А.В. Кайманский
Романтика
1
Наш археологический детский лагерь стоит на высоком берегу Дона на больной круглой поляне, окружённой смешанной лесной посадкой. Палатки выстроились по поляне вкруг, в центре – костро-вое место и кухня. Школьники, приехавшие отдыхать, живут в палатках, ходят на раскоп и сами де-журят со своими учителями на кухне. Лагерь средних размеров: 57 человек. За детьми следит восемь учителей, из них двое мужчин – я да Игорь Павлович. Место живописное: сверху виден извиваю-щийся Дон, на противоположном берегу – сосновый бор. Мы расположились на самом высоком мес-те. Из лагеря прекрасно просматривается просёлочная дорога внизу, развалины церкви красного кир-пича и поросшие травами холмы, на которых встречается то там, то здесь одинокое деревце. От мед-вяного запаха трав я, как только приехал из города, опьянел. Первые два дня я дышал, дышал – и не мог надышаться. Вечерами особенно пряный воздух. По утрам я первую неделю просыпался от го-мона птиц, сейчас уже привык к разноголосью. Погода, как по заказу, отличная, тёплые дожди были только два раза по ночам.
Мы здесь уже четвёртую неделю. Игорь Павлович первым из нас назвал лагерь «бабьим». «Бабьё» нам поднадоело, особенно из-за вечерних костров.
Какой же лагерь без костра? И потому каждый вечер мы разжигаем костёр, приходят дети, а нам приходится петь под гитару. Всё бы ничего, но наши учительницы требуют от нас песен в стиле «Солнышко лесное» и «Изгиб гитары жёлтой». Я в археологической экспедиции двенадцатый год подряд, начальник лагеря Игорь Павлович – семнадцатый. Эти песни давным-давно надоели. Но нашему «бабью» полевая жизнь и полевая романтика в новинку. Мы уж выкручиваться стали: как-то раз «Изгиб гитары жёлтой» мы проорали с хрипом и рычанием, как металлисты. Звучало это примерно так: «Из-з-з-гиб! Гитар-р-р-ры ж-ж-О-лтой! ТЫ обнимаешь! Неж-ж-жно!» Ещё больше ос-точертела «Лонфрен-лонфра». Её мы стали играть быстрее, и она пре-вратилась в залихватскую разбойничью песню, тем более что к припеву мы добавили подпевку: «Ла-ла-ла-ла-ла! Хо-хо! Ла-ла-ла-ла-ла! Хо-хо!» Вместо «лонфрен-лонфра, лампа-ти-та» мы пели: «тра-тра-тра, лопата та». «Солнышко лесное» мы исполняли тонкими голосами, подвизгивая в конце фраз. Дамы на это обиженно говорили: «Что вы из хорошей песни кошачий концерт устраиваете?» Лири-ческими этими нововведениями наши дамы довольны не были. Зато нам удалось отучить их от са-мых ненавистных песен.
Я уж не говорю о том, что балагурить и дурачится вдвоём на протяжении длительного времени довольно сложно. Детей развлекали эти несколько недель в основном мы с Игорем: то какие-то игры устраивали, то праздники. Наше бабьё предпочитало дрыхнуть до 9 – 10 часов утра (при подъёме в 7), потом не спеша шло на кухню, затем загорало или собирало ягодки-цветочки. На раскоп и купать-ся детей обязательно сопровождал или я, или Палыч. Учительницы наши на раскоп не ходили вооб-ще: далеко, мол, километр туда и километр обратно идти. На пляж они тоже неохотно брали детей, объясняя, что и далеко (два километра в одну сторону), и страшно без мужчин, вдруг местные прицепятся. Был у них и более сильный аргумент: течение в Дону сильное, дамы плавают плохо и в критической ситуации от них никакого толку не будет. Словом, мы с Палычем притомились за полторы смены и иной раз даже ругивались с бабьём. Нам очень хотелось оставить лагерь женщинам и перевести дух хоть на один денёк, чтобы никто не дёргал и не приставал.
