Уже девятую ночь Кондрат измождено передвигал ногами, сильно потел и пил из походной емкости; как тогда. Тот раз не оставлял пустоту Кондрата-бегуна ни на минуту заполненной чем-то иным; Кондрат помнил его, он - помнил Кондрата. Бегуны, не равные силами, но с достойными восхищения расселинами желания, - кратерами, разрезающими привыкший ко всему, но какой чудесный(!), природный ландшафт. В гору и под откос, по ступенькам, - пыли и жаре, дюнам; песку и песку, - без ступенек. Человек и память. "Их уже не обогнать", - думал Кондрат и просыпался. Нельзя к этому привыкнуть; даже во сне. Наблюдать себя со стороны...
И сызнова. Кондрат полусонно растирал Кондрату-бегуну ноги, подбадривал его, - все когда-нибудь кончается, - и это, и - марафон: ты уже столько прошел, столько смог, и сможешь еще!.. когда-нибудь все непременно кончается, - кончится и это, и марафон, и дюны, и лестница. Память...
И сон. Кондрат, наступило утро! То самое утро, которое ты так хорошо запомнил, - утро, когда заканчивалась пустыня... Как печально она заканчивается!.. Утром, самым ранним, самым свежем... во всем этом смраде терпения, дымке страха и чудесном тумане (почти облаках!) движения; уже зрелым, когда лишь тебе дано право решать, родился ли день, чуть только дребезжащий, радость... или утро, померкшее от ряби в глазах, цвета... неестественно красного; и еще два часа, час, какой-то тяжелый промежуток времени, жутко тяжелый; почти полдень: солнце, смрад, жара.., но нет, - утро, - последнее утро, миг, когда закончилась, наконец, пустыня...
И удача. Хотелось думать о беге, о движении ног: преодолеть, вытерпеть, дострадать... Так и было, веришь? Так и было, ты помнишь... Вдруг этого не стало. С мигом свободы от песка наступило заточенье времени. - Быстрая победоносная война. Пленных не брать. Православие. Самодержавие. Народность. - Последние попытки не думать. Овраг. - Котлован...
И что, что же там было? Сырое давящее небо, земля... Что, что? Я не могу вспомнить!.. Кондрат-бегун механически передвигал ногами. - Овраг не может быть финалом, - странная мысль, - ведь еще лишь несколько километров, дострадать... Но Кондрат уже не страдал. Время поглощало его. Жить, верить и мыслить - почему не хочется пить?! Это так страшно... так весело, так необратимо, - потрясающее место...
И время. Девять часов славной науке метрологии. Кондрат стряхнет пот, обнимет изможденного бегуна, - тебе, все-таки удалось это сделать! - скинет в грязь свою усталую одежду; Кодрат-бегун присядет, умиротворенно улыбаясь, - спасибо, спасибо, это было не легко, но я это сделал; устал, очень устал, извините меня, - он, наконец, подойдет к мягкому теплому месту, - наконец, он может, он просто обязан отдохнуть.
Но не задавайте, не задавайте мне больше вопросов!! Я же снял с себя уже походную одежду и обувь; Вы не видите, во что смялось мое титаническое марафонное движение? Прошу, оставьте мне эту позу!... - Что?! Кто, кто еще бежал, кроме меня?! Этого не может быть!! Покажите это мне, объясните, зачем, как так вышло! Я же, только я вышел из того оврага, я помню, Кондрат-бегун!.. - надрывно закричал Кондрат.
И проснулся.
И десятую ночь бежал Кондрат. Передвигал ногами, потел и пил из походной емкости; как тогда. Но время вдруг отлегло. Наконец то я понял, что там было. И, конечно, не слово; но как же глупо я страдал, бежал, требовал объяснений... Кондрат, наконец, остался в овраге. С одиннадцатой, двенадцатой, тринадцатой и прочими ненаступившими ночами. Наедине. С Кондратом-бегуном.
~13.01.03
|
|