Пластилиновая память,
Каталепсия вины.
Буду ночь в ладонях плавить,
Оставляя след совы
На щербатых магистралях,
На сиреневых губах,
Что меня благословляли
Не на совесть, а на страх.
На извилинах дозрели
Сны, а зимние метели
Обезумели в апрель, -
Я не знал, во что ввязался,
Зал пустынным оставался,
А за дверью плакал зверь.
За неделю непогоды,
Перепомнив все невзгоды,
Очумела голова.
И, намеренно тупея,
Я шептал себе: успею,
Зная точно, что слова –
Лишь следы подсохшей пасты,
А попытку стать зубастым
Ждет комический провал.
Кончить путь в салоне меха,
Если кончится от смеха
Прошлогодняя трава –
Целься в глаз, не порти шкурку, -
Пусть кору, как штукатурку
Выстрел ссыплет со ствола.
Я беду свою по Фрейду
Истолкую, а к обеду
Достоевского подам.
Ну, а если без кокетства,
Я устал, а по соседству
Кто-то снова душит дам.
Я устал, найдите средство
Под ресницами, под сердцем
Снова плавится напалм.
Взбунтовавшейся казармой
(Полведра дрожжей в клозет)
На страны щите рекламном
Очень скоро станет главным
Острый росчерк буквы «зет».
А попутчиков случайных
Кто посмеет взять в расчет?
Закипая, свистнет чайник,
И тихонечко умрет.
Запятая телефонной
Трубки, влажная ладонь,
Цифра три и цифра ноль –
Вряд ли выход из бессонной
Ночи – это просто боль
Мне зудит свои законы,
Просто с ней невмоготу
Оставаться с глазу на глаз
И, таращась в пустоту,
Ставить кон на запах газа.
Я согласен на любовниц,
На врагов и на друзей,
Экстрасенса колоколец
Над макушкою моей, -
Все всосет в воронку звона,
И за легкость скорлупы
Я отдам свою корону
И осенние цветы,
Непонятный пряный запах
Превративших летний зной,
Я уйду на ватных лапах
В невозможность быть собой.
Выпить пойло до дна
Не сумел, не суди,
Слишком долго весна
Почему-то в пути
Заплутала, а время –
Без четверти свет,
Я остался бы с теми,
Но их уже нет,
Я остался бы с теми,
Кто не знал, для чего,
Только их уже нет,
Да и быть не могло.
***
Душа ведь женщина –
Ей нравятся безделки.
О. Э. Мандельштам
На подиум безумия
Поднялась не спеша,
Как лучик лунных сумерек
Бессмертная душа.
По спектра семицветию,
На лезвие – и в зал,
Она зрачками встретила
Прожекторов оскал,
И вынесла движение
Из пластики основ,
Из таинства рождения
Неназванных стихов.
Но черные жемчужины
Тревожный четкий ритм
Вплетали в жути кружева –
Бесовский алгоритм
Остался неразгаданным
И вновь глазами в зал
Взрывался звук петардами,
И свет ступни лизал.
На лаковых трамплинчиках
Под лайкрой стыла боль,
И до предела взвинчена
Ее слепая роль.
И навсегда измучена,
Истерзана, - она
Исчезнет лунным лучиком
В неуязвимость сна.
***
Такой отчаянно чудной,
И до безумия забавный,
Лохматый, словно домовой,
Но без сомнения живой,
И нагло рушащий все планы.
Он жил в стране, где странный мор
Людей выщипывал, как брови
И, возвращаясь с похорон
Он поминал свои любови
Лимонной долькой и стишком,
Непрочной мартовской снежинкой.
Над незаконченным стежком
Игла нависла, и пешком
Он отправлялся за бутылкой,
Желая все-таки понять
Не просто вслух, а до надежды,
«Что сменит жизнь свои одежды»
И будет смысл подождать.
Из кубиков-звуков построив прекрасную пьесу,
Где слово и голос сквозь вечность прожили в ладу,
Он только почувствовал тяжесть кузнечного пресса,
Но так и не понял, что вновь оказался в аду.
Ведь, если часто на виду,
То до беды подать рукою,
И по общенью, как по льду,
Они явились за тобою,
Чтоб приписать тебе свой мир,
Как панацею от депрессий,
А он на творческий сортир
Табличку «занято» повесил,
И напихав в компьютер бред,
Ехидно ждал, что он зависнет,
Сглотнув неправильность дискет
И нематематичность мыслей.
Прозрачный попрыгунчик дня
Скакал по пыльному паркету
А он, должно быть, жил не для,
А он, должно быть, жил за это.
***
Откопаю из-под хлама
Все, что нужно, важно, живо,
И найду дорогу к Храму
В дырах лампы Алладина.
На ладонях наледь света,
И щекотка рыжей прядки,
За окном свисают с ветки
То ли груши, то ли пятки.
Подо мною винный ящик
Маскируется под пуфик,
Я древнющий, словно ящер,
И дурацкий, словно Гуффи.
Я позорю лик достатка,
Я пятнаю прикид моды,
В интерьере непогоды.
За окном свисают пятки,
И играют в прятки мысли,
И разумные резоны,
Поищу в собачьей миске
И отправлюсь за озоном.
Там начавкаюсь до гриппа
По чумазой мокрой каше,
Полоумного полипа
Каблучищем ошарашу,
Навлюбляюсь в шумных школьниц,
Стильных дам и негритянок,
До абсурда, до бессонниц
Так как раньше, только спьяну,
Подивлюсь на новых русских,
Поскриплю на них зубами,
Позавидую и хрустну
Очень злобными стихами.
Но тотчас же позабуду,
Пожалев свои манжеты,
Не по мне кричать не буду
Глядя в дуло пистолета.
Шинный душ, предтечу стирки,
Я прощу по-христиански
И спасусь в своей пробирке
Защищенности и ласки.
По квартире бродят звери,
Рыбы кажутся большими,
Петли здесь живут без двери,
А петля без шеи в мыле.
В мире с давностью обета,
Говори, я буду слушать,
И кивать, что снова лето,
А на ветках зреют груши.
