Литературный портал "Что хочет автор" на www.litkonkurs.ru, e-mail: izdat@rzn.ru Проект: Новые произведения
Автор: Борис СкворцовНоминация: Фантастика и приключения

“Пройдут тобой не пройденный маршрут…”
      Выслушав много справедливой критики в адрес моей “Летописи одного турпохода”, о том, что интересна она лишь тем, “кто там был”, я подготовил эту версию. Убрав многие подробности, я постарался оставить главное, сгусток.
   Ключевой принцип остался прежним: никаких художественных вымыслов.
   Полная версия размещена на http://www.proza.ru:8004/texts/2002/03/­18-90.html­
   
   
   
   
   “Пройдут тобой не пройденный маршрут…”
   
   Фрагменты документальной повести
   
   
   Семнадцать человек в вылинявших штормовках, с рюкзаками, в которых уже почти не оставалось провизии, остановились и замерли, поражённые открывшейся картиной. Мощная река с наклонным руслом и крутыми, высокими берегами, похожими на каньоны, стремительно несла свои воды на восток.
   
   Чебдар…
   
   Постояв на краю обрыва, усталые туристы спустились к устью реки, по берегам которой пробирались последние два дня. Студенты Новосибирского электротехнического института отправились в этот поход по Горному Алтаю ровно две недели назад.
   
   Приток впадал в большую реку, не делая изгиба, изображённого на схеме.
   
   - На Караган выскочили? - озадаченно пробормотал руководитель группы сорокалетний Александр Михайлович Филиппов, вытирая ладонью пот с обширных залысин на голове.
   
   Река Караган, однако, впадает в Чебдар значительно ниже, следовательно, находимся мы всё-таки около устья реки Самурлу.
   
   В любом случае, по ущелью надо двигаться вниз, а для этого требуется пересечь либо большую реку, либо малую. Решили переправляться через большую, так как на её противоположном берегу виднелась хорошая поляна для обеда.
   
   Три человека со страховкой пересекают Чебдар, затем двое разводят костёр, а третий налаживает навесную переправу. Потратив на неё около двух часов, достаём остатки продуктов для обеда.
   
   И тут подходит один из самых опытных участников нашего путешествия, обычно невозмутимый, Андрей Изотов, успевший сходить на разведку, и ликующе сообщает:
   
   – Там дальше изба, конная тропа и цивильные мосты!
   
   Это неожиданное известие вызывает взрыв восторга. Конная тропа от избы обязательно выведет нас в населёнку!
   
   Ура!!! Конная тропа!!! Никаких буреломов и прижимов! Поход окончен!!!
   
   Мы сидим и бурно обсуждаем события, предшествовавшие нашему приходу на эту превосходную поляну. Что и говорить, необычное путешествие у нас получилось! Кроме того, боялись опоздать к контрольному сроку, а теперь всё-таки успеваем!
   
   Спелеологи зовут меня осенью в пещеры.
   
   - И я с вами! И я с вами! – кричит Верка Хвоина, полная, энергичная девушка. С ней мы учимся в одной группе на втором курсе самолётостроительног­о­ факультета.
   
   Восторг, охвативший нас, не даёт спокойно пообедать. Скоро будем дома!!!
   
   Но сколько же приключений испытали мы за эти две недели!
   
   К начальной точке маршрута - алтайскому селу Чемал, мы добрались 6 мая 1978 года к вечеру. Во время почти часовой стоянки автобуса в Горно-Алтайске посетили контрольно-спасатель­ную­ службу. Наш выход был зарегистрирован весьма неохотно. Бородатый, худой “каэсэшник” Сухов вяло разъяснял, что в нынешнее межсезонье среди туристов в районе уже есть два трупа. Однако желанная отметка в маршрутной книжке была всё-таки получена, ведь мы не просто путешественники. Из нас готовят инструкторов туризма.
   
   Чтобы понять, почему мы так любим путешествовать по горам, надо хотя бы раз сходить самому. Настоящий спортивный туризм – это сильное, радостное ощущение жизни! А нас к тому же ведёт опытный спортсмен, кандидат в мастера спорта по пешеходному туризму.
   
   Филиппов невысок ростом, но очень коренаст, широкой кости. С ним я ходил в ноябре в лыжный поход. Александр Михайлович ещё и кандидат в мастера спорта по классической борьбе, преподаватель спорткафедры НЭТИ. Мужик весёлый, постоянно шутит.
   
   А межсезонье в этот год на Алтае выдалось непогодное, обильное водой, заснеженное.
   
   Уже на второй день похода начались ошибки ориентирования, и в результате сразу же произошла полудневная задержка на совершенно простом участке. Через день проскочили поворот на перевал Сайгонош и потеряли ещё двое суток, потому что на следующий день за границей леса попали в так называемую белую мглу.
   
   Белая мгла. С этим явлением я столкнулся впервые…
   
   Пообедав 11 мая, вблизи от границы леса, мы вдруг почувствовали, что становится всё прохладнее, неожиданно появляется туман. То тут, то там виднеются островки снега. Идём дальше, туман сгущается. Вот уже идём по снегу.
   
   Белый снег и белый туман тем временем начинают сливаться. Видно лишь несколько человек сзади и столько же спереди. Наступаем на ямки, не видимые глазу, но хорошо ощутимые. Вот что-то просматривается впереди и, как будто, далеко. Делаешь два шага и оказывается, что это - камень, причём рядом.
   
   Теряется ощущение времени-пространства­.­ Кажется, долго ещё движемся по белой мгле, пока не замечаем, а вернее сказать, не ощущаем, что слева от нас - снежный обрыв.
   
   Руководитель достаёт верёвку. Андрей Изотов на страховке несуетливо подходит к краю, но белая мгла не даёт ничего разглядеть. Мы проходим вдоль карниза вперёд и назад, такое впечатление, что ему конца-края нет. Приходится возвращаться к месту обеда и вставать на ночёвку.
   
   Вместе с Андреем Изотовым, Леной Шибаевой и Светой Курбаковой мы прошлой зимой уже дважды ходили в походы. Андрей – четверокурсник, мужественное, слегка тронутое оспинками, лицо. Он играет на гитаре, немного подражая Высоцкому. Лена – очень спортивная девушка. Это она меня затащила в зимние турпоходы, заинтересовавшись моим альпинизмом. И, кстати, чувствовала себя в них более уверенно, чем я. Света повыше ростом, немного нескладная, менее спортивная, но старательная.
   
   Следующее утро доброжелательно солнечное, ясное. Всюду лежит снег, туман рассеялся. Могучие корни кедра завешаны носками дежурных. Прохладно… Мы отправляемся туда, где вчера стояла белая мгла. Добираемся до снежного карниза, подходим к краю.
   
   Вот это да!!!
   
   Мало того, что за ним - обрыв метров двести, ещё и сам-то карниз нависает вперёд метров до десяти!!! И по этому козырьку мы вчера топтались! А каково, если бы он под нами оборвался! А?!! Кто-то ошарашено говорит:
   
   - Ни себе чего!
   
   Оказывается, сами того не ведая, вчера мы подвергались серьёзной опасности…
   
   А ещё через день мы потратили три часа, делая лишнюю петлю перед Тюрдемским перевалом…
   
   На другой же день, убив много времени и сил на тропёжку, мы потеряли… Андрея Изотова.
   
   Это событие заслуживает отдельного описания.
   
   Необходимость, во что бы то ни стало навёрстывать упущенное, привела к сильнейшему недосыпанию, которое накопилось у всех участников, и это чуть было не привело к непоправимым последствиям.
   
   Это произошло в урочище Караса-Азкан. Остановились передохнуть. Я тоже уселся на рюкзак среди заснеженного кустарника, затем, уронив голову на колени, задремал. И вот тут-то произошёл переполох. Открыв глаза, понял: произошло что-то неладное. Оказалось, что среди нас нет Изотова. Тут же гонцы отправились назад по следам на снегу.
   
   Произошло же следующее. Во время одной из остановок уставший Андрей, натянув капюшон штормовки на голову, сел на свой рюкзак немного в стороне от остальных и... крепко уснул. Обе группы, передохнув, двинулись дальше, не заметив утраты.
   
   Через сорок минут мы остановились на отдых. Я снова пошёл тропить, через пять минут двинулись остальные. Пробиваясь сквозь снежную целину, старались идти как можно быстрее. И только во время следующей передышки кто-то, к счастью, заметил, что нас на одного меньше...
   
   ...Проснувшись, Андрей обнаружил, что остался один среди заснеженной тайги. Сколько времени прошло? Неизвестно. Сообразив в чём дело, он вскочил, накинул рюкзак и побежал по нашим следам.
   
   А если бы позёмка! А если бы дикие звери!
   
   Стал кричать изо всех сил, но никто не откликался. Побежал быстрее, но вскоре выдохся.
   Останавливался, кричал, снова бежал, снова кричал, но – ни звука в ответ. Поняв, что товарищи далеко, он не на шутку перепугался, но, всё же, упорно шёл и шёл. Временами останавливался, кричал, вслушивался и снова шёл. И только часа через полтора, не веря своим ушам, он услышал крик:
   
   – Ан-дрей, Ан-дрей!!!
   
   Чем ниже мы спускались по Караса-Азкану, тем снега становилось меньше, а смеркалось всё быстрее. По описанию, поворот налево должен быть “по второму крупному притоку”, но то ли в описании неточность, то ли понятие “крупный” – слишком относительное!
   
   Когда остановились у второго притока, Михалыч отправился на разведку. Пока Новиков диктовал мне пародию на песню Высоцкого “Здесь вам не равнина...”, а Ульянов, повредивший в начале похода палец на левой руке, пытался научиться зажимать струны другими пальцами, появился Филиппов со словами:
   
   - Ну, что! Ни по одной, ни по другой стороне притока тропы нет. Идём дальше!
   
   Витя Новиков - мой однокурсник, его прозвали Кадетом, потому что раньше он учился в суворовском училище.
   
   Кадет видел, что я хожу в горы и каждый раз возвращаюсь довольный. Кроме того, ему нравится моя одногруппница Вера Хвоина, которую я затащил в этот поход. Вот он и пошёл с нами.
   
   То был тяжёлый день, впрочем, как и предыдущие, но сегодня мы ещё и не обедали. Пройдя ещё километра полтора, нашли удобное место для ночлега.
   
   Пока дежурные готовили ужин, Михалыч предложил мне с кем-нибудь сходить на разведку. Я выбрал безотказного Сергея Ульянова, которого друзья почему-то зовут Пром. Сергей – весёлый, добродушный человек, похоже, вообще не умеющий обижаться.
   
   А когда мы шли вниз вдоль реки, я с интересом разглядывал открывающуюся перед нами картину. Покрытые массивными снежными шапками, горы выглядят грандиозно! Не так, как раньше. Долина реки Караса-Азкан оказывается более мощной и широкой, чем пройденные ранее долины. Вечернее солнце раскрашивает ландшафт в цвета и оттенки картин Рериха.
   
   Спустившись километра на три от места ночёвки, наконец-то видим слева крупный распадок. Приток вроде бы соответствует описанию, но хорошей тропы мы не обнаруживаем. Полной уверенности, что это наш поворот, нет, но ниже спускаться бессмысленно: либо это то, что нам нужно, либо мы проскочили мимо, что маловероятно. Остатки сил тратим на подъём к группе.
   
   Стемнело. Ужин приготовлен.
   
   - Разведчикам налить побольше! – предлагает кто-то из темноты.
   
   - Ничего подобного! – вдруг раздаётся строгий голос стажёра Мельникова, который явно пытается сохранять командирский тон.
   
   Дежурный Коботов, которого друзья чаще зовут по отчеству – Ардальоныч, всё-таки наливает нам по полной миске.
   
   Коботов, и его друзья, Дерябин с Ульяновым – спелеотуристы. Дружная, слаженная компания, чувствуется, что они немало походили вместе…
   
   Когда мы преодолевали Сумультинский хребет, то вместо того, чтобы идти в лоб на перевал Штатив, по ошибке ушли влево, потеряв не менее трёх часов. Пришлось делать траверс.
   
   Согласно описанию, это место является самой высокой точкой в пути. На нём под ногами должны характерно похрустывать оригинальные камешки - “сухарики”...
   
   Мы были почти на самом верху, как вдруг впереди идущие, не дойдя несколько метров до тура, упали наземь, как подкошенные. “В чём дело?” – удивился я, и в тот же миг был сбит с ног сильнейшим порывом ветра. “Ничего себе!” – подумал, прижимаясь щекой к склону.
   
   Так все пролежали несколько минут, пока ветер не ослаб. Затем почти ползком преодолели перегиб, так и не обнаружив обещанных “сухариков” под ногами.
   
   На этот раз мы ели шоколад не на самом перевале, а немного за ним, прячась от ветра. Тут же более опытный, чем Мишка Мельников, круглолицый стажёр Александр Аляев наконец-то разгрузил Курбакову, которая уже дня два страдала ангиной.
   
