Неформат.
Книги для Его свиты.
Книга 5. Человек будущего.
Глава 1. Тема для карамболя.
Теплым майским днем я возвращался на велосипеде с дачи и на скорости скатывался вниз по крутому склону. Пролетев значительную часть пути, велосипед набрал максимальную скорость, и тут я увидел, что легковушка с прицепом, которая двигалась по встречной полосе, вдруг затормозила и стала разворачиваться совсем недалеко от моего велосипеда. Когда легковушка оказалась на моей полосе, уберечься от столкновения можно было, только резко затормозив, но кто поручился бы, что в следующие мгновения я не очутился бы на асфальте со сломанной шеей или в кювете – с переломанными ногами?
Поэтому я лишь слегка притормозил... На прицепе, куда я перелетел из седла велосипеда, оказались мешки с чем-то нетвердым. В результате я даже не ушибся, но транспортные средства пострадали: у велосипеда изогнулась передняя вилка и «завосьмерило» переднее колесо, а в прицепе образовалась глубокая вмятина на задней стенке.
Из легковушки выскочил здоровяк в черной жилетке из кожи и, что-то выкрикивая, затанцевал у поврежденного прицепа.
– Ты что разошелся-то? Подумаешь, прицеп протаранило, – сказал я спокойно. – Велосипеду, может, и то больше досталось.
– Щас и тебе достанется... – здоровяк угрожающе замахал руками.
– Напрасно ты так, – ответил я, не теряя спокойствия. – Могло быть и хуже...
– Короче, мужик, гони бабки…– здоровяк высказал, наконец, ожидаемую, а значит, и совсем не оригинальную фразу.
– Не понял? – произнес я с видом крайнего удивления. – Из-за тебя я чуть не сломал себе шею, повредил велосипед, и я же – готовь бабки?
Мужчина в черной жилетке замер, выпучив глаза, – такими неожиданными показались ему мои слова.
– Что ж, – развел я руками, – придется вызывать ГАИ. Но чтоб ты не уехал, я запишу номера на твоей машине.
– Мужик, ты что, очумел?
Здоровяк совсем было растерялся, но тут рядом с ним появился невысокий чернявый мужчина с длинным, загнутым книзу носом и вытянутой вперед челюстью. «Ба! – воскликнул я про себя, – старый знакомый!»
– Ну что, водила двухколесный, попал на деньги? – поддержал он было своего дружка, но осекся и с некоторым напряжением продолжил. – Какая встреча! Сколько лет, сколько зим. Сейчас вспомню, как вас зовут...
– Вспомни, Валера, мне это будет приятно.
– Андрей Михайлович, если не ошибаюсь?
Мы не виделись лет десять, если не больше, но внешне он изменился совсем немного. Сейчас Валера был в приличном велюровом костюме, блестящих лаковых туфлях, с кожаной деловой сумкой в руках. Он надумал, наконец, что-то сказать, но здоровяк в черной жилетке его перебил и по-новому начал старую песню:
– Короче, мужик, гони бабки...
Больше он ничего не сказал: Валера взял его за руку, отвел к машине, и они сели в салон. Я видел, как Валера что-то говорил ему, размахивая руками, затем машина тронулась с места, медленно набирая скорость, но через короткое время снова остановилась. Из салона вышел Валера и быстрым шагом вернулся ко мне.
– Андрей Михайлович, вы извините, что так получилось. Харя эта просит: напишите ему бумажку, что разошлись, мол, без базара.
– Не понял, – на этот раз удивился я вполне искренне. – Чего она просит, эта харя?
– Напишите, что претензий не имеете, – Валера вытащил из сумки блокнот и открыл его на чистой странице. – Я сказал ему, что вы юрист, да еще какой! Что с вами лучше не связываться. Вот он и решил подстраховаться.
– А-а, – протянул я. – Вот в чем дело. Ладно, будет ему расписка. Как его фамилия?
Не вырывая листа, я быстро написал в блокноте несколько строк, расписался и вернул его Валере.
– Харя, говоришь… А помнишь, как тебя звали в те годы, в начале девяностых? Человек будущего, кажется? Ты все говорил: «Мы, люди будущего...» И каким оно стало для тебя, это будущее? Все устраивает?
– Что вы, Андрей Михалыч? С такими-то харями... – он кивнул на своего попутчика, выглядывавшего из машины. – Вы-то как? И не спросил ведь.
Валера чуть отстранился, бесцеремонно оглядел меня, и на лице его появилось выражение, среднее между брезгливостью и сочувствием, – таким непрезентабельным показался ему мой вид: помятые камуфляжные брюки и куртка, чем-то испачканные от «полета» на прицеп, затертые кроссовки. К тому же велосипед... Солидность, одним словом, не проглядывалась.
– Михалыч, ты что? Тоже погорел на чем-то? – Валера даже не заметил, как перешел на «ты». – А я-то тебя в пример приводил! Говорил: вот человек, всех потопило, а он выплыл, да еще с деньгами! Откуда едешь-то?
– С дачи.
– Чем занимаешься?
– Как сказать... Разным занимаюсь.
– Юриспруденция?
– Нет, теперь я в отставке. Вспоминаю лишь иногда.
– А я, в сущности, и сейчас занимаюсь тем же, чем и раньше: обещаю людям лучшую жизнь.
– Будущее счастье за деньги... Но если ни денег, ни счастья?
– Тогда чуть подсахарю – и горечи от потери будет меньше.
– Да-а, – задумчиво протянул я. – Времена меняются, а люди...
И тут какая-то мысль буквально обожгла мне сознание. Покрутив головой в разных направлениях, я оглядел свои куртку и брюки, затем стряхнул в одну из ладоней белый порошок, что пристал к одежде, присмотрелся к нему, попробовал на вкус – и поразился: да это же сахар!
– Валера, ты что, по-прежнему занимаешься сахаром? – спросил я с крайним удивлением. – Помнится, ты даже в чай его зарекался сыпать – после той эпопеи?
– Да нет, – ответил Валера. – Это дальнобойщика одного. Проигрался, как последний лох. Но мы и денег ему оставили на дорогу, и большую часть товара.
– Пожалели, значит?
– Нет, просто, если бы он поехал в милицию, нам это дороже бы встало. Больше бы отдали. Догадываешься, какой аппетит у ментов? А так я водиле этому лучший друг – вошел в его положение. Говорил, век будет помнить.
– Да-а, тебя не забудешь...
– Думаешь, тут меня еще помнят? Вряд ли, столько лет прошло. Кого уж нет, а те – далече… Меня тут не было с тыщу лет. Сахар-то я родственникам везу, навестить решил в кои-то веки. Сам видишь: даже дорогу спутал, пришлось на ходу разворачиваться. И на тебе: старый знакомый на велике, да еще юрист!
– Скажи спасибо, не прокурор! Где ты сейчас обитаешь? Номера на машине – из соседней области.
– Там и обитаю. Машина-то есть у тебя, юрист в отставке?
– Есть, но «Лада» моя тоже будто в отставке, далеко с ней не ездим. Однако если надо – стариной тряхнуть сможем. Уж в ваши-то края долететь сумеем, бывал у вас и не раз.
– Тогда ты меня найдешь. Знаешь кафе «Дальнобойщик» – километрах в двадцати от областного центра? Около него еще рыночек есть, запчастями торгуют, но там лучше не покупать: или левое продадут, или карманники обчистят – сразу и не заметишь. И смотри: не поддавайся ни на какие удочки. Ни подарков от фирмы, ни кошельков под ногами, и упаси бог играть в карты! Без меня и садиться не думай – враз голым останешься!
– А с тобой?
– Со мной – другое дело! Тогда сможешь и выиграть. Подсажу к тебе какого-нибудь лоха, чуть подыграем ему, а потом разденем. И дальше – по обстановке. Немного вернем, если возбухать начнет. В накладе все равно не останемся. А знаешь...
Валера оглянулся вокруг, точно рядом мог кто-то быть, длинный нос его хищно зашевелился, а вытянутая вперед челюсть лязгнула, точно передернутый затвор, обнажив ряд мелких зубов.
– Тема есть, давно с ней ношусь... – заговорил он тихим голосом. – Один не потяну, а вместе у нас такой выйдет карамболь! Сразу можно подняться. Машину-то уж точно поменяешь.
Валера остановился, изучающе посмотрел на меня и, видно недовольный моей реакцией, сказал несколько разочарованно:
– Хотя что я говорю, это – не для тебя.
– Да, Валера, уволь. Я еще на «Ладе» своей поезжу, да и велосипед под рукой...
Придорожные «Дальнобойщики» есть, наверное, в каждой области. И рынками с жульем не удивишь. Бывает, я останавливаюсь на таких рынках, прохаживаюсь по рядам, что-то порой и покупаю: «Лада» моя в таком возрасте, что авторынок для нее – как для меня аптеки (потому что и сам я – не первой молодости). И кто знает, левые или правые те запчасти-лекарства, что приходится покупать. «Поддаюсь» порой и дивам, предлагающим в подарок какую-нибудь губку для мытья машин. Однако на «розыгрыш большого приза», куда, вручив подарок, зазывают потом эти дивы, я ни-ни: давно поумнел по части таких штучек.
Потому ничто и не соблазнило меня в предложении Валеры. Молчал, даже не пискнув, азарт, придавленный горькими уроками в прошлом. Не высунуло нос и любопытство писателя: сюжет далеко не новый. Но все помнилось, как, намекая на «тему», хищно шевелился Валерин нос и лязгала, обнажив ряд мелких зубов, вытянутая вперед челюсть.
И не отпускала мысль: много лет назад этого мелкого, но зубастого хищника называли человеком будущего... Конечно, скорее в шутку, чем всерьез. И вот он, спустя столько лет, по-прежнему мелкозубчатый, но все мечтающий подняться на «теме»... Что, если и впрямь у него получится «карамболь»? Он будет при деньгах, наймет с десяток журналистов, и они, как Иисусу при входе в Иерусалим, будут кричать ему: «Осанна! Се есть Человек будущего!»?
Кто не знает, что зачастую так и создаются эти ореолы... Но, слава Богу, Валера как был, так и остается еще мелким мошенником, на подхвате у крупных. Да и выражение это – «человек будущего» – он тоже лишь подхватил. Мне это было хорошо известно...
Глава 2. Стажировка в Америке.
Сначала я успешно провел пару арбитражных дел против этой частной корпорации – единственной на тот момент в городе. Затем произошла встреча с Виктором Бугровым, ее вице-президентом. Это был высокий молодой человек лет двадцати четырех, с тонким худощавым лицом и большим перстнем на правой руке; он, оказывается, и рекомендовал меня Левскому, президенту корпорации. И вот наконец я впервые побывал в одноэтажном, но осанистом и широком, точно с квадратными плечами, здании, где размещалась эта корпорация. В отличие от Бугрова, Борис Николаевич Левский был невысоким и уже в годах человеком с круглым лицом и в квадратных очках, за которыми угадывались умные и острые глаза. Некоторое время он изучающе смотрел на меня, а затем сказал болезненно хриплым голосом (как выяснилось, таким голосом он говорил всегда):
– Ну что, Андрей Михайлович, взялся пощипывать нас? Но это же мелко... Ну, нарушили мы какие-то законы или постановления, не вписались в них. Однако это не мы – это они не вписываются в новую жизнь. Мы – фирма будущего, в нас закладываются его основы!
И именно тут, у нас, рождаются человеки будущего, люди нового тысячелетия, до наступления которого осталось всего десять лет! Но разве понимают это там, наверху? – Борис Николаевич показал пальцем в потолок. – Кто только не пытается нас укусить, ущипнуть, прижать к земле! Но мы не гнемся и, точно кирпичи из глины, один за другим выпекаем единички этой будущей жизни. Не все они выживут, встанут на ноги. Многие разобьются, как на испытательном полигоне: что-то недодумают, не рассчитают, кого-то просто обманут. Потому-то и нужен им юрист: заранее чтоб подсказал, помог, предупредил. И выручил, если угодили все ж в ловчую яму.
Из кабинета Левского я вышел начальником юридического отдела корпорации. На первый взгляд это выглядело как невпроворот дел и почему-то скромная зарплата: на частной юридической практике я зарабатывал на порядок больше.
– На самом деле это не зарплата, а стипендия, – пояснил Левский. – Где ты еще получишь такие знания и опыт? Только у нас. Считай это как стажировку в Америку. Пройдешь ее, и будешь получать как в Америке. Скажи, в нашем городе кто-нибудь получает дивиденды? Да во всей России таких наберется немного. А у нас штатные сотрудники могут купить акции корпорации и каждый месяц получать по ним доход. И это происходит уже сейчас, на календаре у нас – не двухтысячный год, а как везде – одна тысяча девятьсот девяностый. Я ж говорю: мы люди будущего, надо, чтоб ты понял это как можно быстрее.
В корпорацию Бориса Николаевича входило уже больше десяти различных предприятий, в основном мелких, но довольно крепко стоящих на ногах: торговля, производство (большей частью – строительных материалов), общепит, транспортные и другие услуги. И число этих предприятий все росло. В прошлом Левский возглавлял какое-то транспортное управление, но то ли он дюже самостоятельно управлял там финансами, то ли кому-то перешел дорогу, но в один из дней его прямо из служебного кабинета увезли в следственный изолятор. Выпустили Бориса Николаевича месяцев через девять; он смог убедить следствие в недоказуемости его вины, а следствие, проведенное от имени государства, вполне убедило Левского больше с этим государством дел не иметь.
Он стал одним из первых в нашем городе кооператоров. Сначала бизнес его простирался только в области транспорта, с которым его так много связывало. В городе появился не один десяток частных такси, как легковых, так и грузовых, с фирменной символикой корпорации. И это было его любовью. Однако потом, одно за другим, Левский стал затевать новые предприятия, но относился к ним, как к любовницам: занимался ими, тратил время и деньги, пока был интерес. А потом лишь приглядывал за ними вполглаза, предоставляя их самим себе или назначив к ним старшего. Как правило, его «пассии» работали на хозрасчетных началах, не имея собственного расчетного счета. Потому-то и заводил их Борис Николаевич легко, и легко с ними расставался. Я, точно ЗАГС, оформлял «брачные» договоры, по которым новая структура за проценты от доходов получала от корпорации помощь и покровительство. Либо расторгал эти браки: чаще всего по соглашению сторон, но порой это вытекало и в тягостный процесс с разделом «совместно нажитого» имущества.
Как правило, новые «романы» он начинал по пятницам, когда любой желающий мог прийти к президенту корпорации со своим бизнес-проектом. Этим пользовались и разного рода жулики да сумасшедшие изобретатели. Жуликов, как бы они ни маскировались, Борис Николаевич отметал с ходу – нюх на эту породу у него был особый. С первых минут выделял он и сумасшедших изобретателей; недолго, но все же говорил с ними и выгонял, иногда лишь отправляя кого-то из них к Бугрову: «Выслушай его. Он, конечно, полный шизоид, но что-то, может, в его идее и есть...»
Однако порой он все же подрывался на каком-нибудь безумном проекте – наподобие восстановления заброшенной узкоколейки, в стародавние времена связывавшей город с одним из лесных районов. Ухватившись за эту идею, Левский проводил изыскания, на кладбищах железнодорожной техники отыскивал старый подвижной состав, чтобы на таких ретро-поездах возить грибников-ягодников, туристов и просто скучающую публику по заповедным природным местам... Много чего было сделано по этому проекту; и поныне он вспоминается мне, когда в лесной глуши вдруг натыкаюсь на заросшую ивняком насыпь с прогнившими останками шпал. Люди, не поддержавшие безумную идею, по-прежнему выезжают за город на авто, останавливаются вдоль больших дорог или заезжают по грунтовкам вглубь леса, и их это почему-то устраивает.
