Ж А Р К И Й А В Г У С Т
Повесть.
На втором этаже зала ожидания почти пусто и почти прохладно. Возможно, эту иллюзию создают прозрачная стена с видом на лётное поле и белый мрамор пола и колонн.
Снизу доносится шум - обычный вокзальный шум: скрип багажных тележек, голоса, детский плач. Время от времени всё это прерывается мелодичным пиликаньем динамика и следующими за ним объявлениями о прилёте или отлёте, задержке или отмене рейса, потере или находке.
Она стоит, прислонившись спиной к колонне, и рассеянно наблюдает происходящую за двойным стеклом безмолвную размеренную жизнь. Это похоже на мистерию - подчинённую своим строгим законам, совершенно независимым от мира людей - она завораживает, гипнотизирует. И тогда наступает беспамятство, бесчувствие - почти транс: нет ничего вокруг, нет ничего внутри...
По полю - от края и до края - разлито тягучее студенистое марево. Оно лениво колышется, мерцая позолоченной поверхностью, и кажется вполне безобидным, пока не пролетит над ним какая-нибудь беспечная серебристая птица с замысловатым опереньем по бокам и хвосту - тогда вверх взметаются жадные жаркие языки, облизывая брюхо и хватая за лапы. Бедняжка, увязнув в огнедышащем киселе, обречённо отползает на край поля и исторгает из себя кучку тараканов, которых тут же поглощает вовремя подползший червяк.
Находятся и смельчаки, рискнувшие вырваться из адского плена. Они мучительно, но настойчиво преодолевают враждебное пространство, разрывают ненавистные путы и взмывают, наконец, ввысь. Победно покачивая крыльями, отряхивая с них остатки клейкого рыжего пламени, свободные и гордые, они стремительно уносятся в спасительную синеву - туда, где рай, где минус пятьдесят пять по Цельсию...
Да, подумала она, возвращаясь к действительности, рай – это именно минус пятьдесят пять по Цельсию.
Колонна давно нагрелась под её спиной, но перейти к соседней лень. К тому же, это - ненадолго. А вот белый пол, похожий на закатанный коньками лёд, искушает обещанием настоящей прохлады, зовёт прижаться к нему всем телом...
Словно в ответ на эти её мысли мимо ног проползла широченная швабра с мокрой тряпкой наперевес, толкаемая худенькой старушкой в униформе с надписью АЭРОПОРТ на спине.
Перспектива быть стёртой и выжатой в ведро неожиданно рассмешила.
Чтобы не показаться спятившей, она прижала пальцы к вискам и укрылась за ладонями. И сразу почувствовала, что что-то... что-то не так, что-то происходит... или произошло...
В этот момент над ухом раздались первые ноты марша А-ля-турка и спугнули неопознанное ощущение, неоформившуюся мысль.
Размазанное по залу многократным эхом сообщение сводилось к тому, что рейс номер такой-то ни опаздывать на три обещанных часа, ни просто вылетать в ближайшие сутки не намерен.
В переводе на обстоятельства жизни это означало, что ей, как минимум, ещё трижды предстоит проделать путь с полсотни кэ мэ в жарких объятиях велюрового кресла с задраенными наглухо - не иначе, как в преддверии грядущей зимы - окнами, рядом с какой-нибудь толстой тёткой, которой «дует в голову» из единственного открытого в потолке люка.
Приятная перспектива, нечего сказать.
Глянув на стекло с раздвоенным отражением электронных часов и мысленно перевернув зелёные цифры, она обнаружила, что ровно две минуты назад в сторону её дома отправился очередной экспресс, и что до следующего остаётся всего-то ничего - без малого три четверти часа.
Еще один милый сюрприз...
Вот так и постигаешь истину о том, как же широка страна моя родная, на собственной...
Каких-то двести десять минут лёту от пункта А до пункта Б, но при этом в одном из них «прозрачное небо над нами» и «надо мною лишь солнце палящее светит», а в другом - «неблагоприятные метеоусловия». Не исключено даже обледенение взлётной полосы...
И хоть в этом смешного было ещё меньше, ей снова пришлось прикрыться ладонью. И опять смутный призрак каких-то перемен дал знать о себе лёгким адреналиновым ударом.
Вероятно, и беспричинный смех, и непонятные реакции - результат каких-то физико-химических процессов в организме, вызванных небывалой жарой... Это предположение несколько успокоило.
Она оторвалась от колонны, развернулась на каблуках и направилась к лестнице.
Сделав несколько шагов и едва не растоптав чьи-то светлые замшевые мокасины, остановилась, подняла голову и оказалась лицом к лицу с высоким худощавым очень загорелым мужчиной.
Он стоял, слегка ссутулившись, одна рука в заднем кармане узких вельветовых джинсов, другая придерживает перекинутый через плечо такой же пиджак.
Похоже, он здесь не одну минуту и тоже, небось, насочинял кучу всякой белиберды про огненный кисель и серебряных птиц...
- Простите... - Сказала она, и прикусила губу в попытке сохранить на лице подобающее женщине её лет благопристойное выражение.
- Понимаю. - Улыбнулся мужчина. У него был низкий глубокий голос.
- Простите... жара... - Она всё ещё не вполне справилась с собой и потирала пальцем то лоб, то переносицу.
Он улыбнулся одними глазами.
Она продолжала стоять перед незнакомцем, словно прикидывая, с какой стороны его лучше обойти.
- Похоже, мы ждём с Вами один и тот же рейс. - Сказал он.
- И, похоже, не дождёмся.
- Вы очень огорчены?
- Я?.. Да. - Сказала она, прислушалась к себе и, не обнаружив и тени огорчения, засмеялась. - Неужели не заметно?
- Ещё как заметно. - Улыбнулся мужчина. - Вас не утешит стаканчик чего-нибудь холодного?
- Можно попробовать. Только... - Она повернулась и посмотрела на часы. - Не опоздать бы на следующий экспресс.
- Положитесь на меня.
И она, не задумываясь, положилась.
Они направились к стойке бара.
- Шампанское? - Спросил он.
- Боюсь, для шампанского я слишком голодна.
- А как насчёт обеда?
- Не люблю вокзальные рестораны.
- А невокзальные?
- М-м-м... - Задумалась она. - Давайте выпьем фанты и обсудим варианты... Ой, простите, не хотела... само выскочило... - Она снова стала потирать виски в борьбе с лицевыми судорогами, которые начинали уже озадачивать.
Он посмотрел на неё понимающе.
Они сидели друг против друга и потягивали пузырящийся ярко-жёлтый напиток.
Его ставшая совсем тёмной в сумраке бара рука играла высоким стаканом в испарине, размазывая по пластику стола влажное пятно.
Красивая мужская рука: костистое запястье, покрытое выгоревшей растительностью, набухшие вены, большая ладонь, крупные длинные пальцы. Надёжная рука... И, наверняка, нежная.
От этой мысли внутри словно покачнулось - да так, что боль, возникшая одновременно с догадкой, осталась почти незамеченной.
- Так что насчёт обеда?.. Я не слишком назойлив?
Ей нравился его голос. И манера после каждой фразы поджимать губы, словно он боялся произнести что-то лишнее или незначительное.
- Нет, не слишком... - Сказала она, но, осознав двусмысленность своего ответа, прикрыла лицо и безнадёжно замотала головой.
- Это поощрение к дальнейшим домогательствам? – Улыбнулся он. - Тогда приглашаю Вас пообедать. В невокзальный ресторан.
- Дайте мне немного времени на раздумья. - Она глянула на него, словно ища пощады.
- Ну что ж, прекрасно. - И он отпил из стакана, чуть дольше задержав взгляд на её лице.
Он заметил, как дрогнули веки. Он мог предположить всё, что угодно.
А она подумала, что так не бывает.
Она опустила взгляд, скользнув по гладко выбритому подбородку, шее... Распахнутый ворот лёгкой рубашки, глубокая впадина между ключиц. Тёмная кожа цвета крепкого кофе со сливками... - и с сахаром, добавила бы она - покрыта густо, как и запястья, выгоревшими золотистыми волосами.