   - Шоколад съели? – вдруг спросил Филиппов, до этого разглядывающий открывшуюся за перевалом картину, и тут же добавил:
   
   - Эх, зря! Надо было на НЗ оставить... Кстати, вы заметили, что сзади нас – всюду снежные шапки, а по ту сторону хребта вообще нет снега?
   
   Да, впереди снег отсутствовал, и все приободрились. Легче будет ориентироваться.
   
   На следующее утро мы так и ахнули. Всё вокруг было в снегу! Снег лёг ровным слоем на палатки. Снег покрыл и горы, и долины, и деревья. Значит, и ориентироваться, и идти будет ничуть не легче. Все тропы и тропки безнадёжно исчезли – вокруг расстилалась снежная скатерть.
   
   Река Уй-Караташ, у которой мы теперь находимся, не похожа ни на одну из пройденных рек. С невероятной скоростью она с грохотом несёт свои воды, свирепо перекатывая камни. Эту реку я мысленно окрестил Зверюгой. О бродах нет и речи. Утешает лишь то, что мы следуем вниз левым берегом и свернуть потом должны тоже налево
   
   Теперь впереди всех мы идём с Андреем Изотовым вдвоём. Не сговариваясь, время от времени меняемся местами. Это вызывает некоторый дух соревнования, что весьма кстати при имеющемся цейтноте. Иногда шагаем рядом, рассказывая друг другу анекдоты, и однажды кто-то, забежав вперёд, сфотографировал, как мы от души смеёмся.
   
   Достигли, вроде бы, нужного нам притока, и ещё часа два по-светлу можно идти. Но снег повалил хлопьями так, что ориентироваться становится совершенно невозможно, тем более без нормальной карты.
   
   Изображённый на схеме приток мало походит на то, что мы видим перед собой на местности. Локальная разведка успеха не приносит: ничего не видно, и снег по колено. Берег притока круто спускается в воду. Как перебираться на противоположный, более пологий берег, сейчас непонятно, и руководитель принимает решение:
   
   - Останавливаемся на ночёвку где-нибудь здесь!
   
   - Ничего, всё равно до 21 мая мы придём, – успокаивает Михалыч и повторяет, - до 21 всё равно придём!
   
   Падает снег. Окружающая нас природа совсем не напоминает календарный май. Наступила настоящая зима.
   
   Смёрзшиеся петли палатки застегнуть не удаётся. Михалыч шуршит в спальном мешке, в очередной раз, перезаряжая кинокамеру.
   
   Неопределённость.
   
   Многогранный у нас поход получается, но, видимо, так и надо. Ведь нам в дальнейшем предстоит инструкторская работа с людьми в горах. Как говорил Суворов: “Тяжело в ученье – легко в бою!”
   
   Следующее утро встречает нас ярким весенним солнцем, но снег не тает. Заснеженные кедры выглядят по-зимнему сказочно.
   
   Мы отправляемся влево вверх по кромке притока реки Уй-Караташ. Утопая выше колен в снегу и невольно жмурясь от сверкающего на солнце снега, продвигаемся очень уж медленно.
   
   Впереди должен быть перевал Самурлу, но приток не соответствует схеме, поэтому возникают серьёзные сомнения в правильности пути.
   
   Только в полдень мы оказываемся на верху водораздела, не понимая, почему на обветренной от снега каменистой почве тропки прорисованы почти перпендикулярно нашему движению, наперекосяк, параллельно открывающейся за перевалом реке. Сама же река, в свою очередь, течёт почти перпендикулярно заданному туристской схемой направлению.
   
   Когда миновали крутизну, оглянувшись назад, Филиппов с досадой произнёс:
   
   - Опять промахнулись!
   
   В самом деле, оказывается, перешли водораздел не в самом низком месте, а примерно в километре от него.
   
   Ужасно хочется спать, катастрофически не хватает ни времени, ни продуктов.
   
   Пообедав, двинулись вниз вдоль реки.
   
   Но что это? Снег кончился. Перед нами – узкий, мрачный распадок, сильно заваленный буреломом.
   
   Пробираемся, то подлезая под валёжины, то перелезая, то перешагивая. В результате идём ужасно медленно!
   
   Сумерки уже заметно сгустились, когда приток, наконец, соединился с руслом, направление которого вроде бы совпадает с указанным на схеме. Но сколько времени потеряно на этом участке!
   
   Чуть пониже устья притока лежит кедр, когда-то упавший прямо через реку. Сгоряча я сходу проскакиваю по этому дереву, не снимая рюкзака и даже не замечая, насколько здесь опасно.
   
   Следующий участник, никогда неунывающий Сергей Ульянов, идёт без рюкзака, со страховкой, медленно и внимательно. Остальные переходят, держась за верёвочные перила, натянутые Промом, стараясь не глядеть на воду.
   
   Света Курбакова неуверенно пошла по дереву и… соскользнула с него, к счастью, не выпустив перила из рук. Ей ободряюще кричали: “Ничего страшного!” - пока она выкарабкивалась на дерево. После переправы кто-то признался, что неприятно было проходить по нему, особенно в конце, где струя била со страшной силой.
   
   Идём в сумерках, но притока, по которому предстоит подниматься, всё нет. Проскочить его не могли. Может, эта река - не Самурлу? Ответа на последний вопрос не может дать никто. Я вижу: Михалыч весьма смущён. Сложив губы трубочкой и надув щёки, он смотрит то на схему, то на местность.
   
   Давно пора становиться на ночёвку, но где найти для неё подходящее место? Каменистые, покатые участки на склоне, без воды, с рваными клочками снега не могут приютить уставших людей для ночного отдыха.
   
   Почти совсем стемнело, когда мы спустились на небольшую площадку с камнями, где с грехом пополам можно было поставить одну палатку.
   
   - Ну, что… в принципе… – бормочет Филиппов, - в принципе…
   
   Но и в принципе восстановить здесь силы за ночь практически невозможно. Руководитель пытается шутить:
   
   - Ну что, сидячей, висячей ночёвки у нас пока ещё не было.
   
   Никто не реагирует. Ситуация принимает серьёзный оборот.
   
   И тут появляется совершенно спокойный Андрей Изотов.
   
   - Михалыч! – невозмутимо говорит он, указывая вниз в темноту, - Там что-то наподобие полуострова. Мы сходим, разведаем.
   
   Изотов с Дерябиным уходят на разведку, а остальные расчищают от камней скудную площадку. Но она не пригодилась.
   
   Со стороны нашего склона протекает маленький рукав. На образовавшемся острове парни отыскали более или менее подходящее место для палаток. Не очень ровное, но всё же вполне пригодное.
   
   Располагаемся на ночь при свете костра. Поужинав, ложимся спать. Впервые ночуем так некомфортно, с камнями под пятой точкой и спиной.
   
   Кажется, недосыпание достигло опасного рубежа, после которого можно отключиться прямо на ходу! Однако, если бы не Андрей, то могло быть ещё хуже.
   
   Мы двинулись левым берегом и постепенно стали подниматься над рекой. Хорошей дороги здесь не было, но то и дело проглядывали звериные следы, что почему-то вызывало некоторую надежду на появление тропы.
   
   Чтобы хоть как-то расшевелить народ, Михалыч вспомнил про своих знакомых туристов-водников, которые не в меру увлекались крепкими напитками: доплывают до очередного селения и – “в сельпо”. И так они отмечались во всех сельпо на своём пути. Кто-то попытался засмеяться, но это вышло несколько неуклюже.
   
   Взглянув на дремавших участников, Филиппов неожиданно предлагает:
   
   - А, что! Может быть, остановимся часа на два, поспим, а потом со свежими силами – до упора?
   
   Кадет смотрит на руководителя, не понимая, шутит тот или говорит всерьёз, кто-то обрадовано вскидывает голову, а Коботов, которого друзья чаще зовут по отчеству – Ардальоныч, настороженно наблюдавший за разговором, с мягким укором произносит:
   
   - Так мы нескоро в сельпо попадём.
   
   Вовремя он это заметил. Предложение Михалыча было весьма заманчивым, а недосып – уже весьма существенным, и все крепко бы уснули, но, конечно, не на два часа, а до ночного холода, не иначе. И мы идём дальше.
   
   За обедом руководитель принимает решение сокращать маршрут. Из туристской схемы следует, что река Самурлу, сделав крутой изгиб, впадает в реку Чебдар, Чебдар – в реку Башкаус, Башкаус – в реку Чулышман, Чулышман – в Телецкое озеро. Населённый пункт Балыкча на Чулышмане недалеко от озера является конечным пунктом активной части нашего маршрута.
   
   Решение идти до Балыкчи без перевалов вдоль рек ободрило всех участников. Возникло желание шагать и шагать без сна и отдыха. После всех пережитых приключений хотелось одного – скорее домой! К тому же оставалось очень мало продуктов.
   
   Наступило 20 мая. За сегодня и завтра необходимо дойти до населёнки. Иначе…
   Иначе после контрольного срока – переполох в институте, в маршрутно-квалификац­ионной­ комиссии, тревожные звонки в контрольно-спасатель­ную­ службу. Спасательские вертолёты вылетят на наши поиски. Будут подняты на ноги десятки людей.
   
   Кровь из носу – надо дойти!
   
   Наскоро позавтракав, мы двинулись правым берегом. Местами попадается бурелом, но едва заметная тропка не прерывается. Вот только отклоняется она куда-то в сторону от реки.
   
   Во время очередной передышки Ульянов уходит на разведку. Ждём его около получаса. Наконец он возвращается. Спешит, загорелое лицо блестит от пота.
   
   - Ну, что, дошёл?
   
   - Дойти-то, дошёл, но река далековато.
   
   - А тропы там нет?
   
   - Нет там никаких троп, но, похоже, сейчас идём параллельно реке, поэтому стоит так и продолжать.
   
   Шагаем дальше. Тропка, вроде бы, снова приближается к речке. Ага, значит, всё правильно!
   
   После сорока минут хода тропа резко поворачивает направо.
   
   Стоп. Снова разведка. Первокурсник Володя Жутяйкин, который и в серьёзном походе впервые, уходит назад посмотреть, не пропущена ли развилка троп. После того, как в течение двадцати минут он не возвращается, Дерябин идёт искать Жутяйкина, а Андрей Изотов отправляется вперёд по тропе.
   
   Ждём-ждём – никого нет. Кто-то чертыхается: теряем драгоценное время. Кто-то собирается на поиски Дерябина и Жутяйкина, но большинство - против. Ждём ещё полчаса. Куда же они все подевались?
   
   Нарастает беспокойство.
   
   Наконец-то появляется Сергей, за ним - Володя. На их лицах написано, что хороших вестей они не принесли. Так оно и оказалось. Теперь в шестнадцать глоток мы скандируем:
   
   - Ан-дрей! Ан-дрей!
   
   Никто не отзывается. Кричим снова. Эффект тот же. И тут мне слышится отдалённый крик.
   
   - Тихо, тихо, – говорю я.
   
   Все замирают и прислушиваются. Нет. Ни звука.
   
   - Ан-дрей! Ан-дрей!
   
   И тут уже все слышат далёкое:
   
   - О-го-го!
   
   Появляется Андрей. Быстро приближаясь к нам, сходу радостно и возбуждённо он сообщает:
   
   - Там, километра через два, здоровенная река! Надо идти прямо по этой тропе…
   
   - А направление реки?
   
   - С запада на восток, почти что точно!
   
   Вот так мы и оказались здесь – на прекрасной поляне у впадения реки Самурлу в Чебдар возле мощной конной тропы. Много разных приключений у нас осталось позади! И вот теперь долгожданное окончание нашего похода где-то совсем близко!
   
   Как приятно осознавать, что после всех двухнедельных приключений мы очень скоро окажемся в родном Новосибирске, зайдём в общагу, умоемся под горячим душем.
   
   ----------------
   
   Подкрепившись, мы отправляемся дальше, восхищаясь качеством дороги и близостью населёнки. Вот и крепкая таёжная изба. Рядом – лабаз, установленный метрах в четырёх над землёй. У избы лежит череп марала с мощными рогами.
   
   Приостановились и решили: рога надо взять с собой. Реликвия. Рога не хотели отламываться до тех пор, пока Жутяйкин не догадался врезать обухом топора по черепу.
   
   - Во! Говорят же: как дам в лоб – рога отклеятся, – свидетельствует Изотов, приторочивая их к рюкзаку.
   
   Добротно сколоченные мосты. Их три: по ходу с правого берега на левый, затем с левого на правый и снова – на левый.
   
   - Думаю, до посёлка осталось километров восемь, – с удовлетворением отмечает Филиппов. Широкая утоптанная тропа серпантином поднимается влево вверх. Следы конских копыт явственно проглядывают на ней.
   