***
На голых ветвях африканские бусины льда
Касанья земли избежав, сохранила прозрачность
Вода. Только небо, собой окропив провода,
Себя расплескало. И, видно, не можно иначе.
Тревожно и влажно – не важно, зачем и когда,
А мелочь копить ни к чему, разве только на сдачу.
Земли не достигнув, не станет бессмертной вода,
Себя расплеская и, видно, не можно иначе.
***
Рука протянется сквозь мерзлое стекло,
Слегка откинув штору, и незряче
Поймает выдох твой, как детский мячик,
И, чутко вздрогнув, выронит его.
В сплетении волос отыщет ключик снов,
И оживет в твоем ночном кошмаре
Безликим призраком, неназванною тварью,
Неумолимой стрелкою часов.
В пустой попытке обрести покой,
В неисправимой опечатке ночи,
В посмертной бесприютности людской,
Которую когда-то напророчил.
В слоистости ногтей наплывы синевы,
А на стекле рассветные наплывы,
Кошмар растает, и проснемся мы
Со странным чувством, что частично живы.
***
Отыщи меня, если хоть маленький шанс тишины
Остается за шторами. Если янтарная память
Неподвижно прозрачна. И угол – обрубок стены
Нем, как рыба, и все же, продолжен в оконную наледь.
Если снедь – серебро,
Если волосы плавятся в медь,
Если нужно успеть –
Безнадежно, но все-таки нужно,
Если дар осязаем всего-то, пожалуй, на треть,
Остальное – расплата
И странно желанная стужа,
Остальное не слаще
Пол - слова на литр воды.
Если звук изнутри, то и слово должно быть оттуда,
Но, которую зиму не жалуют нас снегири,
И в реестры судьбы внесено ожидание чуда.
Отыщи меня…
Пусть я
Ужасно запутал свой след,
И на снежные иглы наколоты бабочки взглядов,
Я успею понять, что спасения все-таки нет,
Если вкус миндаля будет раньше, чем действие яда.
***
Мы гадали по контурам луж,
Засыпали следы невезухи
Сулемой. И назойливость мухи
Сочетали с понятием муж –
Жена – ни один сатана
Не сравнится с подобным тандемом
Ведь Адам, расставаясь с Эдемом,
Знал, гаденыш, что рядом Она.
Бомж
Имейте мужество, чтоб выжить из ума
Достойно, иль по крайности, опрятно,
И песенок печальных долгопятов
Запомнить несмышленые слова.
Забыть про пятки. Ставки на пока
Довольно высоки и выбор нуден,
Но нервный тик прощального кивка
Придет пора пустить в лохмотья буден.
Под боком приютить теплоцентраль,
И пальцы греть заношенными швами,
В оплавленный до почерни январь,
Вжимая, ждать, пока покончат с нами.
А по утрам – оставшихся в живых
Украдкой провожать до турникета;
Когда не получилось жить для них,
Нечистоплотно их же звать к ответу,
И обрекать на мелочи и жуть,
Напичкав вечера бескровным жмыхом
Своих недо.… Но отправляясь в путь,
Возьмем с собой нахохленное лихо,
Чтоб не искать предлогов и причин
Для оправданья таинства ухода,
Должна быть в обреченности мужчин
Законченность готического свода.
Чечня
Вот и случилось,
Писали, пророчили,
Чутко, по-зверьи
Встречали беду,
Вот и случилось,
Долой многоточие,
Знак восклицательный,
Но на виду!
Словно осиновый кол
В вурдалаковом
Теле зловонном,
И, значит, война.
Под Зодиака кровавыми знаками
Деда Мороза встречает страна.
Пора учиться различать на слух
Как далеко, и из чего стреляют,
И попытать не вымерших старух
Как на четыре части разделяют,
В четыре раза продлевая свет,
Тепло и жизнь, единственную спичку,
В какой тональности звучит предсмертный бред,
Как расставанья превратить в привычку,
Как не считать – по - скольку каждый день
Уносит жизней там и за стеною,
Сойти за плаху может каждый пень,
И тыл не числится за новою войною,
Как свыкнуться, что надо по утрам
Тянуть из ящика почтового свой жребий,
И понимать без слова, по глазам
Все, что за нас придумали на небе.
Для нас. Чтоб каждый день, как горсть свинца,
И каждый вздох – почти что откровенье,
Где пожеланье близкого конца
Уже важней, чем долгого терпенья.
Страну, что узаконенный абсурд
Обезобразил оспой беззаконья,
К концу столетия опять страданья ждут
Похлеще многолетнего зловонья.
Ну что ж, блажен, кто посетил сей мир…
Но я бы лучше гукнулся со скуки,
Или надолго и всерьез запил,
Чтоб выходили ночью из могил
Актеры белоснежного Кабуки,
Чтоб я боялся призраков и снов,
А не банальной типографской краски,
Когда страна снимает маску слов,
Предпочитая камуфляж и каску,
И отправляется покорно на убой,
Пожалуй, даже с долею бравады,
Своей дорогой многовековой
И неизбежной для любого стада.
Война – Земли стиральный порошок,
Ты только постарайся под ресницы
Не заглянуть случайно. Хорошо,
Когда над городом летают только птицы.
***
Попрошайка, искренность у глупости
Выпрошу, а там – пускай казнят,
Может, сможет улица – заступница
Вызволить, а может быть, простят.
Что же с этой мукою поделать,
Если дар нам дан любить и петь,
Если раскалилась до предела
От мазурки траурная медь.
***
Твоих ладоней влажное тепло,
И глаз твоих медлительная скупость,
Как черной чайки острое крыло.
Змеится затаенная тоска
У мягких губ неверным очертаньем,
Предательством зыбучего песка.
Слегка пьянит порочный вкус вины,
И тело ждет волны прикосновенья,
Но ночь – и страшные к тебе приходят сны.
И ты непостоянна, как весна,
Как стрелка индикатора, как пламя,
Как рябь воды под взмахами весла.
Дым сигарет ленив и невесом,
И красный огонек теплеет серым пеплом,
Ложась у губ прозрачным лепестком.