Зрелище бередило, вызывая непонятные ощущения: нечто среднее между удивлением и испугом, растерянностью и виной. Ощущения, меньше всего похожие на волнение, возникающее в душе женщины при взгляде на мужчину, всеми своими качествами отвечающего тому единственному образу-эталону, который запечатлён по воле Творца на тайных страницах каждой души - в глубинах подсознания, сказал бы понимающий в таких делах.
Ощущения и вправду были странными. Даже если не говорить о том, что мир для неё уже давно перестал делиться на мужчин и женщин. Для неё мир уже давно просто перестал. Перестал быть. Перестал быть замечаемым.
Вот только жара...
Конечно, он тоже разглядывает её. Пусть.
Да, не красавица. Разве что волосы - густые и рыжие, до сих пор ни разу не крашенные. Да фигура - всё ещё стройная, спортивная... В своё время интуиция формирующейся женщины подсказала, что красота формы - вещь весьма относительная и, не будучи наполнена содержанием, ничем не примечательней пустоты. Жизненный опыт перевёл эту мысль в разряд непреложных истин. Она выбирала содержание.
Да, немолода. Хотя... что такое - молода, не молода? Вчера ей было девяносто восемь...
Стоп! Это было ещё полчаса назад. А сейчас... сейчас ей не больше двадцати пяти. Что же это всё-таки происходит?..
Как бы то ни было, хороший вкус и чувство стиля – категории вневозрастные, и в свои тридцать девять она в полном порядке – от ногтей до духов.
Её визави тоже не лыком шит. В смысле вкуса и стиля.
Возможно, эта заслуга принадлежит не ему: ведь мужчина - лицо его женщины. В таком случае, его женщине - пять. Можно даже пять с плюсом: так тонко подобрать цвет костюма и рубашки к цвету
волос и кожи... и даже глаз!..
Вероятность наличия женщины в жизни данного конкретного мужчины лёгкой тенью скользнула по её душе, и та дрогнула.
Тень... Душа...
Для наличия тени необходим свет.
Чтобы дрогнула душа, она должна быть...
Непонятное состояние никак не удавалось ухватить – оно вспархивало, словно бабочка из-под пальцев, вот-вот готовых сомкнуться на чутких крыльях.
Улучи она минутку для раздумий - можно было бы разобраться: и откуда этот беспричинный смех, и почему она, против своего обыкновения, так легко вступила в отношения с незнакомым мужчиной, почему так жадно ловит его скупые слова - только бы услышать этот голос, вглядывается в глаза с лёгким прищуром, словно укрывающим то, чего не должны видеть другие...
Нет, у неё не хватит терпения дождаться, когда эта мимолётность потеряет, наконец, бдительность.
- Я отлучусь. - Сказала она, оставив недопитый стакан.
В большом зеркале она увидела отражение и не сразу поняла, что это она.
Это - она. Такая, какой была когда-то: со смешинкой в глазах, готовая проказничать и дурачиться, только дай волю, обожающая джинсы с майками и развевающиеся волосы...
И тут же почувствовала боль... Нет, скорее, эхо её - отдалённое и глухое. Так болит зашитая врачом и давно зажившая рана, если на неё надавить посильнее: какой-нибудь нерв да остался нарушенным - она помнит, как принималась теребить шрам на разбитом в детстве подбородке, чтобы сосредоточиться.
Отзвук далёкой муки поставил всё на свои места, чуть затуманив блеск глаз.
Отстегнув заколки, она провела расчёской по волосам и вернулась за столик.
Из-под густых бровей улыбались продолговатые зелёные глаза, и ей показалось, что они обрадовались её возвращению. И ещё ей показалось, что она тоже обрадовалась им.
Она допила свою фанту.
- Повторим? - Спросил он.
- Боюсь, нам пора - вдруг там очередь.
- Вы про автобус?
- Да.
- Могу я предложить Вам место в своей машине?
Она улыбнулась:
- Спасибо.
- Спасибо да, или спасибо нет?
Её веки снова дрогнули, и он снова заметил это.
- Спасибо да. - Сказала она.
И подумала: не слишком ли много совпадений?
- Тогда тронемся? - Сказал он.
- Кое-кто, кажется, уже тронулся...
Он улыбнулся:
- Затаримся в дорогу?
- Затаримся.
- Ну что ж, прекрасно. Вам снова лимонную?
- Да... спасибо... то есть - пожалуйста... в смысле, спасибо - да. - Она запуталась и засмеялась.
Но ей больше не казалось неприличным быть собой с этим незнакомым мужчиной.
На первом этаже было людно, шумно и совсем жарко.
Они пробирались сквозь толпу и кучи багажа - большая группа растерянно улыбающихся людей, похожих на скандинавов, заполнила пространство у выхода.
Она шла сзади. Он порой оглядывался и подавал ей свободную руку, балансируя другой - с двумя стеклянными бутылками и перекинутым через неё пиджаком.
Приятно было касаться его ладони - большой и крепкой.
В дверях он неожиданно привлёк её к себе. Лицо оказалось прижатым к его шее - она только успела заметить квадратного верзилу с двумя чемоданами на плечах, пролетевшего мимо, не разбирая дороги, и едва не снёсшего ей голову.
- Простите. - Сказал её спутник и опустил руку. - Я не слишком напугал Вас?
- М-м-м... - Она хотела пошутить: что-нибудь по поводу спасённой им причёски, но побоялась, что не совладает с голосом.
Порывистое движение отпечаталось на ней как на куске сырой глины: рука, обхватившая плечо, ладонь на щеке, напряжённые мышцы торса. А запах его парфюма, разогретый теплом кожи, невидимой кисеёй пристал к лицу и волосам.
Дойдя до стоянки, она вполне оправилась от смятения, а увидев машину, дожидавшуюся их, и вовсе развеселилась:
- Вы подбираете попутчиков в тон своего автомобиля?
Светлая серо-зелёная «семёрка» была почти одного цвета с её лёгким шёлковым костюмом.
- Думаю, отпираться глупо. - Сказал он.
Его губы сжались в прямую черту с лёгким изломом посередине, а за ними, где-то в глубине, прокатился мягкий тихий гром.
В машине было, как в банке со сгущённым молоком, из которого решили сделать домашние ириски. Опущенные стёкла не принесли перемен - ни малейшего движения в загустевшем воздухе.
- Сейчас выберемся на трассу, станет легче. - Сказал он.
- Обещаете?
В ответ он просто улыбнулся.
Ей нравилась его улыбка. Ей нравилась его сдержанность. Ей нравились его голос, его молчание...
Не слишком ли многое ей нравится в нём и не слишком ли сразу?.. Она решила не увлекаться, зная свою натуру, которой или всё, или ничего - никаких вторых ролей.
А в данном случае, без сомнения, все первые роли давно и прочно заняты. Не может же такой... красивый? Нет, красавцем не назовёшь. Обаятельный? О, да! Хотя его скромное обаяние не для среднего вкуса... Так вот, не может же такой приятный во всех отношениях мужчина быть невостребованным...
Может, тут же ответила она сама себе. Может. Чего только не может быть на этом свете - с высоты своего жизненного опыта она имела право на такое заявление.
И всё-таки, лучше не расслабляться...
О чём?.. о чём это ты?!.
Ну и жара...
Не успели они набрать скорость, как уткнулись в хвост длиннющей вереницы автомобилей. Впереди слева - на выезде из аэропорта - на дорожной развязке маневрировали два огромных жёлтых тягача. Мигая от натуги оранжевыми огнями, они пытались вытащить с откоса красивый, как игрушка, длинный фургон.
Разноцветное железное стадо впереди извергало клубы чёрного дыма и непрерывный рокот. Пахло бензиновой гарью и плавящимся асфальтом. Казалось, ещё совсем немного, и станет нечем дышать...
Она изо всех сил пыталась не упустить в этом адском месиве нить пронзительно-волнующего аромата - смесь прохладной свежести и томной неги - серебристо-канареечную дымку на фоне глубокого хаки...
