатров, с высокомерием игнорируя крики солдатни и её жертв. Король в должной мере вознаграждал людей Агилара за службу, а опускаться до уровня солдат - вчерашних вилланов – низко для чести истинных кабальеро . Его отряд встал у чахлой рощицы и в отличие от остального испанского воинства занимался делом – обтирали и скребли коней, кто-то правил оружие. Семнадцать погибших товарищей лежали на земле, прикрытые холстинами – ощутимая потеря для меснады . В шуме грабежа стоянка казалась островком спокойствия, но взгляды, иногда бросаемые в сторону скал, выдавали тревогу людей – враг не был разбит, а лишь отступил, рассеявшись на горных переходах и, кто знает, с фанатичных мавров станется предпринять отчаянную атаку.
Крики и плач далёко разносились в горах, будоража гнев аль-Фери. Вождь гандулов скрипел от бессилия зубами. Беглецы до сих пор по одному, по двое приходили к тайному месту, где он назначил встречу. Сейчас их собралось достаточно, чтобы предпринять вылазку против испанцев, но дух воинов был сломлен, сломлен битвой и утратой семей, оставшихся в лагере на равнине – не все успели до сражения уйти в горы, а потом стало слишком поздно. Оглядываясь, вождь видел повсюду хмурые, измученные лица. Самые стойкие погибли, а спаслись те, кто быстро бежал. Аль-Фери почти не видел молодых – мальчишки уверенные в своём бессмертии всегда первыми уходили в рай. Из проверенных многими битвами воинов в живых остались лишь кровник Маздали с десятком меченосцев да старик Уамаджуз из Дайрина со своими людьми. Прочие ещё вчера были бы не в счёт – пастухи и ремесленники в большей степени, чем воины; именно из-за их трусости враг опрокинул копьеносцев и разметал стоящих позади стрелков. Пусть! Клинок мести придётся ковать из дрянного железа, но закалять в стыде и гневе.
«Друзья!» - воскликнул аль-Фери, обрушив стену тупого молчания. Сотни глаз сошлись на фигуре вождя. – «Куда нам бежать?!» - Он видел, что кто-то понурился от этих слов. Но, - «Где мы сможем укрыться, чтобы враг не нашёл нас?!» - бросил он в сердца горячий уголь страха и ответный ропот музыкой зазвучал в его ушах. - «Наши жёны, наши дети остались позади нас», - аль-Фери копьём указал на восток. Никто не остался безразличным. Ропот стал громче. - «Оружие в наших руках!!!» - Крики гнева слились в утробном рыке. - «Оружие в наших руках!!!» - с надрывом перекрикнул вождь рокот толпы. – «Вернёмся и освободим их!».
Первый глухой удар был неслышим, но к нему присоединился ещё один, ещё и ещё, сменяя голоса до тех пор, пока не стих последний. В безмолвии воины стучали древками копий по каменистой земле и единая дробь оружия-гнева и сердец-ярости звала их вслед за вождём.
Мавры напали на закате, когда испанцы отправляли пленных и повозки с захваченным добром вниз по тропе. Урена, командовавший отступлением, рассчитывал до сумерек вернуться на другую сторону ущелья, где воины графа Сифуэнтеса разбили вечерний лагерь. Отходили не торопясь, беспечно покидав тяжёлые кирасы на телеги. Сам Урена с чуткостью скряги следил за повозками, то и дело подъезжая то к одной, то к другой. Единственные кто, не подвергся всеобщему благодушию, были всадники Агилара, замыкавшие колонну.
Первыми нападавших почуяли боевые кони, ржанием возвестивши о близости врага. Несколько запряженных в телеги лошадей запаниковали и на тропе мгновенно образовался затор из повозок. Возницы даже не успели выругаться, как с горных уступов над тропой посыпались дротики и полетели пущенные из пращей камни. Лишь после этого с криком «Аллах велик!» на смущенных испанцев обрушилась волна яростной атаки. Мавры, словно орда, налетели без строя. Каждый бил врага за себя, но превосходство в числе и растерянность противника удесятеряли силу навала и испанцы, не, выдержав напора, побежали. «Отступаем! Отступаем!» - граф Урена, срываясь на крик, отдавал бестолковые приказы, лишь увеличивая неразбериху и нагнетая панику. Но страху поддались не все. В то время как на тропе началась давка бегущих солдат, дон Агилар развернул родовое знамя и призвал истинных кабальеро не посрамить рыцарской чести. Голос его, тонущий в криках нападавших и воплях трусов, сплотил двести храбрецов. Они стеной встали на пути маврской ярости и в сумерках закипел бой.