Была пятница. Я остался в лагере, а Палыч с двумя учительницами пошёл на пляж купать детей. Одним, без взрослых, тем запрещено ходить два километра до пляжа. Купаться и стирать можно и внизу, в реке «под лагерем», где мы с Палычем соорудили мостки. Но там дно хуже, чем на пляже: илистое и с водорослями.
Вдруг у меня зазвонил телефон:
-Лёха! Это Макс! Приезжайте к нам в гости сегодня! – Это был наш общий друг. Он звонил из студенческого лагеря, который находился от нашего в тридцати километрах. Туда мы с Палычем по-стоянно стремились от нашего бабья. Там – друзья наши, вся наша крепкая археологическая компа-ния время от времени съезжается туда. Там можно за вечер-другой отдохнуть, развеяться. Там мы можем встретиться с теми, кого в течение годы увидеть не удавалось. Там… Там бабья нашего нет!
-Не приедем мы, Макс! Машины нет! – Я помрачнел. Наш водитель привёз нам продуктов на три дня и уехал до понедельника. – Виталик уехал.
-Вот чёрт! И у нас машины нет сегодня! Но может, кто из студентов приедет? Если кто приедет, мы за вами зашлём. А вы никого с машиной не ждёте?
-Никого вроде не ждём.
-Эх, приехали бы! Мы сегодня шашлык замутили, у нас пиво, водка есть! Ник Ник собирается приехать, Роман, Нинка уже тут, Борисыч.
-Макс, не трави душу!
-Водки выпили бы!
-Не можем мы приехать!
-Жа-а-ль. Ну до свидания тогда.
Макс меня раздразнил. Может, пойти пешком? От нашего лагеря до трассы шесть километров, по трассе двадцать, потом по просёлочной дороге к студенческому лагерю километров пять. На трассе можно поймать машину. Но мы ни разу у друзей ещё не побывали и толком не знаем, где выйти на трассе, по какой из просёлочных дорог идти. Да и тащиться около одиннадцати километров пешком даже ради встречи… Стар стал, наверное. Надо с Палычем посоветоваться. Если идти со скоростью пять км/ч, то это расстояние, включая привалы, мы покроем часа за три-четыре. Проезд на автомобиле займёт минут двадцать. Я посмотрел на часы: полдень. Если выходить, то не позже трёх часов. Но ведь в лагерь к друзьям придём усталые! Вот ведь зараза-то!
Через полчаса Палыч пришёл с пляжа.
-Лёша, мне Олег Николаевич звонил, нас в лагерь приглашают.
-А мне звонил Макс.
-Но машины-то нет у нас.
-Палыч, пошли пешком. Как в добрые старые времена.
Был случай, мы из одного лагеря в другой пришли ночью. Была благородная цель: поздравить на-шего любимого и уважаемого преподавателя. Учителя, благодаря магнетизму которого и собралась археологическая компания. Мы тогда прошли двадцать километров, чтобы поздравить его с удачной защитой докторской. Наше шумное приближение в базовом лагере услышали не меньше чем за ки-лометр, переполошились: решили, что местные атакуют. Было это лет семь назад.
-Пешком? Это надо, – Палыч глянул на время, – самое позднее в три выходить. Но как-то ломает меня пешком идти.
-Палыч, да брось ты. Мы ж с тобой в разведке больше проходили.
-Лёша, а ты вспомни последствия этого героического перехода.
За давностью лет я как-то позабыл о том, что было на следующий день. А выяснилась неприятная вещь: мы растёрли задницы. Кто этого не испытывал, не поймёт мучений и лишь посмеётся. У меня после перехода, когда алкоголь выветрился, появилось ощущение, что между ягодицами поместилась крупная наждачная бумага, из-за чего там всё огнём горело. Спасались мы детским кремом, чуть ли не ежечасно смазывая им пострадавшие места.
-Палыч, но тогда двадцать километров было, а сейчас максимум одиннадцать. Мы машину на трассе поймаем, водиле заплатим и доедем до лагеря.
-Да. – Мысль о пешей прогулке начинает овладевать и Игорем. – Можно бы и сходить. Но мы ведь не знаем, где их лагерь. Хотя телефоны есть, позвоним, нас встретят.
-Даже если и не встретят, то дорогу уж точно объяснят.