Частит в углу часов нервозный стук,
Притушен свет, приглушен нежный голос,
Становится весомым каждый звук.
И память умирает (до утра).
Все будет хорошо, пока мы вместе –
Пускай подольше тянется игра.
Я тебе говорил про усталость и нежность,
Про хмельную весну и полеты во сне,
Про свое одиночество неизбежность,
И, наверное, ты верила мне.
А потом, твои слезы в душе проклиная,
Я смотрел на часы, и дрожала рука,
Так, чтоб видела ты, и уснула, не зная,
Что я просто валял дурака.
***
Вернулась нежность неожиданно,
Зрачками небо отразив,
Скажи, зачем свою обиду нам
Так неоправданно, невиданно
Беречь, как тайну и нарыв.
Навзрыд на каждом полушарии
Кипит твой тупиковый срыв.
В тиши нашаренный нечаянно
Своим молчанием, отчаяньем
Не воскресив, не погубив
Лишь пригубив,
Забудем отчество, свое отечество – гнилье,
Монополистом на пророчества
Горланит в окна воронье.
И все твое в избытке нежности,
И в хлорном привкусе воды,
Пусть не избегнуть неизбежности,
И не избыть седой беды.
***
Эти стены устали от наших теней,
И от синего дыма моих сигарет,
От истерик и сцен, голосов и людей,
И безвольно осели десятками лет.
А в обойных слоях наши скорчились дни,
И попробуй, забудься, попробуй усни,
Если годы бессонницы сотнями глаз
Осуждающе - скованно смотрят на нас.
И подошвами лак уже съеден давно,
И скрипучим становится комнатный шаг,
Прихотливым узором кривится окно,
И опять зубоскалит загадочный враг.
В этом городе пьют
За разбитый уют,
За пропитый уют,
Только плачут и пьют.
На осколках слезинки,
Как лужицы лжи,
А грешки поражений так жадно свежи.
На матрасных ожогах рассыпаны сны,
Тяжелы и подвижны, как пьяная ртуть,
Но покуда мы живы, друг другу нужны
Разрисуй эти стены и сразу забудь.
***
Гуманизм пистолета с глушителем,
Утешителен ты или нет
Для простого московского жителя –
Истребителя слов и котлет.
Для властителя, деспота, демона
В бессловесном семейном кругу.
Это жизнь его подлая сделала
Претендентом на роль и рагу.
Вот плетется он сереньким осликом
За пучком прошлогодней травы,
Он дымком растворится за мостиком,
За горбатеньким стареньким мостиком,
И ему не сносить головы.
***
Разорви завязки ночи
На груди.
Помолись, а если хочешь
Уходи!
Впереди травы отрава
Или сон,
Сверху, снизу, слева, справа –
Всюду он.
Мыслей строй – в сетку слов,
Мы с тобой –
Мир не нов.
Разобраться иль разбиться –
Пустота.
У кота в когтях синица
Неспроста
Билась долго, слишком долго –
Кровью клюв.
Наплевать на чувство долга
Коль нелюб.
***
Почему не боятся люди
Огромных, немых домов,
Почему не боятся
Диких, ревущих машин,
И самих себя,
Ослепших от едкого дыма,
А боятся маленьких перепуганных мышек,
Да еще деловых пауков?
***
Темная лошадка,
Вроде бы все гладко,
Только день, как пропасть,
Только б не пропасть,
Пусть смеется время,
Прорастает семя,
Жизни непреложность,
Бытия напасть,
Руки, реки, слезы,
Это так понятно,
И необходимо,
Пусть родной, но круг.
Только радость мимо,
И неотвратимо
Все, что ты любила,
Разлюбила вдруг.
Краски для заката
Подобрать несложно,
Только невозможно
Нового создать,
Пальцы осторожно
И слегка тревожно
Беспокоят струны,
Поздно начинать,
Начинать сначала,
Знала, но молчала,
Главного не скажешь,
Не раздашь долги,
Мало, слишком мало
Музыка звучала,
Но не поучала,
Жалилась – смоги…
Искренность – искристость,
Только слишком быстро
Лопались рассветы
Вспышкой новых дней,
И за все, что сбылось,
И не сбылось – милость,
И за все, что пилось,
Пелось – пожалей.
Не могу молиться –
Разучился,
Поза – просто безобразна,
Проза все мудрей,
Крутится столица,
В голосах и лицах,
И бескрылой птицей
Ты тоскуешь в ней.
***
Сквозь строй небритых подбородков,
Похмельный джонатан глазниц,
Подобие фигур и лиц,
Плетусь печально на работу.
Противно чавкает вода
В свободно вычерченных лужах,
Да кое-где – предтечи стужи –
Вдруг – снега сода, льда слюда,
И дразнит Пизу наглый столб,
Склонясь к наждачке тротуара,
Теплоцентраль плюется паром
В тоску бетонных белых роб.
Все это – просто межсезонье,
А утро – каторга для «сов»,
И вытрезвителя улов
Уже кемарит на газоне.
***
День уйдет зубною болью
В ночи бархатный наркоз,
Теплый воск убогой воли,
Бесхребетность винных лоз,
Старость самой стойкой краской –
Для волос,
Пусть ответит время сказкой
На навязчивый вопрос –
Для чего?
Тысячелетья повторяемый –
Зачем?
Чем?..
Черемуха и вечер,
Заточенье вечных тем,
Утонченность вариантов
Слилась в тонкий нервный писк,
Неизбежность артефактов
И согласие на риск.
День уйдет зубною болью,
В соль рассыпется словарь,
Капилляров киноварь –
Сеть с замедленною кровью.
***
И волки начинали с молока…
А годом раньше фальши было меньше,
Неверность ветреных и невозвратных женщин,
Мешочки с дождичком –
Стальные облака.
И волки начинали с молока…
А после первой крови – сладкий привкус,
И стоматологи нам исправляли прикус,
Подпорченный сосанием слегка.
И волки начинали с молока…
Но жестче шерсть, и глаз прозрачно - колок,
Таскает Кай нетающий осколок,
А Герда где-то ходит по рукам.