   Спокойно, с лёгким сердцем мы так и шагали, пока не выскочили на каменную осыпь среднего калибра, где тропа пропала. Прошли по осыпи, которая широченным руслом круто спадала к реке, и стали искать выход тропы из неё. Осмотрев изрядный сектор, следов не обнаружили. Значит, конники уходили куда-то влево, в сторону от реки, и Михалыч распорядился:
   
   - Там внизу есть ещё одна тропа, пошли к ней, а то эта - непонятно куда уведёт.
   
   Как выяснится позже, это решение оказалось роковой ошибкой! У избы должен был стоять щит с надписью: «ХОДА НЕТ» и перечёркнутой стрелкой, запрещающей движение вниз по Чебдарскому ущелью. Почему щит в тот момент отсутствовал – неизвестно.
   
   Внизу действительно просматривается тропка, по которой мы и отправляемся. Оля Черноверская, скромная, усердная девушка, находит черемшу, и группа приостанавливается. Продуктов остаётся всего ничего, и мы собираем побольше черемши.
   
   Часа через полтора встаём на ночёвку в шикарном месте. Спелеологи достают пакет, на котором написано: “Вскрыть в последний день похода”.
   
   Этот пакет ребятам вручили друзья на вокзале в Новосибирске перед отходом поезда. В пакете оказались шоколадные конфеты и записка с поздравлением по случаю окончания путешествия.
   
   Отдых был безмятежен – завтра будем в жилухе.
   
   - Так, значит, Михалыч, совсем немного осталось? – с глазу на глаз спрашиваю я руководителя.
   
   - Может быть не так уж близко, – отвечает Филиппов, – если всё рядом, зачем тогда лабаз?
   
   Я залез в палатку и провалился в сон, глубокий, как бездонный колодец. Никаких смутных предчувствий у меня не было, впрочем, как и полной уверенности, что, скоро мы дойдём до посёлка. Ясно было одно: завтрашний день должен стать последним днём похода. За ним – контрольный срок.
   
   Завтрак в этот раз был необычный. Не суп, не каша, а… компот из оставшихся сухофруктов и черемша с аджикой. Заварили также остатки чая, который пили без сахара. Сухари закончились вчера.
   
   Подкрепившись, таким образом, мы двинулись дальше. Часа через два пришлось лезть в ледяную воду и, с трудом преодолевая течение, перебираться на правый берег Чебдара. Ещё через некоторое время – снова на левый. Мощные скальные прижимы по обоим берегам тормозили наше продвижение.
   
   На обед мы остановились, пройдя слишком уж мало. С целью экономии времени костёр решили не разводить. В НЗ оставалась копчёная колбаса, которую нёс Пром. Дежурный разрезал её на семнадцать частей, и каждый по очереди тащил свой кусок из Серёгиного мешка. Скудно.
   
   Упрямый Мишка Мельников ушёл на разведку, остальные же разбрелись неподалёку, собирая подножный корм.
   
   - Послушай, – тихо обратился ко мне необычно хмурый Ульянов, – ты берёзовую кашу умеешь готовить? Нет? Так вот! Я тоже не умею! Хреновато…
   
   - Где-то читал, что можно есть молодые еловые шишки, вон их здесь сколько, – сказал я и сорвал одну из них. Шишка представлялась вполне съедобной. Пром задумался, тоже жуя шишку.
   
   - А силки ты умеешь ставить? – спросил он, – … Я тоже не умею.
   
   Вернувшийся из разведки Мишка сообщил, что дальше всё так же, можно больше и не смотреть, а надо подняться повыше, там есть тропа.
   
   - Мощная? – спросил Михалыч.
   
   - В общем нормальная, – ответил Мишка, – идти можно.
   
   Мы поднялись повыше. Там и вправду была тропка. Мельче, чем человечья, но крупнее, чем козья – не поймёшь чья.
   
   - Ты знаешь, – вдруг поделилась со мной Оля, – ничему я так не рада, как этой тропе.
   
   Однако тропа постепенно сходит на нет, а склон становится всё более крутым. В конце концов, Жутяйкин вызывается разведать, что там внизу, а мы продолжаем идти по склону, пока тот не становится совершенно непригодным для ходьбы.
   
   Мы приостанавливаемся и начинаем орать о своём местонахождении Жутяйкину, который куда-то испарился. Подождав его в течение часа и, едва не надорвав глотки, спускаемся к реке. Но Володи не оказалось и там. Где же он?!
   
   Снова горланим – никакого ответа. Уйти назад он не мог. Значит, либо удрал вперёд, либо стал подниматься наверх и разошёлся с нами. Двинулись по береговой кромке, рассчитывая ждать его где-нибудь внизу – всё-таки место более открытое.
   
   Река делает небольшой изгиб, и, пройдя его, мы видим столб дыма. Это Володя Жутяйкин у очередного прижима сигналит нам о своём присутствии. Здесь и останавливаемся. Выясняется, что он тоже нам кричал, но из-за поворота ничего не было слышно.
   
   Филиппов достаёт схему и, надув щёки и сложив губы трубочкой, смотрит на неё, покачивая головой.
   
   - Ты туда сможешь залезть? – спрашивает он меня, кивая на очень крутой, почти отвесный склон.
   
   - Смогу, – ответил я и тут же полез.
   
   Забравшись на самый верх, увидел, что за поворотом ничего хорошего нет.
   
   Препятствие мы обошли, поднявшись повыше, затем спустились к реке. В полукилометре от нас виднелся ещё более мощный прижим. Пришлось таким же образом преодолевать и его.
   
   Солнце уже почти село, когда, пройдя ещё немного, мы упираемся в очередную стену. Делать нечего - встаём на ночёвку. В одном котле варим крапиву, в другом – смородиновый лист. Из взятых в поход продуктов остаётся только аджика.
   
   А через три часа закончится контрольный срок…
   
   Зашкалили. Задержка на маршруте, казавшаяся преступлением, теперь стала реальностью.
   
   - Наверно, нас уже ищут… – произносит невысокий, но коренастенький новичок Женя Беляев, когда наутро, преодолев прижим, мы двинулись дальше.
   
   - Да вряд ли… – отвечает Филиппов, - Завтра точно будут искать, но сегодня мы должны дойти, – уверенно добавляет он.
   
   Беляев весь поход прихрамывает. В первый день он умудрился вдрызг стереть ноги. Однако не стонет, хотя от тропёжки категорически отказывается.
   
   Очередной прижим преодолеваем впрямую: навешиваем перила и пролезаем по нему со страховкой. На это уходит много времени. Но потом, опять же с верёвкой, приходится лезть в лоб вверх. Забираемся повыше, но и тут идти очень сложно. И мы продвигаемся осторожно и медленно…
   
   - Что там? – тревожно спросил Беляев, почувствовав что-то неладное сзади себя. Это, не удержавшись на крутизне, сорвалась Черноверская. Счастье, что падать здесь оказалось не слишком далеко.
   
   - Оля! Что с тобой?! – крикнула Света Курбакова. Та не отвечала.
   
   - Подождите! – сказал Филиппов, – У неё шок, она головой ударилась!
   
   Ольга сидела значительно ниже нас на камне у приточка, льющегося почти водопадом вниз, и молчала.
   
   - Оля-я! – тревожно позвала Вера Хвоина, – Как ты?!
   
   - Ну, не видишь что ли? – слабо откликнулась, наконец, Оля, – ну… живая…
   
   Прошло ещё некоторое время, пока мужественная Ольга, собравшись с силами, и, привязав к себе булинём сброшенную ей верёвку, не выползла к нам. На её лице обнаружились страшные синяки.
   
   Весьма осторожно поднимаемся по крутяку ещё выше, потом ещё. Появляется маленькая тропка, явно не человечья, но по ней худо-бедно можно продвигаться.
   
   Я иду замыкающим, поедая по пути горный чеснок. В одном месте попадается ревень. Собрав его, складываю в кармашек рюкзака. Во рту ощущаю сильное жжение, позже выяснится, что вместо чеснока мне где-то подвернулся ирис.
   
   Увидев чабрец, съедаю два стебелька и чувствую некоторое облегчение. Быстро догнав участников, вижу, что все, приостановившись, щиплют и едят траву. Заметив приличный островок ревеня, снова останавливаюсь.
   
   Группа наискосок медленно спускается вниз…
   
   Интересно, какие ещё травы съедобны? Вчера я попробовал стебельки цветка бадана. Сами-то зелёные листья бадана ядовиты, а вот эти стебельки оказались сладкими, по вкусу напоминающими ранетку.
   
   Это было своеобразным открытием, и сегодня многие, убедившись, что мне хуже не стало, обрывают эти стебельки и едят.
   
   Выйдя к группе, я увидел сурового Прома с топором в руке, встревоженные лица спутников. На Верке вообще лица не было.
   
   - Не уходите, не уходите отсюда!!! – истерическим голосом кричала она.
   
   - Топтыгин пожаловал! – поясняет Пром.
   
   По словам Веры, медведь проскочил от неё настолько близко, что она “видела только его зубы”.
   
   Ульянов рассказал мне, что произошло. Молоденький медведь неожиданно выкатился на группу. Перепугавшись, наверно, не меньше людей и не зная куда деваться, он ринулся в сторону Жутяйкина, который в этот момент шёл почему-то с гитарой на животе. Володя упал прямо на гитару, а медведь, полуперескачив, полуперекатившись через него, скрылся в кустах. (Другой бы гордился такой близкой встречей с хозяином тайги, но Жутяйкин почему-то каждый раз хмурился, когда ему напоминали: “А помнишь, как через тебя медведь перепрыгнул?!”)
   
   По береговой кромке продвигаться становится легче. Группа растягивается. Река делает крутой изгиб. Передние останавливаются. Михалыч достаёт схему и, взглянув на неё, радостно и удивлённо произносит:
   
   - Пришли!
   
   К нему подскакивает Мельников, смотрит на карту и улыбается: за поворотом должна быть долгожданная развязка.
   
   - Башкаус! – несколько раз возбуждённо повторяет Мишка.
   
   Преждевременная уверенность руководителя передаётся всем. Но это оказывается подвохом. Очень скоро выясняется, что вместо обещанного слияния рек впереди нас ожидает узкий каньон с двойным поворотом русла – труба. С обоих берегов нависают могучие отвесные скалы.
   
   Трое со страховкой прошли вброд, натянув перила, с помощью которых переправились остальные. И мы начали буквально скрестись, другого слова не подберёшь, по правому берегу Чебдара.
   
   Я отправился первым. Не без труда пролез по почти отвесной скале, крикнув остальным, чтобы шли выше, потому что здесь слишком опасно.
   
   Филиппов умудрился пройти прямо по кромке воды, держась за стену, у него на этот случай имелись болотные сапоги. Я догнал Михалыча, и мы стали ждать остальных. Спустя некоторое время появился Андрей Изотов. Он продвигался точно по моему пути, видимо не расслышав предостережение.
   
   - Когда он упадёт, будем ловить его здесь, – говорит мне Филиппов, показывая на сильную струю между двух огромных камней.
   
   Но Андрей не упал. Тяжело отдуваясь и топорща усы, он проделал мой путь. На то, чтобы дождаться остальных, которые полезли выше, по более безопасному пути, пришлось потратить целый час.
   
   Брод. Затем ещё брод.
   
   А дальше я попал в чрезвычайную ситуацию, о чём в походе никто так и не узнал.
   
   Я лез первым, без страховки пересекая прижим и не замечая, что уже сильно оторвался от группы, которая меня не видит.
   
   Над водой - не менее тридцати метров, подо мной - отрицаловка, а скала, которую пересекаю, становится всё более гладкой.
   
   Шаг, ещё шаг. Стена не кончается.
   
   Вот уже и зацепиться не за что.
   
   Стоп!
   
   Назад.
   
   Не тут-то было! Едва захотел развернуться, как рюкзак меня потянул книзу.
   
   Гляжу вниз и вижу под собой бушующую реку, камни.
   
   Ещё одна попытка развернуться. И вдруг понимаю, что никакого манёвра тут не предпримешь. Здесь бы с верхней страховочкой да без рюкзака сделать маятник, но я нахожусь один на один со стеной, без верёвок и с рюкзаком за спиной.
   
   Освободиться от рюкзака?! Продуктов там уже нет. Но оказывается, что и руки-то оторвать нельзя. Сбросить рюкзак, означает – неминуемо лететь вслед за ним.
   
   Представьте, что Вы находитесь на крыше десятиэтажного дома, который внезапно начинает рушиться. Есть выбор: падать вместе с домом, либо прыгать вниз, что в принципе одно и то же. Вот я примерно такие ощущения и вкусил.
   
   Животный ужас разлился по каждой клеточке моего тела, и я сделал то, что вряд ли когда-нибудь смогу повторить. Едва мысленно не прощаясь с жизнью и ругая себя последними словами, полез вертикально вверх.
   
   Подтягиваясь на пальцах за почти микроскопические уступчики, я перелез таки через отрицательную шишку.
   
   “Не расслабляться! Только не расслабляться!” – твержу про себя, когда самое опасное место осталось позади. И вот уже со скоростью велосипеда лезу и лезу вверх, где чуточку положе, но всё равно очень круто.
   