-Лёша, одно только плохо. Придём, водки выпьем и поснём сразу. Ведь усталые будем.
-Игорь, но можем и не поснуть.
-Можем. Тогда сейчас надо спать идти. Хоть полтора часика поваляемся.
Мы так и решаем. Ложимся в своих палатках и дремлем. Однако днём в лагере это трудно, только и слышишь сквозь сон:
-Алексей Васильевич! Дайте нитки синие пожалуйста!
-Нитки у Анны Ивановны! Я сплю!
-Она сказала, у вас!
Чертыхаясь, ищу нитки и вспоминаю, что уже вчера их давал Козиной.
-Иди к Козиной, у неё они!
Не лучше дело и у Палыча:
-Игорь Павлович!
-Что ещё?
-А вы сегодня петь будете?
-Дайте, сволочи, поспать!
-Ну будете?
-Ещё один вопрос и не буду! Отстаньте!
Такое впечатление, что стоит только нам с Игорем прилечь, как жизнь отдыхающих детей начина-ет вращаться вокруг нас, будто других взрослых в лагере нет.
Планам нашим не суждено осуществиться: как на зло, разрядились аккумуляторы у обоих теле-фонов. Мы поспрашивали по лагерю: словно какой-то антителефонный заговор! У кого деньги на счету кончились, у кого телефонная села батарейка! Пытаясь всё же вызнать дорогу, мы окончатель-но «убили» аккумуляторы.
Еда должна быть в два, а сегодня в три: дежурные запоздали. Мы с Палычем сидим друг напротив друга и угрюмо обедаем. Игорь уставился вдаль, и, держа кружку с компотом на весу, говорит:
-А ребята уже мясо порезали на шашлык.
-Да. – Отвечаю я.
Мы всеми фибрами души рвёмся туда, к Олегу Николаевичу в лагерь, тем более что одновременно встретить всех наших археологов летом в одном месте трудно: у всех свои раскопы. Мы вяло обсуж-даем всё более и более фантастические планы, как добраться до друзей. Потом идём пилить дрова, но думаем об одном. Кругом носятся дети, отдых кипит.
Часов в шесть мы замечаем поднимающуюся к нам по дороге машину. Это серо-голубой «джип».
-Глянь-ка, Лёша, чёрта какого-то несёт к нам. – Комментирует Игоорь.
-Тебе машина эта не знакома?
-Нет.
-Может, попросим подвезти?
-А что же, и попросим.
Машина въезжает в лагерь, останавливается и из неё выходит… Наш приятель Андрей, по про-звищу Лось. Он бизнесмен, тоже раньше часто ездил в экспедиции, а теперь вырывается туда, когда есть время.
-Мужики! А я за вами! Николаичу звоню, он говорит: «Андрей, захвати ребят». Я и поехал!
-Лось, ты – спаситель! – Мы обнимаемся.
Предупредив дам и своих детей, мы собираемся. Не обошлось, правда, без возмущения. «А с кем ваши дети останутся? Кто за ними следить будет?» – вопросила Алла Юрьевна. Мы ей сразу напоми-наем, что наших детей мало – из моей школы семь, а Игорь привёз восьмерых девяти-десятиклассников. К тому же мы с Игорем всё время их детей купаться водим, мы с ними и на раскоп ходим, и зарницы-шмарницы устраиваем, пока дамы дрыхнут! Приходится Алле уступить.
Только собрались отъезжать, как практичный Игорь вдруг вспоминает:
-Надо на всякий случай палатку взять.
-Палыч, да на кой тебе палатка? – Говорит Андрей. – У меня есть в машине.
-Там много народу наехало, у Николаича палатки есть, но старые. А мы заодно новую испытаем. Только выбили у администрации денег на палатки. «Кампусовские» купили, купольные.
Палыч приносит палатку и мы наконец уезжаем.
2
-Ребята, так я рад вас видеть! – Говорит Лось, когда мы выехали. – Сейчас пива, водки, девкам конфет купим и в лагерь. А вы что, вдвоём там?
-Вдвоём, Андрюша. – Объясняет Палыч. – Бабы надоели даже. Как дела у тебя?