Ни бирюкам, ни вожакам, ни самкам
Не избежать последнего прыжка,
Быть может, хватит пустяковой ранки –
И волки начинали с молока.
На полу всхлипе нервного смешка
Прорвется перепонка наших буден,
Ну, а пока, волчатами побудем,
И волки начинали с молока.
***
Зашуршат шаги осенние,
Шпага тронет грудь твою,
А надежда на спасение
Может вызреть лишь в бою.
И ладошки, словно лодочки,
Все плывут по волосам,
Ты лечи его от водочки,
От себя спасется сам.
Пусть громами ливни льются
В летнем ласковом чаду,
Он отмается, останется
В високосном том году.
Он отломит дольку вечности
В этот вечер вещих снов –
Человечек в бесконечности
Кама – сутру комаров.
Бестолковую, беспечную
Он сумеет прочитать,
Это будет летним вечером,
И вчера придет опять.
Обручальные, непрочные
На свинцовых лапах луж
Осень бросит кольца, прочее
Остается в слове муж.
Остается чуть надломлено,
Как венчальная свеча,
Только б ты в дожди не вспомнила,
Что сказала сгоряча.
Только бы сберечь забывчивость,
Ночь – несбыточной мечте.
Стать чужими и привычными
Страшно в этой пустоте.
***
Сквозь слипшийся туман
На лепестках зари
Я вижу серых глаз
Прозрачную усталость,
Как будто в первый раз
По лепесткам зари
Серебряной росы
Единственная малость
Скатилась в новый день,
Неповторимый день,
С тобою пополам
Разделенные взмахи
Мгновений – мотыльков
Сиянье – светотень,
Истома лета – лень
За все ночные страхи.
Нам в сказочной сети
Цветенья и тепла
Друг друга потерять,
Пожалуй, невозможно,
Мне блик твоей руки
На зеркале стола
Дороже и нежней,
Желанней и тревожней,
Чем лепестки зари,
Чем зачумленный век,
Ночные фонари,
Или июльский ливень,
Морщины милых век,
Мозаика любви,
А в золото волос
Мы первый иней примем
Когда-нибудь потом,
Меняя сотый снег,
Дыхания коктейль незаменим и вечен,
В безмолвии густом
Острее звездных стек,
Но это все потом,
Когда наступит вечер.
***
Не растирай мой сон в ладонях,
Он станет запахом полыни,
Безумно сладостным и горьким.
Другими названное имя
Не повторяй прикосновеньем
Дыханья, отданного стольким,
Что я почти сроднился с ними,
Мы
Просто
Будем
Вместе
Жить!
Всегда!..
Поэтому не стоит,
Не растирай мой сон в ладонях,
Нам хватит горечи и речи,
А остальное – Бог простит!
***
Жизнь додумана до боли,
В летней ночи черный штрих,
И рассвета серой солью
Воспален окна триптих.
Как услужлив макияжа
Элегантно-лживый жест,
Все изящно, если даже
Выдаст Бог и кто-то съест.
Жизнь додумана до ладно,
До нежалости к себе,
До всего, что было складно
В несложившейся судьбе.
***
Накуплю себе бумаги,
За казенный счет просплюсь,
А потом – немного влаги,
Как моих бессонниц грусть.
А потом - немного песен
И немного тишины,
Вижу в гнездах старых кресел
Злые плачут колдуны.
Вижу шорохи ночные
В слабом лучике луны,
Наши радости смешны им,
И печали не нужны,
Что-то большее под небом
Уготовано судьбой
Тем, кто верил в быль и небыль
И гонялся за звездой,
Тем, кто ноты старых песен,
Как крупу ссыпал в рукав,
Тем, кто был и в горе весел,
И почти всегда не прав.
Лижут шорохи ночные
Сон с ладоней тишины,
И, уставшие, больные,
Злые плачут колдуны.
***
Утро. Женщина кувалдой правит мусорный бачок,
По доске идет бычёк, хоть и знает, что не надо.
У двери сидит Уныл, нету денег у Уныла,
Он бы горе утопил, но не тонет, вот скотина.
Не доедена помада на востоке в дырах зданий,
Утро. Женщина кувалдой лихо правит мирозданье.
***
Предчувствия не будет – ни к чему
Нам портить настроение до срока,
Она придет ко всем и ни к кому,
Но своевременно, и то уже не плохо.
Отлакируем пугало примет
До глянца книжных красочных обложек,
Пред слюнявой сворою бульдожек
Тогда абсурд – последний аргумент.
В стекле оконном спит осколков звон,
До времени спрессованный в прозрачность,
Едва - ли даже после похорон
Нам суждено отведать однозначность.
Но наплевать на это. На века
До синевы в окоченевших пальцах,
Мы лепим своего снеговика
И ловим сразу штук пятнадцать зайцев.
***
Тяжелые капли догонят последние листья,
И легкость уйдет, растворится в свинцовой воде,
Так падают слезы на старые милые письма,
И так тяжелеет душа о грядущей беде.
Нам мало осталось, лишь вязкий прокуренный воздух,
Да гадкие сны в духоте полутемных квартир.
И черных дорог безвозвратно заточенный посох,
И наших домов, бесполезно растраченный мир.
***
Пестрый жгут картинок детских,
Лихо скрученный судьбою,
Не прочнее волоска.
Как-то неотвязно цепок
Луч, скользящий за тобою,
На мгновенье от виска.
Ведь весна уже хозяйка,
Куролесит, ворожит,
Дома спит упрямый Знайка,
А Незнайка все бежит.
***
Все буднично, и беды не стучались
В чужую дверь тяжелым сапогом,
А пользовались вежливым звонком,
И мило, деликатно улыбаясь,
Просили расписаться и простить
За беспокойство, было очень сложно
В ответ на их любезность нахамить,
А не открыть и вовсе невозможно.
И жизнь продолжилась в предложенном ключе,
Не выходя за рамки этикета,
Хотя, так хочется порой насрать на это,
И пореветь на чьем- нибудь плече.