   Фу! Кажется, пронесло! Неужели выбрался?! Моим спасителем был животный ужас, а вот паника меня бы погубила, это точно!
   
   Останавливаюсь. Колени ходят ходуном. И тут вижу, что Мельников ползёт по склону сзади и выше меня метров на пятьдесят. За ним крайне осторожно продвигаются остальные.
   
   Наконец-то мы миновали эту проклятую трубу. Сколько же на неё ушло времени и сил! Однако за трубой по правому берегу идти невозможно. Очень скоро упираемся в длинный, корявый, почти отвесный прижим.
   
   Тройка – Дерябин, Мельников и Изотов с верёвкой медленно, с громадным напряжением пересекает реку. Затаив дыхание, все наблюдают за ними, но всё заканчивается благополучно. Остальные переходят, пристраховавшись репшнурами к натянутой верёвке.
   
   Снимая перила, я прохожу с шестом последним “на усах”. Это означает, что с противоположного берега меня страхуют двумя верёвками под углом сорок пять градусов.
   Попав в струю, искупался с головой, но холода не почувствовал. С противоположного берега меня тянут с такой силой, что буквально поднимают на ноги.
   
   Итак, Чебдар больше пересекать нельзя. Остаётся один путь – по левому берегу. Проходим немного, и снова приходится лезть наверх, чтобы обойти очередные откосы.
   
   Дальше первым отправился самоуверенный Мельников и, видимо, попав в ситуацию аналогичную моей, был вынужден сбросить рюкзак.
   
   Рюкзак, по его рассказу, сначала полетел, потом покатился и остановился на камне у воды. Подбежать к нему Мишка не успел, рюкзак отцепило от камня и понесло по течению. Мельников ринулся за ним по берегу, лезть в бешеную реку было немыслимо.
   
   Мы шли по пути Мишки пока не упёрлись в гладкую скалу, отвесно уходящую в воду. Да где же Мельников? Чтобы обойти верхом, ему пришлось бы вернуться назад. В реку, что ли он прыгнул?
   
   Минут десять стояли, сбросив полупустые рюкзаки и озадаченно глядя вперёд и вверх.
   
   - Может, я поднимусь вон там и посмотрю с высоты? – предлагаю я Филиппову, показывая на массивный скальный выход.
   
   - Иди, только не сорвись, – почти безразлично отвечает тот.
   
   Чуть-чуть вернувшись назад, с величайшей осторожностью я лезу по почти отвесному тридцатиметровому углу с хорошими уступами и забираюсь на самый верх скалы. Никого не видно. Прохожу по краю обрыва и, наконец, вижу далеко внизу едва различимую береговую кромку. Останавливаюсь, раздумывая, спускаться туда или нет. Смотрю вперёд. Река, плавно изгибаясь, поворачивает налево, Мельникова нигде не видно.
   
   Вдруг издалека снизу слышится чей-то крик.
   
   - Уплы-ы-ыл! – кричит неведомо откуда появившийся Мишка, заметив меня на скале.
   
   - А что у тебя в рука-ах?
   
   - Пала-а-атка, – с трудом распознаю его голос.
   
   По словам Михаила, палатку оторвало от рюкзака и прибило к берегу. Вместе с рюкзаком уплыли остатки шоколада, сэкономленные на последнем перевале, железнодорожные и автобусные билеты, которые нам по возвращении должны были оплатить, и деньги нашей группы на обратную дорогу.
   
   Как же теперь мы будем добираться домой?!…
   
   Когда все собрались под скалой, неожиданно пошёл дождь. Достав большой кусок полиэтилена, укрылись. Здесь же обнаружилось, что гитара, на которую упал Жутяйкин, спасаясь от медведя, разбита, а единственная, оставшаяся “в живых”, дала трещину. Михалыч, выслушав меня и Мишку на предмет “что там впереди”, принимает решение: искать место для ночёвки, как только прекратится дождь.
   
   Когда дождь почти закончился, и мы готовы были сбросить полиэтилен, нетерпеливый Мельников полез на разведку и… спустил на нас камни. Рядом со мной раздался глухой удар. Это на голову Сергея Дерябина свалился камень величиной с кулак.
   
   Дерябин вскочил.
   
   - А-а-а-а!!! – заорал он, – Мишка-а-а-а!!! Дура-а-ак!!! – вслед Мельникову, из-под чьих ног вылетел злополучный камень.
   
   Но Мишка уже ничего не слышал, а Сергей изогнулся назад крючком и упал бы затылком на камни, если бы я его не подхватил. Мгновенно появились аптечка и бинты.
   
   - Ну, как? Больно? – спрашивает Оля.
   
   - Нет, ничего… – отзывается Дерябин, пока Черноверская перевязывает ему голову, – просто болеть будет, а так ничего страшного.
   
   Для ночёвки нормального места не нашлось. Пришлось ставить палатки прямо на камнях…
   
   Хрупкий Андрюшка Ефименко осторожно предложил:
   
   - Давайте не ругать сегодня Мишку, он и так уже… наверно…
   
   На костре красиво догорает разбитая банка гитары. Появляется Мельников и сообщает, что там дальше за поворотом всё то же самое.
   
   - А это что? – спрашивает он, взглянув на перевязанного Сергея. Ему тактично объясняют, в чём дело, а Дерябин даже говорит:
   
   - Да ничего, пустяки…
   
   А погода, кажется, начинает портиться, ощущается какая-то гнетущая атмосфера. Всю ночь меня мучает тяжёлый сон: палатка движется по маршруту по камням, бурелому… Неудобно, неуютно, муторно…
   
   - Никому не казалось, что палатка движется? – спросила утром Света Курбакова. Я от удивления дёрнулся. Потом последовало всеобщее изумление.
   
   В эту ночь все видели один и тот же сон…
   
   Сегодня же я ощутил, что силы стали не те. Всё так же светило солнышко, весна уступала дорогу лету, а для молодых людей, идущих по труднопроходимой тайге, майский подножный корм был явно недостаточен. Несмотря на то, что опасности продолжали оставаться опасностями, постепенно нарастала какая-то апатия. Например, мы реже стали применять страховку.
   
   Чтобы спуститься по сыпучему рыхлому отвесному склону, верёвкой всё-таки пришлось воспользоваться. Я полез первым, и когда до низа оставалось метра четыре, почувствовал лёгкий удар по той самой косточке, что находится немного ниже левого виска. Не придав этому значения, полез дальше, но почему-то ослабли руки. Мой спуск из “по-спортивному” перешёл в спуск “лазаньем”. Похоже, верёвка сбила маленький камешек, который метров с тридцати выстрелил в меня сверху.
   
   Спустившись, глянул вверх, где копошились Пром и Жутяйкин, и едва не упал, так потемнело в глазах. Машинально прижав левую руку к виску, ощутил липкую кровь. Пошёл по берегу, чувствуя безразличие и тоскливую усталость. Пройдя с полкилометра, я оглянулся, никого не увидел, присел на камень и как-то забылся.
   
   - Борька, ты что?! – услышал вскрик и встрепенулся. Передо мной стояла Оля Черноверская.
   
   - Да царапнуло вроде.
   
   - Ой, да у тебя кровь! – тихо воскликнула она, доставая аптечку.
   Я вытащил свой компас и посмотрел в его зеркальце, но ничего не увидел. Зеркальный визир был мутный…
   
   - Михалыч! Надо подниматься наверх и идти верхами, иначе мы тут… поубиваем друг друга, – почти выкрикиваю я руководителю, когда все участники собрались вместе.
   
   - Или вернуться назад к избам и идти по тропе, – убеждённо добавляет худой и высокий Лёша Шуркевич, поправляя свой неизменный чёрный берет.
   
   
   …Та тропа, как выяснилось позже, являлась кратчайшим и совершенно безопасным путём от устья реки Самурлу до плановой тропы 77 маршрута в верховье реки Караган.
   
   - Ну, в принципе, так и сделаем, если прижимы не будут кончаться или капитально упрёмся, – спокойно соглашается Филиппов, - по идее, они вот-вот должны кончиться, – добавляет он. Никто не возражает.
   
   Лёша, как и некоторые другие – новичок в походе. В начале похода ему, пожалуй, было тяжелее всех. Недоброжелательное отношение к нему некоторых участников, в особенности Верки, приводили к тому, что он выглядел совершенно измотанным, даже чёрные, как смоль, усы казались обвисшими. Но сейчас, похоже, уже всё нормально.
   
   Какова же была наша радость, когда, преодолев очередную преграду, мы увидели, что впереди путь свободен! Лишь далеко-далеко виднеется что-то очень большое, как гора.
   
   Сегодня нас наверняка уже ищут… Контрольный срок кончился позавчера. Тогда же мы стали переходить на крапиву, саранку, черемшу. Вообще же, продукты начали растягивать ещё раньше. Постоянно хотелось есть…
   
   А сейчас проморосил дождик, и мы остановились на обед. Подойдя к шедшим впереди ребятам, я увидел, что они сгрудились в кучу и чем-то заняты.
   
   - Что у вас там? – спрашиваю и к своему восторгу слышу:
   
   - Рябчика подбили!
   
   - А кто?
   
   - Я! – сказал Жутяйкин.
   
   - Во, молодец!
   
   - Тише, ты! – непонятно кого ругнула Света, – с мясом не выщипывай!
   
   И вот рябчик, мелко порезанный, варится в котелке с крапивой. В это время Андрей Изотов уходит на разведку. Обед уже готов, а Изотов всё не возвращается. Кто-то из участников начинает бухтеть, но остальные довольны передышкой.
   
   Андрей появляется через полчаса вспотевший и радостный. В руке, прижимая к груди, он держит свою коричневую шерстяную шапочку. “Наверно, принёс птичьи яйца…” – мелькает у меня мысль. Но он принёс не еду, а хорошее известие.
   
   - Впереди такая же дорога, прижимов нет, широкая береговая кромка – метров тридцать, а за горой должен быть поворот и слияние Чебдара с Башкаусом.
   
   Все повеселели.
   
   В похлёбке мне попался кусочек “рябчика”.
   
   - Вот это супчик! – говорит Андрей Изотов, вытирая усы, - А мне бы сейчас табачку, и больше вообще ничего не надо…
   
   - Давайте-ка, я вас сфотографирую, – предлагает Лёша Шуркевич, обращаясь ко мне и Дерябину. Обнявшись, словно раненые солдаты после боя, с перевязанными головами, мы с Серёгой встаём перед фотообъективом.
   
   - А теперь со мной! – вдруг требует Женя Беляев, и мы фотографируемся втроём.
   
   - Знаете, что мы ели? – спрашивает Ульянов, – ворону!
   
   Особых эмоций это не вызывает, только Беляев обращается к Михалычу:
   
   - А ворон едят?
   
   - Едят всё, – назидательно отвечает руководитель. Потом выясняется, что ворону не подбили, а подобрали дохлую в луже. Кстати, попавшийся в супе кусочек вороны, никакого ощущения дохлятины не вызывал.
   
   Наскоро поев, двинулись дальше.
   
   Первым пошёл Андрей Изотов.
   
   Замшелая, мелкокаменистая кромка берега Чебдара постепенно переходит в крупную осыпь. Гигантские валуны, мокрые и блестящие от дождя, беспорядочно лежат от стены ущелья слева до самой реки справа. Группа сильно растягивается. В этот раз я оказываюсь где-то посередине, причём в полном одиночестве.
   
   Последние дни сложились для меня не совсем удачно. Мало того, что траванулся ирисом, ещё и стукнуло камушком, хорошо, что удачно – скользом. Голода, между прочим, не ощущалось, хотя ели мы крайне мало, в основном – зелень. А вот сил явно поубавилось.
   
   С одной стороны, появление более лёгкого и неопасного пути взбодрило, с другой – по крайней мере, на себе, я чувствовал некоторую расслабуху. Не требовалось теперь ежеминутно мобилизовываться на преодоление опасных препятствий.
   
   Солнце уже начинало клониться к западу. Не было ни малейшего признака ветра. Только река неравномерно грохотала по камням, преодолевая пороги. Где-то далеко сзади шли Филиппов, Шуркевич и другие. Меня никто не догонял, и я не торопился. Появилась возможность спокойно поразмышлять.
   
   Что там за поворотом? Неужели, опять не то! И что это всё-таки за река, около которой мы идём? Дьявольская какое-то место! Сроду такого не видел. Неужели кроме нас здесь кто-то бывает?
   
   К моим девятнадцати годам – это четвёртое серьёзное путешествие по горам. Но подобных приключений ещё не было.
   
   На небе нет ни единого облачка. Солнце где-то сзади нас, с юго-запада освещает негостеприимное ущелье…
   
   А ведь мы уже за пределами контрольного срока! Нас ищут спасатели! Раньше слышал про подобные истории, но совсем не предполагал, что такое может произойти и с нами…
   
   Мои размышления прерывает Женя Беляев, который стоит, скинув рюкзак, и отчаянно машет руками.
   