Не думаю, что он долго огорчался от этой неудачи. Левский вообще не боялся потерь, но натура его была так противоречива... «Не бойтесь больших расходов, – говорил он, – бойтесь маленьких доходов». Что значило: дерзайте, но не распыляйтесь по мелочам. Между тем столько времени тратил он сам, а вместе с ним и его команда на разных умельцев, кустарей и других мелких сошек! Чаще всего это заканчивалось очень скучно. Новоявленный «партнер» мог попросту пропивать полученные на дело деньги,или их отнимали кредиторы, которые, как выяснялось, и засылали его к Левскому, чтобы хоть так вернуть старый долг.
Со временем корпорация, это детище Левского, стала его все более утомлять, а взамен его все больше занимала политика, что стало для корпорации смерти подобно. Во время событий августа 1991 года Борис Николаевич проявил себя ярым сторонником своего тезки, первого президента России, и потому его стали называть «вторым президентом». Политика, новая его пассия, долго не выпускала Левского из Москвы, но в конце концов они разошлись. Разочарованный, Борис Николаевич надолго заболел. Детище его, которое он перепоручил своим замам, тем временем уже разваливалось по частям. Наиболее дееспособные звенья стали самостоятельными предприятиями. Другие еще держались на плаву, но только затем, чтоб поднакопить силенок для вольной жизни. А третьи бесследно исчезли, порой прихватив с собой и что-либо из имущества корпорации.
После того, как с улиц города исчезли такси с фирменной символикой корпорации – это скончалось ее транспортное подразделение, первая любовь Левского, – некогда мощное предприятие представляло интерес лишь для кредиторов да налоговых органов.
В отсутствие Бориса Николаевича финансами корпорации ведал ее вице-президент Виктор Бугров. От своего шефа он перенял любовь к автомобилям и кратким, но емким выражениям. Самой ходовой у Бугрова была такая фраза: «Кому был должен, всем прощаю» – возвращать долги было противно его натуре. Его «рука» не раз виделась мне и там, где вдруг взрывались, к несчастью кредиторов, вывески с виду вполне благополучные.
Однажды он наделал долгов на фирму, якобы не имеющую отношения к корпорации, и привычным образом стал уклоняться от платежей. Кредиторам это не понравилось, но поскольку силовым способом вернуть долги было трудно (в приемной у Виктора сидели «совершенно конкретные» парни), они натравили на него милицию. И та основательно взялась за дело: с тех пор, как основатель корпорации увлекся политикой, дела его детища были под особым вниманием.
Бугров спрятался в психбольнице, откуда его трудно было достать даже милиции. Неизвестно, сколько бы он там валял дурака, если бы не хитрость следователя. Установив, что бухгалтером фирмы-должника числится жена Виктора, он пригласил ее как свидетеля в милицию, где задал ей несколько вопросов и тут же арестовал. Следователь и слышать не хотел про малолетнего ребенка, остающегося без опеки. Он просто позвонил в корпорацию, сообщил об аресте жены Бугрова и пообещал, что ее выпустят через тридцать секунд после того, как «больной» покинет, наконец, психубежище и хотя бы шаг сделает за его пределами.
Виктор, оказавшимся вполне вменяемым и физически здоровым, сам приехал в милицию; жену его, как обещали, тут же освободили.
Больше полугода держали Бугрова в СИЗО; считалось, что хоть это заставит его открыть тайные счета корпорации, а заодно и «подвести под статью» самого «второго президента». Но ни первое, ни второе осуществить не удалось: милиция не смогла ни добиться от Бугрова нужных сведений, ни доказать его вину. Возможно, именно с этим было связано ночное нападение на автостоянку, во время которого был убит Володя – друг и доверенное лицо Бугрова, посвященный, как считалось, во многие его тайны.
Одному из охранников стоянки – знакомому Володи – в ту ночь пришлось дежурить одному: незадолго до смены его напарника так отметелили хулиганы, что ему было уже не до работы. Предполагается, что оставшийся в одиночестве охранник позвонил Володе (или его заставили позвонить) и попросил друга подежурить на стоянке вместе с ним.
Долго сигналила перед закрытым шлагбаумом машина, подъехавшая к этой стоянке в середине ночи. Затем водитель ее вышел наконец из машины и направился в сторожку, где, как он думал, так крепко спали охранники. Страшная картина предстала его глазам...
Выехавшая на место следственная группа обнаружила там трупы двух мужчин. Один из них был привязан к топчану, другой – к стулу. Головы погибших представляли страшное месиво: судя по найденным гильзам, стреляли в них патронами, набитыми обрезками гвоздей. Было установлено, что сначала убили охранника – по всей видимости, для устрашения Володи, вынуждая его сообщить нечто такое, что могло бы вывести на деньги Бугрова. Затем пытали самого Володю – тело его было изрезано мелкими ранами, способными причинить страдания, но не смерть. И лишь после этого к его затылку был приставлен обрез.
Судя по обнаруженным у Володи «малявам» из СИЗО от Бугрова, он действительно мог что-то знать...
Тем временем Левский распустил практически весь штат корпорации и разослал акционерам уведомление о сдаче в определенный срок тех красивых, разукрашенных наподобие царских ассигнаций бумажек, которые назывались акциями корпорации. При сдаче акций выплачивалась сумма, видимо, равная расходам на их выпуск. Как ни странно, владельцы акций соглашались и на такие деньги, предполагая, что большего эти бумажки скончавшейся, как они считали, корпорации и не стоят.
Но я их сдавать не сдал: оставил у себя на память, хотя пакет акций был у меня довольно крупный. «Стипендию за стажировку в Америке», определенную при поступлении на работу, я получал недолго, после чего уровень моей зарплаты был вполне приличным. В последующем – под «флагом» корпорации – я открыл юридическое агентство, и те хозрасчетные и малые предприятия, входившие в корпорацию или имевшие с ней договорные отношения, стали моими клиентами. Заработанных денег вполне хватало и на покупку акций.
После выхода закона о предпринимательской деятельности, поощрявшего то, за что раньше судили, новые предприятия стали как цыплята в инкубаторе вылупливаться из скорлупы прежних запретов и ограничений. Не покладая рук, работал я над подготовкой учредительных документов этих предприятий; естественно, моей заботой становилось и юридическое обеспечение их коммерческой деятельности. Для этого надо было на практике знать, как они работают и управляются, и на фоне развала корпорации я открыл собственную фирму. Вел переговоры о поставках или покупках товаров, заключал договора, – во многом это была та же юридическая работа, только на самого себя. И конечно, помогал опыт, полученный во время «стажировки» у Левского. О работе в корпорации напоминали и ее акции, иметь которые было когда-то так престижно и выгодно.
Спустя время, однако, выяснилось, что красивые бумажки сии все еще стоят денег – и немалых. Глаза на это мне открыл Бугров, с которым мы встретились вскоре после его освобождения из СИЗО.
Глава 3. Деза для председателя суда.
Несмотря на отсидку, Бугров снова был на плаву, а на пальце его левой руки блестел новый перстень – еще шикарней, чем прежде. В разговоре я упомянул о бесславной кончине корпорации, некогда так процветавшей.
– Плохо же ты знаешь Левского... – отметил Виктор.
– Но как же акции – их сдавали обратно за копейки?
– Ну и что? Их и сожгли потом как бумагу. Зато оставшиеся акции сейчас ого-го как весят...
– Правда? Это приятно. Сколько ж мои акции теперь стоят?
– Нисколько. Я ж сказал: в печке они сгорели.
– Чьи-то, может, и сгорели, а мои у меня хранятся, в надежном месте. Плохо же вы их учитывали...
– Учитывали как могли: работали точно на осадном положении. Столько раз обыски проводились, не считая налоговых и каких-то еще инспекций...
– Искали «золото партии»? – спросил я не без ехидства: это выражение было тогда на слуху.
– Если бы только это... Все под шефа копают. Влез на какой-то ляд в политику, с тех пор и не продохнуть. Любую бумажку под микроскопом рассматривают. Из принципа теперь ни одной бумаги не составляем. Даже тех, что нужно. Но уведомления на сдачу акций направляли всем акционерам, это-то уж точно.
– Толку-то… Я тоже получил уведомление, но сдавать не стал.
– И что из этого? Там было четко написано: по истечении срока сдачи акции теряют силу.
– Виктор, ты мне-то хоть это не говори...
– Да-а, – протянул Бугров, – маху дали с тобой. И сколько у тебя этих акций? Ну ты даешь, всех провел! Ты не понимаешь: это просто опасно – иметь на руках столько акций...
– Даже так? Звучит интригующе, пожалуй, не меньше, чем «человек будущего». Раз так, то купи у меня эти кусочки будущего...
– Подумаю. Столько проблем накатило, а я один на хозяйстве...
– Борис Николаевич все болеет?
– Нет, он сейчас в Бахрейне; который раз уж там отдыхает, знать, понравилось...
– Возьми себе помощников. Мало ли людей крутилось в корпорации, каждый день кто-то просился на работу.
– Приклеился тут один, зовут Валера, а погоняло – «человек будущего».
– Не понял, он что, самого Левского решил обставить?
– Куда ему...
– Откуда же это прозвище?
– От меня пошло. Он мастер мозги крутить, так дело представит – трудно и не поверить. Я сидел с ним в одной камере. Порассказал ему чуток о корпорации, о том, что если надо, мы полгорода купим, о «человеке будущего». Думал, он подсадной, и все ждал, когда начнет лезть в денежные и еще кое-какие темы, что интересовали ментов. А он, прохвост, вышел из тюряги – и сразу к Левскому! Возьмите, говорит, к себе, буду у вас мальчиком на побегушках, чтобы подучиться, набраться опыта и стать человеком будущего! Да сказал, что я рекомендовал...
– Действительно, прохвост. В СИЗО-то он как оказался?
– По колхозам промышлял, вешал лапшу на уши, брал продукцию – и с концами. Пока не нарвался на председателя – бывшего адвоката, тот Валеру и закрыл.
– Председатель колхоза, а в прошлом – адвокат? – перепросил я. – Так ты сказал?
– Адвокат или просто юрист, я точно не знаю, – ответил Бугров. – Валера говорил, что адвокат...
Смутное подозрение пришло мне в голову. «Не друг ли это мой – Дубинский? Много ли адвокатов ушло в колхозники? – подумал я. – Надо бы уточнить потом, что это за Валера...»
Виктор тем временем продолжал.
– Но Валера и в камере мозги всем парил. Сначала ко мне подплывал: заплати, мол, за него, вдвойне отдаст, когда выпустят.
– Ты, конечно, не заплатил...
– Я-то нет, но барыгу одного он раскрутил: обещал ему и деньги вернуть, и помочь с адвокатом, у которого в Верховном суде однокашник. Барыга заплатил за него, через волю, и менты Валере – пинком под зад. Им проще выпустить, чем доказывать, что он мошенник...
– Да, по таким делам это сложно. И что, Валера этот вернул деньги барыге?
– Какое там… Его еще при мне на зону отправили.
– Но как же адвокат?
– Адвокат-то в Москве. Когда еще дело дойдет до Верховного суда. И надо, чтобы его приняли к рассмотрению...
– Смотрю, адвокат тебе уже не нужен. Набрался юридических тонкостей...
– Еще бы, все кодексы выучил, пока сидел.
– Левский этого Валеру, конечно, турнул. Он людей сразу видит...
– Зачем турнул... Борис Николаевич знает, что делает, особенно в таких случаях. Помнишь, ты еще домик на него оформлял, в тех краях, куда мы на охоту ездили? Так Левский в этом домике Валеру и пристроил. Сказал: в нем поживи, пока Бугрова не выпустят. Привезли ему семян картошки, саженцев всяких, вот Валера и копался на огороде. По части ментов он вроде чистый. Левский всегда знал, кто у него стучит, и никогда их не выгонял. Зачем выгонять: пусть стучат потихоньку, крохи информации даже подкидывал, чтоб сребреники свои отрабатывали. Когда знаешь, кто стучит, всегда спокойнее. Хуже, когда это – темная лошадка…
– У тебя-то он чем занимается?
– Ну-у, – протянул Бугров, – должность я ему дал солидную.
– Даже так?
– Он у меня начальник особого отдела.
– ??? – От изумления я чуть было не поперхнулся.
– Работает по долгам.
Я все не мог взять в толк:
– Так тут больше вышибала нужен: две извилины и три пуда мышц...
– Это смотря какие долги. Если были бы мне должны, то да, хотя и в этом деле извилины порой нужны больше, чем мышцы. Валера впаривает мозги тем, кому я должен. И работы у него, прямо скажу, хватает.
– Не сомневаюсь... – ухмельнулся я. – Помню твою фразу: «Кому был должен, всем прощаю...»
– Но Валера не только должен тянуть и тянуть с отдачей, обещая, что вот-вот появятся деньги, вот-вот со мной рассчитаются... Нет, это было бы слишком просто. Его задача – так раскрутить клиента, чтоб он и деньжат мне еще подкинул, как бы для дела, с чистой прибыли от которого получить свое и еще сверху. Чтобы клиент перестал быть кредитором, а на долях участвовал в деле.
– Да, это искусство...
– Иногда клиент может получить и хороший куш...
– Иногда? – уточнил я?
– Тут уж как получится. Дела-то могут быть разные, по каким-то валит прибыль, по каким сам еще останешься должен...
– И кредитор, не получив ни старого долга, ни нового, еще и становится должником?
– Нет, зачем же, что я, зверь что ль какой? Так и быть, его часть долга я беру на себя.
– Тем более, что это долг какой-нибудь твоей же фирме...
– Нет, это было бы слишком просто. Деньги отдаются фирме вполне реальной, за реально полученный от нее товар, и фирма это такая, что никакое кидалово с ней не прокатит. Другое дело, что товар уходит по такой цепочке, что всю ее и не проверишь...
– Вот теперь понятно: в этой цепочке и сидит твоя «левая» фирма...
– Кто ж тебе это скажет, Андрей Михайлыч? Вдруг завтра ты придешь от этого лоха – как юрист...
– Пришел бы – к Валере ли или еще к кому, но только не к тебе.
– Ну, спасибо, удружил! Если уж и ты не взялся бы со мной судиться...
– Нет, Витя, ты меня неправильно понял. Мне что, судиться с тобой не приходилось? Вспомни, как я попал в корпорацию...
– Еще бы не помнить, достал меня до печенок. И в последний суд – особенно! Главное, судье уже забашляли, все, казалось, было решено, я даже не пришел на последнее заседание, надо было куда-то ехать...
– Рановато успокоился, скажу я тебе. Что у тебя игры с судьей, я понял сразу и решил подстраховаться. Привлек к делу профессора из института, где учился. Он было согласился, хотя заключение от его имени готовил я сам – практики-то у этих профессоров никакой. Все, что читали с кафедры, устарело, а нового они просто не понимают.
– Откуда им понимать... – согласился Бугров.
– Вся беда в том, что законы такие профессора и пишут.
– Ну да, а потом черт сломит голову, читая их тексты. Поди разберись: по одним законам можно это делать, по другим – нельзя...
– Вот именно. Я-то думал, ему интересна практика, но он лишь показал, что если есть блат или деньги, лекции его ничего не стоят. Профессор обратился к женщине-судье, которая вела это дело, – они ведь повязаны между собой: если надо, он помогает с поступлением в институт, а она – с каким-нибудь делом. В итоге встречаемся мы с профессором накануне суда, на руках у меня готовое заключение, а он мне открытым текстом: извини... Процесс, мол, ты ведешь грамотно, судья тебя хвалит. И заключение подготовил правильное, только все, оказывается, уже решено.
– За две недели до суда, – уточнил Бугров.
– И поверь мне, сказал профессор, в областном суде будет то же. Однако не бывает худа без добра. Вы поджидали меня на одной дороге, но я поехал по другой, и результат был тот, что мне нужен...
– Признаться, я так и не понял, что тогда произошло... – пожал плечами Бугров.
– Я сменил основание иска, что для судьи было полной неожиданностью...