Надо же, заметила она, окружающий мир вновь обрёл едва ли не главную составляющую своей прелести - запахи, а те, как когда-то давно, рисуют в воображении свои живописные картины.
Если этот мужчина пользуется ароматами с толком, то предназначение данного вполне определённо: лишить бдительности, а потом увлечь... Кого? Ну конечно ту, которую встречал...
А кого он встречал - жену? любовницу?.. Какая она: под стать ему - высокая, стройная... страстная? Или обычная клуша?.. Почему у него такие грустные глаза? Почему у него такие одинокие губы?..
Глупости, какие глупости! Какая жара...
Откинув голову на высокую спинку кресла, он наблюдал в окно за происходящим. Широко расставленные колени почти упираются в приборный щиток. На правом лежит рука - большая роскошная кисть, мечта ваятеля - лежит смирно, но чутко, словно сытый лев на своей законной территории.
Высокий лоб. На висках и над ушами - едва заметная в светлых курчавых волосах седина. На шее пульсирует вена. В такт частому дыханию вздымается рубашка на животе.
Ей хочется смотреть на него, слышать его голос, его сдержанный... скорее - сдерживаемый смех... А как он смеётся наедине с любимой?..
Как же давно она сама не смеялась! Как давно она не...
Жара! Какая жара!.. Мысли теряют очертания, едва явившись...
Она прикрыла глаза, и вдруг совершенно отчётливо ощутила себя деревом, в самой глубине, в сердцевине которого тронулись после долгой зимы живительные соки: мощными толчками они растекаются по стволу, по ветвям, наполняя каждый капилляр, каждую клетку; кожа-кора, оттаивая, вновь обретает способность ощущать легчайшее прикосновение – рук, воздуха, взгляда...
- Вам нехорошо? - Он тронул её за руку.
- Нет, напротив. - Она подняла глаза. - Мне удивительно хорошо.
- Звучит жизнеутверждающе.
Она рассмеялась:
- Это моё любимое словечко! - И осеклась. – Я, наверное, кажусь Вам... спятившей?
- Вы кажетесь мне очень милой. - Сказал он, и его глаза заискрились, будто повернулся вокруг оси калейдоскоп.
Она закрыла лицо и замотала головой:
- Это тоже моё словечко!..
- Приятное начало. - Сказал он.
И весьма опасное, подумала она. И посмотрела прямо на него. Он не отвёл глаз.
Она вдруг ощутила, как электризуется атмосфера. В висках гулко застучало. В голове поплыло. И жара была уже ни при чём.
Его взгляд блуждал по её лицу, волосам, рассыпанным на плечах и груди, и, возвращаясь ей в зрачки, приносил новую порцию электричества.
Нужно прекратить, она не вынесет этого напряжения. Или его губы должны целовать её, а руки - сжимать в объятиях... До боли, до бесчувствия...
Она отвернулась и, безнадёжно прикрыв глаза, ожидала взрыва, который вот-вот разнесёт в клочья и их машину, и всех этих горемык, застрявших на свою беду вместе с ними в злосчастной пробке...
Раздался нарастающий рокот. Ну вот, началось!..
Но это просто разом заурчали моторы, исторгнув из-под металлических брюх мутную чёрно-бурую лаву, накрывшую их с головой. Воздух стал похож на расплавленный агат.
Они медленно двинулись в общем потоке.
Красавец-фургон с густой паутиной вместо лобового стекла, помятой сбоку кабиной и разорванным тентом стоял на обочине. Тут же пыхтели оба тягача, переводя дух с чувством выполненного долга и вполне гордые собой. Мигали красно-синими огнями букашки с надписями МИЛИЦИЯ и ГАИ, а в стороне явно скучала скорая помощь. Декорацией к этой совершенно киношной картинке служил пологий откос, покрытый высохшей жёлтой травой и усыпанный разноцветными банками и коробками.
- Бедолага. - Сказала она.
- Бедолага. - Повторил он.
Сделав пируэт по развязке, они выехали на прямую, как стрела, трассу.
Впереди над дорогой, ещё довольно высоко, висело разбухшее, похожее на желток, солнце. Оно плавилось в им же самим соделанном пекле, но упрямо продолжало изливать на землю немилосердную жару.
Они ехали молча - под шуршание шин и яростный стрёкот цикад, врывавшиеся с тугими потоками горячего воздуха в открытые окна.
Напряжение ушло, словно его выдуло встречным ветром, и стало казаться недоразумением. Хотелось болтать и шутить.
Но новый знакомый, похоже, забыл о том, что не один: непринуждённо откинувшись в кресле, он легко и уверенно вёл машину.
Она поглядывала краем глаза на его руку, лежащую то на рычаге передач, то на руле, на напряжённые мышцы ноги, выжимающей педаль акселератора.
Что-то очень чувственное было в этом монотонном действе, в этих властных, но мягких жестах.
Она отвернулась.
О чём он думает? Мечтает о встрече, которая оттянулась на сутки?.. И всё же, кого он встречал? Увы, не меня...
Это было немного грустно, и она решила сменить тему.
Здорово вот так ехать и ехать - невесть куда, без конца и цели - вдыхать, словно впервые, запахи окружающего мира: раскалённого солнцем асфальта, пересохшей травы, этот будоражащий аромат незнакомого мужчины...
Стоп! Мы же договорились.
Ехать, не сбавляя скорости, и ощущать кожей - такой живой кожей! - горячий порывистый ветер. Горячий и порывистый, как ласки возлюбленного... Как вот эта большая ладонь...
Нет, она больше не хочет бороться с собой! В конце концов, она такова, какова есть, и больше никакова. Она хочет слышать этот голос, обращённый к ней, смотреть в эти глаза... Взять в свои ладони его усталое лицо и заглянуть в печальные глаза - печальные, даже, когда они улыбаются... Что в них: одиночество? боль? и то, и другое? Ну же, психолог доморощенный!..
Можно попробовать в стиле Папы Хэма: «если вам повезёт, и вы заслужите его доверие, то в разговоре он будет смотреть прямо на вас, и тогда вы без труда разглядите в глубине его глаз несколько зарубцевавшихся шрамов на израненной душе...»
Компилятор-самоучка, обозвала она себя тут же, но мимоходом порадовалась стройности мысли... неужели вернувшейся к ней?..
Что же это происходит? Всё перемешалось... Она снова живая, вокруг снова жизнь. Но как же тогда быть с тем, что было?.. Нужно разобраться: плохо это или хорошо? хорошо или плохо?..
Скорей бы приехать, поблагодарить и попрощаться. Сейчас она скажет своему спутнику, что пообедать с ним не сможет, извинится и попросит высадить у первой же станции метро... у неё кое-какие дела... ну, может быть, как-нибудь в следующий раз...
Она повернулась к нему. Он поймал её взгляд.
Доли секунды хватило, чтобы снова прийти в смятение, потерять почву под ногами и ощутить головокружение...
Это выше её сил! Скорее бы приехать, поблагодарить, попрощаться...
- Вы что-то хотели сказать?..
- Н-нет... просто...
Скорее приехать и попрощаться!
- Как Вы смотрите на короткую водную процедуру перед обедом?
Она удивлённо вскинула брови:
- Здесь где-то в кустах припрятан душ?
Он засмеялся:
- Не совсем душ.
- Баня?
Он снова засмеялся:
- Небольшой естественный водоём в лесной глуши.
- Заманчиво. - Сказала она. - Но я... простите... без купальника.
- Я тоже, простите, без купальника. - Он улыбался. – Но проблема решаема... Соглашайтесь.
Машина сбавила ход, и, словно подталкивая к единственно правильному ответу, жара плотнее стиснула свои душные объятия.
- М-м-м... соглашаюсь.
- Ну что ж, прекрасно.
Они свернули сначала на обочину, а потом на едва заметную дорогу, уходящую в заросли.