   - Кидай рюкзак!!! – кричит он сбивчиво и напряжённо, – говорят, Андрея придавило…
   Я ринулся вперёд, не снимая рюкзака. Какого Андрея? У нас, их двое. Чем придавило?! Через два десятка секунд наскакиваю на Верку Хвоину.
   
   - Скорее!!! Скорее!!! Андрея придавило!!! – кричит Верка совершенно истерическим голосом, на глазах – слёзы.
   
   - Где!!!
   
   Скинув рюкзак, рванулся туда, где стоят Света Курбакова и Володя Жутяйкин. Слёзы текут по их щекам.
   
   Рядом, между гигантскими камнями отчаянно копошатся четверо: Дерябин, Аляев, Коботов и Мельников. Я бросаюсь к ним, поскальзываясь на мокром камне и разбивая коленку.
   
   Промежутки между глыбами образовали большую наклонную яму. На дне ямы ребята пытаются приподнять плоскую глыбу, размером с письменный стол, под которой, – о ужас! – лежит Андрей Изотов. С одной стороны торчат ботинки, с другой – голова. Андрей не подаёт признаков жизни. Позже я узнал, что первым участникам, подбежавшим к каменной ловушке, он успел крикнуть:
   
   - Уберите его! Уберите его! ...Всё, мужики…
   
   Глыба по диаметру оказывается лишь немного меньше ямы, и для пятого человека там не хватает места. Что делать?
   
   – Ищи палку! – кричит снизу Ардальоныч.
   
   Глянув по сторонам, я увидел достаточно мощный плавниковый ствол. Едва не сбив Беляева, который стоял рядом, как вкопанный, добежал до ствола, схватил его и ринулся обратно к каменной ловушке.
   
   Напрягая все силы, готовые грызть эти камни, мы действуем этим стволом как рычагом, чтобы приподнять глыбу. Внизу ребята орудуют короткой дубинкой.
   
   Появляется Филиппов. Он внимательно смотрит вниз, где в этот момент Аляев отрезает лямки Андреевого рюкзака. Мне же кажется, что камень, на котором стоит Филиппов, дрогнул, готовый съехать и замуровать каменную ловушку вместе с людьми.
   
   - Михалыч! – ору я не своим голосом, – долой с камня!!!
   
   Тот поспешно спрыгивает.
   
   Наконец удаётся приподнять глыбу, весящую, однако, не менее тонны, и парни на руках выносят Андрея из каменной ловушки. Голова его бессильно болтается. Кажется, он в сознании и сейчас что-нибудь скажет.
   
   - Пульс?!
   
   - Нету!
   
   Искусственное дыхание.
   
   Закрытый массаж сердца явно неумело делает Филиппов.
   
   Ещё раз.
   
   Ещё и ещё раз.
   
   Тяжёлое это дело – искусственное дыхание.
   
   - Пульс?!
   
   - Нету!
   
   Меняемся. Из мужиков не могут делать искусственное дыхание Женя Беляев и Лёша Шуркевич. Из девушек делает только Ольга Черноверская.
   
   Появляется Лена Шибаева:
   
   - Мы нашли место для палаток.
   
   Филиппов:
   
   - Ставьте. Разводите костёр.
   
   Новиков:
   
   - Где палатка? Я поставлю!
   
   Глаза у Кадета бешеные. Что у него на уме?
   
   Коботов:
   
   - Борька, следующий ты!
   
   Меня сменяет Аляев.
   
   Я:
   
   - Михалыч! Давай тоже, а то мы скоро выдохнемся!
   
   Михалыча на массаже сменяет Шуркевич, но Филиппов, сделав несколько вдуваний, бросает и не может отдышаться.
   
   Я бегу за Кадетом и едва не натыкаюсь на него.
   
   Кадет (через каждое слово – мат):
   
   - Где они тут ... нашли место для палатки. Нет тут ни ...
   
   Я:
   
   - Иди, смени кого-нибудь. Я поставлю палатку.
   
   Кадет:
   
   - Я палатку ставлю, понимаешь!!! Палатку!
   
   Я:
   
   - Иди, смени кого-нибудь. Там устали!
   
   Кадет:
   
   - Я палатку ставлю! Надо ставить палатку!
   
   Приходится перейти на его язык:
   
   - …твою мать! Давай палатку! Иди ко всем!..
   
   В глазах у Новикова слегка проясняется:
   
   - Тьфу! Чёрт с тобой!..
   
   Швыряет палатку и странной походкой идёт назад. Подбираю её. Появляются Света и Лена.
   
   Я:
   
   - Где вы нашли место?
   
   Лена:
   
   - А вон там (показывает вверх на обрыв, над которым оказывается замаскированная терраска, лучше места не придумаешь).
   
   Я:
   
   - Сами – поставите? (Делая ударение на втором слове)
   
   Лена:
   
   - Конечно, поставим.
   
   Передаю палатку, возвращаюсь к ребятам и сменяю Кадета на искусственном дыхании. Голова Андрея лежит вплотную к коленям Верки. Он по-прежнему не проявляет признаков жизни.
   
   Я (Беляеву):
   
   - Женя! Давай тоже.
   
   Беляев:
   
   
   - Нет, нет! Не могу!
   
   Я:
   
   - Почему?
   
   Филиппов:
   
   - Оставь его. Его блевать тянет.
   
   Нащупываю пульс и обманываюсь. Пульсацию кончиков моих пальцев я принимаю за пробуждение пульса у Андрея:
   
   - Есть!
   
   - Нет, нету...
   
   Прошло два часа.
   
   Филиппов:
   
   - Ну, что! Дальше бесполезно...
   
   Я:
   
   – Лена! А помнишь, мы с тобой читали...?
   
   Лена:
   
   - Да-да! Надо делать и делать!
   
   Филиппов (Шибаевой):
   
   - Палатки поставили?
   
   Лена:
   
   - Да. Света вешает котелки.
   
   ...Спустя минут сорок...
   
   Филиппов бросает делать массаж.
   
   Стоит спиной к нам, прислонившись к громадному камню, положив лицо на руки. Плечи вздрагивают.
   
   Я (Шуркевичу):
   
   - Лёша! Массаж!
   
   Лёша делает массаж, я – искусственное дыхание.
   
   Я (Коботову):
   
   - Ардальоныч! Давай ещё!
   
   Снова и снова пытаемся оживить Андрея.
   
   …
   
   Филиппов сидит на камне. Задумался. Глаза сухие.
   
   Я:
   
   - Михалыч! Лоб холодный и руки…
   
   Филиппов:
   
   - Ничего лучшего не мог принести?..
   
   ...
   
   Спустя три часа после начала попыток оживить Андрея.
   
   Конечности холодные. Весь холодный.
   
   Смерть.
   
   Андрей Изотов мёртв. Ничто в мире уже не может его спасти.
   
   Много позже Кадет мне объяснил, что у него в тот момент в голове что-то сдвинулось. Он шёл с палаткой в руке с единственной мыслью: “Для чего мне всё это нужно?! Связался я с ними! Сейчас поставлю палатку и уйду. Зачем они мне?..”:
   
   - А в это время - ты с какой-то ерундой…
   
   - Сейчас-то ты понимаешь, что я правильно вмешался? - спросил тогда я.
   
   - Ну, сейчас-то, конечно, всё понятно, – честно ответил Кадет.
   
   В то время, когда я убеждал Кадета отдать палатку, Дерябин, Ульянов, и Мельников с разрешения руководителя отправились вниз по ущелью. Их задача состояла в том, чтобы как можно скорее сообщить людям о нас. О трагическом исходе парни, конечно, ещё не знали. Когда, передав палатку Лене со Светой, я возвращался к группе, гонцы попались мне навстречу. Они шли быстрым шагом с лёгкими рюкзаками, вглядываясь далеко вперёд.
   
   ...А сейчас, когда мы завернули мёртвого Андрея в спальный мешок, кажется, силы меня оставили. Заметив это, Лёша Шуркевич пришел на смену, помогая нести тело погибшего товарища.
   
   Потом кто-то спросил:
   
   - А где Андрюшка Ефименко?
   
   Посмотрели, его и вправду среди нас нет.
   
   Вперёд вышел Шуркевич:
   
   - Как только Андрея Изотова завалило, Ефименко побежал вперёд, сказав, что помчался к людям за помощью.
   
   Все встрепенулись.
   
   - И ты что же, не мог его задержать?! – с угрозой в голосе спрашивает Жутяйкин.
   
   - Я пытался, но не смог, – оправдывается Шуркевич.
   
   - Стойте, стойте, – вмешивается Филиппов, – ну-ка, расскажи по порядку, как всё было?
   
   Выслушав Лёшу, Михалыч плюнул с досадой:
   
   - Тьфу ты. Этого ещё не хватало!.. Ну, ладно... может, вернётся.
   
   И добавил, показывая на мёртвого Андрея:
   
   - Его мы сейчас завернём в полиэтилен, а завтра обмыть, что ли надо... Сейчас попьём чаю и будем располагаться. Обо всём завтра...
   
   Весенние ручьи и ветры образовали в корнях старого кедра подобие грота. Туда мы и уложили завёрнутое в спальный мешок и полиэтилен тело Андрея. Вплотную к палаткам.
   
   Молча сидели у костра. Зачем-то кипятили воду в двух котелках. В поздних сумерках зашумел ветер, чёрные тучи заволокли небо, начал моросить дождь. Стало совсем темно.
   
   Вдруг снизу из темноты, со стороны места гибели Андрея Изотова через толщу густой измороси донёсся слабый крик. Все разом дернулись, как от удара электрическим током.
   
   Что это?!!
   
   - Это парни вернулись - там нельзя пройти! – неестественным голосом проговорила Света.
   
   Однако это оказался весь взъерошенный и промокший Андрей Ефименко.
   
   - Ну, рассказывай, – потребовал Филиппов, когда Андрюшка отдышался и напился отвара смородиновых листьев, - что там впереди?
   
   - Там, через несколько километров, прижим здоровенный, как гора. Я полез наверх, потом еле-еле спустился обратно.
   
   - А парней видел?
   
   - Да. Они там расстелили полиэтилен в расщелине и укладывались на ночёвку.
   
   - Так. Ясно. А ты зачем пошёл?
   
   - Я думал, жильё близко. Побежал за помощью.
   
   На этом разговор закончился. Мы разошлись по палаткам.
   
   Но один из нас остался лежать на свежем воздухе. Непогода, дождь, ветер ему были нипочём. Он был мёртв.
   
   Утром светит солнце, но рваные тучи тревожно бороздят небо.
   
   – Все здесь? – спрашивает Филиппов, когда “чай” уже готов, а крапива доваривается во втором котелке, – Тогда слушайте. И ты тоже слушай! – повторяет он кому-то.
   
   – Ну, в принципе, мы попали в аварийную ситуацию. Трое может быть уже дошли, а может, нет. Никто не знает. Они пошли сообщать спасателям… Нам нужно находиться здесь. Всем вместе. Ещё неизвестно, Чебдар это… или что-то другое, но места, сами видите здесь какие. Поэтому – никуда не расходиться! В тайге точно никого не найдут, а здесь нас, может быть, найдут, – подчеркивает Филиппов, делая упор на словах “может быть”.
   
   – А сейчас будем рубить лапник… побольше, чтобы в случае вертолёта надымить посильнее. Девушки пусть идут искать ревень, или, что ещё там попадётся, - заканчивает руководитель.
   
   Вскоре нам пришлось попрятаться в палатки. Тучи заволокли всё небо, и на землю обрушился сильнейший ливень, который стих только к вечеру.
   
   Затем упал густой туман. Такой плотный, что наша маленькая терраска казалась плавающей в воздухе. Ясно, что спасательский вертолёт в такую погоду не взлетит. К тому же мы сидим в стороне от маршрута.
   
   Только поздно вечером дождь прекратился полностью, но небо оставалось затянутым тучами. Сыро и холодно.
   
   Ночью я проснулся от мрачной симфонии завывающего ветра и стонущих деревьев. В зловещем грохоте реки угадывалось какое-то гоготанье и улюлюканье.
   
   “В шуме горной реки ночью можно услышать всё, что хочешь, стоит только прислушаться!” – вспомнил я чьи-то слова...
   
   Разгулявшаяся стихия ликовала, празднуя победу над человеком.
   
   Следующий день сначала был пасмурным. Дождь будто на взводе: вот-вот пойдёт. Суп из крапивы невкусный, как и чай из смородинового листа без сахара. С трудом заставляем себя хлебать эти “блюда”, только Лена мужественно съедает полную миску.
   
   Заморосило. Расползаемся по палаткам. Подхожу к мёртвому Андрею Изотову. Это был третий наш совместный поход. Андрей учил меня играть на гитаре. Жили в одной общаге.
   