– Так вот в чем дело... Теперь-то до меня дошло: через этого профессора ты слил ей дезу, и она купилась...
– Не специально, но получилось именно так. Теперь на практике знаю, и кто пишет наши законы, и кто судит по ним. Она, кстати, у моего клиента стройматериалы потом просила – он строительством занимается. Сказала, дачу строит, столько нужно всего, а денег не хватает...
– И что – дали ей материалы?
– Это уже без меня. Знаю, ездили к ней на дачу, что-то там замеряли...
– Ах ты, какая сука! – воскликнул Бугров. – И с этой стороны башли взяла! А мои не вернула. Сказала только: возьми этого юриста к себе, все и компенсируешь тогда.
– Вот, значит, по чьей милости меня затащило в коммерцию, в чертово это болото. Не знаю, благодарить за это или ругать, но судиться с тобой теперь уж точно не стану...
– Ну, спасибо, дорогой! И я обещаю: от моих кидалова тебе не будет.
– Судя по твоему Валере, кидалово теперь как бизнес...
– И еще какой! – подтвердил Бугров. – Так что будь осторожен. Хотя, если у тебя много денег, можешь расшвыривать их направо и налево...
– Нет, это не для меня.
– Тогда не давай вперед. Но если уж приспичит, приходи мне, «пробью» поставщика по своим каналам. За совет денег не возьму.
– И ты обращайся, если что...
Повспоминав о прошлом и заключив пакт о взаимной помощи и ненападении, мы договорились о покупке Виктором моих акций, пару раз еще встретились и потом не виделись, наверное, больше года. Поводом для новой встречи была необходимость «пробить» вопрос об одном деятеле. И деятелем этим был… его бывший «особист» Валера, с которым мне довелось чуть раньше встретиться на этом чертовом болоте – коммерции...
Глава 4. Облака кучевые.
Время тогда было трудное. Деньги быстро теряли в цене, верить им было нельзя, и потому такими привлекательными казались разные доходные схемы, большей частью «воздушные». Раздували их множество посредников из вчерашних военных, младших научных сотрудников и просто потерявших заработок граждан. На картине художника-авангардиста это было представлено так: облаками плывут в небе наполненные воздухом контейнеры с «Мальборо», автофуры с пустыми коробками из-под японских видеодвоек, вагоны с сахаром, сыплющимся вниз как снежинки, и над всем этим – вереницы японских легковушек с плакатиками: «Меняются на лес-кругляк»... А на земле человечки с телефонами в руках подпрыгивали вверх, стремясь хоть чуточку ухватить себе от этих воздушных богатств...
Смешная получилась картина; художник признался, что хотел нарисовать и еще один товар, да не решился – никто б не поверил. Потому что товаром этим был… почти новенький вертолет, который ему, художнику, предложила вполне, казалось, вменяемая дама. Она обзванивала знакомых и спрашивала на полном серьезе: «Вертолет не нужен, почти новенький? Поспрашивайте своих, а то сделка срывается, товар держат только до вторника...» Художник спросил ее: ему-то зачем он, вертолет? Она ответила: чтоб летать по окрестностям. Так сказать, пленэр с высоты птичьего полета. А чтоб доход приносил, можно будет сдать в аренду – за товаром летать, в соседние области. Либо в Турцию – за контрабандой; про средства ПВО на границе она ничего не знала. В другой раз эта дама позвонила и предложила ему… красную ртуть. Сказала, может пригодиться – вместо сусального золота, которое этот художник использовал для своих работ. Хотя существовала ли она на самом деле, эта красная ртуть, или сие был лишь пузырь, раздуваемый всем сонмом посредников, – это был еще вопрос...
«Хорошо, если из сотни хотя бы одна схема бывает реальной...» – сетовали посредники, запуская по кругу очередную партию товаров. Спустя короткое время, но с донельзя накрученной ценой, эта же партия иногда предлагалась уже им самим. Запускались по кругу и легенды о реально проведенных сделках, о коллегах, разбогатевших в одночасье. Или обманувших друг друга, что случалось, и нередко. Памятная картинка: знакомый врач-кандидат наук все обиду держал в себе: кого-то де он вывел на «Мальборо», но неудачно: при дележке его обнесли. И так его эта обида держала, кровь ему портила, что немногим позже, провернув крупную сделку с сахаром, он купил автомобиль и... умер – прямо за столом, в компании, собравшейся отметить его удачу.
В сахарном бизнесе участвовали многие: от крупных хищников до мелкой зубастой рыбешки в комнатушке с телефоном и двумя стульями. Цены на сахар тогда все росли, и многим он казался надежной защитой от инфляции. Еще одна памятная картинка: на собраниях филателистов, коллекции которых считались надежным вложением средств, рассказывал щеголеватый майор: «Мне сегодня повезло – поменял марки на семь мешков сахара...» – «И не жалко было отдавать?» – спросил коллега, живший еще прежними представлениями. «А чего жалеть? Сахар-то вон как растет в цене, чего не скажешь о марках…» Майор был вполне обычный – средней степени безумия – коллекционер, однако неясность будущего заставляла его быть сурово практичным, и всем вывихам в мозгах оставалось лишь безмолвно страдать... «Да-а, – с горькой иронией произнес его коллега, вконец потерявшийся филателист, – несахарное нас ожидает будущее...»
И конечно (где спрос, там и жулики!), как мышей к зерну, привлекал сладкий товар мошенников. Многим подсолили они тогда жизнь...
Сахар отпускался из огромных ангаров, расположенных со двора здания, у входа в который все еще висела вывеска с длинным и непонятным названием, а на дверях кабинетов, расположенных на разных этажах, – таблички с номерами лабораторий. Но и перед входом в здание, и на дверях лабораторий прилепились вывески фирм, единственным занятием которых была торговля. Не составил исключения и блок начальственных кабинетов с залом для конференций: здесь также лишь торговали, но называлось это по-ученому – «торги», а на печатях, освящающих сие действо, значилось еще непонятное для россиян слово «Биржа».
Как правило, сахар отгружался организациям, оплатившим его за месяц или два до поставки, по ценам, значительно меньшим, чем при покупке «живого»товара. Эта разница в ценах и была платой за риск внести вперед деньги и ждать поставки – чтобы работать потом с реальным товаром (если, конечно, он поступит!), а не прокладывать «воздушные трассы». Несмотря на риск остаться без денег, желающих заранее оплатить часть контракта и потом быть как кум королю, набиралось достаточно. Вопрос был лишь один: кому доверить свои или заемные деньги.
Сахар на продажу могли предложить в любой из фирм, разместившихся в этом здании, – не проходило и дня, чтобы кто-то не постучался к ним с предложением этого товара. Но в реальности его было мало: коммерсанты, точно ремонтники, прозванивали цепочки посредников, но чаще всего их усилия были напрасны. Хорошо, если они добирались до какой-нибудь «Региональной снабженческо-сбытовой компании», которая в действительности оказывалась узкой комнатенкой с одним столом, двумя стульями и телефоном с добавочным номером…
Фирма «Проводник», располагавшаяся на третьем этаже, мало чем отличалась от других. Разве что директор ее имел выгороженный кабинет, вполне прилично оборудованный для ведения переговоров или легкого, а порой и приятного, отдыха. И еще было отличие: «Проводник» имел какое-то отношение к организации, отпускавшей сахар из ангаров. Возможно, у него было и то, что раньше называлось «фонды» – закрепленный за ним объем поставок, которым можно было распоряжаться без страха подвести себя и покупателей. И потому, если директор «Проводника» говорил, что сахар есть или тогда-то будет, можно было рассчитывать, что товар он действительно поставит. «Забирать будете во-он с того склада...» – подведя клиента к выходящему во двор окну, директор «Проводника» небрежно кивал на один из ангаров; случалось, как раз в этот момент от него отъезжала загруженная сахаром машина. На покупателя, вконец уставшего от «воздушных трасс», это не могло не произвести впечатления и снимало у него тяжкие сомнения.
Однако я, руководивший тогда быстро набирающей обороты фирмой, все же усомнился. Вернее, сделал вид, что усомнился. Надежность бизнеса было для меня важнее его доходности; ничего оригинального, впрочем, в этом не было. Чаще всего коммерсанты, как бараны на узком мосту, сталкивались с одной проблемой: прежде чем платить за товар, покупатель хотел видеть его у себя на складе. А продавец не хотел отпускать товар, пока не получит за него деньги. И никто, точно эти бараны на мосту, не хотел уступать. Хитроумные договоры с санкциями до высшей меры тоже не помогали: все пересиливал страх остаться без товара или без денег.
В этой ситуации, как раз перед тем, как и меня обуяла «сахарная лихорадка», я нашел-таки способ уговорить обоих барано.., простите, обе стороны по сделке хоть в чем-то уступить друг другу. Схема эта была несложной. К примеру, разве сложно было установить, что какой-нибудь культхозторг накануне сезона не откажется от большой партии все еще дефицитных мотоциклов. Проще простого было и найти координаты заводов, выпускающих эту продукцию.
Раньше отношения этих предприятий увязывались разными фондами или лимитами, но теперь все стало сложнее. Никто никому не верил, и некому было дать указивку сверху: отпустить товар без оплаты или наоборот – оплатить заранее. И тут между заводом и торгом появилась некая фирма, то ли юридическая, то ли коммерческая, в лице то ли юриста, то ли коммерсанта, и выступила между ними как посредник. Но была эта фирма вовсе не посредник, поскольку товар брала на себя и платить за него обязывалась тоже сама.
Риск, хотя и оставался, но уменьшался существенно. Фирма предложила сторонам заключить договор на поставку, скажем, десяти вагонов мотоциклов. При этом она из собственных средств бралась оплатить заводу-изготовителю стоимость двух вагонов, а он, получив эти деньги, должен отгрузить продукцию. Сначала – уже оплаченные два вагона, а затем, по определенному графику, остальные. Однако плата за эти вагоны с мотоциклами ему поступит лишь после получения их конечным получателем – тем самым культхозторгом, который они хорошо знали еще по эпохе фондов и лимитов. А самому культхозторгу было предложено сначала получить с завода пару вагонов и только затем оплатить – как те, что получили, так и те, что только должны были поступить. Для пущей уверенности покупателю обещано было вручить подлинную, как в старые времена, разнарядку со сроками отгрузки и ж/д реквизитами.
Не знаю, можно ли развести баранов на узком мосту, возможно, они скорее околеют на нем, чем уступят друг другу. Но по сделке с мотоциклами я убедил-таки обе стороны, что товар пойдет не по воздушным, а по земле проложенным трассам, и даже пропустил по ней пару пробных вагонов. После чего обе стороны не побоялись выполнить свои обязательства. В результате я получил неплохую прибыль и, кроме того, на некоторое время – пока завод не отгрузит по графику оставшуюся партию мотоциклов – на моем счету осталась очень впечатлительная сумма, равная стоимости этой партии.
По тем временам такие деньги на счету держать без движения было не только глупо, но и опасно: к чему привлекать внимание государственных или криминальных структур? И те, и другие грабили коммерсантов, не стесняясь. Я прикинул: деньги надо будет возвращать примерно через месяц, грешно было, хотя и боязно, не пустить их в дело. Иначе какой я коммерсант? Одним словом, искусил-таки меня черт воспользоваться этим случаем; так и оказался я втянутым в сахарную лихорадку, во второй половине лета, в самый разгар сбора и консервирования плодов...
Однако юрист во мне остался вполне вменяемым. Я решил: у посредников сахар не покупать. Ни при каком раскладе. Твердо решил. Деньги со счета перевел на «чеки России»: этими бумажками из-за долгого прохождения безналичной оплаты можно было – в своем ли городе, в командировке – осуществлять любые платежи.
В поисках сахара я понырял немного в кучевых облаках, гоняемым по небу посредниками, пока не опустился на землю в офисе «Проводника».
– Забирать сахар будете во-он с того склада... – подведя меня к окну, директор «Проводника» небрежно кивнул на один из ангаров; как раз в этот момент от него отъезжала загруженная машина.
«Удачный ход, – отметил я про себя. – Впечатляет».
– Очень хорошо, – произнес я вслух. – Цена и срок поставки меня устраивает. На какой счет прикажете выставить аккредитив?
– Какой кредитив? – удивился директор «Проводника». – Мы не отпускаем в кредит. Перечисляйте деньги на счет или передавайте наличными. Можно и чеками России.
– Понятно... – с одной стороны, я не мог скрыть разочарования, с другой стороны, был доволен, что получил важную информацию: если директор не знает, что такое аккредитив, значит, он только посредник. – Позволите взглянуть на сертификат?
– Пожалуйста, – с некоторым раздражением ответил директор. – Сахар воронежский, мы столько уже отпустили его с этого склада...
– Это я знаю, – ответил я, показывая свою осведомленность. – Но вывеска на складе совсем другой фирмы.
– Ну и что с того... – возразил мой оппонент. – Арендатором является фирма, с которой у меня договорные отношения. Она и отпускает сахар по моим договорам.
Итак, директор сам признал, что не является прямым поставщиком, теперь можно говорить с ним открытым тестом.
– Вы знаете, скажу честно: я не посредник, покупать товар буду сам, и платить за него тоже буду сам.
– Это хорошо, раз деньги есть, зачем нужны посредники. Они только ходят толпами, воду мутят.
– Тут я не совсем соглашусь: посредник посреднику рознь. Вот вы, к примеру, тоже посредник...
– Какой же я посредник, если сам заключаю договоры, сам получаю деньги, и отпуск товара идет по моим накладным. Ваше дело – платить или не платить, тянуть только не советую. В любой час мне могут позвонить и сказать: все, этот контракт закрыт. Видели – перед вами женщина с оптовой базы оформляла передачу чеков России? Она закупила столько, что и осталось-то не так много. Значит, и поставок ждать останется недолго.
– Что ж, это радует. Так сколько сахару у вас осталось? Хорошо, давайте я и куплю у вас этот остаток. Но платить буду лишь прямому поставщику.
– Не знаю, – задумался директор. – Хорошо бы, конечно, закончить эту бодягу, с крупным покупателем всегда проще. Но вообще-то мы так не работаем...
– Что удивляться – время сейчас такое. С каждым днем что-то приходит новое. Вы посоветуйтесь с поставщиком, да и я поразмышляю.
Поразмышлять действительно пришлось: с одной стороны, по разным причинам предоплата всегда несет риск неполучения товара, тем более и деньгами пришлось бы расплачиваться в основном чужими. И в то же время черт-искуситель все подталкивал: чего тут думать! Сам же видел, какие деньжищи отваливают этой фирме; наверное, знают, кому дают...
Как было поступить? С одной стороны, коммерции без риска не бывает, а уж назвался груздем – делать нечего, полезай в кузов. И в то же время я кожей чувствовал: дело рискованное – что, если... Так и лег спать, ничего не решив.
Ночью мне приснился сон, что я сам себе горло перерезаю. Кажется, такого ужаса ни наяву, ни во сне я не переживал ни разу. Забегая вперед, скажу, что и никогда не был так велик, так реален и так близок риск потерять все, что было у меня и моей семьи, как в случае с этой сделкой. Мало того: я потерял бы и будущее, потому что и его не хватило бы, чтобы рассчитаться с долгами. И с тех пор – хоть отберите у меня партбилет, которого я так и не отдал! – я всегда прислушиваюсь к снам-предупреждениям, снам-советчикам...
И все же я решил рискнуть, но с чрезвычайными мерами страховки и санкциями, как я говорю, вплоть до высшей меры. Без этого, решил, не выплачу и копейки в качестве предоплаты.
Договор с «Проводником» был подписан, но деньги я передал прямому поставщику – фирме «Агробизнес». Кроме того, между нашими фирмами и обслуживающим «Агробизнес» банком были подписаны соглашения, по которым мне давались определенные гарантии выполнения другой стороной обязательств по договору. В числе прочего разрешалось в бесспорном порядке списывать со счета «Агробизнеса» драконовскую неустойку. В подписании этих документов мне помог банкир, с которым я был знаком по встречам филателистов. При покупке марок он так дотошно изучал их в лупу, столько пролистывал каталогов... Это я и припомнил ему, когда он упрекнул меня в излишних мерах предосторожности.