Рамирес и орудийная команда присоединилась к спешившимся людям Агилара. Возможно, что к этому поступку их подтолкнул собственный интерес – повозка артиллеристов была одной из замыкающих, - возможно и нет. Но дон Алонсо совсем не возражал против участия двадцати рапир. К тому же в одиночку ему было нелегко одновременно драться с маврами и командовать обороной – голос командира охрип от бессчетных призывов и помощь капитана пришлась кстати.
Сумерки перешли в ночь, света звезд и месяца едва хватало, чтобы противники могли различить друг друга, разве что редкие аркебузные выстрелы на миг высвечивали искаженные злобой лица; тем ожесточённей стала битва – друзья – плечом к плечу, а враг – перед тобой, так бей его! В одну из коротких передышек, задыхающийся Рамирес поинтересовался у Агилара на что им надеться, ведь силы их безвозвратно таяли от атаки к атаке.
«Побежим – погибнем все», - коротко бросил дон Алонсо. - «Устоим и трусы устыдятся».
Капитан закашлялся в горьком смехе – командир, наверное, сошёл с ума. Но дон Алонсо с хриплым кличем «Сантьяго!» оставил Франсиско и, подняв острие меча, вновь бросился на врага. Рамирес облизал иссохшие губы и приказал уцелевшему десятку аркебузиров перенести огонь на склоны, с которых мавры метали камни и дротики.
И в этот момент произошло непоправимое. Шальная пуля попала в одну брошенных артиллеристами пороховых бочек и на мгновение равнина осветилась ярким пламенем взрыва. Удивленные мавры увидели, что противостоит им всего лишь горстка людей, а большая часть христиан скрылась с поля боя. Крики триумфа «Аллах велик!» зазвучали над равниной и мусульманские воины, вдохновленные удачей, усилили натиск.
Рамирес давно понял, что этой ночью ему не сносить головы. Взрыв лишь укрепил его уверенность - испанцы были обречены. Но сопротивление отчаянных храбрецов ещё давало шанс некоторым из них спастись. Франсиско в одну из ставших совсем короткими передышек схватил дона Агилара за руку и, перекрикивая вой мусульман, предложил ему воспользоваться случаем и скрыться. «Мы обречены, но вы нужны нам, Алонсо, живым!» «Никогда ещё флаг дома Агиларов не отступал с поля боя», - устало ответил бесстрашный дон и в этот момент, не отходивший ни на шаг от отца, Педро, замертво рухнул на землю. Камень из пращи сразил его в голову.
Аль-Фери торжествовал – месть была близка к свершению и священная радость переполняла вождя, будто сам Аллах прибавлял чуткости его взгляду, твердости руке и выносливости ногам. Последние христиане были прижаты к скале и, несмотря на отчаянное сопротивление, гибли один за другим. Копье гандула змеёй жалило без промаха, раз за разом впиваясь в тела врагов.
Вдруг аль-Фери увидел перед собой испанца. Месяц и звёзды озаряли перед ним его лицо и фигуру. Враг шагнул, поднимая в приветствии меч, приглашая к поединку, словно находился не в самой гуще боя. Двое мусульман напрыгнули на него со спины, но испанец изящно обернулся, срубив обоих. Тогда вождь ударил ему в спину, но он ловко уклонился. «Я аль-Фери!» - воскликнул мавр, поспешно принимая вызов. - «Кто ты?!» «Сантьяго!» - рассмеялся испанец, тряхнув среброзвездными волосами, став как две капли похож Ису, пророка, каким его малюют христиане. Аль-Фери прошибла дрожь.
Рамирес отбросил сломанную рапиру и неловко схватил подвернувшееся под ноги копьё. Непривычное оружие легло в неуклюжие от усталости руки, первым ударом отправив на тот свет зазевавшегося нехристя - тряпка на древке хлестнула врага по лицу и наконечник пронзил горло. Но, видимо, это была последняя удача в жизни капитана. Испанцев оставалось не более тридцати человек, дон Алонсо сгинул, и Франсиско бил копьём, уже не надеясь остаться в живых. Вдруг мавры горестно завыли. Их скорбный плач прервался криками ужаса и не упади обессиленный Рамирес на землю, он мог бы увидеть, как в ночной тьме сквозь толпу мавров скачет призрачный всадник.
Над равниной стоял туман.
Агилар очнулся от жуткого холода. Утренняя роса насквозь промочила одежду даже под доспехами. Голова немилосердно гудела, будто по ней приложились булавой. С тяжким стоном он повернул лицо и взглядом уткнулся в Рамиреса. Капитан сидел спиной к скале, почти осев на землю и только копьё, сжатое в сведенных смертной судорогой руках, не давало ему упасть. В истерзанном полотне на конце копья, поражённый до глубины души, Педро узнал флаг Агиларов. «Сант Яго», - благоговейно прошептал юноша, мысленно вознося молитву.
|
|