   Окрылённый результатом своей разведки, Андрей быстро шёл первым, казалось, по безопасному пути. Внезапно поскользнувшись, он, чтобы не упасть в промежуток между мокрых гигантских камней, схватился за попавшую под руки плоскую глыбу. Глыба вмиг сползла, подмяв Андрея под себя, и они вместе очутились на дне тесной наклонной ямы. Камень – сверху, человек – снизу.
   
   – Уберите его! Уберите его! ...Всё, мужики...
   
   Вопреки очевидному факту не могу поверить, что передо мной труп товарища. Удивляюсь сам себе…
   
   А в палатке царит оживление. Кто-то взял в поход книжку – современную иностранную фантастику о будущем нашей планеты, о войне миров. Мне же кажется, что эта книга пессимистична и внушает какое-то вечное несчастье.
   
   Чтение немного развлекает всех, слушаем даже как-то жадно. Лёша и Света спят по разные сторонам палатки.
   
   – А может кто-нибудь ещё расскажет? – спрашивает Вера. Я вспоминаю детектив Льва Шейнина “Последняя ночь”, затем приключения Робинзона Крузо…
   
   Потом кто-то обращается к Филиппову:
   
   – Вас теперь судить, наверно, будут?
   
   – Будут, – уверенно отвечает тот, – но должны оправдать, ведь я его непосредственно туда не посылал.
   
   Наговорившись, стали заниматься каждый своим делом. Чтобы хоть как-то отвлечься, взял у Жутяйкина ремнабор, я начал из двух сломанных гитар и некоторых частей третей гитары собирать одну. Увлёкся. Стало что-то получаться. Наконец, поставив гриф, решил вылезти из палатки.
   
   Посмотрел на небо, тучи вроде бы начали расходиться. Снова взялся за гитару. Время тянулось медленно. Вскоре пошёл дождь.
   
   Ночью вновь разыгралась непогода. А мне представилась такая картина. Каменная ловушка находится в исходном состоянии. Ждёт следующую жертву…
   
   С утра идёт унылый дождь. Когда он временно прекращается, вылезаем из палаток. Лениво двигаясь, мы смотрим на реку, на небо, на хмурое ущелье.
   
   Вдруг кто-то дико заорал:
   
   – Вертолёт!!!
   
   Все замерли и стали прислушиваться, глядя в небо. Нет никакого вертолёта. Это, наверно, так шумит река.
   
   Где сейчас Дерябин, Мельников и Ульянов? Последним, кто их видел, был Андрей Ефименко, когда они, по его словам, устраивались в скальной расщелине на ночёвку три с лишним дня назад. Ни слуху, ни духу.
   
   – Интересно, где сейчас мужики? – подхватывая мою мысль, говорит Жутяйкин.
   
   – А вдруг их уже нет в живых? – неожиданно предполагает Вера.
   
   – Ну, почему обязательно так?! – раздражённо отвечает Михалыч, – Идут, наверно…
   
   – А если кто-нибудь из них ногу сломал, и они встали?
   
   Филиппов на мгновение задумывается и тут же серчает:
   
   - Что такое?! Где мужики, мы не знаем, и нечего гадать на кофейной гуще! Нам нужно двигаться, работать нужно! Почему нет дров у костра? Почему не идёте за саранкой? Я что, нянька у вас, что ли?!
   
   Из палатки выглянул задумчивый Аляев и тут же снова исчез. В руках он держал блокнотик и карандаш.
   
   Михалыч ещё немного поругался, а тем временем осунувшийся Ефименко, Коботов и я пошли искать съедобные корешки. Довольно быстро мы нашли несколько больших сочных саранок и заметно повеселели.
   
   - Ну, что, Боря, прибавилось у тебя сил? – спрашивает Ардальоныч.
   
   - Ага! – отвечаю и вижу, как округляются глаза у Андрюшки.
   
   Не сводя зачарованных глаз с вороны, сидевшей на дереве ниже нас по склону, он нащупал камешек и, швырнув его в птицу, присел. Ворона находилась близко, но камень, пролетев сантиметрах в десяти от неё, лишь вспугнул пернатую особу, которая улетела, не доставшись нам на жаркое. Вот досада!
   
   Вернувшись к палаткам, мы узнаём, что Филиппов, Жутяйкин и Новиков, прихватив топор и собрав вкладыши из спальников, поскреблись наверх, чтобы расчистить площадку для вертолёта и растянуть на ней знак бедствия. Если нас будут искать, то наверняка с вертолёта этот белый крест заметят.
   
   – Зайди на минуточку, – слышу я из палатки голос Верки и залезаю к ней.
   
   – Слушай, ты веришь, что нас найдут? – мгновенно смущает меня Вера вопросом.
   
   – Конечно, найдут! – невольно вырывается у меня. Я слегка обнял Верку, и она виновато улыбнулась.
   
   Я не кривил душой, когда выразил уверенность в нашем спасении, ведь мы сидели где-то не слишком далеко от нитки заявленного маршрута. Отчётливо представляю, как спасатели, пролетев над всем маршрутом и не найдя группу, будут делать радиальные вылеты и, в конце концов, на нас наткнутся.
   
   Уже темнело, когда тройка вернулась. Ребята принесли несколько крупных луковиц саранки и целую кучу ревеня. Михалыч о чём-то тихо разговаривал с Кадетом и Жутяйкиным. В голове у меня промелькнула какая-то смутная мысль… и снова исчезла. Засыпал тревожно, думая о судьбе тройки наших товарищей, ушедшей вниз по ущелью. Узнают ли они когда-нибудь, что Андрея Изотова нет в живых?
   
   Проснувшись, я ощутил оживление около палаток. Выполз. Жутяйкин, Аляев и Новиков стояли с рюкзаками полностью одетые, готовые к выходу. Руководитель давал им последние инструкции.
   
   - Михалыч, разрешите мне пойти вместе с ними, – дёрнулся, было, я, вспомнив вчерашние мысли.
   
   - Вы что! – разозлился Филиппов, – все уйдёте, а кто останется?
   
   - Хорошо, хорошо, остаюсь, никуда не иду, – поспешил я напопятную.
   
   Мы попрощались, и кто-то спросил:
   
   – А где Шуркевич?
   
   Оказалось, что Лёша не вылез из палатки.
   
   – Суперсачок! Дрыхнет! – неожиданно отреагировал Жутяйкин, причём с такой злобой, что я удивился. Ну, уснул человек, надо – так разбуди, чего злиться…
   
   Не ясна была судьба ушедшей низом ущелья первой тройки ребят, и руководитель отправил вторую. Парни карабкались наверх – вчерашняя разведка показала, что там особых препятствий для продвижения вроде бы пока не предвиделось.
   
   – Ну, вот что! – вдруг предлагает Филиппов, – Давайте-ка, согреем воды и вымоемся.
   
   Ничего не хочется делать, но обязательно надо двигаться. Беру топор и начинаю рубить еловый ствол. Рублю долго, ствол у ёлки тонкий, но сил не хватает.
   
   – Давай я... – спешит на помощь проснувшийся Шуркевич.
   
   – Уйди! – почему-то злюсь я, – Я сам!
   
   Лёша грустно отходит.
   
   Михалыч побрился. Точнее, он слегка подбрил щёки, оставив всю остальную тёмную без единого седого волоса щетину на месте. Сейчас он напоминает отощавшего медведя, только что вылезшего из берлоги.
   
   Во всех котелках кипит вода. Убираем их от костра, пусть немного остынут. Невольно радуемся погоде: впервые после трагедии приветливо светит ласковое весеннее солнышко, по небу бегут “барашки”.
   
   Смотрю на облака. Где сейчас Мельников, Дерябин и Ульянов?
   
   Вспомнил, как в начале похода Мишка показывал мне гитарные аккорды…
   
   Мы тогда долго веселились, а затем я, прочитав Лене Шибаевой начало своих записей в блокноте, услышал:
   
   – Как-то очень сухо у тебя получается.
   
   – Ничего, – ответил я, – потом эти записи помогут мне
   написать полную летопись похода.
   
   Похода!
   
   Ничего себе, похода!
   
   Когда же нас найдут?! Чего они там чешутся, друзья-спасатели!
   
   Досадую и ругаюсь про себя. Злюсь, и это придаёт мне силы.
   
   И вдруг... Истошный крик Шуркевича:
   
   - Летит!!! Лети-и-и-ит!!!
   
   “Что это с ним?” – подумал я с тревогой.
   
   Дело в том, что время от времени всем казалось, что летит вертолёт, и мы долго стояли, задрав в небо головы. Но каждый раз оказывалось, что это – глюки. На Лёшу зашикали, он обиделся и заполз в палатку.
   
   И тут, не веря своим глазам, мы видим высоко-высоко над ущельем вертолёт, а затем слышим и шум его винта.
   
   - Вертолё-ё-ёт!!! – торжествующе кричат все.
   
   Я кидаюсь к костру и судорожно заваливаю его лапником.
   
   - Да, хватит, хватит, – останавливает меня Михалыч, когда мощное облако дыма поднялось над нашей террасой. Затем еловые ветки загорелись жарким пламенем.
   
   Вертолёт тем временем делает второй круг над ущельем. Потом улетает, ничего не сбросив. “Неужели они не поняли, что мы здесь?” – раздумываю я. У Филиппова же сомнений на этот счёт нет:
   
   - Вы давайте, собирайте барахлишко, спасатели должны скоро подойти.
   
   Все так и прыгают от радости, одна только Верка Хвоина стоит хмурая.
   
   - Чего ты не радуешься? – спрашивают её.
   
   - А где сейчас Мишка и Серёги? – отвечает Верка.
   
   - Да ладно тебе, Вера, дошли они, наверно, – внушительно говорит ей Оля Черноверская.
   
   - А эти, последние, только наверх выползли и дальше не пойдут, если вертолёт увидели, - отмечает Филиппов.
   
   На терраске явное оживление. Все копошатся, укладывая нехитрые вещички в рюкзаки. Подумав, выбрасываю прохудившиеся резиновые сапоги (зачем мне лишняя тяжесть?).
   
   Аккуратно заворачиваю в шмотки кинокамеру, которая из-за отсутствия плёнки так и не пригодилась, однако уцелела во время всех наших злоключений. Не найдя киноплёнку в Новосибирске, надеялся купить её по дороге. Бесполезно.
   
   Филиппов снимал кинокамерой весь поход, но фильма мы так и не увидели. По словам Михалыча, вся лента после проявки оказалась испорченной.
   
   Вот уже все в сборе. Лишь пустые палатки колышутся под весенним ветерком да котлы валяются у кострища.
   
   Ждём. Солнце тем временем касается стены ущелья. Холодает. Все притихли в ожидании...
   
   Между прочим, в Горно-Алтайске перед выходом Филиппов купил для маленького сына пузатую баночку-двухсотграмм­овку­ мёда. Последние три дня миниатюрной ложечкой он нам по граммульке выдавал этот мёд, и сейчас кто-то советует на всякий случай растянуть остатки, но Михалыч уверенно говорит:
   
   - Зачем перестраховываться!
   
   Доедаем оставшиеся миллиграммы мёда. Все возбуждены близким вызволением. Вот уже и темнеет, а спасателей всё нет.
   
   – Вот артисты, вот артисты! – слегка сконфуженно произносит Филиппов, – ну, значит, ждём завтра.
   
   – Может, всё-таки нас не заметили? Смотрели, смотрели, и…? – спрашиваю я.
   
   – Нет! – снова уверенно отвечает Михалыч, – раз лишний круг сделали, значит заметили.
   
   Рюкзаки распаковываются, все несколько подавлены.
   
   – Давай-ка, сегодня я лягу с краю, – заботливо предлагает Оля, надевая меховую безрукавку, – по-моему, тебя здорово знобит.
   
   – Какая разница, мы же не в зимнем походе, – возражаю я, нехотя подчиняясь. И в самом деле, чувствую себя не очень…
   
   Сумерки сгустились. Уже в полутьме, выйдя из палатки, где-то невдалеке я слышу звук, похожий на выстрел. А может, это камень сорвался со стены ущелья и упал на осыпь?..
   
   Так и не дождались мы сегодня спасателей.
   
   Мы уже двадцать первый день в тайге! Что сейчас делается в деканате, в общежитии? А может быть и ничего, всё спокойно...
   
   Конечно, ни о каком спокойствии в НЭТИ не было и речи. Представители ректората, профкома, турклуба, спортклуба, комитета комсомола и других организаций были подняты на ноги в связи с нашим исчезновением.
   
   Не на шутку переволновались те, кто нас провожал на вокзале. В деканаты шли постоянные звонки от родителей. Сам ректор ежедневно связывался с Горно-Алтайской контрольно-спасатель­ной­ службой по поводу поиска пропавшей туристской группы.
   
   Безо всяких надежд, погружаюсь в сон. Завтра – моё дежурство. Это означает, что нужно будет спуститься к реке, набрать два котла воды, бросить в один из них смородиновый лист, а во второй – крапиву, которая теперь стала нашей постоянной едой. Затем требуется развести костёр и подвесить всё это над костром.
   