«Что удивляться – время сейчас такое. С каждым днем что-то приходит новое...» Всего через неделю после передачи денег с тяжелым сердцем вспомнил я эти свои слова. Судя по сертификатам на сахар, отгружаться он должен был из Воронежской области, и вот читаю в газете: в отдельных регионах России стали возникать внутренние таможни, препятствующие вывозу за их пределы определенных товаров. И приводился пример: Воронежская область ввела ограничения на вывоз сахара местного производства…
В офисе «Проводника» все спокойно, к телефону подходит сам директор, только ответы его как-то неясны. Неконкретны. И не точны: вчера он говорил одно, сегодня – другое. Потом он и вовсе пропал, а вместо него в трубке зазвучал бодрый голос:
– Добрый день, меня зовут Валерий! Я новый директор фирмы «Проводник». Спрашивайте, и я постараюсь ответить на все ваши вопросы. Сахар? Поставка сахара начнется в ближайшем будущем. Не волнуйтесь: это будущее от вас не уйдет, вы получите сахар одним из первых. Да-да-да, вы меня поняли абсолютно правильно. Вы будете первым человеком будущего!
То же самое он сказал мне и при личной встрече. Валерой оказался невысокий темноволосый человек с очень характерной наружностью: хищная, вытянутая вперед челюсть, длинный, хищно загнутый книзу нос и хищные, с отталкивающей чернью, глаза.
Впрочем, эта хищность, которая виделась мне на лице Валеры, возможно, была только кажущейся. Но было абсолютно ясно: Валеру поставили сюда «впаривать мозги» людям, оплатившим «арестованный» воронежскими властями сахар. Я слушал многоречивого Валеру, вглядывался в его глаза и ловил себя на мысли, что не могу в них проникнуть, такие они были черные. Я делал усилие, и на миг мне казалось, что проникаю в эти глаза, что они, а значит и мысли его, проницаемы. Но уже через миг вместо проницания я получал из его глаз лишь отталкивающий выброс черни. Да, чернь в его глазах была активной и несла опасность. Одним словом, мне стало понятно: Валера врет, и это значило, что дела мои плохи.
Валера все говорил, а я пытался понять, что случилось на самом деле и как «Агробизнес» собирается выкручиваться из этой истории.
Если не по вине фирмы деньги застряли на сахарном заводе, история будет одна: невеселая, но и не столь грустная, и как-то она должна будет разрядиться. К примеру, фирмачи поставят в Воронеж какую-нибудь тушенку, и с задержкой, но все же вытащат сахар с завода. «Проводнику» или «Агробизнесу» надо будет лишь объяснить людям эту ситуацию и даже санкций не придется платить: такие постановления местных властей даже в договорах оговаривались как форсмажор – обстоятельства неодолимой силы. Но зачем тогда им нужен Валера, который однозначно «парил мозги»?
Выходит, деньги на завод не заплатили. Это было проще – и хуже: значит, деньги у кого-то на руках, и они тянут время, чтобы купить товар в другом месте. Но вопрос: у кого купить, ведь где спрос, там и жулики. И тянуть с закупкой нельзя: сахар дорожает, так ведь и в накладе остаться можно. Но может, его уже закупили, и теперь надо лишь не допустить паники и спокойно ожидать поставки?
Но Валера, зачем выпустили на сцену Валеру? Может, под предлогом форсмажора кто-то банально присвоил деньги и теперь разыгрывает спектакль?
Тем временем Валера и разглагольствовал передо мной как на сцене, и все прочнее крепла во мне одна мысль: не тот ли это Валера – «человек будущего», о котором больше года назад говорил Бугров? Так чей тогда это «номер»? Бугрова? Но он обещал, что от его хищников «кидалова» мне не будет...
– Вы знаете, – вставил я в паузе между Валериными речами, – по нашему договору то будущее, о котором вы говорите, имеет совершенно конкретный срок. И срок этот вот-вот настанет...
– Я не ознакомился еще со всеми договорами, но думаю, проблем не будет. В будущее – без проблем! Вам нравится, как это звучит? Нам, людям будущего...
– Мне не нравится, что вы не ответили на мой вопрос. Повторяю: можете ли вы сообщить, когда ожидается поступление оплаченного мною сахара?
– Не волнуйтесь, как только я ознакомлюсь с вашим договором, сразу и отвечу на все ваши вопросы.
– Хорошо, – сказал я миролюбиво, – не думаю, что это займет много времени. Подожду вашего ответа...
Я уже понял, что ожидание это будет долгим. И знал, как поступлю дальше...
Глава 5. Доверенность на Шимпанзе.
Виктор Бугров переживал не лучшие времена. Случалось, он и раньше попадал в истории, катился вниз по большому уклону, но люди вокруг были уверены: он снова поднимется и даже станет, возможно, сильнее. И потому не покидали его, даже когда он был в СИЗО. После освобождения из-под стражи его кабинет в здании впавшей в летаргию корпорации снова ожил, но очень уж разношерстной бывала там публика: от людей серьезного веса в деловых кругах до братков и явного криминала. Впрочем, это было в традициях корпорации, в которой, наравне с крупными производственными цехами, числился и полуграмотный лошадник. Уму непостижимо, как в состав имущества корпорации попала лошадь и различная упряжь. Может, в пору своих железнодорожных безумств Левский хотел пустить и транспорт на конной тяге – параллельно старой узкоколейке?
Дела Виктора снова пошли в гору, но затем случилось то, во что трудно было поверить: Бугрова надули, как какого-нибудь новичка, лопоухого инженера или отставника-военного, от безнадеги ушедших в бизнес. Однако сам он, великий мастер крутежа, не понял этого даже тогда, когда факт «кидалова» стал очевидным.
А все слабости человечьи… Начало этой аферы приходится на вечер в одном гостиничном ресторане, где Виктор, двое его помощников и Валера-«особист» отмечали покупку автомобиля крутой по тем временам марки «СААБ»; во всяком случае, в нашем городе такая машина была лишь у одного банкира. Бугров так и не понял, как за их столом оказалась дама лет двадцати шести, шикарных форм и в шикарных брильянтах, а также скромный, неприметный, не очень симпатичный человек в малиновом пиджаке. Звали даму Марина, а ее спутника – Василий, но она называла его Шимпанзе.
– Разве не видно? Это ведь шимпанзе, я разодела его лишь для того, чтобы он не сверкал своей красной задницей! Вы думаете, эти люди, – она обвела глазами ресторанную публику, – не обезьяны? Вы думаете: если разодеть обезьяна, он станет человеком? Да будь у него баксы в кармане или авто у подъезда, он все равно останется обезьян! Как вы думаете, – Марина с затуманенными глазами приблизилась прямо к лицу Бугрова, – когда это заметно особенно? В какие моменты вся его обезьянья суть вылезает наружу?
Бугров был в восторге от вульгарной и пошловатой дамы, а в один из моментов она предприняла такое, отчего в мозгах у него пошли волны, доселе незнаемые.
– Виктор, – с ударением на последней слоге и капризным тоном произнесла Марина, – все ж какой вы провинциал! Гулять по-настоящему и то не можете. Может, и вы обезьян? Как-нибудь я это проверю, ей-богу. Но не сейчас, не сейчас, что вы запрыгали, как папуас на бусы! Ну-ка закройте глаза! Закройте, кому сказала! Так вот и сидите, делайте, что я скажу. Хорошо сидите, молодец... Эй, Шимпанзе! – кивнула она своему спутнику, – встань за моей спиной. Так, хорошо, а теперь наш дорогой Виктор сделает вдох своим изящным носиком. Ну-ка, Витя, вдыхайте! Еще раз, еще!.. Ну вот, теперь вы точно не обезьян! Гордитесь, я перевела вас в человеки...
И то верно – обезьянам кокаин не доступен.
Из ресторана все компания переместилась в люксовый номер гостиницы, а затем там остались лишь Бугров и Марина, да Василий, который только успевал подносить им к широкой постели все новые напитки и еду.
Конечно, Бугров не был так прост и уже через день знал о Марине достаточно много – во всяком случае, так он посчитал. Каким-то ветром ее занесло в наш город несколько лет назад, каким-то образом она стала заведующей одним из двух детских садиков, принадлежавших крупному предприятию. Однако детских голосов там давно не слышно. За счет уплотнения второго садика помещения этого были приспособлены под офисы. Офисом стал и кабинет бывшей заведующей, теперь главы коммерческой фирмы. Бывший завхоз, он же сантехник Василий сидел в приемной Марины и был у нее на побегушках, а порой, судя по ее намекам, и в постели.
Жила она в трехкомнатной, богато обставленной квартире, оформленной на кого-то из «больших» людей, – Марина показывала пальцем в потолок, намекая на высокое положение хозяина этих хором. Поверить в это было легко: по всей видимости, у Марины и в самом деле был высокий покровитель; он же и перетащил ее сюда из украинского городка, предоставил неплохую работу, жилье, затем помогал ей и в бизнесе. Узнав, что Бугров долго сидел в СИЗО, она посочувствовала ему: «Ах ты, мой бедненький, были бы мы тогда знакомы, тебя выпустили бы на третий день. Или вовсе б не упекли, если б заранее кое с кем поделился...» И она вновь ткнула в потолок пальчиком, украшенным прекрасным колечком...
Так что внешне Марина была вполне успешна, хотя суммы, официально проходящие по счету ее фирмы, были смехотворны: месячный оборот их не превышал стоимости и одного-двух ее брильянтов, часть которых она носила постоянно, а некоторые надевала лишь по особому случаю. Никто не сомневался, что у Марины есть и другой, настоящий бизнес, хотя и теневой. Как не сомневались, что и брильянты ее были настоящие. Проверку на их подлинность устроила она сама.
– Ну что ты вперился в мои брюлики? – сказала она как-то одному из помощников Виктора. – Хочешь узнать, фуфло они или настоящие? Тогда бери, снимай какой хочешь, и сходи проверь. Бери любой, а то вижу – совсем извелся… Но если скажешь, что это не чистейшей воды брюлик, я отрежу твои обезьяньи достоинства. Хотя главный мой брильянт не здесь, – и повернулась к Бугрову, – так ведь, Витюша?
– О, да! – подтвердил Бугров. Она уже приучила его и к себе, и к кокаину.
Брильянты оказались настоящими, да только хозяином их был совсем другой человек. Со временем Виктор узнал и об этом, но до тех пор, забыв про жену, не расставался с Мариной ни днем, ни ночью. Через ее фирму провел и пару успешных дел с импортными товарами, поставленных ему на довольно выгодных условиях.
– Ах, Витюша, все ж какой ты провинциал! – однажды повторила она свою привычную фразу. – Посмотри только, чем ты занимаешься и что за люди вокруг тебя! Это же обезьянник какой-то. И зарабатываешь гроши, да и те деревянные, с ними и за границу не съездишь. А серьезные люди именно сейчас делают серьезные деньги, чтобы и ты, Витюша, и вся эта шантрапа вокруг, были у них потом на подхвате. Возьми москвичей, которые поставили тебе этот импорт. Знаешь, сами-то они сколько наваривают? И в долларах, не в рублях... Но схема у них проста, как деревенская девка! С запада таскают сюда разный хлам. С таможней договорились, еще кое с кем, тебе ли это объяснять... И вот, пожалуйста, теперь банк решили открыть, говорят, немного осталось, чтоб на уставной капитал хватило. Посмотреть-то на них: тьфу, рыла свиные, а туда же – банкирами станут! И тебе, Витюша, бабки будут ссужать, а меня трахать. Что поделаешь: деньги решают все! Но я бы лучше тебе отдавалась. Ты, Витя, себя и не знаешь, в постели ты – гений, настоящий мужчина! Вот только мальчик в делах. Не хочешь быть серьезным человеком. И это с твоей-то головой! Тебе только и быть банкиром, сам говорил об этом...
Для мошенников нет запрещенных приемов – упоминание о собственном банке и вовремя поднесенный кокаин сделали свое дело: Бугров потерял осторожность и пустился во все тяжкие. Марина знала, что Виктор всегда мечтал иметь свой небольшой банк, обслуживающий родственные структуры и структуры друзей. С чужими-то банками отношения у него не ладились: они требовали залог и другие странные, на его взгляд, вещи, которые обеспечивали бы возврат выданных сумм. И до поры до времени он услугами банков не пользовался. Но теперь пришлось: для серьезных дел требовались и серьезные деньги. Схема сделки была подобна уже отработанной, только поставщиком выступало московское представительство инофирмы, а цены на товары – при крупном опте – были очень невысоки. Сбыт большого количества товаров Бугрова не волновал: Марина сообщила, что у нее есть куда предложить их на выгодных условиях.
Накануне она сделала Бугрову подарок: минуя свою фирму, поставила ему товары от москвичей – будущих банкиров; на этот раз договор был заключен непосредственно с Бугровым, и цены на товары были дешевле.
– Ведь мы теперь партнеры, и не только в сексе... – так прокомментировала она это «Витюше».
На оплату этих товаров ушли его собственные оборотные средства, а контракт с инофирмой был оплачен деньгами банка, полученными под залог оформленного на Бугрова кафе (о чудеса приватизации! стоимость выкупа госимущества порой была меньше взяток, требуемых чиновниками за оформление; отсюда и слова: не «купить», а «оформить»).
Марина приучила его к тому, что в любой момент и без предупреждения может куда-то исчезнуть – на день или два, а затем вернуться как ни в чем не бывало. «Только не спрашивай ни о чем, Витюша. Все равно не скажу, где была. Не могу сказать, понимаешь? Но поверь – это не бабские штучки...» – объяснила она в первый раз. И скрепя сердце Бугров вынужден был с этим мириться.
Неожиданно исчезла она и спустя два дня после перечисления денег инофирме. Узнав об этом, Бугров лишь поморщил нос: как не вовремя затеяла она эти не бабские штучки. Пришло время забирать товар, но куда его везти? К себе – так склады его и так забиты недавно купленной партией, а свой канал сбыта Марина еще не сообщила. Заволновался он лишь на следующий день, да и то лишь под влиянием его помощников. От Марины они с самого начала были не в восторге, и теперь советовали Виктору: забирай товары, не найдем что ль, куда выгрузить.
К вечеру этого дня Виктор позвонил в инофирму.
– Все нормально, – ответили ему, – по вашей доверенности товары уже вывезли со склада...
– Как вывезли, кто? – вскричал Бугров.
– Что значит кто? Ваш сотрудник и вывез...
Доверенность, по которой были получены товары, была выписана на Васю Шимпанзе (так на фирме Бугрова звали помощника Марины), он же и подписал накладные.
Бугров рычал, расшвыривая все, что ни попадало ему под руку. Наконец его помощникам удалось раздобыть кокаину и только нанюхавшись его, Бугров успокоился. Ему показалось, что ничего особенного не произошло. Марина мастер на сюрпризы, от нее можно ожидать что угодно... Может, она уже сдала товар и теперь едет к нему на черном мерседесе. У нее тоже была страсть к стильным машинам. Много чего у них было общего, но он, Бугров, так бы и шутить не стал... Виктор задумался и честно поправил самого себя: нет, он тоже мог бы ее, суку, кинуть. Выходит, это было неизбежно: или он ее, или она? Ах ты, какая сука! Попадись она ему сейчас, он бы ее... Что бы он с ней сделал?