***
Сквозь гематит московской летней ночи,
Слегка отлакированной прохладой,
Из сумерек серебряной пыльцы
Рассеянной, немного бестолковой
Походкой невостребованных снов
Пройдет чужая детская надежда
На хрупких угловатых волосках
Напуганной, нестрашной косиножки,
Вся в искорках бессмысленных смешков.
А я занозу зависти своей
Опять расковыряю до бессонниц,
И сна аптечного спрессованный снежок,
Оплот последний самосохраненья,
На языке истает сладковато,
И, посмотрев в усталый глаз часов,
Я, все – таки, наверное, усну,
Закутавшись в свой философский скепсис,
Припрятав ненависть к будильников беде,
Что в морду мне плюется жвачкой будней,
Куда – нибудь подальше от греха.
***
Стрелять мохнатых мух
Сквозь пыльное стекло,
Не растворив окна,
Остановив мгновенье,
Часы читают вслух,
Покорно и тепло
Сползает дымка сна
И застывает ленью,
Ладони по стеклу,
Придурковатый скрип,
Я в день его втолкну,
Еще достанет силы,
Чтоб голос на ветру
Беспомощно осип,
Эфирную волну сорвав
Ударом в спину.
Чтоб выдох расколоть
О воздуха хрусталь,
Сломать хрустящий наст
Пожизненной обузой.
Пусть исчезает плоть
В расплавленную сталь,
Под века тяжкий пласт,
В бесформенность медузы.
Кто слышал волчий вой?
Душа еще жива,
Хотя в себе несет
Безжалостное жало.
Наедине с собой
Полынная трава
Без боли прорастет,
И скажут – их не стало,
А жаль. И эту ложь
Простят, как все грехи,
Протянут в никуда,
Протопчут, как тропинку,
И по тебе пройдут…
Лежи и слушай дрожь,
Озябшие стихи
Читай и гладь по спинке.
Несовершенен дух,
И проигравших нет,
Стреляй мохнатых мух
И жмурься в яркий свет.
***
На сером снегу износились следы,
И я не надеюсь уже их запутать,
Чтоб время надуть. Засыпая под утро
Я вижу во сне поцелуи воды.
А если вдруг омут промерзнет до дна,
И слепо застынут утопленниц руки,
На лед упадет голубая звезда
Разлуки.
***
Недели две потрескивал мороз
Листвы опавшей желтой крафт – бумагой
И то лишь к ночи ближе. Но всерьез
Окреп сегодня утром. Бедолаги,
Что проморгали осени конец
Пингвиньей стайкой в остов остановки
Попрятались, и подползал неловко
Автобуса звенящий леденец.
Чтоб развозить иззябшее тепло
По будням, сокращая расстоянья.
Пожалуй, нам сегодня повезло,
А вот вчера до одури стояли.
Так стеклышки малюсеньких удач
В мозаику пожизненной удачи
Сложились. Ненавидя, словно врач,
Мы покупали радости на сдачу.
Метелкою забывчивости пыль
Потерь и несуразиц аккуратно
Сметали. И сдавали боль в утиль,
Чтоб научиться мыслить адекватно
Эпохе. В основном все было так,
Как мы хотели или заслужили,
А если и замерз какой чудак,
Так Бог судья, а мы его простили.
***
Когда февральской ночью плавно
Кружились блестки в пустоте,
Язык асфальтовый шершаво
Лизал подошвы темноте.
Когда неслись часы работы
Таксистов, мафии и шлюх,
Два телефонных оборота
Спасали пьяных и старух,
В домах метался запах храпа
И бартолиновых желез,
Узор неонового крапа
Тускнел, свирепствовал мороз,
И новорожденных рекламных
Щитов злодействовал оскал –
Вдруг, кто-то вспоминал о главном
И, почему – то умирал.
***
А день не бывает неправ,
Коктейль предлагая привычный,
Из запахов стоптанных трав,
И спутанных выкриков птичьих.
А следом в закатную щель
Вползут комариные ночи,
И, если достигнута цель,
То время несчастья пророчить.
***
В преддверии придуманных забот,
В прощении придуманных ошибок
Живет ленивый пустоглазый крот,
И учит петь аквариумных рыбок.
Клубок идиллий и лубочных сцен
Надежно запирает горло норки,
Ему хватает плесневелой корки
И наплевать на повышенье цен.
***
Недолгий перерыв
Ни долга, ни вины
Не вымыл из-под век
Скупой, соленой влагой.
Пора платить сполна
За имя Человек,
И брызжет тишина
Окаменевшим шагом.
На острие меча
И в черноте ствола
Один таится бес,
Одна грозит развязка,
Со зла ли, сгоряча,
Но надо отвечать,
И в комнате опять
От привидений вязко.
***
Мы копили долги,
Как иные копили богатство.
Усмехались враги,
А друзья предлагали лекарства.
Мы транжирили дни
И тянули бессонные ночи,
Нас жалели одни,
А другие - не так, чтобы очень.
Нас легко обвинить -
Мы с тобой не по правилам жили,
Но умели любить,
И, поэтому, счастливы были.
***
Лета зеленый трояк
Был понапрасну растрачен,
С детства приучен, чудак,
Пить и не требовать сдачи.
И, наудачу, авось -
Завтра прибудет наследство,
Так уж у нас повелось -
Жить по желаемым средствам.
Жизни железный закон
Рыжею ржавчиной съеден,
Дружно вздохнули соседи
После его похорон.
***
Я печень проверяю на разрыв
Очередным стаканом бормотухи ,
И что-то тикает, отсчитывая взрыв,
В размазанном по наволочке ухе.
Тихонько тикает, но мерзко - волком вой,
Или по стенам ящерицей бегай,
За ожиданье всех грядущих войн
Из всех несостоявшихся побегов.
Циллиндрик пепла ломкий, как покой,
И легкий , как последняя утрата,
Неповторимо плавною дугой
Спускается в больничную палату,
Где спины стен белы и горячи,
Где вывернуты внутрь веки окон,
Где бабочек гуманные врачи
Надежно прячут в безопасный кокон.
Стучит по стеклам блеклая весна,
Сползает снег с накопленного сора,
И снова ночь украденного сна
Под тиканье непойманного вора.