-Вот машину новую обкатываю! Давно хотел, теперь купил!
В машине прохладно: кондиционер. Мы болтаем с Андреем, шутим, рассказываем, как жизнь. За-ехав в сельмаг, покупаем всякой еды, но платить Андрей не даёт: «Да вы что, мужики? Я сам в шко-ле работал, знаю, какая зарплата. У учителя лето – самое безденежное время. Отпускные надо до первой зарплаты до начала октября дотянуть».
Наконец приезжаем в вожделенный лагерь. Встречает нас чуть ли не вся старая археологическая гвардия во главе с Олегом Николаевичем. Рукопожатия, хлопки по спине – вот они, друзья! Ходим, смотрим лагерь. Он стоит на берегу Воронежа.
-Хорошее место, – говорю я Олегу Николаевичу и Максу. – Зря вы его ругали.
-Ночью у нас сыровато и прохладно от реки.
Здесь берег более низкий, но комаров мало. Лагерь меньше нашего. Мы ставим привезённую новую палатку.
-Алексей, я бы вам дал палатку.
-А мы, Олег Николаевич, решили новую попробовать.
Некоторое время наш друг и учитель стоит и наблюдает, как мы её устанавливаем.
-Хорошая. – И отходит.
Через несколько минут возвращается, приносит туристические коврики – «пенки», они же «каре-маты». Метрах в семи-восьми от нас палатку ставит Лось. У него такая же «двушка», как у нас. Но вместо ковриков у него надувной матрас, который он накачивает насосом прямо в палатке. Чем хо-роши эти палатки, так это тем, что их и в одиночку можно поставить. Но мы всё же помогаем Анд-рею натянуть тент. И снова трёп, шутки, смех, веселье.
За ужином мы всей компанией садимся за один стол. С одной стороны на лавке пять человек, с другой – четыре (доска короткая), один стоит. Напротив меня оказалась Нина. Я её не видел года три. Она пере-ехала в другой город. Сижу, посматриваю на неё. Заходящее солнце золотит рыжие волосы девушки, на голове словно нимб. Я помнил девушку другой.
-Нинка, ты похорошела. То была на воробышка похожа, а теперь – горлица!
-Ты тоже изменился, Лёша. Возмужал.
-Распузел, лучше скажи.
-И борода всё такая же.
Поужинав, идём купаться. Я иду позади Нинки и любуюсь ею. Она – красавица! А раньше я этого, слепец, не видел! Столько времени общались, в экспедиции ездили, в разведки ходили, в палатке од-ной ночевали – а я только сейчас её как девушку заметил!
-Аппетитная ты барышня, Нина.
Она оборачивается ко мне и идёт задом наперёд.
-Нравлюсь?
-Конечно!
-А раньше ты этого не говорил.
-Не только не говорил, но и не видел.
-Я думала, вы поженитесь с Машкой.
-Но вот не срослось. Я тоже думал, ты замужем.
-Как-то не получилось пока.
-Ну, всё впереди.
-Удивительно, правда? Я всех вас несколько лет не видела, а вот приехала – и как будто не уезжа-ла.
-Точно. – Но я об одном думаю: о красивой женщине, гадком утёнке, превратившемся в лебедя. – Где же глаза мои были несколько лет назад?
-И мои тоже где-то были, Лёша. Я в тебе тогда только смехача и балагура видела.
Мы пришли на травянистый пляж. От него до лагеря метров двести. Когда практика (то есть сту-денты) только приехала сюда, берег здесь был заросший. Но Олег Николаевич предложил расчис-тить, что и сделал вместе с ребятами. Такой прозрачно воды, как в Воронеже, я не видел нигде. Да и дно здесь хорошее – мелкий песок. Мы наслаждаемся плаванием, вода в Воронеже теплее, чем в До-ну. Играем в салки, брызгаемся, бесимся. Потом мы с Ниной решаем сплавать на другую сторону, что и исполняем. Там в воде лежит дерево, мы стоим в воде по грудь на его ветках, качаемся. Вода ласкает тела и тихонько плещется.
-Рай-то какой, Лёша!