Бугров снова прислушался к себе и понял: да ничего бы он ей не сделал! Только распялил бы на кровати и драл без устали... Как тогда, когда она впервые поднесла ему кокаин. Ох и драл же он ее в ту ночь, да что говорить – оба они драли друг друга. Она ведь и сама кокаинщица. Оба они одного поля ягодки, оба авантюристы. Но что оба кидалы, этого ему на ум не приходило. Как же она смогла его кинуть, его – великого мастера крутежа? Ай да сука, Мариночка, ай да сука! Он и не сделает ей ничего, как приедет или как хлопцы ее отыщут. Спасибо еще скажет, за науку, и драть ее начнет, суку, драть, драть, драть...
Бугров почувствовал, что ему стало трудно дышать, открыл дверь в приемную и закричал:
– Бабу мне привезите, телку эту...
И он назвал имя подруги, оставленной им ради Марины, и пока ее разыскивали, неистовствовал в своем кабинете. «Марина знает, – бормотал он, тупо смотря на ее фото в округлой рамке, – она знает, что ей ничего не будет. И сейчас приедет. Она сука умная, она наперед знает все мои мысли. Знает, что я только отдеру ее так, как ни драл ни разу...»
Когда приехала его экс-подруга, он накинулся на нее прямо в кабинете, при открытых дверях, и, называя Мариной, как помешанный стал рвать на ней одежду...
Больше недели Бугров провел в психбольнице, той самой, где прятался от следствия. Даже палату ему освободили ту же. Только на этот раз его действительно пришлось лечить. Когда приходили к нему, он задавал лишь один вопрос: «Она не вернулась?». – «Нет, – отвечали ему, – пока не вернулась. Может, трудности какие возникли, или еще что...»
Между тем на фирме уже знали, что никакого возвращения Марины ждать не приходится. Спустя день после помещения Бугрова в больницу (врачам скорой пришлось вколоть ему что-то, чтоб успокоился) в его офис явился… Вася Шимпанзе и попросил денег. Сказал, остался без копейки после недельного проживания в Москве. В первый день, сняв на неделю номер в гостинице, они с Мариной приехали в представительство инофирмы, оформили документы и на машинах вывезли товары куда-то на край Москвы. Затем товары были перегружены на другие машины, и Марина уехала с ними, поручив Василию возвращаться в гостиницу и ожидать ее звонка. Так он и жил в гостиничном номере – всю оплаченную вперед неделю. Домой возвращался «зайцем» – без копейки денег.
Еще через день раздался странный звонок из московской фирмы, у которой Бугров при помощи Марины получил последнюю партию товаров. Будущие банкиры спрашивали, почему до сих пор нет оплаты. Заместитель Бугрова сообщил им, что эти товары Виктор оплатил наличными.
На другой день москвичи, в сопровождении серьезной охраны, приехали разбираться. Им предъявили приходные ордера, полученные Бугровым от Марины: ведь именно ей, в обмен на эти бумажки, он передал наличные деньги. Вместе с заместителем Бугрова москвичи съездили в судебно-криминалистическую лабораторию, и за очень небольшие, выплаченные официально деньги было установлено, что оттиски печати, проставленной на приходных ордерах, различаются с оттиском печати, которой были заверены договоры на поставку.
Конечно, заместитель Бугрова и до поездки к криминалистам понял: это еще один «кидок» Марины. В отсутствие Виктора никто не решился конфликтовать с москвичами, и они вывезли со склада все не проданные еще товары. Кроме того, вместе с представителем москвичей пришлось проехать и по торговым точкам, куда были переданы на реализацию товары, и забрать либо сами товары, либо деньги от их продажи.
Бугров узнал об этом, когда вновь приступил к работе, и тут же запил. Через некоторое время он пришел в себя и гладко выбритый, пахнущий одеколоном, заявился в офис. Но никого там не застал – команда разбежалась: ему больше не верили. Нет, верили, конечно, что способен выйти из запоя, а при сильном желании и развязаться с кокаином, но никто не верил, что он поднимется и станет прежним Бугровым – сильным, богатым и наглым (последнее придавало устойчивость его бизнесу). Бросила его и жена, бухгалтер фирмы.
Зато не замедлили объявиться кредиторы, и в первую очередь – банк. Обычное бугровское «Кому был должен, всем прощаю» тут не прошло, и заложенное под кредит кафе обрело нового владельца. Не веря Виктору на слово, взяли его за горло и другие кредиторы. Пришлось заложить последнее – собственную квартиру.
Вот в эти не лучшие для Бугрова времена я пришел к нему, чтобы он честно сказал: не его ли это «круги» – с деньгами на сахар через фирму «Проводник»? Ведь скорее всего, новый ее директор был тем самым Валерой, бугровским «особистом» по прозвищу «человек будущего». Было обещание: от людей Бугрова «кидалова» мне не будет, но дело попахивало именно этим…
Глава 6. Основной покупатель.
– Кто-то хочет покрутить эти деньги. И потом – по обстоятельствам: либо вернуть их, либо не вернуть, – убежденно сказал Бугров, когда я рассказал ему о ситуации с поставкой сахара. – Иначе зачем этому «Проводнику» Валера? Правильно считаешь: для того, чтоб разводить вас как лохов. Это он умеет: мозги пропарит – и в сторону.
– Но «Агробизнес» – серьезная фирма, с серьезными активами! Знаешь, сколько было у нее на счету, когда я подписывал соглашение с их банком?
– Ну и что... Не спорю: в «Агробизнесе» деньги водятся. Но у меня-то их было не меньше! И посмотри, что сейчас? Скоро отнимут и эту квартиру...
Бугров окинул взглядом полупустой зал с камином, забросанным бумагами. Это был настоящий, отделанный под древний очаг камин: дым вытягивался по трубе, выложенной через отверстие в потолке на крышу. На полу перед «очагом» лежали шкуры, а вход в зал, как и стены прихожей, были стилизованы под пещеру. Видно, Бугрову, все убегающему вперед времени, на самом деле вовсе не улыбалось стать «человеком будущего», и наоборот, осознанно или нет, ему хотелось обратно, в пещерный век, в не столь жестокие, как сейчас, времена...
– Знакомые будут отворачиваться от меня как от чумного, – продолжал Виктор. – А те, кто работал со мной, станут опытными коммерсантами, и я буду клянчить у них на бутылку. Или на дозу... Но в конце концов отвернутся и они...
Бугров говорил это так уверенно, точно провидел будущее. Не буду говорить сейчас, насколько он оказался прав. В тот момент описываемые Бугровым страхи мне впору было примеривать к самому себе – настолько неоптимистичными казались собственные перспективы. Я убедился, что к сахарной «теме» Виктор отношения не имеет – он был совершенно подавлен, куда уж тут плести тонкие кружева обмана.
– Конечно, Валера – это лиса, – продолжал Бугров. – Ему и фамилию бы иметь – Лисицын, попало бы в точку. Ребята мои думали, что именно он подложил мне эту сучку. Три дня держали его в подвале. И мутузили, и добром просили: скажи, как было. Но Валера лишь клялся-божился, что Марина сама напросилась к нам в ресторане. Скорее всего, так и было...
– Не знаю... Может, стоит вспомнить, где вы познакомились?
– Да помню, как не помнить! Знаешь, в камере мне было легче, чем в настоящее время. Как-то держался тогда. Но попади в нее сейчас – и меня тут же бы раскололи.
– Вот-вот… И Валера держался. Сам рассказывал, какие он пути выискивал. И нашел. С таким-то опытом что ему три дня в подвале. Кстати, в камеру-то его за что посадили? Кажется, по колхозам промышлял и нарвался на председателя из бывших адвокатов?
Мне вдруг стало легко: вспомнилось, что еще тогда, когда Бугров рассказывал об этом, возникло подозрение: не друг ли это мой Дубинский?1 Сергей Дубинский, мой однокашник по юридическому институту, который и состоял раньше в коллегии адвокатов. Только слишком уж чувствительной была его натура: юридические дела он легко переводил в любовные. Однажды его клиенткой стала опытная воровка. Воспылав к падшей грешнице, он с ног сбился, вызволяя ее из камеры СИЗО, а потом приютил эту особу в своей квартире. За что и поплатился: воровка прошерстила документы по его адвокатским делам, и затем у нескольких клиентов Дубинского были обчищены квартиры. Подруга же его исчезла, прихватив с собой и деньги, и все ценные вещи...
На том и закончилась карьера адвоката Дубинского. Он переселился в деревню к родственнику – председателю колхоза и во спасение души отдался деревенской работе. А в горе утешение получал от местных дам, приятно пахнущих коровьим молоком и навозцем.
В конце концов Дубинского выбрали председателем колхоза – взамен прежнему, ушедшему, наконец, на пенсию. Хозяйствовал Сергей расторопно, по-крестьянски хитро, и обмануть его было трудно. Каким же надо было быть мошенником, чтобы обвести Серегу!
– Да ну его, Валеру. Ты прости, Андрей Михалыч, но у меня не то что желания – сил нет говорить об этом прохвосте...
– Ладно, не буду. Последнее спрошу: фото Валеры у тебя есть?
Бугров нашел несколько групповых снимков, на которых был снят и Валера. Я вгляделся в эти снимки и подумал: «Ну и хищная физиономия. Еще и прозвище имеет: «человек будущего»... Неужто и будет он таким, человек будущего? С длинным, чующим любую прибыль носом, вытянутой вперед челюстью и тянущимися ко всему губами, чтобы только есть, есть и есть...»
– И вот что нашли у Васи Шимпанзе...
Бугров выложил передо мной еще одну пачку фотографий – и все с постельными сценами. На каких-то из них был он сам – в объятиях шикарной молодой блондинки, на других – эта блондинка в постели с женщиной, годами старше, но тоже вполне изящных форм.
– Сказал, что снимал меня по требованию самой Марины. Заодно и щелкал ее с какой-то бабой...
Любовные сцены Марины с женщиной привели меня в недоумение.
– Ответь мне, – спросил я у Виктора, – зачем Марине тащить в постель эту женщину? Ведь судя по тому, что она вытворяла с тобой, – я кивнул на фото, где Марина с Виктором была в особо интересной позиции, – баба она вполне нормальная. Может, это надо было ее подруге? Ты не выяснил, что это за женщина? И вообще – кто тут ее поддерживал? Сам же говорил: есть у нее высокий покровитель.
– Андрей Михалыч, ты ж видишь, в каком я состоянии...
– Да, воитель из тебя никакой... Признаться, не ожидал, что ты так легко сломаешься. В чьей квартире она жила – это-то хоть установили?
– Какой-то пенсионер с Украины. Ему звонили, но он не слышит. Бубнит только, что на шахте работал, потому и оглох.
– Ты ж говорил, что это квартира кого-то из «больших» людей. Выходит, этот шахтер – его родственник...
Я вдруг вспомнил о даме, которую поселил в своей квартире адвокат Дубинский.
– Слушай, а может, эта дама в постели и есть ее покровительница?
– Вряд ли – нет у нас в верхах таких женщин...
– Покровитель может быть и женой большого начальника. Особенно, если он в возрасте или сильно занят. Я не следователь и не оперативник, но думаю – надо навести справки о подруге Марины. Спросить у соседей по квартире, они могут что-то сказать. Еще раз расспросить и этого Васю Шимпанзе. Он что-то дополнит, столько ведь видел эту женщину, значит, и называл по имени-отчеству; может, знает и ее телефон. Но главное: спросить его, знал ли он Валеру до той встречи в ресторане. Если видел их с Мариной раньше – значит, Валера в деле!
– Ты все-таки думаешь – это он?
– Есть такое подозрение.
– Да, мало его подержали в подвале...
Бугров выругался и заходил по комнате.
– С Мариной-то ладно, она развела меня как лоха, и так мне и надо. Только бы отдала, что взяла, или хоть часть. Но Валера... Не дай Бог выяснится, что он, крыса, в этом замешан! Я устрою ему светлое будущее! Он у меня быстро окажется в прошлом!
– Лучше верни его в тот момент, когда они с Мариной задумывали эту шутку. И вот еще вопрос. Вы проверяли: доверенность, оформленная на этого Васю Шимпанзе, была подлинной или тоже липой?
– Проверили, печать в ней подлинная. И подпись – моя...
– Как же попала к Марине чистая доверенность? Ты что, разбрасывал их на каждом шагу?
– Да нет, ее можно было взять только в бухгалтерии.
– Марина могла там бывать?
– Исключено. Там работала жена, которая теперь не жена...
– Значит, доверенность ей передал кто-то из своих. Например, Валера.
Бугров лишь замычал – настолько ненавистным было для него еще одно упоминание о Валере.
– Но все это еще надо доказать, иначе сажай его в подвал, не сажай – толку не будет. Получается, Витя, обоих нас интересует один и тот же человек. Значит, и действовать надо сообща.
– Обязательно, Андрей Михалыч, но можно не сейчас? Дай мне прийти в себя.
– Не тебе объяснять – потом может быть поздно.
– И гори все огнем… Я на нее зла не держу. Привези мне ее – я и слова не скажу. Только накинусь на нее и буду драть...
– И она снова тебе кокаин подсунет.
– Пусть подсовывает. Я ж тогда сутки с нее не слезу...
– Да-а, – мне оставалось лишь удивляться. – Здорово ты на ней подорвался. Женщина, знать, действительно исключительная...
– Совершенно исключительная. Поверь, я знаю что говорю.
– Верю, Витя, но хватит о ней. Не то и я заведу песню: что исключительность есть в каждой женщине, надо ее только увидеть. Начну приводить примеры и, не дай Бог, тоже все брошу и загашусь к одной из таких примерш...
– Ну и гасись на здоровье. У тебя одна борода что стоит…
– Увы, Витя, не могу. Действовать-то надо уже сейчас, потом будет поздно. Тебе проще: с таким отношением к Марине ты, конечно, вряд ли что вернешь, но и потерял ты лишь свое. А мне грозит потерять чужое. Согласись, это разные вещи.…
– Чужого-то и у меня было много. Если вывести в один баланс, минус образуется с такими нулями...
– Не понял: если «было» – значит, отдал. Откуда же минус?
– Нет, просто кому был должен, всем простил...
– Ах, извини – забыл... – я заулыбался, не удержавшись, правда, от ехидного замечания: – Но важно, чтоб и кредиторы были с этим согласны. А не согласятся – еще раз посидишь, познакомишься с каким-нибудь другим Валерой.
– Андрей Михалыч, ради Бога – не поминай ты его.
– Хорошо, не буду. Помнишь, ты говорил про колхозника, который «закрыл» Валеру? Я сейчас еду в область, к одному председателю – бывшему адвокату. Покажу ему эти фото, – я показал Бугрову снимки, на которых был снят Валера. – Может, признает старого знакомого...
У Бугрова округлились глаза.
– Ты что – знаешь того колхозника?
– Думаю, что знаю...
Через день мы увиделись снова.
– Мой приятель, – сообщил я Бугрову, – бывший адвокат, а ныне председатель колхоза, признал в Валере своего давнего друга. Передал ему большой привет, и если что, он снова не прочь с ним пообщаться. Например, в качестве моего покупателя. Хочет послушать, что на этот раз он начнет заливать...
– Это хорошо. Но есть новости и у меня. Черт его знает, что меня подняло. Наверное, просто ревность. В общем, узнал я про ту женщину, которая была с Мариной в постели. Это Анна Васильевна, жена Васина. Знаешь такого начальника?
– Бориса Викторовича? Как не знать.
– Васина и помогала Марине. А та расплачивалась с ней сам знаешь как...
– Да-а, Борис Викторович... Я ведь встречался с ним – по делам Левского. Что-то не слышно о нем в последнее время.
– У Васина был обширный инфаркт, сейчас в Москве, на лечении. Говорят, очень тяжелый. Анна Васильевна с ним...
– Тебе не кажется, что Марина исчезла в удобный момент? Жена Васина до сих пор, видно, не знает об этом. Что же их свело? Узнать бы девичью фамилию этой Анны Васильевны. Может, тот пенсионер с Украины родственник именно ее, а не Васина?