***
Потери потеряли статус бед
И нет уже ни шепота, ни вздоха,
А есть кивок - мол, все не так уж плохо,
И деньги на питательный обед.
А там ручьи ничьи читали сказки,
Просили ласки, воли, тишины.
И время проходило без опаски,
И без опаски приходили сны.
А там разломы улиц знали гулкость
Твоих шагов по старым мостовым,
Когда, ныряя в тени переулков,
Не тень брела по трещинкам стенным.
Когда не надо было сочинений,
И сочленений завтра со вчера,
Когда еще пугали вечера
Дымком античных жертвоприношений.
Когда ты куралесил и кутил
Не для того, чтоб что-то не припомнить,
Когда так не хватало гулких комнат,
Когда на подлость не хватало сил.
***
Все правильно - когда нелепый сон
Руками цепкими нас держит на постели,
Слюною звона брызжет телефон,
И стенами слепит постылый дом,
И в тонкогубые вползает утро щели.
Нам дискомфорт небритости знаком,
И дом знаком, в котором пьют без меры,
Гнушаясь прессы, брезгуя замком,
Но все же не умея жить без веры.
Набоковская бабочка стиха
Умчалась в алкогольную усталость,
Лишь на полу подсохшая труха
Подгнивших строк на память нам осталась.
Кто без греха... - удобно и легко -
Альтернатива самооправданья,
А бабочка далеко-далеко,
И не вернуть прекрасного незнанья.
***
Ночь была изысканно красива
И бездонна в блестках снеговых,
Ты меня о счастье попросила,
Мы его поделим на двоих.
Мы до этой ночи шли так долго
От кипенья бешеных винтов,
Однозначна неуместность торга,
Беспощаден недостаток слов.
***
Настоящая любовь уходит тихо.
Без истерик, криков, бурных сцен -
Черной струйкой из размякших вен,
Чувством неизведанного лиха.
Без боли,
Без воли,
Без слез,
Без возврата.
Теперь все другое,
Былое куда-то
Ушло, не забыто,
Ни ныне, ни присно,
Усталою труппой
Бродячих артистов.
***
Пора несбыточных надежд,
Непроизвольных ожиданий.
Все остальное - для невежд
В науке нужных расставаний.
Все остальное - между тем,
Как между ними пропасть срока,
Он может большего хотел,
Но только в этом мало прока.
И, может, от квартиры ключ
Не из холодного металла.
И, может быть, не из-за туч,
А из-за солнца света мало.
Январский дождь, апрельский снег -
Все перепутано и сиро,
Да был ли в жизни человек
Собой заполонивший полмира?
Пора... А у колена зло
Опять гримасничает счетчик,
Быть может проще, всем назло
В графе "любовь" поставить прочерк?
***
Дробный стук тепла по стеклам,
Серый день, последний снег,
И не верится намекам
Городских , шершавых рек.
Неумытый, тихий, талый,
Неумелый первый шаг -
Нам для счастья надо мало -
Просто чтобы было так.
***
Снег прошел по зиме на подушечках кошкиных лап
И, свернувшись в клубок, задремал во дворах и проулках,
А вчера, по утру, вдруг просел, потемнел и ослаб,
И тепло коготками по стеклам забегало чутко.
Мы торопим весну, мы хотим, чтобы стало теплей,
Забывая, что мы только снег на размякших ладонях,
Несоленая капля сбегает по коже твоей,
И разнузданней крики нахальных шалманов вороньих.
Шоссе
Серебристые вожжи покрепче держи,
Прокрутив кинопленку шоссе,
Ты с судьбою своею встречался в ножи,
Зимней ночи глотая гляссе.
Невозможный напиток из снега и тьмы,
Ослепляющий встречный поток,
Как вернуться туда, где колючие сны
Облепили пустой потолок.
Как вернуться туда, где на старой софе
Труп любви твоей вмят в простыню,
Пусть последняя запись в последней графе
Подтвердит непричастность твою.
Это ставка на скорость и быструю смерть
В обезумевшем левом ряду,
Мимо мчится снежинок слепых круговерть
И, наверное, чует беду.
Аварийная ночь... Полукруг колеи...
Звон по снегу рассыпанных фар...
На руле исковерканном руки твои...
Ты впервые себе не солгал.
***
Зачем тебе рядить в друзей
Попутчиков своих?
Ты их не сделаешь родней,
Ты не полюбишь их.
Они к тебе придут попить
Халявного вина,
И будут долго говорить
Красивые слова.
Ну что ж, пускай себе жужжат,
Не все же одному,
А лучше, заведи ежа,
Котенка иль жену.
***
Отпущу себе бородку,
Перестану кушать водку,
Буду кушать только снег,
И проситься на ночлег
Не к могильщикам горбатым,
Что скребут своей лопатой
О промерзшие пласты,
А к засушенным магнатам,
Что аптечной пахнут ватой,
Под костюмы скрыв хвосты.
Костюмеры, костоправы -
Нет управы, значит правы,
Слева Бомжи и хлысты,
А посередине - ты.
Слева ноги для дороги,
Справа дорогие дороги,
Слева пусто, справа густо,
В джунглях кушает мангуста
Ядовитую змею.
И мангусте очень вкусно,
Только вот немного грустно -
Не изысканно меню.
А селедка пахнет нефтью,
А середка трусит смерти
Много больше чем края.
А бородка подрастает,
А весною снег растает,
И сосулькой стану я.
Благонравною сосулькой,
Буду нежно в лужи булькать,
Уцепившись за карниз,
Я смотреть не буду вниз.
Буду я держаться крепко,
Ни на плешку, ни на кепку
Я коварно не свалюсь,
Что ж поделаешь - боюсь.
А могильщикам горбатым
Опостылели лопаты.
Экскаватор - это да!..
Подрастает борода.
***
Она прошла по краешку зимы
Под грустный вальс, который вечно белый,
Заглядывая в окна, где взаймы
Дают года и письма пишут мелом.
В пустых дворах не пахнет сентябрем,
И дождик за ночь сочиняет осень,
И все стучит о чем- то о своем,
Хотя его на "бис" никто не просит.