Я слушаю Нину, смотрю на неё – и влюбляюсь. А может быть, я всегда был влюблён именно в Нину? Может быть, Машка была всего лишь долгой болезнью?
-Обязательно пойду купаться ночью. Сегодня полнолуние, красиво будет. Что ты так на меня смотришь, Лёшка?
-Я любуюсь тобой.
-Да ну тебя, только смущаешь.
-Поплыли обратно?
-Поплыли.
Мы плывём, я рассказываю про наш лагерь.
-У нас не так просто переплыть туда – обратно. На нашем берегу ещё ничего, а вот у противопо-ложного в Дону течение такое, что еле на ногах держишься, стоя по пояс. Там излучина реки.
-А за детей вы не боитесь?
-Мы их одних не пускаем. К тому же мы с ними на надувной лодке туда ходили, они знают, какое опасное там течение. И я им в красках про утопленников порассказал.
-Да уж, если ты им объяснил, то так запугал их, наверное, что детям сны страшные снятся.
Возвращаемся в лагерь. «Старшие» – то есть преподаватели – расположились в некотором отдале-нии от студентов. Исключение – Олег Николаевич, чья палатка находится в центре лагеря. Место, где стоят палатки преподавателей, сами они, а за ними студенты называют «хуторком». Там своё костро-вое место, низенький столик, за которым можно сидеть на напиленных «таблетках» из брёвен, а можно и возлежать на ковриках рядом, как римляне.
Десять часов вечера. Костёр уже горит. Кто-то режет колбасу, рыбу, хлеб. Мы с Палычем отправ-ляемся за дровами, их на ночные посиделки понадобится много.
Часов в одиннадцать наконец садимся за стол. Уж здесь-то мы с Палычем поём с удовольствием! Наши археологические песни, иной раз очень фривольного содержания, исполняют все. Тут «гитары жóлтой» никому не нужно! Веселье ключом! Макс, краснобай из краснобаев, в лицах рассказывает смешные новости. Все покатываются от смеха, я даже давлюсь шашлыком. Потом снова гитара и го-лоса.
Я вдруг замечаю, что пою я только для Нины. Я самого себя превосхожу в шутках, перешучиваю даже Макса. Нина смеётся, я счастлив.
Ночью мы впятером идём купаться. Тяжёлая жёлтая луна висит в небе, от неё по воде протянулась к берегу светящаяся дорожка. Тихо, ветра нет. Вода бесшумно обтекает тела и чуть плещет, задевая ветки поваленного дерева. Купаемся все мы нагишом, хотя компания смешанная. Но мы к этому привыкли, это своего рода традиция. Если такое происходит днём, то блюдём приличия: мы отвора-чиваемся, когда наши дамы заходят в воду и выходят из неё. Они делают то же. Я купаюсь и чувст-вую, что моя кровь – как шампанское с пузырьками. Я пьян ото всего: от вечера, от Нины, от воды, от луны, от водки.
Накупавшись, мы возвращаемся к костру. И снова общение, шутки, смех. Костёр потрескивает, Олег Николаевич дремлет рядом на коврике. К этому все привыкли, когда станем расходиться, обя-зательно разбудим его, и он пойдёт досыпать к себе.
Спать собираемся только в четыре часа. Я, прежде чем пойти спать, отзываю Игоря в сторону:
-Игорь, переночуешь у Андрея?
-Понимаю. Дело святое. Нина как похорошела!
Но не успеваю я отойти от Палыча, меня тянет за рукав Андрей:
-Лёха! Давай ты в моей палатке переночуешь, а я у Игоря? У меня там матрас! Во матрас! Сам бы жил! Но с девушкой лучше на матрасе, а не на карематах. У меня подушки! Подушки, Лёха, это та-кие подушки! – Он причмокивает. – Сам бы жил, сам бы спал! Но тебе, другу, отдаю! Только смотри Нинку не раздави! Уже, небось, центнер весишь?
Я с благодарностью принимаю предложение и иду благоустраивать палатку. Расстёгиваю один спальник и стелю его на матрас как простыню, второй кладу сверху, чтобы накрываться. Возвраща-юсь к столику.
