Дом постарел, сеточка морщин-трещинок покрыла стены. Те же голубые занавески на подслеповатых окнах, только выцвели совсем, как глаза стариков. Прошло три года с тех пор, как я уехал. Оглядываюсь, пытаюсь вспомнить, так ли все осталось. Наверное, не так, но как отличить, кто изменился, я или все остальное?
Спросил у деревенских про серых цапель, которые провожали меня той поздней осенью, но никто их не видел, они пропали три года назад, просто улетели на юг и больше не вернулись. Одно осталось прежним - звезды, по-осеннему сочные, ни на йоту не изменившие своего положения. Та же Большая Медведица, тот же Лебедь, крестом вытянувшийся с юга на север.
Сижу, размышляю, стараюсь приметить все мелочи. Керосиновой лампы с треснутым закопченым стеклом нет уже, на столе стоит электрическая, с тряпичным бахромастым абажуром на кривобоком проволочным каркасе. В остальном все то же. Грустный дом с полузрячими оконцами, выгоревшие голубые еще занавески в неизменный горошек. Пронзительное, совсем близкое небо и плавный шум то ли реки, то ли деревьев.
- Ты уехал слишком далеко и слишком надолго. Ты не здесь уже, это точно, но и не там. Там - жестокое желтое небо, навсегда чужое. Где теперь ты? Куда делся? Похоже, обречен Правда, почему-то тебя это совсем не расстраивает - оборачиваюсь - пусто.
Потеряв уже, но еще не найдя, как? Думай, дружок, на то тебе голова и дадена! Сердце, оно ведь неизменно, оно думать не умеет, но чувствует. Вот и не договорятся они никак, сердце и разум. Сердце возражает: «Помрешь? Ладно, не ты первый! Но где, подумай!» Разум спорит, помирать почему-то совсем не хочется. Думай, дружок, думай!
Но получается, не зря улетели задумчивые серые цапли. Я вернулся, а зачем, что оставил? Не найти ведь, все равно не найти. А цапли не вернулись. Вот и думай теперь, кто неправ.
Вспоминаю тех, кто со мной был. Кажется, они все здесь, в этой осени, просто не показываются, да и зачем? Я уже уехал. А тени, разве они кому нужны? Ведь если нужны, то и я сам - тень уже.
|
|