***
Непоседа, дочушка!
Как с тобой непросто мне -
Словно сливки простыни
Взбиты, как всегда.
Укачало облачко
Месяца-найденыша,
На деревьях клочьями виснет борода.
Там искрится холодом брошенная улица,
Ходят бабы снежные в смежные дворы,
И лукаво дедушка на подружек щурится:
- Погуляйте, милые, только до поры.
А у нас не холодно, и мышата-шорохи
Затевают с черною кошкою игру,
Дышит полусонная тишина за шторами,
Холодильник седенький сердится в углу.
Окна занавешены тюлем или инеем,
Замела метелица белою метлой,
Пусть увидит добрые сказки ночью зимнею
Бесененок маленький, кареглазик мой.
***
Поспорили Дичек с бедой
Кто будет день делить на части,
Но, сгинули в закатной пасти,
А я отправился домой,
Не согласившись на раздел,
Мне недосуг возиться с ними,
Я должен вспомнить чье-то имя,
И переделать кучу дел.
***
Трех полнолуний желтые медяшки
И гексограммы рваный частокол,
Закатанный рукав твоей рубашки
Не более, как согласье на укол.
Самооценка, принимая помощь,
Сутулится, краснеет и молчит,
Но если все нелепости припомнишь,
Охота разрешить вопрос навзрыд.
Но эта роскошь нам не по карману,
Поэтому придется привыкать
К белесому наркозному туману,
В котором даже лошадь может спать.
Достаточно кофейных очертаний,
Огнем свечи оплавленных углов,
Когда за обреченность начинаний
Нам обещали безопасность снов.
И кучу сказок западных и наших,
И верность женщин с разницей в цене,
И день, хотя немного ошарашен,
Но разукрашен сдержанно вполне.
Вот право выбора, и мир почти зеленый,
На гексограмму три английских "эс",
Свои дома латают новоселы,
И отбывает чартерный экспресс.
Пора справлять сороковины тайны,
Подделкой оказался воротник
Шершавый. И глядит на нас печально
Чертовски замусоленный парик.
А мы не заметили подмены,
Нам ксерокопий хватит на года,
А если что не так, твои проблемы,
Твои пробелы и твоя беда.
***
Стена согласна на сверло,
Шуруп согласен на картину,
Но на уют твоя квартира
Не согласится все равно.
Жена согласна быть женой,
А я согласен быть ей мужем,
Но нам порою праздник нужен,
Ну, в крайнем случае, запой.
Посвящение никому
Он умер, кто дарил подарки
Синим рыбам,
И в полночь уходил
Под арки вещих снов,
Смешной, слепой солист и косарь. За спасибо
Готовый петь, косить, но не писать стихов.
Он ненавидел боль и патриаршью роскошь,
Не понимал слова, лишь музыку и жест,
Зато любил тепло голодных рыжих кошек,
И шелест птиц ночных, и предрассветный лес.
Он не берег себя от сглаза или порчи,
Не верил в колдунов, но верил в добрых фей,
Он чтил ночную тишь. Не доверяя почте,
Всю жизнь мечтал иметь почтовых голубей.
И мудрых синих рыб , своей считая тайной,
Он слушал в тишине, уставши от забот,
Они умели петь, и понял он едва ли,
Что есть на свете смерть, и даже он умрет...
Чернел в углу рояль, букетик маргариток
В жестянке скомканной со свежею водой,
На стуле спал пиджак, и кофе недопитый,
А на столе аквариум пустой.
***
Не пишется, или пишется не то,
Уже в пальто влезают чьи-то руки,
И гололед удваивает муки
Спешащих пешеходов, но зато,
Бессонница уже не так тревожит,
А может навсегда? Да нет, не может -
Не пишется, иль пишется не то.
Уже мороз и Новый Год намеком
На новое, на детское. Трамвай
Кристальной веточкой уже застывших стекол
Мне прозвенит про ледяной январь.
Как встарь искрится снег на Рождество
В лицо звезде, встречающей Его.
***
Если снять крышу с усталого старого дома,
В нем будет ветер гулять,
И дождь будет мебель коробить,
Снег будет пыжиться все однотонным представить,
Если снять крышу с усталого старого дома,
То из него будет видно огромное небо и звезды.
***
Заколочен ночи гроб,
Пульс часов ясней и злей,
Под губами бледный лоб
Отстрадавшихся друзей.
Спите с миром,
Сеет дождь,
Стук и сырость,
Небо сирым,
Счастье - ложь,
Жизнь приснилась.
Коченел бетонный труп,
Пустота в оконной мгле,
Вдруг коня вспотевший круп,
Лунный отблеск на броне.
Избавленье,
Кончен путь,
Слава Богу!
Свет на сцене,
Все забудь,
И, в дорогу!
Перелившись в лунный сон,
Скрылся всадник. Дождь сильней.
Пусто после похорон
В тесной комнате моей,
Стены спят,
В себе свеча
Захлебнулась,
Нет спасенья,
Нет врача -
Жизнь вернулась.
***
Ночью быстрой, ночью мглистой,
Ураганной, колдовской,
Словно выкрик хлесткий выстрел
Ливня.
Гномы - злые мысли
И навязчивый прибой,
Черный кочет смерть пророчит,
И жует железо ржа,
Меч отточенный непрочен,
Сводит ветви злая корча,
Спину жжет удар ножа.
А вдали, за кольчугой дождя,
В ожерелье дворцовых покоев,
Золотистые осы жужжат,
В пряном воздухе плещется море,
И к мечте - недотроге ведет
Водопад изумрудных ступеней,
Там в расплаве стекла синий лед,
Там душа тосковать не умеет,
Друг за другом, друг за другом
Ветер гонит облака,
Ночь морочит, трет подпруга,
И по кругу, и по кругу
Сивка носит седока.
***
Возвращайся витязь – еле еле
Тронул ветер сонную листву.
Возвращайся витязь – неужели
Кровь твоя уйдет питать траву .
И за правду или полуправду
Ты погибнешь с призраком в бою ,
Что б вложить в уста слепому барду
Песню новую и ненависть свою.