   Река из-за дождей поднялась и залила каменную ловушку. При этом, маленькая дубинка, которой ребята снизу подпирали глыбу, придавившую Андрея, уплыла, а наполовину залитый водой длинный ствол, которым, как рычагом, мы помогали сверху, угрюмо покачивало течением вперёд и назад.
   
   Эта картина показалась Верке настолько жуткой, что, увидев её один раз, она больше к реке не приближалась.
   
   Утром сквозь сон я слышу чей-то голос безо всякого выражения:
   
   – Вставайте. Всё уже...
   
   Решив спросонья, что это Филиппов будит меня на дежурство, думаю: “И шевелиться неохота, и торопиться некуда, ну, да ладно, сейчас поднимусь”.
   
   В это время Света Курбакова быстро-быстро покидает спальный мешок и высовывает голову наружу. Затем, захлёбываясь от радости, кричит:
   
   – Люди!!! Люди!!! Люди!!!
   
   Все моментально выпорхнули из палаток.
   
   У кострища сидят пятеро полубогов. Здоровые, загорелые парни со страховочными поясами, на плече у одного из них – смаркированная верёвка.
   
   - Альпинисты?!
   
   - КСС!
   
   - А у вас поесть что-нибудь будет? – спрашивает Вера.
   
   - Да нет, мы думали вы нас накормите.
   
   “Какие мелочи!” – мелькает в голове – “Главное - нас нашли!”
   
   И тут один из спасателей, видимо старший, подаёт знак, и двое его спутников, подхватив котелки, бегут к реке. Третий достаёт из рюкзака... две булки хлеба (!!!), пачку кофе, банку сгущёнки! Заворожено смотрим и не понимаем: верить своим глазам или нет.
   
   Разводится костёр, в котелках закипает вода. Знакомимся. Старшего зовут Толя, второго - Юра, затем - Женя, имён ещё двух парней я к своему стыду не запомнил. Руководит спасательными работами начальник Горно-Алтайской КСС Станислав Шипунов.
   
   Налив каждому по кружке кофе со сгущёнкой, хлеба выдали по маленькому кусочку:
   
   – Больше вам пока нельзя.
   
   Хлеб кажется горьким и невкусным. А кофе! Никогда в жизни не пил такого замечательного кофе!
   
   - Ну, рассказывайте, что у вас получилось? – спрашивает, наконец, Толя.
   
   Выслушав Михалыча, он с досадой произносит:
   
   – Зачем же вы ещё и вторую тройку послали?! Это, ведь, самое гиблое место района!
   
   - А про первую тройку ничего неизвестно?
   
   - Нет. Ничего.
   
   Тягостное молчание...
   
   Спрашиваю:
   
   – Как вы нас обнаружили? По дыму?
   
   – Нет, дыма со дна ущелья мы не видели, вы слишком глубоко засели, а вот заметили ваши простыни наверху. Сначала думали: летающая тарелка... Позавчера мы кружили над правым берегом Чебдара, вы нас не слышали?
   
   – Нет. А вечером вы стреляли?
   
   – Да. Из ракетницы. Когда мы спускались, немного промазали и находились в километре от вас.
   
   За разговором незаметно проходит более часа. Над костром снова висят котелки. Теперь в одном из них варится суп из тушёнки. Без лапши, без картошки – просто тушёнка в кипятке. Второй котелок – для чая.
   
   Голод к этому времени притупился, и много мы не ели. Одного котла хватило на всех. Снова спасатели нам выдали по маленькому кусочку хлеба...
   
   - А что будем делать… с ним? - спрашивает кто-то, показывая на то место, где лежит мёртвый Андрей Изотов.
   
   - Не беспокойтесь, это уже не ваша забота, - отвечает Толя.
   
   Спустя ещё минут сорок начинаем подъём по стене ущелья вверх. У Лены поверх рюкзака привязаны маральи рога. Из рюкзака Филиппова тоже торчит маралий рог.
   
   Ещё через полчаса упираемся в шероховатый отвесный гигантский скальный выход, обойти который не представляется возможным, так как вокруг слишком серьёзная крутизна.
   
   Приходится спускаться назад к террасе - месту нашей последней стоянки. Ущелье не желает нас отпускать.
   
   А может, это Андрей не хочет оставаться один?..
   
   Выйдя на террасу, спускаемся затем к месту его гибели. Ствол, с помощью которого мы приподнимали глыбу, по-прежнему медленно покачивает водой. Вера идёт, отвернув голову направо.
   
   Проходим метров шестьсот по гигантским камням у береговой кромки вверх по течению Чебдара. Слева от нас грохочет река, справа уходит ввысь стена Чебдарского ущелья. В одном месте начинаем подъём.
   
   Отвесные участки обходим, а точнее, огибаем. Близость возвращения домой придаёт силы. Мы всё взбираемся и взбираемся вверх. Кое-где на четвереньках. Только через шесть часов такого лазанья склон начинает выполаживаться.
   
   Когда приостановились на очередную передышку, спасатели выдали нам... по маленькой шоколадке!
   
   – Это всё мне?! – поразилась Света, получив свою долю. Съесть целую шоколадку, какая неслыханная роскошь!
   
   Ещё через некоторое время у ручейка встали на обед. Мы были почти истощены, но, тем не менее, чувствовали прилив сил и полярную смену настроения.
   
   Похлебав супчика из тушёнки с лапшей и напившись ароматного сладкого чая, двинулись дальше. Подъём становится всё положе, козьи тропки – всё заметнее. Ещё две тридцатиминутных ходки, и Верка, не выдержав, пьёт из выдавленной копытцем ямки.
   
   – Не пей из копытца, козлёночком станешь! – хором комментируют трое.
   
   Спасатели начинают ориентироваться. Спускались-то они другим путём. Выяснилось, что забрали вправо. Извинившись, парни берут верное направление.
   
   Только когда солнце коснулось горизонта, а на дне ущелья наверняка сгустились сумерки, мы, наконец, попадаем на место приземления вертолёта.
   
   Верх над ущельем оказывается удивительно ровным, поросшим карликовой берёзкой. Типичная горная тундра. Ручьи отсутствуют, снег небольшими островками покрывает плато.
   
   Кажется непостижимым, что рядом находится зловещее Чебдарское ущелье – узкая, извилистая и глубокая трещина в земле.
   
   В километре от нас виднеется пригорок с древним триангуляционным пунктом на макушке. На площадке находятся ещё двое спасателей, лежат рюкзаки и ящик с тушёнкой. Вертолёт нас не дождался и теперь должен прилететь завтра.
   
   Там, где мужики расчистили площадку со знаком бедствия, вертолёт сесть не мог – слишком большой уклон. Приземлился гораздо дальше и выше.
   
   Мы ставим палатки, а спасатели сооружают себе укрытие из полиэтилена.
   
   - А у меня завтра день рождения! – сообщает Женя Беляев.
   
   Безмятежным сном проспали часов четырнадцать. И верилось, и не верилось, что наши невзгоды позади. Только вот горечь утраты омрачала наш праздник.
   
   Пробуждение было поздним, ярко светило солнышко. Спасатели подстрелили кедровку, поджарили её и, подложив под крылышко маленькую шоколадку, вручили её имениннику – Жене Беляеву.
   
   Впервые за многие дни нормально позавтракали. И тут снова упал такой густой туман, что стало очевидно: вертолёт в такую погоду не прилетит.
   
   Весь день мы занимались тем, что ели сухое молоко, смешивая его с сахаром. Только вечером, не без участия спасателей, Филиппов пресёк это дело, сказав:
   
   – А вдруг погода ещё долго нас задержит, а мы всё съедим!
   
   – Да, ребята, давайте поэкономнее, – поддержал Михалыча спасатель Толя.
   
   Все смутились и прекратили это приятное занятие.
   
   Туман к вечеру ещё более сгустился. Мы попрятались в палатки и крепко уснули.
   
   Плотный утренний туман основательно заволок всё плато.
   
   - А мы тут, пока вы спали, пожар устроили, – сообщает Толя.
   
   Оказалось, что один из спасателей, увидев кедровку, сидящую на кустиках, выстрелил в неё из ракетницы. Птица улетела, а сухая карликовая берёзка вспыхнула. Ребятам пришлось потратить немало усилий, чтобы погасить начавшийся было пожар.
   
   Мы с Коботовым сидим у крохотного костерка.
   
   – Надоело уже тут ждать, – констатирую и вижу на лице Ардальоныча полное понимание и солидарность в этом вопросе.
   
   Подходит Ольга Черноверская:
   
   – Ну, что это за костёр?! Вы что, мужики, нормальный костёр развести не можете?
   
   Я пробую отмахнуться, но Ольга наседает, и приходится браться за разведение большого костра.
   
   – Да тут дров-то нету, – ворчит Ардальоныч, ломая тонкую сухую карликовую берёзку.
   
   – Эй, отдайте книгу, вы что, оборзели? – раздаётся из палатки голос Жени Беляева.
   
   – Вставай, вставай, нечего дрыхнуть! – слышится из другой палатки голос Филиппова.
   
   Одеваясь на ходу, народ лениво выбирается из палаток. Да, может это и странно, но сидеть здесь наверху в тумане уже всем изрядно надоело. Однако на вертолёт рассчитывать не приходится – нелётная погода.
   
   Весь день играли в карты, читали, дремали. Филиппов сделал внушение Андрею Ефименко, который 23 мая рванул неизвестно куда.
   
   К вечеру погода слегка разведрилась. Приготовившись к очередной ночёвке, решили почаёвничать.
   
   Растяжки палаток подтянуты, коврики и спальники расстелены. Личные вещи разложены по бокам – здесь наверху ночью прохладно. Натянув свитера, ждём, когда заварится засыпанный в котелки чай. Михалыч рассматривает найденный на дне Чебдарского ущелья, аккуратный маралий рог. И вдруг...
   
   - Вертолёт! Ёлки-палки, вертолёт! – вопит Толя.
   
   Все встрепенулись. “Вот шутник!” – думаю, – “А ведь будь погода получше, и поверил бы.” Но тут все видят высоко-высоко в небе сквозь дыру в тумане вертолёт. Он так далеко, что даже не слышно шума его винта. Вертолёт влетает в эту дыру, которая тут же затягивается. Толя выхватывает ракетницу, и в воздух взлетают одна за другой подряд три красные ракеты.
   
   С необыкновенной скоростью складываются палатки, упаковываются рюкзаки. Гигантская металлическая птица пролетает всего метрах в десяти над нами в сторону триангуляционного пункта. Чай выливается.
   
   Ефименко собрался быстрее всех. Крикнув:
   
   – Михалыч, рог я взял! – он первым ринулся к вертолёту. Спасатели поторапливают, а мне совершенно непонятно, как вертолёт полетит, ведь та сторона, откуда он прилетел, закрылась плотной стеной тумана.
   
   Винт вращается на малых оборотах, пилот отчаянно машет нам руками: скорей-скорей! Вот уже все собрались внутри вертолёта. Котелки лежат на полу, сверху набросаны наши шмотки.
   
   Кроме пилота и нас, здесь находится пожилой невысокий юркий мужичок – представитель НЭТИ, завхоз горно-спортивного лагеря “Эрлагол” Анатолий Иванович Котин.
   
   Через несколько минут, оторвавшись от земли, окончательно покидаем пленившее нас Чебдарское ущелье.
   
   Ну, всё!
   
   Вот теперь-то активная часть похода у нас точно закончена!
   
   Вначале летим назад, огибая стену тумана, а через некоторое время мы видим справа по лёту Чебдар, который резко выделяется на фоне плоскогорья с высоты полёта.
   
   Все прильнули к стёклам иллюминаторов. Вскоре показалась более мощная река – Башкаус, и кто-то заметил:
   
   - Как немного не дошёл Андрей до конца похода...
   
   Ещё минут через десять, начинаем снижаться и, наконец, приземляемся на небольшую площадку. Как оказалось, здесь находится посёлок Балыкча, который расположен на левом берегу реки Чулышман, недалеко от Телецкого озера.
   
   Трое парней со всех ног бегут к вертолёту, и прежде, чем успеваем сообразить, кто это, в салон запрыгивают... Мишка Мельников, Сергей Ульянов и Сергей Дерябин уже без бинтов на голове. Происходит радостная потасовка, а пилот тем временем увеличивает обороты винта, и мы снова отрываемся от земли.
   
   Ко мне подсаживается Мишка и возбуждённо рассказывает о своих похождениях.
   
   23 мая Мельников, Ульянов и Дерябин заночевали на полке скалы, где их и увидел очухавшийся Андрюшка Ефименко. Утром они, убедившись, что никак иначе гигантский прижим не одолеть, стали карабкаться наверх.
   
   Более половины дня ребятам потребовалось, чтобы достичь вершины утёса. Затем спустились с противоположной стороны и внизу заночевали. Но дальше путь им преградил мощный левый приток Чебдара – река Караган. Поднявшись на несколько километров по Карагану, переправились через него и пошли верхами.
   