– Девичью фамилию мы узнаем, это не сложно. Вася Шимпанзе пропал, вот что плохо. Бабка, у которой он жил, сказала, что с неделю как уехал куда-то. И вещи забрал, которые перевез к себе накануне. Много вещей перевез, и в основном женские...
– Вот это парочка! – мне осталось лишь удивляться. – Все рассчитали, даже вещи терять не стали. Значит, он уехал к Марине? Но зачем он ей?
– Вот и я думаю. Родственником он быть не может, иначе б в постель она его не пускала...
– Это она лишь рассказывала, а ты видел ее с ним в постели? Если нет, то не стоит отбрасывать вариант с родством...
На другой день выяснилось, что квартира, в которой жила Марина, записана на отца Анны Васильевны: ее девичья фамилия и отчество совпадали с фамилией и именем пенсионера с Украины. Но о Васе Шимпанзе и тем более о самой Марине информации не было. Жена Васина была по-прежнему в Москве, и Бугров решил дождаться ее возвращения.
А мне предстояло навестить Валеру: в эти дни истекал срок поставки сахара по договору...
В офисе «Проводника» сидела милая девушка и приветливо отвечала на телефонные звонки. Так же приветливо она отвечала и на вопросы посетителей. Суть ответов сводилась к одному: директор фирмы в командировке, решает вопросы, связанные с отгрузкой сахара. И совет: позвоните на следующей неделе. Директор ответит на все вопросы.
В этих словах не было ничего неожиданного, но принял я их с тяжелым сердцем. Не было на месте и директора «Агробизнеса»: тоже в командировке, а когда будет – неизвестно. Ничего удивительного: этот фирмач и в обычное время половину времени проводил в Москве.
Вывод один: началось...
Через пять дней со счета «Агробизнеса» была списана первая сумма штрафа за просрочку поставки сахара – такая возможность была предусмотрена соглашением между нашими фирмами и банком. Штраф был вполне приличным, и точно на свидание с девушкой я поспешил к «вернувшемуся из командировки» Валере. Он встретил меня с радостной улыбкой, точно и для него мой визит был как свидание с любимой.
– У меня для вас хорошие новости! Я только что был в Москве, все проблемы улажены, и вот-вот в наш адрес будут отгружены первые вагоны.
– Рад, очень рад, – ответил я с доброй улыбкой. – Наконец-то. Я-то уже волноваться стал. И покупатели-то как достали. Штрафами грозят, представляете?
– Так вы их успокойте. Скажите: все идет нормально, вот-вот начнется отгрузка вагонов, и получат они свой сахар.
– Я так и сделаю, но знаете ли, страховка не помешает.
– Конечно-конечно.
– Я тут списал немного с вашего счета...
– С нашего счета? – недоуменно спросил Валера; он-то знал, что на счету «Проводника» остались сущие копейки.
– Ой, простите, выразился неточно. Штраф списан со счета «Агробизнеса», так, немного. На эти деньги я куплю сахар самым нетерпеливым, тем, кто особенно нервничает. А тем, кто поспокойней, куплю со следующего штрафа. Главное ведь – начать! Конечно, покупать сахар придется дороже, но, как и закреплено в договоре, помимо штрафа вы возместите мне и все убытки.
– Постойте, постойте, – заволновался Валера. – Какие убытки? И причем тут «Агробизнес»?
– Вы что ж, так и не прочитали наш договор с приложениями? Там все расписано.
– Знаете, как-то не получилось.
– Что ж, посмотрите.
– Хорошо, сегодня же посмотрю. Когда мне снова вас ждать?
– А когда будет сахар? Вы ж говорили – вагоны вот-вот пойдут...
– Да, на днях станет окончательно известно.
– Так я и зайду на днях.
Через три дня Валерий встретил меня с прежней улыбкой, но наглой уверенности, что виделась в нем прежде, уже не было. И он не мог знать, что со счета «Агробизнеса» списана еще одна сумма, меньше, чем первая, но тоже вполне чувствительная.
– Что же вы так, Андрей Михайлович, просрочено совсем немного, а вы сразу штраф... Даже не предупредили нас, не посоветовались.
– Что-то не помню я таких пунктов в договоре – о предупреждении или советах.
– Шутить изволите? Конечно, надо было раньше узнать, какой вы шутник...
– Я ведь предлагал посмотреть договор.
– Давайте все ж наберемся терпения.
– Давайте, но вы готовы говорить мне правду?
– Как же иначе? Что мне еще остается...
– Тогда вопрос, но повторяю: говорить надо только правду. Представьте, что перед вами детектор лжи...
– Уже представил, господин шутник.
– Напрасно иронизируете – я говорю абсолютно серьезно. Кстати, забыл сказать: со счета «Агробизнеса» списана еще одна сумма штрафа.
– Как, опять? Что же вы делаете? Убиваете без ножа!
– Значит, вы поняли, что дело серьезное и говорить надо только правду?
– Куда уж не понять...
– И понимаете, что если вы осознанно будете говорить неправду, ваши действия будут расценены как мошенничество? Мне кажется, я говорю на языке вам понятном?
– Продолжайте...
– Так вот, первый вопрос. Будет ли на самом деле поставка сахара и если да, то когда?
– Будет, конечно будет.
– Вы это уже говорили, но вагонов с сахаром все нет. Они что, застряли на какой-то станции?
– Да нет, они идут, и скоро прибудут.
– Можете назвать номера вагонов?
– Конечно, могу.
– Я весь внимание и готов записывать.
– К сожалению, сейчас сообщить не могу. Номера вагонов переписаны в записную книжку...
– И где же эта книжка?
– В «Агробизнесе».
– Хорошо, вы обещали говорить правду, и я ее услышал. Осталось только передать ее моему основному покупателю...
– А кто ваш покупатель?
– Как, вы еще не знаете? Это Сергей Дубинский, председатель известного вам колхоза. Он скоро подъедет сюда со своими друзьями и прямо на их машине... – вам знакомы эти машины, у них еще мигалка на крыше – вас отвезут в «Агробизнес», за книжкой с номерами вагонов. Проверить, где эти вагоны и есть ли они вообще, дело не сложное. Но предупреждаю: если их и в природе не существует, дальше вы, а может, и кто-то из «Агробизнеса», поедете в наручниках...
– Понял, все понял! Для вас и Дубинского я сделаю все, что скажете...
– Тогда ответьте: вообще сахар-то будет?
– В «Аргобизнесе» все еще надеются, что будет. Во всяком случае, им обещают. Вы же знаете, основной контракт сорвался, хорошо, деньги в Воронеж не запулили...
– Кому их отдали?
– Какой-то фирме из Москвы. Денег те собрали – немеряно. Сахар обещают импортный, может, даже с Кубы. Поэтому мне и велено тянуть время, уговаривать клиентов, что они не прогадают, цены-то вон как растут...
– Хорошо, в это я готов поверить. Но знаете, Дубинский ждать не будет, да и у меня деньги чужие. Можно будет что-то сделать? Я готов перепродать свой сахар, лишь бы получить деньги как можно скорее...
– Что ж можно сделать? Сахара-то еще нет. Всем говорим, что в пути...
– Вот и купите у меня товар в пути. Кто это запретит? Пусть «Агробизнес» купит оплаченной мною сахар, отдам дешевле, чем хотел продавать. Денег, я проверял, у них на счету хватает...
– Деньги-то есть, это верно. Сами знаете, отдано меньше, чем собрано. Да и товарные остатки на складах. Но если что, за один день все скинут...
– Этого-то я и боюсь. Так-то и штрафами могу все покрыть, снимай себе каждые три или пять дней. Но времени на это нет: позарез нужно возвращать людям деньги...
– Ладно, я попробую поговорить. Главное, они надеются, что сахар будет. Если б не надеялись – расклад был бы другой. Почем бы вы продали им сахар?
– Вы ж знаете цены... Отминусуйте немного – для большего интереса.
На другой день фирма «Агробизнес» выкупила у меня так и не поступивший в мой адрес сахар. И тогда же я зарекся заниматься этой чертовой коммерцией. Да и какая была в ней теперь нужда – после завершения столь драматичной, но очень выгодной для меня сделки...
Да, вот еще что: денег на мой счет поступило несколько больше, чем оговаривалось в договоре. Валера сообщил, что перечислили их по ошибке и пусть, дескать, пока побудут на моем счету. Я не возражал; в чем смысл этих денег сверх договора, выяснилось позже...
Расстались мы с Валерой тепло; он еще попросил, когда буду закупать сахар, не оставить вниманием один магазин, в котором «у него был интерес».
Я ничего не сказал ему о делах Бугрова – предоставил это самому Виктору, тем более где его искать, было неизвестно: к тому времени его шикарную квартиру – с каминным залом «под пещеру» – забрали за долги. Наверное, Витя сильно переживал, расставаясь с квартирой, которую он отделывал с такой любовью. «Пусть тогда и новым хозяевам не будет в ней счастья!» – освобождая ее, пожелал он в сердцах. Из-за этого или нет, но спустя время за квартирой этой закрепилась дурная слава. Сначала в ней умер первый ее владелец – предшественник Бугрова. Затем ее отняли у Виктора за долги. Вслед за тем нехорошей смертью умер и новый владелец: этого, надо полагать, человека не бедного, нашли застреленным у края «древнего очага»...
Глава 7. Проницательность родственника.
Получателем денег в платежке, которую мне принесли спустя пару недель, значилась фирма «Агробизнес». Я подписал ее, ни о чем не подозревая: важным было то, что сумма платежа равнялась деньгам, перечисленным сверх договора. Только позже я узнал, что счет реального «Агробизнеса» арестован, а мои деньги ушли фирме с тем же названием, заранее открытой в Москве.
Все это прояснилось, когда меня вдруг вызвали в областное Управление внутренних дел.
– В числе других лиц, – сообщили мне, – заключивших договор с фирмой «Проводник», вы признаны потерпевшим по уголовному делу. Распишитесь, что ознакомились с постановлением.
– Простите, – удивился я, – но на каком основании? Почему?
– Как почему? – ответил следователь. – Договор с «Проводником» заключали?
– Заключал.
– Деньги платили?
– Платил.
– Но сахара и в глаза не видели?
– Не видел.
– Значит, все верно, тогда расписывайтесь, видите, за вами уже очередь образовалась...
Я обернулся. В самом деле: за мной стояла та женщина с оптовой базы, которая передала «Проводнику» чеки России на очень большую сумму, – что, собственно, и подтолкнуло меня последовать ее примеру.
– Хорошо, будь по-вашему, – согласился я, подписывая постановление. – Только потерпевшим я себя как-то не ощущаю...
Следователь направил на меня задумчивый взгляд, и через неделю ко мне на фирму явился налоговый инспектор. Он и не стал скрывать, что в первую очередь его интересует сделка по сахару.
– Этот договор вы подписывали?
– Я.
– Деньги отдавали чеками России?
– Да. И как положено, оформил их передачу.
– Но сахара и в глаза не видели? – инспектор слово в слово повторил вопрос следователя.
– Не видел.
– Хорошо, – удовлетворенно заметил проверяющий. – Как показали убытки?
– Никак.
– Как это «никак»? Вы деньги платили?
– Платил.
– Но сахара и в глаза не видели?
– Не видел.
– Значит, понесли убытки.
– Да нет, не было у меня убытков. Скорее, наоборот...
Инспектор посмотрел на меня сердито и произнес угрожающе:
– Хорошо, проверим.
– Хорошо, проверяйте.
Через несколько дней он передал мне акт налоговой проверки, по которому фирму штрафовали за оказание благотворительной помощи известному художнику. Не понравилась оформление выдачи этой помощи, хотя внешне все было сделано как надо.
– Все верно, – ответил на мои возражения инспектор, – и в то же время неверно. Вот такая диалектика. У вас тоже своя диалектика: сахара и в глаза не видели, а вместо убытков – прибыль, да еще какая! Так что не будем спорить по пустякам. Должен я хоть что-то принести в клюве родному бюджету...
Конечно, это были сущие пустяки: главное, что и для налоговой инспекции не одна сотня тонн сахара, обнаруженные у меня в бумагах, оказались вполне реальными.
Но другого сахара – из десятков вагонов, оплаченных только в нашем городе, – так и не было обнаружено ни грамма: ни в реальности, ни на бумагах.
Впрочем, вся картина происшедшего в том момент была еще неясна. Покупатели все еще надеялись вернуть свои деньги, хотя бы частично. Ждали, что хотя бы милиция им поможет...
Напрасными оказались эти надежды и ожидания. Правда, оперативники все же нашли человека, на котором сошлись все ниточки этого дела. И нашли они его…в одной из московских психбольниц. Это был улыбчивый человек; ему было приятно, что столько людей приходят к нему и спрашивают о различных вещах. Он не помнил, с кем встречался, что подписывал и в каких кабинетах бывал после последнего выхода из больницы. Не мог понять, и зачем его об этом спрашивают. Но все равно: ему было приятно такое внимание к своей персоне...
Потому-то и ниточки дела, что сошлись на этом человеке, на нем и оборвались. Осталось только гадать, куда исчезли деньги, собранные с фирм из разных городов.
Понимание того, что отданных денег нет и не будет, проходило болезненно: какие-то фирмы совершенно разорились, кому-то из пострадавших пришлось отдать за долги и свое имущество. Не обошлось без разборок, в том числе и кровавых. Бесследно исчез бывший директор «Проводника», а квартиру его родителей, не пожелавших возместить чьи-то потери, подожгли. В огне и дыму погибла его мать...
Но «Агробизнес» особо не пострадал. В разгар событий «сахарные вкладчики» получили уведомления на бланке этой фирмы: «Претензии по поставке сахара следует направлять фирме «Проводник», непосредственно заключившей с Вами договор поставки». Что удивительно: для следствия и «Агробизнес» был признан потерпевшим, обманутым мошенниками из Москвы. Не смутило и выявление московского двойника «Агробизнеса» с деньгами, которые хоть в чай кидай – настолько явным было их «сахарное» происхождение. Чего стоил только случай с моей платежкой...
Я понимал: наступала эпоха, когда такие «чудеса» станут скорее правилом, чем исключением.
Некоторое время я еще занимался сахаром: пришлось закупать его для своих клиентов. Пару раз поставлял сахар, ссылаясь на просьбу Валеры, и в магазин, о котором он говорил. Не стоило ему, Валере, говорить мне об этом магазине...
Неожиданно он пропал – так же, как и его предшественник на посту директора «Проводника». Но с тем было понятно: он деньги принимал, а Валера-то лишь невинно морочил голову... Ан нет: выяснилось, что и он, пользуясь неясной ситуацией, прихватил деньжат. Наверное, этот «номер» так бы и остался незамеченным, если бы не одни клиенты, которые усомнились в его безгрешности. Так случилось, что именно я «подогнал» Валере этих клиентов. Но – все по порядку.
В то время уже наступило время высокотехнологичной коммерции, и по офисам ходили компьютерные распечатки с коммерческой информации. Кроме реальных предложений, в распечатках было и много мусора: от покупки противогазов для Ближнего Востока до продажи красной ртути. Одним словом, работать с информацией в таких распечатках надо было очень взвешенно и грамотно.
Когда началась лихорадка с сахаром, заявок на его покупку в компьютерных распечатках стало угрожающе много. Складывалось впечатление, что весь народ, не страшась диабета, с утра до вечера стоит в очередях за сладким товаром. Поступали и предложения, в большей части «воздушные», о его продаже. На таком воздушном пузыре попался и один мой родственник, человек сугубо технический. Коммерцию он представил себе как соединение двух проводков: один проводок – заявка на покупку товара, другой – на его продажу, осталось лишь припаять их друг к другу, и деньги в шляпе.
Одним словом, когда бумажка с предложением сахара попала ему на стол, технарь созвонился с продавцом и посчитал, что этого вполне достаточно. Затем какой-то посредник привел ему вполне реальных покупателей, желающих поставить сахар в наш изнывающий от недостатка глюкозы город. Родственник уже потирал руки: вот что значит высокие технологии!