Маленькая жестяная коробочка на колёсах переваливалась с боку на бок и только что не кряхтела от натуги и обиды. Обступивший лес, сгустившийся воздух и вздыбившаяся кочками земля - всё, казалось, противилось бесцеремонному вторжению этого инородного тела с двумя седоками, ставшими одним - враждебным окружающей гармонии - целым.
Подавшись всем корпусом вперёд, водитель разглядывал следы полузаросшей колеи.
Она неотрывно смотрела на его напряжённую спину, сдерживая себя, чтобы не прикоснуться к ней рукой, лицом... И думала, что, будь он любовником, везущим её в тайный уединённый приют, она бы сгорала от нетерпения и страсти... Она просто сходила бы с ума...
Нет, пусть бы он был ей братом. Или другом...
- Не боитесь? - Спросил он, не оборачиваясь.
- Чего? - Она не сразу поняла. - Здесь водятся медведи?
Он усмехнулся:
- Меня.
- Вас?.. Ну, Вы же не злодей!
- А вдруг?
- Вы не похожи на злодея.
- Совсем?
- Вы разочарованы?
- Немного.
- При всём желании не могу Вас утешить, не похожи. - Сказала она и на миг представила: а что, если?..
Сейчас, когда она снова ощутила в себе жизнь, ей не хотелось бы с ней расставаться. Но что с меня взять? Два серебряных колечка? Пару сотен рублей, что на десятку по старому не тянут? А может, он маньяк?..
- И скоро ваш водоём? - Спросила она, чтобы не думать о глупостях.
- Скоро... Километров семь, и аккурат середина пути будет.
Она не успела прикинуть, сколько же это займёт времени при их нынешней скорости три километра в час, как он обернулся к ней.
- Шутка. - И его глаза снова заискрились, как осколки изумрудов в калейдоскопе.
- Весёлые у Вас шутки. - Сказала она с облегчением. – Вы шутник?
- Иногда. - Сказал он.
Машина, проковыляв ещё немного, свернула с колдобин и остановилась. Вокруг была сплошная глушь и ни малейших признаков водоёма.
Воздух стал плотным и горячим, как кисель, только что сваренный из терпких запахов леса и приправленный гомоном птиц и жужжанием насекомых.
Он вышел, подал ей руку и тут же, не дав опомниться, увлёк в высокие кусты. Она обречённо продиралась за ним сквозь густые заросли.
К счастью, слегка заторможенное жарой воображение не успело нарисовать картину возможного исхода столь легкомысленного поведения.
Она ахнула от неожиданности, оказавшись стоящей на жёлтом песке крошечного - размером метров пять на пять - пляжика, обрамлённого травой и кустами. Впереди расстилалась зеркальная гладь воды, в которой отражались деревья, небо и всё многоголосие вечернего леса.
- Какая красота! - Она посмотрела на своего спутника сияющими глазами.
Он развёл руками и потупил взор, словно всё это великолепие ненароком сотворил сам.
Она сложила ладони рупором и крикнула отрывисто:
- А!
Эхо было глухим, как в стеклянной банке. Мячиком отскочив несколько раз от берегов, оно угомонилось где-то на середине и тихо кануло в воду.
- Смотри-ка, настоящее. - Сказала она.
- Ах, Вы сомневались! - Он подбоченился, а глаза сделались озорными.
Ей показалось, что он должен был бы схватить её в охапку и бросить в озеро. Но он не был ей ни брат, ни друг...
Она скинула туфли и вошла в воду. От ног метнулось несколько юрких рыбёшек.
Озерцо было совсем маленьким и почти круглым, с многоярусными берегами из пышной зелени.
- Можете принимать ванну, я выхожу.
- Мои волосы. - Сказала она и нырнула в кусты вслед за ним.
Доставая из сумочки заколки, она неловко задела виском край двери и вскрикнула от резкой боли.
Одним прыжком он оказался рядом.
- Простите, это от неожиданности... Всё в порядке. - Ей стало неловко от собственной несдержанности.
- Не двигаться. - Он осматривал место ушиба, держа пострадавшую за подбородок.
- Пожалуйста, не стоит... Всё прошло.
Он раскрыл аптечку, осторожно смазал ссадину йодом и подул.
- Не двигаться. - Снова скомандовал он, достал из багажника большой блестящий молоток и решительно направился к ней.
Вот так: молоток, потом лопата - подумала она обречённо.
Он осторожно приложил железяку к её виску. А она прикусила губу, чтобы не рассмеяться, и закрыла глаза.
Его горячая ладонь жгла ей левую щёку, правую щекотал холодок металла, а внутри - в огнедышащей лаве - бултыхались айсберги. И ныла дважды пострадавшая ни за что губа.
- Доктор, Вы уверены, что сотрясение мозга лечится молотком?
Она смотрела на его плотно сжатые губы.
Не разжимая их, доктор усмехнулся. Потом осмотрел висок и сказал:
- Надеюсь, под глаз не поползёт.
Она подняла взгляд. Его глаза улыбались. Но и только.
- Спасибо... доктор. Ну, я пошла?
Он отпустил её и углубился в раскалённые внутренности их самоотверженного железного друга, который тоже нуждался в некотором участии.
- Наслаждайтесь. - Сказал он.
- Мне как-то неловко... Вы тут будете изнывать от жары, пока я буду наслаждаться... Если Вас не смутит, можете войти после звукового сигнала, я уплыву и отвернусь.
- Спасибо за предложение. - Он выглянул из-под капота. - Впрочем, я и сам бы напросился.
Ей понравилось его деликатное заявление, снимающее с неё ответственность за могущее показаться нескромным предложение.
Она с восторгом рассекала плотную массу. Тугие прохладные струи ласкали обнажённую кожу. С новой силой ощутив прилив жизни, она набрала полные лёгкие воздуха и закричала:
- У-у-а-а-у-у! - Она хлопала ладонью по губам, как это делали индейцы в вестернах, и колотила ногами по воде. Ей хотелось поднять бурю в крохотном блюдце со стоячей водой. Хотелось, чтобы закачались деревья и взбаламутили неподвижную гладь неба. - У-у-а-а-у-у!
Выпустив пар, она перевернулась на спину и увидела своего заботливого спутника, раздевающегося на берегу.
Она словно забыла и о нём, и об их сговоре разделить акваторию и с опозданием подумала: не слишком ли легкомысленно двое взрослых незнакомых людей - мужчина и женщина - пытаются игнорировать природу с её непреложными законами?..
Но думать об этом было скучно. Да и поздно. Будь, что будет. Нужно только чуть осторожней смотреть на это жилистое загорелое тело, покрытое золотистой шерстью, и на полоску белой кожи, разделившую его пополам...
Она снова издала индейский вопль, но в нём уже не было первозданной чистоты.
Услышав за спиной ответный сигнал и мощные всплески, она бросилась наутёк. Но её быстро нагнали.
- А Вы... пф-ф... здорово плаваете... пф-ф... - Он отфыркивался, как морж.
- А я не только плаваю здорово! - Ей хотелось хулиганить и задираться.
- Надеюсь, мне повезёт, и я узнаю, что ещё Вы делаете здорово.
- Надежды юношей питают! - Она засмеялась и, сделав рывок, уплыла вперёд.
Через некоторое время, услышав призывный клич и оглянувшись, она увидела посреди озера торчащие над водой плечи и голову.
- Плывите сюда, здесь можно отдохнуть!
Она подплыла.
- Осторожно нащупайте камень и вставайте.
Выпрямившись и оказавшись над водой едва ли не во весь рост перед самым носом своего новоиспечённого партнёра по водным видам спорта, она съёжилась в попытке прикрыть наготу, соскользнула с камня и барахталась рядом, ища, на что встать, и не зная - смеяться или возмущаться.
А он уже тянулся к ней:
- Держитесь! вот так... простите... не сердитесь... это местная шутка... - Его мокрое смеющееся лицо было совсем близко, и ей вдруг показалось, что она знает его давным-давно.