   Ущелье становилось всё уже и уже. Ещё через некоторое время мужики вышли на плановую тропу одного из маршрутов. Их радости не было предела.
   
   Таким образом они добрались до Балыкчи за трое с половиной суток...
   
   - Казалось, такой кайф – поесть, а поели... и никакого кайфа! – смеётся Мишка.
   
   Заметно темнеет, вертолёт приземляется в Горно-Алтайском аэропорту. Там уже ждёт старенький автобус с капотом. На нём нас везут в гостиницу “Турист”, в подвале которой находится контрольно-спасатель­ная­ служба.
   
   - Смотри! – говорит мне Лена. Оказывается, при входе в здание гостиницы на нас глядит множество народу. Внимательно и даже заворожено. Эти люди знают, что нас спасли, что кто-то погиб, и, похоже, в их глазах мы кажемся, пришельцами с того света – отощавшие, дочерна загоревшие, небритые.
   
   Располагаемся все вместе на полу обширного холла. Впервые за долгое время моемся под душем.
   
   По соседству устроились специально прибывшие члены турклуба НЭТИ. Филиппов, как ни в чём не бывало, им рассказывает:
   
   - Ну, в общем, поход получился сложный: и пеший, и горный, и лыжный, и водный...
   
   Поздно вечером для нас был приготовлен длинный стол с ужином. Основательно подкрепившись, завалились спать тут же на полу в спальных мешках. Перед тем, как выключить свет, выступил руководитель похода:
   
   - Ну, значит, завтра с утра каждый из вас должен будет написать объяснительную. Пишите, как всё было на самом деле... Ну, то есть, шёл впереди, поскользнулся и так далее. Или же - наоборот... (тут Михалыч помрачнел) – что это я его туда послал... А потом в Новосибирск полетим на самолёте. На самолёте, – подчеркнул он.
   
   Утром всё время вертевшийся около нас Котин, вдруг хлопнул себя по карману и спросил:
   
   – Ребята, денег на самолёт немного не хватает... вам же на билеты. Может, есть у кого?..
   
   У некоторых из нас нашлось кое-какое количество денежек, и к Котину посыпались пятёрки, тройки, рубли...
   
   Вот мы и снова в Горно-Алтайском аэропорту.
   
   – Если бы я курил, тогда бы заметил, что в буфете есть сигареты “ТУ-134”, – сообщает Ульянов.
   
   Взлетает “ЯК–40”, воздушные ямы, а–а–ах как хорошо! В воздухе находимся недолго: около двух часов. Приземляемся в новосибирском аэропорту “Толмачёво”, где нас встречают представители профкома, парткома, комитета комсомола, спортклуба и турклуба.
   
   Один из туристов – руководитель февральского похода под Белуху Сергей Безденежных. Здороваемся, обнимаемся и идём к машинам.
   
   Самый последний отрезок на пути возвращения домой: “Толмачёво” – общежитие № 5 НЭТИ. Когда останавливаемся у родной “пятёрки”, при выходе нам вручают ящик апельсинов…
   
   Зайдя в свою комнату № 836, я обнаруживаю, что вся она обклеена плакатами типа: “Ударим туризмом по бездорожью и разгильдяйству” и тому подобными...
   
   – Борька!!! – радостно подскакивает, сидящий за столом с книгой, чёрненький с короткой стрижкой Яшка Тюрин. – Ты ли это!!!
   
   А на календаре – 31 мая...
   
   В первый июньский день 1978 года мы с Мишкой Мельниковым надумали съездить в “Федоровские бани”, которые находятся в центре Новосибирска.
   
   Идём, ни о чём не думая, совершенно спокойные и умиротворённые. Удивительное чувство, когда в голове вообще нет мыслей.
   
   Садимся в автобус и не сразу понимаем за разговором, что от нас требует какой-то мужчина. Оказывается, это контролёр, который уже начал было возмущаться, что мы совершенно не обращаем на него внимания.
   
   – Вы нас извините, – объясняет Мишка, – нас только три дня, как спасли в тайге... Контролёр, удивлённо и внимательно оглядев нас, отходит, не сказав ни слова...
   
   
   Дня через три, когда Филиппов ещё находился где-то в Горно-Алтайске, участники похода были вызваны в кабинет ректора НЭТИ Георгия Павловича Лыщинского.
   
   К этому времени в Новосибирск благополучно вернулась вторая тройка наших товарищей.
   
   Когда 27 мая Аляев, Новиков и Жутяйкин поднимались наверх, то в какой-то момент увидели делавший над нами два круга вертолёт. Со слезами радости они понимали, что это наши спасатели, но спускаться назад на дно ущелья у них уже не было моральных сил. Парни двинулись дальше и добрались до посёлка Балыкча за двое с половиной суток.
   
   По словам Аляева, шли практически на пределе сил, по дороге дважды питались гадюкой: один раз, сварив змею, второй раз, поджарив на костре...
   
   Мы зашли в кабинет ректора и по его предложению расселись за длинным столом. Лыщинский стоял у кресла в своей неизменной потёртой кожаной тужурке. Он отхлебнул глоток чая из стакана в позолоченном подстаканнике, глядя на нас поверх очков. Затем взял со стола какую-то допотопную бензиновую зажигалку и, достав из пачки болгарскую сигарету “Солнце” без фильтра, закурил.
   
   – Так, – сказал он, по-прежнему глядя на нас поверх очков и совершенно спокойно, – первый вопрос: зачем вы послали вторую тройку?
   
   Выслушав объяснения Аляева, ректор спросил:
   
   – Вы из Чемала вышли шестого мая, а почему телеграмму дали, что вышли на маршрут пятого?
   
   Вот это новость!
   
   И этот, и многие другие вопросы следовало бы задать руководителю похода. Но отвечать приходилось нам.
   
   Лыщинский задал нам множество вопросов, затем попросил Дерябина нарисовать мелом на чёрной матовой стеклянной доске картину гибели Андрея Изотова и рассказать, как всё произошло. Далее разговор пошёл про наш маршрут, про “Эрлагол”, про спасателей и так далее.
   
   Ректор, видимо, тщательно готовился к этой встрече, и поначалу незаметно, постепенно, по ходу разговора всё больше и больше, распалялся. Под конец мы уже не чувствовали под собой кресел и не видели ничего кроме лица Лыщинского. (“Гипнотизёр он, наверно!” – скажет потом Верка.)
   
   – Пацаньё!!! – орал ректор, перечисляя все наши промахи и ошибки, и проявляя при этом удивительную осведомлённость. Наконец, сделав паузу, он произнёс страшное ругательство:
   
   – Паршивцы!
   
   Затем Лыщинский строго оглядел всех и, убедившись, что окончательно сравнял нас с землёй, моментально успокоился.
   
   – Ну, хоть не хлюпики оказались. Говорят, вы там в самые тяжёлые минуты вели себя достойно, – вдруг с уважением произнес он…
   
   
   --------------------­--------­
   
   
   Послесловие
   
   11 июля 1980 года. Четыре человека покинули Новосибирск, отправляясь в поход для установки обелиска: участница того похода Света Курбакова, мои участники зимних походов Юра Князев, Сергей Буряков и я – руководитель этой группы.
   
   Мраморный обелиск размером 350•550•50 весил около тридцати девяти килограммов. Его мы с Леной Шибаевой заказали в конторе ритуальных услуг, что на улице Семьи Шамшиных. Необходимый эскиз нарисовала Лена, а надпись обдумывали сообща.
   
   ИЗОТОВ
   Андрей Игоревич
   Студент НЭТИ
   1956-1978
   Другие придут, сменив уют
   На риск и непомерный труд,
   Пройдут тобой
   Не пройденный маршрут.
   
   Михалыч судим не был, мать Изотова решила, что Андрей выбрал судьбу сам.
   
   А летом 1983 года при загадочных обстоятельствах погиб и сам Филиппов. Он поехал на турслёт под Искитим Новосибирской области, но на слёте его так и не увидели, и лишь через много дней полуразложившийся труп Филиппова был найден в реке Бердь.
   
   Смерть Филиппова осталась загадкой для всех…
   
   Андрей Изотов был похоронен у себя на родине, в Алма-Ате. Его тело поднимала группа спасателей из турклуба НЭТИ. По стене ущелья они карабкались двое суток, подтягивая труп на верёвках сверху и подталкивая руками снизу.
   
   Обелиск Андрею мы установили наверху Чебдарского ущелья. Спуститься вниз не удалось из-за плотной стены тумана. Сфотографировались, поставив фотоаппарат на камень и нажав кнопку автоспуска.
   
   Интересно, что до этого встретившиеся нам алтайские пастухи категорически не советовали спускаться вниз:
   
   – Чавдар – совсем плохой человек, даже охотники там не бывают. Кто случайно попадает, там и остаётся…
   
   Я снова вёл в походе достаточно подробный дневник, но это, как говорится, отдельная история.
   
   
   --------------------­--------­---------
   
   
   Постфактум.
   
   Публикуется по разрешению автора, с небольшими сокращениями.
   
   Добрый день, Борис!
   
   Меня не было в городе, а вчера я, не отрываясь, прочел эту документальную повесть (речь идёт о полной версии Летописи - БС), о близких мне людях и хорошо известных событиях тех далеких лет.
   
   Начнем с известного мне состава: на сегодня погиб Мельников - в автокатастрофе, Жутяйкин - эмигрировал в Канаду, уехал в Красноярск к молодой жене С. Ульянов, вновь вернулся в начальники уже ПСС Слава Шипунов, товарищ Сухов водит плоты по Катуни в "Турэмпексе".
   
   С этими людьми меня связывали и связывают близкие дружественные узы, а с Филипповым еще лыжно-горная пятерка на Алтае, когда группа чудом избежала холодной ночевки на перевале Зелинского и убежала от лавины с перевала Верхне-Шавлинского, позже был между нами серьезный конфликт за право туристов НЭТИ самостоятельно ходить в походы.
   
   По сути, гибель в ловушке - это нелепость, стечение обстоятельств, немного неопытность, больше усталость, голодание, нервозность, невнимательность и недооценка опасности хождения по живому куруму - это следствие срыва контрольных сроков. В принципе все, что было вокруг этого, до и после. Есть еще одна официальная часть этой истории это разбор н.с. в группе туристов НЭТИ и письмо Горно-Алтайской ПСС, скверное по содержанию письмо, продукт того времени, хотя не все уж так соответствовало действительности.
   
   Конечно в походах и Мельников и Жутяйкин и Ульянов довольно часто возвращались к этой истории. И я все знаю в деталях, и вот новая книга. Написана хорошо, достаточно простым языком, тщательно обойдены острые углы, особенно отношения с Филипповым.
   
   В принципе за не возврат из Чебдара, после ошибки, нес ответственность только он, да и за то, что не знал что такое каньон Чебдара - тоже он, да и за то, что был самым старшим и должен быть самым разумным.
   
   Я сознательно упускаю момент летального исхода - это следствие, тут, в принципе он виноват только в том, что вы все туда попали. А природа построила классическую ловушку, причем даже без небольшой выемки для возможности выжить. Даже если бы такая выемка и была, и он мог бы дышать, то во время подъема плиты все равно произошла бы катастрофа и на этот раз уже с конкретными виновниками. Вот такие печальные мысли. <…>
   
   Гибель Филиппова - это тоже для меня загадка, но я, в отличие от Вас, не исключаю самоубийство. У него, так же как и у Вадима Кузнецова (один из первых директоров НКТ), поехала "крыша", это отчетливо проявлялось в общении, и в момент прозрения вполне мог наступить трагический исход. В любом случае это не насильственный вариант ухода из жизни, повторяю на мой взгляд.
   
   Когда-нибудь я то же закончу рукопись о своем видении этих аварий, к сожалению, цепь никогда не разорвется, так уж устроена жизнь и в связи с этим прошу разрешить использовать Ваши воспоминания наряду с полученными от перечисленных выше друзей.
   
   У меня в лекциях по безопасности всё суше и жестче - это в основном протоколы, разборы, явно не хватает эмоций, а у Вас наоборот. Впрочем, эта авария вряд ли заняла бы больше одного листа в большом томе, но благодаря Вашей публикации, можно будет гораздо больше внимания обратить на сопутствующие факторы, психологический настрой, молодость группы в свете профессиональной подготовки будущих гидов-проводников. Надо не забывать, что этот поход как раз и был предназначен для подготовки кадров для работы в "Эрлаголе". <…>
   
   В целом это полезно знать всем, это нужно живым и горячим головам, собирающимся в новые походы.
   
   С уважением,
   Валерий Говор.
   Начальник Новосибирского ПСО,
   Заслуженный мастер спорта России.
   
   PS. С полной хронологией майского 1978 года инструкторского похода по Восточному Алтаю можно ознакомиться на http://www.proza.ru:8004/texts/2002/03/­18-90.html­ .
   
   Продолжение - на http://www.proza.ru:8004/texts/2002/08/­29-99.html­
Дата публикации:16.10.2003 08:01