Народ постепенно отправляется спать, у костра остаёмся только мы с Ниной. Мы говорим, гово-рим и не можем наговориться. Рассказываем друг другу о себе, делимся новостями, которых накопи-лось за три года немало. Потом решаем, что и в палатке можно поболтать.
Нина замёрзла, тоненькая курточка не спасает от пронизывающей сырости. В палатке девушка ку-тается в спальник и не может согреться. Олег Николаевич сказал правду: от реки сильно тянет сты-нью. Я давно заметил, что холоднее всего становится именно под утро, часа в три-четыре. Руки у девушки ледяные. Но я знаю, как согреться.
-Нина, раздевайся. – Говорю я.
-Ты с ума сошёл? Я и так закоченела.
-Раздевайся, говорю. По опыту знаю: чем больше кутаешься, тем больше замёрзнешь. А разде-нешься и под одеялом согреешься.
-Меня и так колотит, а ты ещё и раздеть хочешь. Лёшка, ты ерунду говоришь.
-Ничего не ерунду. – Я снимаю очки, кладу их в карманчик в палатке, снимаю тельняшку, штаны. Нина всё заворачивается в куртку.
-Давай, давай, снимай это всё. – И сам начинаю стаскивать одежду с девушки. Она слабо сопро-тивляется, бормоча: «Лёшка, ты с ума сошёл».
Нина остаётся только в топике и трусиках, мы залезаем под одеяло.
-Я тебя согрею. – Я крепко обнимаю её. – Лягушонок.
Холодные локти Нины упираются мне в грудь:
-Ты что?
-Ничего.
-Не надо.
-Что «не надо»?
-Сам знаешь.
Конечно, она мои объятья истолковала по-своему, поэтому я говорю:
-Мы с тобой сколько раз в палатке ночевали?
-Я не считала.
-Я к тебе приставал?
-Нет.
-Пытался приставать?
-Нет. Но сейчас ты именно это и делаешь.
-Неправда. Я в трусах, ты не заметила?
-Это никому не мешает.
-И сама ты не без греха, Нина. – Улыбаюсь я, девушка слышит шутку во фразе и тоне.
-Ты что хочешь этим сказать, бабник старый?
-Во-первых, пошла с мужиком в палатку. Во-вторых, ты не особенно сопротивлялась, когда я тебя раздевал. И что ты можешь сказать в своё оправдание?
-Ты соблазнил меня песнями, купаньем, заболтал и обманом затянул в палатку. – Тоже шутит она и переходит на серьёзный тон: – Лёшка, я не хочу быть о тебе худшего мнения, чем раньше.
-Я не насильник и сейчас ничего такого не хочу. Я только согреть тебя хочу.
-Но ты так меня к себе прижимаешь!
Я отпускаю её, она откатывается от меня. Мне неприятно, что она сочла меня скотом.
-Нина, ты мне доверяешь?
-Ну… Ты понимаешь…
-Ты вспомни, как мы в разведки ходили, как ездили лагерь ставить и ты одна среди пяти парней была. Ты хоть одного из нас можешь обвинить в непочтительном отношении?
-Нет. Я с вами была, как за каменной стеной, хотя вы меня иной раз доставали своим ёрничаньем и придирками.
-А сейчас в чём дело? Я что-нибудь сделал такого, что тебя напугало бы?
-Нет.
-Тогда почему ты мне не веришь?
-Я тебе верю. – Девушка расслабляется и сама придвигается ко мне.
-Нина, повернись ко мне спиной.
-Зачем? – Выстукивает она зубами.
-Так я тебя быстрее согрею.
Я разворачиваю её спиной и прижимаю к себе, повторяя изгиб тела. Её спина прижимается к моей груди, её ягодицы – к моим чреслам, мои колени – к её согнутым ногам. Через несколько минут Нина согревается, перестаёт дрожать.
-Какой ты большой и мягкий, Лешка. – Шепчет она, засыпая.
Я засыпаю позже. Я счастлив. Я обнимаю девушку, в которую влюблён. Я влюблён!
«В моей душе ожили вновь и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слёзы, и любовь!»
Утром Нина просыпается раньше меня, но не уходит. Когда просыпаюсь я, она, надев футболку, лежит рядом.