Она ухватилась за его руку и пыталась опереться на ускользающую опору. Обретя, наконец, равновесие, сидя на корточках, она переводила дух. А он поддерживал её за плечо и продолжал извиняться:
- Вы не сердитесь? Я не слишком напугал Вас?
- Третий раз за последний час слышу этот вопрос. Вы что, целью задались?.. Нет, не напугали. Не на такую напали!
- Вот и прекрасно... Вы тоже не напугали меня.
- О чём это Вы?
- Ну... в смысле... Мне показалось, что Вам показалось, что Вы меня напугали... м-м-м... - Его речь прерывалась тихим погрохатыванием сквозь сомкнутые губы, а глаза рассыпали зелёные искры. - Отнюдь... у Вас вполне... м-м-м... вполне симпатичная...
э-э... фигура...
- Вы... Да Вы хулиган! безобразник... Вы... нудист! Вы разнузданный нудист! - Она оттолкнулась от камня, подняла ногами фонтан и перевернулась на спину, чтобы полюбоваться зрелищем захлёбывающейся головы.
Голова стояла по колено в воде, весело смеялась, ничуть не смущаясь отсутствием на чреслах какого-либо покрова, и посылала вдогонку уплывающей веера брызг.
- Два-один! - Крикнула она, удаляясь, и не стала уточнять, что это за счёт.
Он снова нагнал её и поплыл рядом.
- Так что это за местная шутка? - Спросила она.
- Скала... Очень одинокая скала... как тот петух у Карлсона на крыше, помните?
- Помню. - Сказала она и подумала: как мило, мы даже книжки одни и те же читали.
- Я как-то обследовал её в солнечный день... до самого дна... тут глубина метров пятнадцать.
- Ого! Забавное это сооружение... Ваш естественный водоём в лесной глуши.
- И к счастью, не слишком популярное.
- Ценю доверие, и обещаю сохранить тайну.
Они лежали в воде, выставив головы и спины.
По песку до самых кустов протянулась борозда, которую она проделала каблуком. На одной половине лежала сброшенная ею одежда, на другой - аккуратно сложенная его. Каждый расположился на своей стороне.
- Как магически действует на людей любая черта. – Сказала она. - Вот Вам подтверждение.
- Вы психолог?
- Иногда, как Вы говорите. По совместительству.
- По совместительству с чем, если не секрет?
- Много, с чем.
- Какая загадочная женщина!
Он изобразил пальцами человечка, шагающего в её сторону. Подойдя к борозде, человечек остановился, почесал ногу об ногу, решительно переступил черту и двинулся дальше. Он ходил вокруг её локтя, делая попытки взобраться на него.
Она засмеялась и спрятала лицо.
Он положил ладонь ей на плечо и легко сжал его. Оба замерли и, казалось, перестали дышать.
Нет, я не готова, подумала она и сказала:
- Я умираю с голоду. Отвернитесь и закройте глаза.
Он убрал руку и засмеялся:
- А можно что-нибудь одно?
- Да хоть вовсе ничего, Вы же не из пугливых!
Она принялась одеваться, не зная - отвернулся он или нет.
Ей и в самом деле, нечего стесняться своей фигуры. А границы целомудрия всё равно уже нарушены. Пустые условности, и не в них дело. А дело в том, что он знает, что она знает, что он не сделает шагу, пока она этого не позволит...
Она вздрогнула от неожиданности.
Он взял её за плечи.
Она замерла. Шёлк облепил мокрое тело и волновал шершавым прикосновением.
Он повернул её к себе. Его губы не были сомкнуты, как обычно. Взгляд потемнел и стал тяжёлым. В нём мерцал «угрюмый тусклый огнь».
Она покорно закрыла глаза, отпустив свою волю на все четыре стороны.
Он провёл губами по её щеке.
Она вдохнула едва уловимый волнующий аромат, смешанный с запахом озёрной воды, и потянулась к его губам.
Он повторил движение и исчез, словно дразня. Остались только ладони на её плечах - единственный ориентир в распадающемся пространстве.
Горячее дыхание - совсем близко. Ещё ближе.
Она коснулась языком его губ.
Он сделал то же.
Она ждала.
Он поцеловал её коротко и осторожно.
Земля покачнулась и едва устояла на своей орбите.
Она положила руки ему на грудь: влажная прохладная кожа, шелковистые жёсткие волосы.
Он расстегнул блузку, юбку - под ними ничего не было. Отбросил заколки, растрепал волосы и снова поцеловал её.
Она почти ничего не заметила: ни того, что произошло, ни того – как. Просто короткое замыкание всех чувств. Только успела ответить отрывистым «нет» на его вопрос: “должен я что-нибудь сделать?”
Она пришла в себя от звука его голоса:
- Простите... у меня давно... я давно один.
- Какое совпадение... я тоже... давно одна.
- К радости мужчин, - сказал он, - на женщинах это... не отражается.
- А у мужчин, к обоюдной радости, быстро проходит.
- Правда, доктор?
Они засмеялись.
Она смотрела в небо, начинающее зеленеть с одного края. Еле заметная блестящая игла прошивала прозрачную бирюзу пушистой оранжевой ниткой.
- Вы не хотите пить? - Спросил он.
- О, как кстати! Меня сегодня ждёт голодная смерть. Не дайте
же мне прежде умереть от жажды.
Он скрылся в кустах, погрохатывая своим тихим смехом, и через минуту появился с двумя запотевшими бутылками. Открыл одну о другую изящным и верным - Господи! до чего же знакомым! - жестом и протянул ей.
- Как это Вам удалось - будто из холодильника! - Она сделала несколько глотков.
Он молча наливал напиток в рот, одновременно глотая. Ей показалось это забавным, и она решила освоить новый способ употребления жидкостей. Но вышло только, что она чуть не захлебнулась, а холодный пузырящийся ручеёк из бутылки побежал по шее, животу и шипя исчез в песке.
Отставив свою бутылку, он принялся слизывать сладкие капли с её груди. Холодный язык ласкал кожу, холодная ладонь легла на живот.
Она откинула голову, снова сдаваясь ему, себе и тому, что решительно овладевало ими - что можно теперь только продолжить или прервать, но нельзя сделать вид, что этого не существует.
Она возвращалась из небытия. Чей-то голос всё повторял, что так не бывает, так не бывает... А другой говорил: бывает, бывает... и будет ещё, будет... будет...
Чьи-то губы лепили её лицо. Чьи-то руки обтягивали упругой кожей потерявшее границы тело, а под ней – под живой отзывчивой кожей - горячими волнами растекался густой тяжёлый мёд, пульсируя в висках, в гортани, в кончиках пальцев...
С усилием подняв веки, она посмотрела ему в глаза. В них был уже не «огнь», а свет - ясный и тихий.
Она потянулась губами к его губам. Они долго целовались, а потом лежали, прижавшись друг к другу. Без слов, без мыслей... почти без мыслей.
Это грех? - думала она.
Она знала, что грех, только не понимала - почему? Ведь им обоим так хорошо. Ведь каждому из них это было так нужно - да, и ей, и ему это было просто необходимо. Почему же тогда это - грех?.. Потом, решила она, всё потом...
- Между прочим, я Лев. - Сказал он.
- Не слишком ли много совпадений? Я тоже лев.
Он засмеялся.
- Нет, в этом смысле, я скорпион... и тигр. А Лев - это моё имя.
Она растерянно посмотрела на него.
- А я... я Анна.
Лев улыбнулся:
- Приятно было познакомиться.
Они с хохотом катались по песку, одежде и не могли остановиться.
«Приятно... было... познакомиться!» - повторяла она, и снова оба принимались смеяться, пока не затихли в полном изнеможении.
Стоя в воде, они смывали друг с друга песок и траву.
Что теперь? - думала она и гнала от себя этот назойливый вопрос. Ей хотелось, чтобы время остановилось. Навсегда. Здесь.
Увещевания вроде: «знала, на что шла» и «как же насчёт - будь, что будет?» - помогали плохо.
Заметив неладное, Лев повернул Анну лицом к себе.
