Константин Прохоров
СЕРДЦЕ ЦАРЯ
рассказ
В конце мая 1986 года, после двух лет срочной службы в пехоте, рядовой Андрей Решетников был демобилизован и вместе с земляками из своего полка возвращался домой, в чудесный украинский город N-ск. Восемь парней, два года назад призванные одновременно на службу, теперь так же вместе ехали поездом обратно. Пьянящий воздух свободы переполнял их: они готовы были смеяться и смеялись по любому поводу, знакомились с девушками в вагоне, как водится – пили водку (впрочем, умеренно) и всю дорогу пели строевые песни, веселя соседей.
Андрей радовался вместе со всеми, хотя и не пил. Зная о его «религиозных убеждениях», сослуживцы не настаивали, прагматично рассудив, что «им же больше достанется».
Родная земля встретила солдат не только хлебом-солью и объятиями родственников, но и тяжёлым взглядом начальника военкомата полковника Прокопчука, к которому они сразу же были приглашены, когда через два дня пришли становиться на воинский учёт.
– Значит так, хлопцы, – с первой же минуты разговора взял быка за рога полковник, – Родина поручает вам ответственное задание, как только что прошедшим школу мужества в армии и наиболее физически подготовленным военнослужащим... Слышали, наверное, уже, что в Чернобыле, под Киевом, небольшая авария произошла на электростанции атомной? Так вот, месяц-полтора вам надо будет там ещё потрудиться – при современной технике это совершенно безопасно! – а потом уже и на воинский учёт станете, и – по домам... Так что даю вам ещё «три дня на разграбление города»: повидаться с семьёй, попить горилки, к подружкам сходить, – а затем в указанное время (повестки вам сейчас выдадут) сбор здесь, в военкомате!
Так неожиданно перед Андреем и его друзьями замаячила угроза продолжения военной службы, по сути, на неопределённый срок. Что такое по-русски «месяц-полтора», солдаты хорошо понимали. Слухи о Чернобыле уже ходили самые ужасные. И потому неудивительно, что сослуживцы Андрея, все как один проявив завидную энергию, подключили имеющиеся в городе связи, мало-мальски влия-тельных родственников и спустя три дня явились в военкомат с бьющимся серд-цем и самыми разнообразными печатями на красивых добротных бумагах, повествующих о целом перечне уважительных причин, по которым указанные лица, к сожалению, в настоящее время не имеют ни малейшей возможности исполнить порученное им Родиной почётное задание по ликвидации аварии в Чернобыле и в связи с этим согласны перепоручить его другим, не менее достойным людям...
И лишь рядовой Решетников явился на сборный пункт безо всяких ходатайств, трогательно попрощавшись со своими верующими родителями, самыми просты-ми людьми, и предав вместе с ними в молитве будущий путь Господу. Удивился этому полковник Прокопчук, испытывавший в последние дни жесточайшее давление со всех сторон – телефон его звонил, не умолкая, – и вновь пригласил Андрея в свой кабинет.
– Ну что, готов ещё немного послужить?
– Готов, товарищ полковник.
– И никого не просил помочь освободить тебя от новой службы?
– А мне и некого просить, кроме Бога...
– Ах, да, ты у нас верующий, – вспомнил полковник, – баптист, кажется?
– Так точно.
– Вот время настало, – горько воскликнул Прокопчук. – Родину некому защищать, кроме сектантов... Иди, Решетников, зови сюда свою команду!
Через какую-нибудь минуту все восемь солдат, трезвые и встревоженные, уже сидели в кабинете в ожидании своей участи. Во дворе слышалась перекличка, там формировались ещё несколько команд «чернобыльцев».
Прокопчук, помедлив немного для пущего драматического эффекта, аккуратно сложил в стопку все принесённые ему справки и ходатайства, и затем вдруг, потрясая ими в воздухе, поднялся во весь свой высоченный рост.
– Это что такое? – грозно спросил он и, наслаждаясь произведённым впечатле-нием, повторил ещё раз, погромче. – Это что такое, я вас спрашиваю?
Если кто и не нуждался когда-либо в микрофоне или ином усилителе голоса, так это полковник Прокопчук. Его гремящий бас, унаследованный, по-видимому, от запорожских казаков, закалённый многолетним опытом командования, мгновенно заполнил собой кабинет и, не вмещаясь в нём, с грохотом выплеснулся через окно на улицу, побежал по длинным коридорам военкомата, пугая подчинённых обоего пола. Солдаты в кабинете, опустив головы, молчали.
– Уклоняетесь от службы? – продолжал распаляться полковник. – Хотите дезертировать? Заступников себе ищете? В сталинские времена я бы вас...
В общей сложности не более получаса продолжалась воспитательная беседа мастера крепкого русского слова полковника Прокопчука. Можно сказать, что он был по-военному немногословен. В заключение начальник военкомата демонстративно разорвал все собранные солдатами бумаги и гневно закричал: «Все – в Чернобыль! Все до одного! Я вас научу Родину любить!..»
Когда подавленные солдаты, получив приказ выходить во двор и строиться, покинули кабинет Прокопчука, полковник неожиданно окликнул Решетникова. Андрей был вынужден ещё раз робко зайти и стать пред очи жестокого командира.
Полковник, расстегнув китель, курил.
– Во втором окошке встанешь на воинский учёт, – спокойным голосом сказал он. – Я сейчас позвоню туда... Можешь идти домой и благодарить Бога!
– Спасибо... То есть – «есть»! – от неожиданности растерялся Решетников.
– А ты что думал, товарищ полковник меньше тебя в Бога верует? – Прокопчук хитро посмотрел на солдата. – Иди, да не забудь, в церкви своей поставь за меня все свечки, как полагается... Иди, пока не передумал!
Андрей вышел из кабинета, восхищённо шепча: «Сердце царя – в руке Господа, как потоки вод: куда захочет, Он направляет его».*
___
* Прит. 21.1
|
|