Однако соединить «компьютерного» продавца с реальными покупателями не удалось. Просто продавец этот оказался не продавцом, а лишь третьим на пути к товару посредником. Больших усилий стоило вызнать у него телефон посредника номер два, но и это оказалось напрасным: при имени этого посредника звонившему лишь очень грубо пообещали воткнуть его трубку в одно место, если он еще раз наберет этот номер.
Между тем в назначенное время покупатели – а ими оказались очень конкретные парни – принесли в контору технаря саквояж с денежными купюрами и спросили, как им получить свой сахар.
Обо всем этом я узнал к вечеру следующего дня. Парни дали родственнику время подумать, и тот не нашел ничего другого, как не выходить на работу. И тогда парни приехали к нему домой. Жена технаря чуть не упала в обморок, а потом позвонила мне. Сказала: эти бандиты говорили такие слова! Да еще грозили штрафом в сумме, равной пятилетнему заработку ее мужа на его работе в области высоких технологий. Пришлось на ночь глядя ехать к родственнику домой – на случай нового визита покупателей.
На другой день я встретился с этими парнями у них в офисе. Переговоры шли в кабинете их бывшего шефа, недавно взорванного в своей машине; фотография с траурной лентой все еще висела над его креслом.
Я объяснил парням, что родственник не может взять у них деньги за сахар: в силу особой своей проницательности он засомневался в надежности фирмы-поставщика. Впрочем, без накрутки на цену он может сообщить им ее координаты. И тогда сами решайте: стоит отдавать ей деньги или не стоит. Со своей стороны я сказал им, что как поставщик эта фирма была вполне надежной, сахар отпускала реально, потому я и сам отдал ей свои деньги. Но теперь на фирме большие перемены, новый директор, и мне едва удалось вернуть свои деньги обратно. Одним словом, я не советовал им вкладывать туда деньги: как бы не пришлось с потерями вышибать их обратно.
– Смотрите, я вас предупредил. Чтоб потом без претензий... – сказал я им, сообщая телефон «Проводника».
– Какой базар, – ответили парни, – поедем, разберемся. Нас-то уж они не кинут. Если что, и стрелку забьем с кем надо...
И вот, спустя некоторое время, эти парни попросили меня вновь приехать к ним в офис. Разговор был в том же кабинете, только над креслом директора была не фотография в траурной рамке, а портрет Ельцина – среди коммерсантов входили в моду портреты первого президента России, давшего им реальную свободу зарабатывать. Конечно, слово это – «зарабатывать» – понималось людьми по-разному, но подумал я тогда не об этом: к великому изумлению, под портретом Ельцина я увидел человека, которого ну никак не ожидал увидеть на этом месте. Это был Анисимов, мужчина лет тридцати пяти, при «прежнем» режиме работавший в одном из культурных учреждений и публиковавший в местных газетах обзоры культурной жизни.
– Мы, кажется, знакомы? – произнес он не очень приветливо. – Тем лучше, быстрее перейдем к делу.
Анисимов вышел из-за стола и подошел к подоконнику, где стоял графин с водой. Одет он был в спортивный костюм с полосками на штанах и яркой майкой под курткой, на ногах – кроссовки на высоких подошвах. Чувствовалось, что он еще не пришел в себя после сильного подпития. Жадно вытянув в себя стакан воды, Анисимов открыл сейф в углу кабинета, вытащил оттуда пачку денег и небрежно положил на стол передо мной.
– Это тебе. За то, что предупреждал этих олухов,– он кивнул на парней, сидящих по другую сторону стола, – об этом, как его, о «человеке будущего». Но они не послушали. Знаешь, чем он их «купил»? «Будете, – сказал он, – ходить в галстуках и продавать воронежский сахар на лондонской бирже!» Со свиным рылом – в калашный ряд! Наплел им как фраерам, они и уши развесили. А поинтересоваться, где этот сахар, за который они бабки отдают, им было западло! И расспросить кого надо – что он за фрукт такой, было зазорно...
Я не припоминал, чтобы когда-то мы были на «ты». Не думал, что и говорить он может таким языком. Попытался, но так и не вспомнил, видел ли его раньше без галстука. И вдруг эти речи, штаны с полосками...
– Это теперь они все знают, – продолжал Анисимов. – И то, что он сидел за кидалово, и что Бугрова на кидок подставил. И то, что помогает Бугрову Андрей Михайлович, уважаемый юрист Левского, – Анисимов артистически наклонил голову в мою сторону, что впрочем, скорее было знаком уважения ко «второму президенту», чем к его юристу. – Они поумнели и все знают. Одно им лишь невдомек: где он теперь, этот «человек будущего»? Может, он уже на бирже пристроился, в галстуке, и крутит нашими деньгами? Говорил им человек: нех… козлам этим деньги давать, так нет, не послушали. Они ведь крутые хлопцы, вот и нашли приключение на свои ж...
Анисимова понесло. В переводе с матерного он сообщил, что если они не найдут этого нехорошего Валеру, их задницы станут красными, как у обезьян. Что на самом деле красные задницы да подвязанные галстуками члены и будут являть собой человека будущего, его вид спереди и сзади! Но он, Анисимов, уже сейчас выпустит их в таком виде на арену цирка! И даже не цирка, а прямо на улицу, на главную площадь города! И он, Анисимов, станет главным режиссером этого представления! Оно будет зрелищным – уж он-то, Анисимов, не подведет! Он устраивал такие представления, когда они только изучали свои письки под школьными партами...
Я было усомнился: тот ли это Анисимов, которого знал как работника культуры, но слова о представлениях, которые он когда-то устраивал, сняли эти сомнения. Передо мной был тот же человек, просто знал я его по другому спектаклю и в другой роли. А теперь спектакль разыгрывался иной, совсем непохожий на прежний, поэтому так и отличалась от прежней его сегодняшняя роль.
Впрочем, чему удивляться: теперь многие люди, точно артисты, поменяли роли, а их одежда, речи и поступки стали неузнаваемы...
Я все не мог отойти от этих впечатлений. Тем временем Анисимов приступил, наконец, к тому, ради чего меня пригласил. Валера навешал его парням лапшу на уши, уверил, что все будет нормально, и они без всякой проверки отдали ему крупную сумму. Но – слухами земля полнится! – вскоре стало известно, что сахара в «Проводнике» может и не быть. Парни его стали вызванивать Валеру, приезжали к нему в офис. Тот сначала пудрил им мозги, а потом прямо сказал, что их деньги, как и деньги многих покупателей сахара, зависли где-то в Москве, и он тут не при чем, он даже не учредитель «Проводника», он просто исполнительный директор.
Парни стали копать дальше и выяснили, что кидалово по сахару действительно имело место, но среди пострадавших их фирма не значится, как и ее деньги в бухгалтерии «Проводника». Видимо, Валера не внес их в кассу, а попросту прикарманил. Узнали и о том, что единственный, кто сумел вернуть свои деньги, был юрист Левского, тот самый Андрей Михайлович, который и предупреждал этих парней, что дело пахнет кидаловым.
Анисимов пытался найти Валеру; подключил к поиску и милицию, и даже человека из госбезопасности, но найти удалось лишь родственников Валеры, проживающих в области, а где он сам, неизвестно...
И еще одна неизвестность не дает покоя Анисимову: он так и не смог понять, как это Андрею Михайловичу удалось заставить Валеру и людей за ним вернуть ему деньги, – в то время, как очень серьезные люди остались ни с чем. Он, Анисимов, специально изучал этот вопрос, ему даже показали акт налоговой проверки, и он до сих пор находится под его впечатлением: с таким результатом выйти из абсолютно гиблого дела! Выходит, Андрей Михайлович знает что-то такое, что другие не знали и не знают! Не зря же он предупреждал его олухов, что не стоит влезать в эту яму! И он, Анисимов, не успокоится, пока не узнает, в чем тут дело. Потому что в голову ему уже лезут черт знает какие мысли...
Я задумался. Слова Анисимова, а также тон, которым он их произнес, имели вполне конкретный смысл: мысли эти черт знает какие значили, что меня подозревают в причастности к этой афере. Что я как-то связан с Валерой или людьми за ним. И что я должен развеять эти подозрения. Другого не оставалось...
– Вы правы, – сказал я, – вытащить деньги мне помогла информация, полученная о новом директоре «Проводника». Узнал я ее гораздо позже, чем следовало, иначе ни за что бы не влез в это дело. Договор подписывался еще с прежним директором, когда ничто не предвещало проблем. Но и тогда я не решился передать деньги «Проводнику», а отдал их головной фирме, да так застраховался, что им просто не выгодно было тянуть со мной время. Вы же видели в акте проверки, сколько я списал с них штрафа.
– И что за информация помогла вам надавить на Валеру? – Анисимов, получивший подтверждение своим догадкам, был доволен этим ответом. Он даже перешел на «вы», исчезли и угрожающие тона в голосе.
– Я узнал, что Валеру посадил председатель колхоза – бывший адвокат, и оказалось, что это мой старый приятель, однокашник по институту. Вместе мы разработали план действий, и если бы Валера и люди за ним не согласились выкупить у меня сахар, их тут же бы посадили. Видели бы вы, как от одного имени этого колхозника Валеру аж затрясло! Он понял, что слова мои – не пустая угроза, и убедил в этом своих шефов. Ведь тогда они еще надеялись получить сахар и потому ничего не теряли...
Мой рассказ очень воодушевил Анисимова. «Вот как надо работать, – через предложение говорил он своим парням, – думать надо головой, а не тем, что в штанах болтается». И под конец попросил меня о содействии в поисках Валерия.
– Надо подумать, – ответил я. – И смотря для чего искать. Чтоб закопать его, как хочет Бугров, тогда увольте.
– Его все равно закопают – не мы, так другие. Хорошо, пусть возвращает деньги. Хотя бы половину: что-то ведь наверняка уж растратил, да и тебе чтоб досталось. Хоть что-то вернуть надо, так ведь, хлопцы? – обратился он к своим парням. – Все равно денег за этот сахар никто уж не получит, ни половины, ни четверти... Половину вернешь, а что сверху вылезет, себе оставишь. Ну как, Андрей Михайлович, договорились?
– Надо подумать. Ничего пока обещать не буду...
Глава 8. Ключ из окна.
Вечером позвонил Бугров.
– Привет, – отвечаю ему. – Ты куда пропал?
– Андрей Михалыч, ты ж знаешь мои слабости...
– Понятно...
– Слышал – Борис Викторович умер.
– Васин? Я и не знал.
– Сам узнал по радио, теперь его лишь и слушаю. Лежу на диване, глаза в потолок, а из динамика все бубнит, бубнит, льется мне прямо в уши...
– Это не страшно. Главное, чтоб черти на тебя с потолка не прыгали.
– Не-е, глюков у меня нет. Я уже поднимаюсь; как совсем очухаюсь, так и явлюсь под светлые очи Анны Васильевны, вдовы Васина, а заодно и подруги Марины. Спросить хочу, не знает ли она, куда сука эта могла загаситься.
– Ты б подождал немного, дал бы отойти от похорон...
– Не могу. Наверное, это ревность. Хотел тебя попросить, все ж ты знал Бориса Викторовича, общался с ним. Но потом, думаю, нет, дулишки тебе – сам к ней поеду. Пусть расскажет мне про эту суку, что в ней такого, что я и думать ни о чем не могу. Только ее, Мариночку, и вижу. Вот ведь какая сука...
– Что ж ты хочешь; видно, профессионалка она хорошая.
– Знаешь, я даже и в мыслях не держу, что она меня кинула, крупно кинула...
– Ты думаешь, Анна Васильевна станет с тобой разговаривать?
– Почему бы и нет? Может, и она страдает сейчас, как я. А нет, я ей фотки покажу, где Марина со мной, и где с ней. Но думаю, она так страдает...
– Возможно. Ведь Марина сбежала, когда Васин заболел, и Анна Васильевна ей была уже не ни к чему, – согласился я. – Не удивлюсь, если Марина прихватила что-то и у нее.
– Готов поспорить, что брильянты у нее были чужие. Она говорила мне, что это подарок, но думаю – Васина дала ей просто поносить. Самой-то их не надеть: спросят, откуда дровишки, весом не в один карат. Видать, серьезные бабки были у Бориса Викторовича...
– Наверное...
Наверное, это я сказал для Бугрова, сам-то я точно знаю: Васин сам говорил мне об этом в последнюю встречу, и бабкам этим было откуда накапливаться. Он буквально одержим был свободными «пятнами» – так называли они с Левским земельные участки или ветхие дома под снос. Если поискать, таких пятен в городе было много, но и желающие прибрать их к рукам тоже были. К примеру, одно ветхое хозяйственное строение, числящееся на балансе ЖЭКа, было продано частной фирме… за две тонны водопроводных труб. Спустя короткое время на освобожденном от строения участке с привлечением иностранной фирмы и из импортного кирпича стало возводиться шикарное здание частного банка...
Много собственности уходило тогда за такие же символические две тонны труб, но, наверное, в каждой из таких сделок был несимволический интерес чиновников. Возможно, когда-нибудь я расскажу, как подержанный микроавтобус «Рафик» по стоимости был приравнен к более чем двум третям действующего торгового комплекса в не один десяток строений. Так и складывался начальный капитал – основа немалого числа сегодняшних состояний.
Так что были у Васина деньги, сам признался мне. В последнюю встречу он вдруг схватился за сердце и замер, прислушиваясь, как оно бьется.
– Борис Викторович, – спросил я его, получив его подпись на подготовленном по поручению Левского документе, – зачем вам все это? Работы у вас и так хватает, телефоны аж раскаляются от горячих разговоров. И здоровье, смотрю, не ахти. Сдались вам эти «пятна»… Вы ж обеспечили, наверное, и себя, и детей...
– И внуков... – добавил, усмехнувшись, Васин. – Но зачем мне это нужно, сам толком не знаю. Много денег все равно не бывает, на сегодня хватает – значит, работай для будущего. Вот и кручусь не останавливаясь - как белка в колесе. Да как останавиться: молодежь пошла шустрая, чуть зазеваешься, и эти, как их твой шеф называет, «человеки будущего», тут же вытолкают локтями...
Эх, Борис Викторович... Что ему теперь эти «пятна», эти раскаляющиеся от разговоров телефоны? Что с того, что вдову свою обеспечил? Лучше б при жизни уделял ей внимание, тогда и Марина не появилась бы рядом с нею...
Хорошо, что Бугров сам решил поговорить с Анной Васильевной – мне разговаривать с ней не было никакого желания. Тем более, что план действий у меня уже был готов...
В один из дней я привез немного сахару в магазин, в котором, как говорил Валера, «у него был интерес». Цену же за сахар предложил столь низкую, что заведующая даже растерялась.
- У нас с Валерой особые отношения, - объяснил я ей этот феномен.
– Деньги вам как, сразу отдать?
– Да нет, можно и после реализации. Сахара у меня пока много.
– Хорошо, тогда приезжайте дня через три. Заодно и еще сахарку подкинете…
Через три дня я снова приехал в этот магазин. Получил деньги за сахар, и заведующая спрашивает, привез ли еще.
– Знаете, сахар-то у меня весь разобрали. Платили сразу и ужас как хватали, – точно водку при Советской власти. Собираюсь опять в Москву, там мне оставили партию, если взять – отдавать смогу по цене еще ниже. Только брать надо крупным оптом и сразу заплатить большую сумму. Выгодное дело, но одному поднять трудно. Придется искать партнера. Валере вот хотел предложить – помните, это по его просьбе я поставил вам сахар. Да он пропал куда-то. Такая сделка подворачивается, денег можно заработать – уйму. А с Валерой-то заработали бы еще больше: я свел бы его с поставщиком, и тот бы еще цену сбросил. Валера мастер людей убалтывать.
– Что верно, то верно. Но похоже, не скоро он здесь появится.
– Он что – надолго уехал?