- Ау-у? - Он дождался, когда она поднимет голову. - Что-то не так?
- Всё так. - Она кисло улыбнулась. - Я есть хочу.
- Тогда едем?
- Едем.
Но вместо этого они обнялись.
Через некоторое время Лев сказал:
- А не перейти ли нам на «ты»? Предлагаю выпить на брудершафт.
Анна рассмеялась:
- Какой Вы старомодный... Мне это нравится.
Он поднял бутылки. Они чокнулись горлышками, переплели руки и сделали по глотку. Поцеловались раз, другой. Третий поцелуй грозил затянуться надолго...
Анна вырвалась со смехом:
- Я сейчас умру от голода! - Но вдруг осеклась и произнесла шёпотом: - Чш-ш-ш... Слышите?..
- Что?.. Нет.
- Ну же!
Раскатисто квакнула лягушка где-то очень близко. Ей ответила другая.
- Слышишь?
- Н-нет... Что я должен услышать?
- Лягушки!
Две ближних снова коротко переквакнулись. Издали отозвалась ещё одна. Ещё... потом ещё.
Они стояли, замерев, и слушали нарастающую лавину лягушачьей какофонии. Трудно было представить, сколько ртов издают эти раскатистые звуки. Как же терпеливо они ждали первого сигнала, что теперь, словно с цепи сорвавшись, пытаются перекричать друг друга.
- Однако, солнце село. - Сказал Лев.
- Думаете?
- Так говорят...
Они вышли к машине. Та была похожа на готового к взлёту жука: оба капота и дверцы были распахнуты настежь.
Лев взял Анну за руку, подвёл к багажнику и вложил её ладонь под крышку какого-то короба.
- Ой! - Сказала Анна. - Холодильник... А там случайно не завалялось ма-аленького кусочка сыра? - Она выразительно сглотнула.
- Увы. - Лев провёл ладонью по её по щеке.
А её снова посетило чувство, что всё это уже было. И снова внутри тупо заныло.
Они выбрались из леса. Смеркалось, но жара не спадала.
Густая синева с первыми робкими звёздами настойчиво теснила остатки подсвеченной оранжевым лазури за лес, за дорогу, за горизонт.
Лев потянулся к кнопке приёмника, но остановился и посмотрел на Анну вопросительно:
- М-м-м?
- Угу. - Кивнула она.
«Сэйл эвэй...» - Запел Ричи Блэкмор... или Ковердэйл? Как давно это было, я уже не помню. А вслух сказала:
- Когда-то у меня в крови обнаружили вместо красных кровяных телец тёмно-пурпурные.
Лев засмеялся:
- Не может быть! У меня тоже.
Он взял Аннину ладонь, крепко прижал к своим губам и положил себе на колено. Он поигрывал её пальцами, которые казались детскими в его большой руке. Его губы были плотно сжаты, а глаза искрились в тусклом зеленоватом свете приборов.
Что он думает обо мне: искательница приключений? чья-то шаловливая жена?.. Нет, почему-то ей казалось, что он не может так думать.
Она гнала мысли о том, кто он, и что будет завтра, а в голове неожиданно строчка за строчкой родилось:
Твои глаза - как два распахнутых окна
в зелёный день,
где трав подкошенных медвяная волна
и стога сень,
где связь времён тонка, как паутины нить,
и запах гроз,
где можем вместе мы с тобою быть,
а можем - врозь...
Я не хочу врозь! не хочу врозь... Но тут же опомнилась: стихи! У неё только что родились стихи! Не может быть!..
- Так где мы обедаем? - Лев глянул на Анну.
- Главный Проспект, сорок шесть. - Сказала она.
- Что у нас там? Пятьдесят два - концертный зал. Сорок шесть... Жилые дома, гастроном... В гастрономе бар... Нет! Никаких баров! Ресторан, только ресторан. - Он снова посмотрел на Анну.
- В доме сорок шесть по Главному Проспекту, - начала она усталым голосом, - на четвёртом этаже стоит стол, накрытый на три персоны. Если Вас не устроит меню, я сдаюсь, и мы идём, куда прикажете.
- М-м-м... Меню мне нравится уже тем, что оно есть... Наш брат-холостяк - народ непривередливый... Только одно ма-аленькое условие, угу? - Он снова поцеловал ладонь Анны. - К вашему столу мы сделаем небольшое приношение от нашего стола. Идёт?
- Идёт.
Настроение резко поднялось, надо было это как-то скрыть.
Зачем?! - спохватилась она. Не лучше ли ответить признанием на признание?..
После, решила Анна, чего спешить? Она почувствовала укол совести, но справилась с ним.
* * *
Они вошли в подъезд - просторный и гулкий.
Похоже, это было единственное место, куда не пробралась вездесущая жара.
Ещё один плюс в пользу кодовых замков на входных дверях, хотела было пошутить Анна, но холод, жадно набросившийся на разгорячённое тело, и недоумённый взгляд вахтёра бабы Дины вмиг отрезвили.
Она словно увидела себя со стороны: ничем доселе не запятнавшая свой моральный облик жительница четырнадцатой квартиры явилась из аэропорта в измятом до неприличия костюме, с неприбранными волосами, на лице - стыдно сказать, что, в руках - огромная охапка роз, рядом - вовсе не те, кого встречала, а незнакомый мужчина с пухлыми пакетами, из которых торчат - о, ужас! - продукты и бутылки из валютного магазина...
Анна поспешно подтолкнула Льва к лифту, но сзади уже раздавались одиночные и очередями выстрелы:
- А где же Ваши, Аннушка?.. Что, не встретили?.. А что ж такое?.. Что-то случилось?.. А Вам вот тут телеграмма...
Пришлось остановиться.
- Спасибо тёть-Дина... Рейс задержали...
Поднимаясь на четвёртый этаж в медленном старом лифте, Анна успела прочесть: «РЕЙС ПЕРЕНЕСЛИ ЗАВТРА ЖДИ ВСТРЕЧАЙ ЦЕЛУЮ = Я».
Лев тоже наверняка прочёл... Стоило бы объяснить ему, кто же такой этот «Я». Успеется, сказала она себе. И тут же подумала: о, женщины!.. неужто вам всем, без исключения, имя - ничтожество?..
Лев молча ждал, когда Анна откроет двойную дверь. Так же молча прошёл за ней в кухню.
Она положила на стол сноп маленьких разноцветных розочек, которые вручил ей Лев, выйдя из магазина, и жестом показала, чтобы он поставил сюда же пакеты.
- Сейчас найдём вазу. - Шёпотом сказала она.
- Вазу ни в коем случае! - Зашептал Лев.
- А почему Вы шёпотом? - Прошептала Анна.
Лев смотрел на неё с недоумением.
Анна согнулась пополам от хохота. Он схватил её в охапку.
- Ах ты хулиганка! Безобразница! Так это у тебя называется?
- Сама себя не узнаю! – Она вывернулась из рук Льва. - Предлагаю лёгкий душ и переодевание к ужину. Потом вытряхнем холодильник, твои пакеты и будем есть, пока не лопнем.
Лев в набедренной повязке из простыни и Анна в короткой майке занимались в кухне каждый своим делом.
Она относила в гостиную приготовленную еду, подсовывая время от времени Льву банки, которые он ловко открывал.
Лев перебирал и обрезал розы, расставляя их в большой низкой миске. Получалась живописная клумба.
- Где мне можно это примостить? - Спросил он, входя в просторную, как и всё в этой квартире, комнату.
Гостиная была обставлена старинной мебелью, с которой вполне гармонично уживалась современная: стильные чёрные тумбы с аппаратурой вписались между двух громоздких книжных шкафов, рядом с резным письменным столом стояло модное нынче крутящееся кресло с высокой спинкой. Пишущая машинка образца начала века, соседствовала с компьютером и канцелярскими прибамбасами стильного вида.
В центре стоял большой овальный стол. Над ним светился матовый зелёный шар с отверстием внизу, свет из которого падал на букет крупных садовых ромашек. Стол был застелен скатертью в жёлто-белую клетку. В серебряных подсвечниках стояли жёлтые свечи. Зелёные в белую клетку салфетки лежали около трёх приборов из белого фарфора и прозрачного стекла.