Струны пррокочут оправданье ,
Струны славу слезно прозвенят.
И повиснет на немом кургане
Веером пылающим закат.
***
Формальности уже соблюдены,
Но формалин, наверное, был не свежий,
Он помнил высыхающей слюны
Лепешки и клеенчатое между.
Он помнил кафельный холодный шов спиной,
А секционный животом и грудью,
Он слышал, как расплющены стеной
В шаги и звуки превращались люди.
Он ощущал бесцеремонность рук,
Резиновые поиски причины,
Так из себя, наверное, паук
Вытягивает липкость паутины.
Он так и не почувствовал пустот,
Хотя осталась только оболочка,
Которую какой-то обормот
Зашил корявой, неумелой строчкой.
И в общем баке серой жабой мозг
Бесславно сгинул, булькнув на прощанье,
Не повредив обратной связи мост,
И не прервав осознанность страданья.
***
Ты не сможешь, а слово бедней онемевшей воды,
И другого не надо, не будет - но все же хотелось
не испортить в снегу запасенные к лету следы,
И за право повтора отдать осторожную зрелость.
За застежкой кармана забыть запоздалую злость,
Как язык за зубами, еще не надкушенный ими,
Только спать не дает межсезоньем занывшая кость,
Как всегда поперек, чтобы мы ничего не забыли.
Не надейся, тебе не предъявят к оплате счета,
И на четкие контуры, до борозды на бумаге,
Краска ровно не ляжет. А если и есть пустота
Между пяткой и пальцем в твоем тяжелеющем шаге,
Претендующей на направленье. И вновь напролом
Разбивая и путая ритм и остатки движенья,
Превращая в абсурд за патетики каменный лом
Бесполезный, и все ж не страдающий от ожиренья.
От которого ты, до обиды банально умрешь.
Ты соврешь: "все нормально". И слова не надо другого,
Это просто отдышка и загнанных клапанов дрожь,
Это просто дорога.
***
День сегодня скомканный,
Бестолковый день.
Белою соломкою
Лакомится лень.
День сегодня серенький,
Слякотный, сырой,
Мокрых веток веники,
И машинный вой
День сегодня... Стоит ли
Замечать его?
Столько славных пропили,
Стерпим, ничего.
***
Пусть символ пепла и совы
Украсит посох отреченья,
А неосознанность влеченья
Нам будет стоить головы.
Когда порвется магистраль,
И нашинкует воздух лопасть,
Мы убежим в шальную даль
И лишь в конце увидим пропасть.
Пусть галогеновый язык
Машина бросит под колеса,
Пусть бесполезен будет крик.
И все-таки - сова и посох.
Дразнилка
Карлики-блики
Бедовые высвесты дней.
Кактусы ваших капризов
На скрипе кровати.
Капсулы ваших слезинок
Как будто некстати...
Не препарируй -
А просто чуть-чуть пожалей.
Это лемура согнали с любимой лианы,
Вот он и плачет и есть не желает бананы.
**
Глазенки впали, голос глух,
И на капризы нету силы,
Как будто на краю могилы
Сидит общипанный петух.
А боль боякой за спиной
Не театральным атрибутом,
Двояко выпуклой минутой
И циркулярною пилой.
Вот и попробуй выдать позу,
Порисоваться, покрутить,
Чтоб скульптор мог с тебя лепить
"Муж, вынимающий занозу".
***
Сюда приходят умирать
Смертельно раненные звуки,
А пауки такие штуки
Творят, что хочется рыдать.
В кристаллы света смерзся всплеск
В родник рассыпанных жемчужин,
И здесь уже почти не нужен
В миру спасительный гротеск.
***
Снова день расшатанный, как старый
Табурет, и очень мало света
На вспотевшем первом этаже,
Биты карты и бокалы- это
Не приметы - предостереженья,
И желать не хочется уже.
И жалеть уже невмоготу
Вспоротую вилкою мечту.
Мета черная, горластая и все же
Умная, как пес голодный. Кожей
Чувствую несостыковку лет
Со своим сомнительным здоровьем,
Перебои или малокровье,
Сутки через - двое. Пистолет?
Выбор не богат - реалистичен,
Так решай не нарушай приличий.
Тормоза имеют дальность боя,
Преступленье - только давность лет,
Остальное - выдохи пробоин,
Или в дырах сохнущий цемент.
Кариозная опять заныла догма
тридцать лет еще не так уж много...
Тридцать лет не так уж долго.
***
Тромбоз московских автострад
Где звук закручен до дисканта,
Где от обилья вариантов
Сошел с ума маркиз де Сад.
Наждачный дизельный озноб
На красных гранях ожиданья,
Не способ выплаты долгов,
А лишь попытка оправданья
Визгливой скуки тормозов,
Непререкаемой опеки.
Но мы за скорости мазок
Заплатим званием калеки.
И проморгать дорогу в морг
Едва ли сможет даже скептик.
Протектор зачеркнул порог
Согласием на боль и ветер.
Забыл спидометр предел,
Развеян выхлоп ожиданья,
А Захер Мазох захирел
В своем игрушечном страданьи.
И все было мне так странно и трудно,
А трудней всего были звуки.
А. Галич
Даже слабое движенье
Вызывает раздраженье -
Тук,
Тук,
Тум...
Дождик вляпался в туман.
Звонко пел -
Отупел,
А туман в голове.
Нет, не дождик, а часы...
Тсс!
Заскрипела снова дверь -
Снять проклятую с петель!
Скок,
Замок -
С двери в висок,
Тишину серый волк
За окно уволок -
Выдуло обоих.
Тени на обоях,
Как оживший шепот.
Слушай, слушай, как ползет
Узел по веревке
Шарик шерсти,
Шорох,
Счет -
Газом из конфорки.
Спрячешься за веками,
А они - стекло,
Скорлупой ореховой
Им бы быть, но
Резче,
Резче -
Что-то, режьте!
Соболезнуют,
Как обрез суют-
В переносицу...
С вас ли спросится
За добро?!
- Спасибо вам!
По сухим саднит губам...
|
|