-Привет. – Говорю я.
-Доброе утро. – Отвечает Нина.
Мы начинаем целоваться, я чувствую, как она загорается, как её тело зовёт моё. Но она отрывается от меня и тихонько говорит:
-Лёша, я не могу.
-Чего ты не можешь?
-Того, чего хочешь ты.
-А чего я хочу?
-Этого я тебе дать не могу.
-Этого я без презерватива и не делаю. Я хочу, чтобы ты получила удовольствие.
-Но как тогда…
-Ты меня хочешь, я тебя бешено хочу, зачем нам прерываться?
-Но у нас нет...
-Я закрываю ей рот поцелуем, потом шепчу в ухо:
-У меня есть руки и губы. Ты великолепная, горячая женщина, вот и наслаждайся.
У Нины замечательно чувственное, отзывчивое и музыкальное тело. Она не стесняется ни себя, ни меня. Мне приходится заглушать её вскрики поцелуями.
Потом мы лежим, обнявшись. Голова Нины у меня на плече.
-Лёшка, я и не знала, что ты такой.
-Какой?
-Заботливый.
-На самом деле я эгоист. Мне тебя нравится ласкать, вот я и ласкаю.
-А ты никогда без презерватива?
-В наш век венерических заболеваний бережёного бог бережёт. Меня можешь не бояться: я перед лагерем медосмотр проходил, да и в школе у нас с этим строго. Так что бытовое заражение тебе не грозит.
-Я тоже здорова.
-Я и не сомневался.
-Лёша, ты же не кончил.
-Я и не хотел. Я хотел, чтобы ты кончила.
-Но так мне кажется, что ты обделён, что ты не получил удовольствие. – Ей это непонятно. Недо-умённое лицо девушки меня забавляет.
-Это у тебя стереотип. Я наслаждался тобой.
-Это как-то странно.
-Что тут странного? Что я не воткнул?
-Ну… да.
-У тебя одни звери были?
-Нет, почему же. Но ты какой-то не такой.
-Тебе не понравилось?
-Просто… непривычно. И мне кажется, я мало тебе дала, гораздо меньше, чем ты мне.
-А ты утешься тем, что я на тебе в тантра-йоге практиковался.
-Ты серьёзно?
-Шучу, конечно. Но есть и свои хитрости. – Мне не хочется расставаться с девушкой. Вдруг она – та женщина, на которой я смог бы жениться? С которой всю жизнь смог бы счастливо прожить? Я не хочу отпускать её. – Нина, поехали к нам в лагерь. Мы послезавтра детей отправляем, а лагерь сни-маем в среду.
-А как я сюда вернусь?
-Мы тебя привезём. Место у нас даже лучше этого. Я там ночью на улице сплю иногда. Там ты ночью замерзать не будешь: тепло. У нас там есть земляничная поляна, земляника размером с ноготь твоего большого пальца. У нас по траве идёшь, а из-под ног у тебя выскакивает заяц и мчится прочь. Игорь утром раз пошёл умываться на мостки и увидел косулю, она из посадки вышла. А ещё у нас есть сусликовый холм. Суслики там норок нарыли, мимо идёшь и видишь, как они столбиками стоят. Лису я видел, вернее лисёнка. Он на кухню рано утром приходил. У нас красота! И находки у нас бо-гаче. Была «индивидуалка» – бусы стеклянные. Мы и височные кольца нашли, и фибулы. Всё очень хорошо сохранилось. Поехали?
-Ты так предлагаешь, что я не могу отказаться.
-Так ты поедешь к нам в гости?
-Поеду.
Мы лежим, нежно прикасаясь друг к другу. Пальцы Нины скользят по моей спине, от удовольст-вия по телу бегут мурашки. Я перебираю медного цвета волосы девушки. В освещённой солнцем жёлто-белой палатке они кажутся более яркими, как и веснушки. На завтрак мы не идём.
К себе в лагерь мы уезжаем перед обедом, везёт нас снова Андрей. Рядом с ним спереди сидит Игорь.
Я полулежу на заднем сиденье, обнимая Нину. «Счастье рядом» – думаю я.
|
|