- А Вы художник, Анна. - Сказал Лев, оценив обстановку.
Он заметил небольшой столик с пристроенным торшером и поставил не него своё сооружение. Нажал кнопку, и клумба засияла нежным разноцветием.
- Замечательно. - Сказала Анна и вышла за чем-то в кухню.
Лев принялся осматривать стены, увешанные картинами, и полки стеллажей, заставленные разными забавными штуковинами и фотографиями в рамках.
Он разглядывал чёрно-белый снимок: прислонившись плечом к берёзе, стоит его новая знакомая, с другой стороны дерева в той же позе - мужчина в очках, а между ними, спиной к стволу, мальчик лет пятнадцати.
Неслышно подошедшая Анна взяла рамку в руки и провела ладонью по стеклу.
- Это их места мы пытаемся сейчас заполнить? - Голос Льва был надтреснутым.
Анна поставила карточку на место.
- Сегодня... - Она помолчала. - Сегодня исполнилось ровно сорок месяцев, как их самолёт разбился при посадке... Они летели с каникул, а я их встречала...
- О, Господи!.. Прости! Идиот... Прости меня.
Лев ходил по комнате, лупя кулаком о ладонь.
- Анна... прости. - Он подошёл к ней и коснулся плеча. - Пожалуйста, прости.
- Не надо... Ты же не знал. - Она повернулась к нему, её лицо было почти спокойным.
- Всё равно, прости.
- За что?
- За то, что я подумал о тебе... так подумал.
- Как ты подумал?
- Ну... я допустил мысль, что ты... из тех женщин... которым...
Анна закрыла его рот ладонью:
- Не надо. Ты так не думал... И я не из тех... К тому же, именно сегодня... там, в аэропорту... оно... ЭТО оставило меня. Правда. - Она подняла лицо. - Помнишь, когда я, как полоумная, хихикала и чуть не сбила тебя с ног... я ещё не понимала, что происходит. Впервые с того дня я смеялась... А вот это... – Анна протянула Льву портрет молодой эффектной женщины с короткой стрижкой. - Моя сестра. Это она должна сидеть вот здесь со своим женихом... Я его, правда, никогда не видела... Ты что, знаешь её?
- Н-нет. С чего ты взяла? – Лев торопливо поставил рамку на место.
- Показалось... Мир-то тесен. Давай есть. Не ждать же до завтра, пока они соизволят прилететь!
Когда первый голод был утолён, Анна поднялась, выключила свет и зажгла свечи.
- Какую музыку Вы предпочитаете на десерт?
- Что-нибудь, что не требует усилий для переваривания.
- Шадэ пойдёт?
- Вполне.
Она вставила диск, зазвучала музыка.
- Сын заклеймил бы позором мой нынешний вкус.
- Анна...
- Всё хорошо... - Она села на своё место. - Я много думала... молилась, как умела... Ты веришь в Бога?
- М-м-м... скорее да, чем нет.
- Вот и я... В последний год я часто видела сон: муж и сын машут мне рукой и говорят: «не беспокойся, у нас всё в порядке, мы встретимся, но не очень скоро, не скучай», ну, и в том же роде. А недавно они сказали мне это и, обнявшись, ушли. - Анна вытерла навернувшиеся слёзы. - Не бойся, я не буду... мне правда необычайно легко сейчас. Я думала, что это никогда не кончится... я как умерла тогда, вместе с ними... Только быть мёртвой на земле
гораздо тяжелее. Прости, я больше не буду. - Спохватилась она.
- Анна, говори, я прошу тебя. - Лев протянул руку и положил на её ладонь. – Выговорись, если нужно.
- Правда?
- Да. Конечно.
- Всё-всё?
- Всё-всё.
Она посмотрела на Льва и поняла, что он готов слушать.
- Выговорись... Ты прав, я никогда не говорила об этом ни с кем. Даже с родителями... даже с сестрой, хоть мы очень близки. Я словно могильную плиту положила на душу... на себя, на свою жизнь... Алёша был младше меня... намного младше. Я влюбилась в него... как-то случайно... Случайно! - Усмехнулась Анна. - После того, как мы расстались с первым мужем... Мы тогда жили далеко, на Севере. Алёша был болен. Я долго не знала этого, и мучилась, мне казалось, что он не любит меня, а просто развлекается... он то появлялся, то пропадал... Он не объяснял - гордый... Я не спрашивала... тоже гордая. Когда он поправился, то сделал мне предложение. Мы очень любили друг друга. Мы были по-настоящему счастливы. Я даже чуть ребёнка не родила... Но потеряла, едва забеременев... Может, Бог всё знал наперёд и решил, что мне будет тяжело... с ребёнком и без любимого. - Анна замолчала.
Она не стала добавлять, как похожи эти двое таких разных - и внешне, и по возрасту - мужчин: те же словечки, те же скупые, но выразительные жесты, та же грусть в глубоких добрых глазах...
- Где они?..
- Где похоронены? Там, на Севере. Я сразу уехала оттуда. Это - квартира родителей. Они умерли недавно... сначала мама, и почти сразу - папа. Они были старенькие... Мы с сестрой у них поздние дети. Очень поздние.
Лев смотрел на Анну и молчал. Только взгляд его говорил: я слушаю, я понимаю, я хочу помочь, разделить с тобой всё, что ты доверишь мне.
- Ленка младше меня на год. Живёт между Римом и Мурманском. Уже пару лет туда-сюда летает. Работа такая, эс пэ. Была замужем на третьем курсе, ровно полгода. С тех пор одинока... Вот сообщила приятную новость: жди меня с женихом. Может, это я от радости... от надежды ожила?
У Анны к горлу подступили слёзы.
- Не смотри на меня... я заплáчу.
- Заплачь. - Он встал и подошёл к ней.
Она обняла его за шею и заплакала.
Лев молча гладил её по спине, по плечам, по ещё влажным после душа волосам и покачивался из стороны в сторону, словно баюкая.
- Прости. В последний раз я плакала в том апреле. – Сказала Анна, когда успокоилась. - Скажи... а что ты обо мне думал?.. ну, час назад... два.
- Я был уверен: ты знаешь, что делаешь.
- А если бы всё-таки оказалось, что у меня семья?
- Если бы у тебя была семья, ты была бы совсем другой, и я не стал бы к тебе приставать.
- Так ты ко мне приставал? - Она улыбнулась.
- А ты не заметила?
- Ещё как заметила.
Они уносили со стола всё, что могло бы утром испортить вид гостиной.
Стоя над раковиной с грязной посудой, Анна сказала:
- Чтобы произвести на тебя впечатление хорошей хозяйки, я заявляю, что терпеть не могу оставлять грязную посуду до утра. - Она посмотрела на Льва и засмеялась. - Но, чтобы не показаться занудой, сегодня я это сделаю.
- Грандиозное по силе и красоте решение! - Лев погасил свет и подтолкнул Анну из кухни.
В тёмном коридоре он привлёк её к себе и прошептал на ухо:
- Я должен уйти?
- А ты можешь не уходить?
- Могу.
- И хочешь?
- Хочу... А ты?
- Тоже.
Ночью их разбудила гроза. Сверкало и громыхало так, будто все грозы со всех концов света собрались над одной крышей.
Дождь барабанил по жести и стеклу, беспомощно стонали ветви деревьев.
- Вот так выглядит, наверно, конец света. - Сказала Анна.
- Или сотворение мира. - Ответил Лев, и словно подстёгиваемый небесами, принялся целовать её губы, лицо, тело.
Анне казалось, что сама стихия овладела ею. Неистовая, неукротимая, она наполняла её оглушительными раскатами и огнём - испепеляющим и животворящим.
* * *
Утро было тихим. Ничто не напоминало о ночном перевороте - только несколько листьев, прилепившихся к стёклам окон, да ещё какая-то особенная нежность Льва - он никак не хотел выпускать Анну из своих объятий.