– Видимо, так. На днях звонил мне вечером на квартиру, сказал, жилье себе присматривает, где-то у моря, рядом с домом какой-то землячки. И предложил выкупить его долю в магазине.
– Соглашайтесь! Вы будете работать, а он – загорать, в Азовском море плескаться?
– Нет, он в Новороссийске, на Черном море.
– Какая разница! Главное, зачем вам на него работать...
– Я и сама так думаю, только где ему денег взять, он ведь и запросит немало...
– Да, аппетит у Валеры не слабый. Как увидит, чем поживиться, так челюсти его и начинают двигаться... Жалко, что его нет, ну да ладно. Выкручусь как-нибудь. Ему можете и не говорить об этом. Должно быть что-то одно: или работать, или загорать.
– Я тоже так думаю.
Бугров позвонил после встречи с Васиной.
– Я ж говорил тебе: у Марины были чужие брильянты! И знаешь чьи?
– Если чужие, то ответ напрашивается простой.
– Вот именно: Васина дала поносить...
До замужества Анна Васильевна жила с родителями на Украине. Работала в школе, и Марина была ее ученицей. Потом она стала Васиной, у родителей лишь изредка гостила. В один из приездов, в местном универмаге, Анна Васильевна и встретила Марину, торгующую польской, но по ярлыкам французской, косметикой. Разговорились; Марина обещала принести ей на дом настоящую «Францию». И принесла – духи, помаду, тушь, пудру, розовое масло. Играясь, бывшая ученица стала накладывать все это на лицо и шею Анны Васильевны, на разные участки ее тела… «Франция» была действительно настоящей, а Марина столь искусительной, что Васина, полузабытая вечно занятым мужем, покорилась легко. И вскоре Марина уже безраздельно владела – и ею, и ее кошельком.
Анна Васильевна привезла ее с собой в наш город, устроила на работу, купила и обставила для нее квартиру. Согласилась и на переезд ее брата – того самого Васи Шимпанзе, пристроила его на работу. С помощью мужа потом помогала ей и в коммерции... Анна Васильевна видела, как она вульгарна, знала, насколько испорчена, но в постели получала от нее такое, что не имела ни от мужа, ни от редких любовников...
Не знаю, как Бугрову удалось расположить к себе Васину, чтобы она открылась ему, словно близкому другу. Наверное, они и были тогда близки – по боли, по схожему ощущению брошенности. Что характерно: Анна Васильевна, как и Бугров, готова была простить Марине ее предательство. Простить долги, подарить брильянты и даже оформленную на отца квартиру – лишь бы она вернулась обратно. Но где сейчас Марина, как ее найти, Анна Васильевна и понятия не имела.
Узнать, что Валера звонил из номера одной из новороссийских гостиниц, для Анисимова не составило большого труда. Еще раз добившись от него обещания действовать без закапывания и другой уголовщины, я, Бугров и несколько парней Анисимова выехали на машинах в Новороссийск. Бугров ехал к своей ненаглядной Марине: не вызывало сомнений, что она и есть та землячка, рядом с которой присматривает себе жилье Валера. Знать, как-то сумел он подобрать ключ к Марине, оказаться ей скорее полезным, чем вредным, раз она не оставила Валеру наедине с его длинным носом...
– Да-а, не жить мне у Черного моря... – со вздохом протянул он, увидев меня на пороге своего номера.
– Не знаю. Как будете себя вести, – ответил я и, пройдя в комнату, сел в кресло напротив Валеры, расположившегося на диване. – Там, в коридоре, к вам рвутся побеседовать ребята с фирмы, у которой вы взяли напоследок приличную сумму. Помните, их директора потом взорвали? Неспокойные это ребята, но я их пока удерживаю. А в фойе гостиницы нервничает Бугров, у него тоже есть к вам вопросы, но прежде всего ему нужен адрес Марины. От себя сообщаю, что правильное поведение позволит вам беседовать только со мной. Как вам этот вариант?
– Хороший вариант. Вы человек тонкий, с вами и говорить приятно.
– Я так и думал, что беседа у нас будет не без приятностей. Сначала давайте успокоим Бугрова, пока он не натворил чего. Подскажите, как ему найти Марину?
– Пожалуйста, вот ее адрес, – Валера написал на клочке бумаги несколько строк. – С ней и Вася Шимпанзе. Куда ему от нее, зоопарка здесь нет... Мне что – я тут не при делах. Марина попросила свести ее с Бугровым, я и свел. Это не преступление.
– Не будем вдаваться в юридические тонкости. Думаю, Марина не станет скрывать, что доверенность с печатью и подписью Бугрова передали ей именно вы. И это прямое участие в преступлении. Но общение с милицией в наши планы пока не входит. Как считаете: можем мы обойтись без милиции?
– Да что мы – не знаем друг друга?! Один раз уже нормально договорились, каждый сделал все, как надо. Вы, кстати, участвовали в уводе от кредиторов некоторой суммы...
– Только неумышленно, Валера, и этим меня застращать не получится. Я и в милиции сказал то же самое. Откуда мне было знать, что деньги пойдут не настоящему «Агробизнесу», а его московскому двойнику? На платежке этого написано не было. Наперед сообщу, что и налоговая проверка у меня была, нарушений по сделке не выявила. Другие замечания или угрозы будут?
– Что вы, Андрей Михайлович, это я так, нечаянно. Я весь внимание...
В обратный путь он поехал с нами: «закапывать» его не стали, но все прикарманенное Валера вернул сполна. Расстался он и с долей в магазине, где, разыграв классический вариант «ловли на живца», я выяснил то, чего не смогли узнать ни люди из милиции, ни даже «свой» человек в госбезопасности. Но на этом моя карьера коммерсанта и завершилась, а доход от «сахарного дела» стал мне точно выходным пособием.
Спустя некоторое время налоговый инспектор, не выявивший подвоха в продаже несуществующего товара, попросил об одолжении: проконсультировать его жену, владеющую коммерческой фирмой. Ей предложили внешне очень выгодный контракт, но она боится, нет ли в нем какого подвоха.
Это был вопрос к эксперту – таковой и была с тех пор моя основная специальность. Едва не подорвавшись на «сахарной мине», в дальнейшем мне не раз приходилось быть точно сапером, обезвреживающим такие мины или проверяющим, нет ли их в той или иной коммерческой сделке.
А Бугров тогда остался в Новороссийске – со своей милой мошенницей. Домой он вернулся лишь через месяц, с осунувшимся лицом, молчаливый, злой и без копейки денег. На время его приютила Анна Васильевна – в той самой квартире, где жила Марина. Долго ли, коротко, может быть, год или два, оба они ждали ненаглядную свою Марину, но та все не приезжала, хотя и обещала, как говорил Бобров. В конце концов Васина уехала, распродав имущество, на Украину, а Бугрова понесло во все тяжкие, включая героин.
Какое-то время, может быть, год или два, ему перепадали крохи со столов прежних его начинаний-фирм, где он еще числился в доле. Но потом у него не стало и этих долей, а новые почины заканчивались скорым крахом и потерей денег тех, кто скорее по дружбе, чем по расчету, давал их на эти почины. Вскоре у Виктора остались лишь долги да постоянная потребность в дозе. И все пошло по сценарию для одного актера, который он сам же и написал когда-то: знакомые отворачивались от него как от чумного, и ему подавали на дозу лишь в узком кругу бывших его друзей-помощников.
Пока был жив Левский, наш «второй президент», он, как и ушедший на покой президент первый, иногда собирал у себя этот узкий круг, чтобы решить, как вытащить Бугрова из ямы. Но не помогали и принятые в этом кругу решения; Виктор сам говорил, что ему нельзя помогать: курсы с капельницами и внешней изоляцией помогали ему лишь комфортно передохнуть, чтобы затем снова взяться за старое.
В конце концов я, видимо, остался единственным, кто пытался еще, но также безуспешно, помочь Бугрову. Я не мог видеть, как он чуть ли не на стенку лезет от боли, узнавать, что накануне он чуть ли не ограбил таксиста, и каюсь, пару раз даже ездил с ним покупать ему дозы. Не выходя из машины, видел, как он встречался с личностями в спортивных шапочках и возвращался от них с «чеком» – крошечным пакетиком из фольги, которого, по его словам, должно было хватить на две дозы. Но в первый раз он, паразит, развел обе дозы вместе и вколол их себе за раз. Весь счастливый, Виктор признался-таки в обмане и, успокаивая меня, сказал, что вот-вот ему выплатят за что-то деньги, и он пройдет курс серьезного лечения от наркомании. И я поверил, но на второй вечер, снова съездив с ним в какое-то темное место, тут же забрал у него «чек» и сам поделил его на две части...
Но ни я, ни врачи, а…Марина, та самая Марина, которая заманила его в этот ад, смогла и вытащить его оттуда.
Это было летом, он жил на квартире у родственников, уехавших куда-то на две недели. Кто-то сказал ему, что Марины не стало: что она также перешла на героин и утонула в море. Во время шторма ее смыло с пирса, но возможно, она и сама бросилась в волны...
В тот же день Бугров вернулся в квартиру, запер входные двери – и выбросил ключ из окна. Ему оставалось лишь включить газ, сделать петлю или вскрыть вены. Либо не комфортно, как раньше, с капельницами да уколами, а бросаясь от боли на стены, рыча или ползая по полу, самому выйти из ломки, чтобы ужасом пережитого вытеснить всякое желание снова вкалывать себе дурь...
Вернувшиеся из поездки родственники увидели в квартире ужасно выглядевшего человека – но человека, а не водимого на веревке зверя.
Теперь он менеджер в одной компании, где начал простым рабочим. Как свое, поднимает он это дело, и иногда заезжает ко мне:
– Андрей Михайлович, надо бы поговорить...
Голос у него бодрый, в словах чувствуется прежний напор: по-другому он вести дела не умеет.
– Сколько? – спрашиваю я его, наперед зная, что речь пойдет о займе на очередной проект.
– Да сущие пустяки: штука баксов – и пошел карабкаться вверх...
Я слышал это уже не раз, но мне все кажется, что так и произойдет когда-то.
– Это немного, – отвечаю. – Но ты ведь знаешь, насколько я сейчас кредитоспособен. Как говорится, в другие б времена – пожалуйста.
– Верю, Михалыч, верю... Но у тех, кто имеет деньги, сейчас и пару рублей не выпросишь. Держатся за них, как за пропуск в рай. Тоже мне, человеки будущего... Жалко, Левского не стало.
– Да-а, с Борисом Николаевичем ушла целая эпоха...
– Он был романтик, и деньги ему нужны были, чтоб привлекать идеи. В любой затее пытался увидеть что-то дельное – как я любую бабу хотел представить в постели. Бывало, приведет ко мне какого-нибудь чудика и говорит: «У него идея, но голая, как самолет без крыльев. Приделай к ней крылья, и пусть летает. А не полетит – черт с ней, не разоримся». Сегодняшние скорее бы удавились, чем выделили бы на это копейку. И знаешь, что я заметил: раньше мы как-то стыдились своих денег – ведь порой люди рядом, куда образованнее и культурнее нас, разве что побираться не ходили. Хотелось даже извиниться перед ними: «Простите, так уж получилось несправедливо. Я вон сколько урвал, а вам и зарплату не выдают...»
– Сегодняшние извиняться не будут...
– Я тут читал недавно: участки продают на Луне, по сотне баксов за штуку, со всеми документами, картой местности. Надо ж, на чем деньги делают, такое и Левскому не пришло бы в голову. Помнишь, как он гонялся за «пятнами», всякими свободными пустырями…
– Вместе с Васиным...
– Кого увидеть хочу, так это вдову Васина, Анну Васильевну... Вместе мы с ней пострадали. И все Валера этот, прохвост. Марина ко мне лишь присматривалась, а на дело он ее вывел, сама рассказывала. Придавил бы, гада, да наверняка кто-то угомонил его. Такие долго не живут.
– Вот здесь ты ошибаешься. Мошенник этот жив и здоров. Он теперь – в дорожном лохотроне...
– Дальнобойщиков разводит – на бабки или товар?
– Да, он все тот же хищник, только мелкий, кормится в пруду с карасями. Продавал, втюхивал людям билеты в будущее, а себе билет вытащил неважнецкий, на место в каком-то темном углу...
– Да у него все билеты были крапленые! Кто ж знал тогда, каким оно будет, это будущее? Все карты в колоде перепутали, брал карту, и не знал, что это – двойка или туз, хорошая карта или нет.
– Что верно, то верно...
И действительно: многое тогда было неясно. Потеряв все, что имели, даже прошлое, многие в полной растерянности и страхе ждали завтрашнего дня. А кто-то, точно за билетами в будущее, бросился в погоню за всем, что имело цену. Вернее, казалось, что имело цену, потому что на поверку ценности эти часто оказывались блефом или пустышкой.
– Как брильянты на женщине, – продолжал Бугров. – Когда еще разберешь, настоящие они или фальшивые, собственные или взятые напрокат. А то и украденные...
– Ты все о своем...
Нахмурившись, Бугров замолчал, да и мне не хотелось говорить. Встреча с этим хищником из пруда столько выплеснула тогда из моей памяти... Я вел велосипед вдоль дороги, вспоминал все перипетии той истории, и мне снова становилось жутко, – будто еще раз оказался на краю пропасти, в которую только чудом, наверное, не свалился. И тогда же, оглядываясь в прошлое, я перебирал в памяти людей бизнеса, с которыми общался или имел дело, и опять становилось не по себе: столько этих людей подорвались в конце концов на таких же «минах». Хорошо, если кому-то из них с потерями, но удалось восстановиться. Или, бросив коммерцию или полукриминальный бизнес, они снова стали работать по прежней, «мирной» специальности. Ведь кому-то, как, например, Анисимову, было дано лишь всматриваться в даль с красивого памятника на кладбище.
– Откуда ж ты узнал о Валере? – спросил, наконец, Бугров.
– Сам его видел. Врезался на велосипеде в прицеп его машины. А в прицепе был сахар, который они выкружили у какого-то водителя...
– Давай и мы его на крючок поймаем?
– Тут не крючок – сеть понадобится. Они же бригадами работают.
– Все равно он закончит плохо... За прицеп-то деньги не требовал?
– Начал было, но, узнав меня, отказался. После еще и расписку выпросил, что не имею претензий за «восьмерку» на велосипеде и порванный камуфляж...
– Конечно, он должен боятся тебя как черт ладана. Ты мог бы и деньги с него срубить, он заплатил бы не споря...
– Брось выдумывать...
– Это ты все выдумываешь, – возразил Бугров. – Пишешь свои книжки...
– Ты знаешь, мне и выдумывать почти не приходится. Пишу, как было или как есть...
– А толку? На сегодня твои книги – неформат.
- Правильно: от писателя и ждут неформат. Высмотреть необычное, интересное в самых обычных людях, ситуациях, уголках природы – в этом и проявляется его мастерство.
- Ха-а! – саркастически усмехнулся Бугров. – Эка, что вспомнил! Такие книги надо читать да разжевывать…
- Или принимать как лекарство, - вставил я.
- Жвачку им в основном подавай, а не лекарство! Ты что не видишь, что продают в магазинах? Две страницы – один труп, вот что сейчас формат!
- Ничего, будет и на моей улице праздник.
- Не-ет, за детективщиками тебе не угнаться. Их романы, которые они пекут один за другим, печатают многотысячными тиражами…
– А что для меня эти тысячи... Мне, может, и нужно-то совсем немного. Чуток здесь оставить, да с собой захватить, к Всевышнему. Чтобы сказать Ему: «Вот она, Господи, моя жизнь, вся – в этих книгах. Не суди меня строго: за то, что жил, может, не так; что писал не так хорошо...»
– Да Он и так знает тебя как облупленного. Ты лучше свите Его раздай по экземплярчику. Они зачитаются, а ты шмыг мимо них – без пропуска. Прямо в райские ворота...
Конец.
|
|