- Выкуп. - Говорил он.
- Ты сошёл с ума. - Смеялась она. - От нас скоро ничего не останется.
- Выкуп. - Повторял Лев.
- Хорошо. - Сказала Анна. - Отпусти, я не убегу... вот тебе выкуп. - Она села верхом на него и произнесла: - Вариации на тему глаз, лоз и гроз. - Откашлялась смущённо.
Лев замер, с интересом глядя на Анну.
- Портрет первый: виноградные глаза, тело - гибкая лоза, глубоко в глазах зелёных колобродит хмель-гроза. - Она так же смущённо опустила голову.
- Ну-ну? Дальше, пожалуйста, я весь - внимание. - Лев был серьёзен.
- Кхе! Портрет второй: изумрудные глаза, кучерявый сноп соломы, голос бархатный с истомой, как уставшая гроза. - Анна глянула на Льва. - Всё... пока...
Она воспользовалась временным замешательством и, спрыгнув на пол, выбежала из спальни.
В кухне рядом с мойкой Анна обнаружила вымытую и аккуратно разложенную на полотенце посуду.
- Только не подумай, что я зануда. - Сказал вошедший за ней Лев.
Она засмеялась, и тут же едва не расплакалась. Было так хорошо, что в это просто не верилось.
Они позавтракали и прощались в прихожей, не в силах оторваться друг от друга.
- Я заеду... в два.
Анне показалось, что Лев сказал это как-то не очень уверенно. Возможно, только показалось.
- Позвонишь? - Спросила она.
- Но я не знаю Вашего номера. Вы же не даёте свой телефон после первой встречи?
Анна, смеясь, записала номер в протянутую Львом книжку.
Он позвонил минут через двадцать.
- Ау-у. Проверка связи. Я на рабочем месте.
- Я тоже. - Анна стукнула пару раз клавишами машинки, хотя сидела за компьютером.
- Что пишем?
- Стихи.
- Не может быть!
- Я тоже думала, что уже не может быть.
- И про что Ваши стихи?
- Не про что, а про кого... про Вас.
- Что Вы говорите! Можно полюбопытствовать?
- Можно. - Она помолчала. - В изумрудные глаза изумлённый кину взгляд: изумительно хмельные, словно тёплый виноград.
После некоторой паузы, в трубке раздалось:
- Итого три.
- Что три? - Не поняла Анна.
- Три портрета одного лица. Неплохое начало.
- Неплохое название.
- М-да... И когда же Вы успели?
- Я же не спрашиваю, когда Вы успели.
- А что, я тоже что-нибудь уже успел?
- Помыть посуду.
На другом конце провода раздался тихий гром.
- Вас там не уволят?.. - Спросила Анна. - За болтовню в служебное время.
- Вы правы... пора прощаться. До встречи.
- До встречи.
Повисла пауза.
Анне хотелось сказать, что она скучает, думает о нём...
- Целую. - Робко сказал Лев.
- И я. - Сказала Анна и поняла, что они оба ещё не до конца поверили в случившееся.
Около двух снова раздался звонок.
- Ну что, Вы готовы?
- Готовы.
- Тогда - слушай мою команду! Через десять минут под Вашим балконом будет стоять знакомый экипаж. Он повезёт Вас, куда нужно и будет ждать, сколько нужно.
- А-а-а... Вы?
- Непредвиденности на работе. - Что-то настораживало в его голосе. - Кроме того, моя встреча в аэропорту отменилась по независящим от меня обстоятельствам.
- Правда?
Её смущал неуверенный тон, прикрытый натянутой бравадой. Или это только мерещится на фоне обычной предаэропортной нервячки?..
- Правда. Я позвоню, когда вернёшься... Надеюсь, сегодня не одна.
- Я и вчера не одна вернулась...
В трубке раздалось грозное рычание. Анна засмеялась. Всё снова встало на свои места.
- Пока. - Сказала она.
У крыльца стоял «знакомый экипаж». Из него вышел молодой человек.
- Вы - Анна? - Он распахнул перед ней переднюю дверь. – Я Сергей.
- Очень приятно. - Сказала Анна. - Позвольте, я сяду сзади.
Она надеялась, что это создаст дистанцию и избавит от разговоров с вполне милым мальчиком, который не имеет никакого отношения к её досаде, и виноват лишь в том, что он - не Лев.
Ей хотелось, насколько это возможно, побыть одной. В душе теснились переживания вчерашнего вечера, прошедшей ночи – такие нереальные в свете яркого дня, будто умытого и проветренного внезапной грозой. Если бы не эта зелёная «семёрка», всё произошедшее накануне могло бы показаться наваждением...
* * *
На сей раз рейс прибыл по расписанию. Они обнялись с сестрой.
- А почему ты одна? Где обещанный жених?
- Должен быть где-то здесь. - Сказала Ленка, глянув по сторонам. - Хотя это вовсе не жених, добавила она, а всего лишь кандидат.
И рассказала, что доброжелатели нашли предлог познакомить её с положительным холостяком без вредных привычек... что вообще-то, она таких «чтучек» терпеть не может, но ей надо передать ему вот этот пакет с какими-то важными документами... у их фирмы деловые связи с заводом, на котором он ведущий программист... и тэ дэ... тебе это интересно?
Они подождали у выхода с рейса, пока информация на табло не исчезла с лёгким шелестом, и направились к стоянке.
Не успели они войти в квартиру, как зазвонил телефон.
- Да? - Анна была уверена, что это Лев.
- Привет. - Произнёс низкий голос, от которого застучало в висках. - С приездом.
- Спасибо.
- Без приключений?
- На этот раз без.
В трубке громыхнуло.
Анна не хотела выдать волнение, но сдержать его была не в силах. Ленка косила внимательным взглядом.
- Ну, не буду мешать. - Сказал Лев. - Позвоню позже.
- И только?
- Поживём - увидим.
Странный ответ, и опять странные нотки в голосе. Может, он
не один у телефона?..
- Ладно, пока. - Сказала Анна.
- Пока. Целую. - Сказал Лев.
Один... А почему голос чужой?..
- Угу. - Ответила она в расчёте на то, что её поймут на том конце провода, и положила трубку.
Но её поняли и здесь. Сестрица подбоченясь, подступала к Анне:
- И с кем это мы мурлыкали?
- Так... случайный знакомый... - Анна пыталась ускользнуть от ответа. - Умывайся, кормить буду.
- Нет уж, рассказывай, я же не отстану, ты меня знаешь!
- Лена! перестань... нечего рассказывать.
- А что это мы в личике переменивши? Ты на меня, на меня смотри.
- Хорошо, хорошо. Расскажу. Потом.
- Раз потом, значит, есть о чём. Твоё счастье, что у меня с утра во рту, кроме крылышка какого-то заморыша, ничего не было.
Ленка ела со своим обычным аппетитом, до сих пор не отражавшимся на её фигуре, и похваливала Аннину стряпню:
- Вку-у-усно... Этому кандидату в женихи стоило появиться хотя бы ради обеда.
- Может, позвонит ещё?
- У него нет моих координат... только внешность, номер рейса и оранжевый опознавательный пакет. М-м-м... моя любимая селёдочка рулетиками... И вообще, не напоминай мне больше об этой авантюре! Я предпочитаю естественные процессы... А документы, моя безотказная, ты уж передай ему сама. Только, когда я улечу... пакет в прихожей на комоде... номер телефона внутри.
- Когда ты летишь?
- Послезавтра... Ань! Пойдём сегодня со мной на приём! У меня приглашение-то на двоих... с кандидатом этим. Не люблю я, правда, с кораблей на балы... но кто ж знал, что в августе может обледенеть взлётная полоса!.. Анька, ты что?.. что с тобой?
Анна, поскуливая, со смехом сползала со стула.
- Чего это ты так развеселилась? - Сестра смотрела на неё недоумённо.
- Неужели правда... полоса обледенела? Ой, не могу!..
- Что это тебя так развеселило?.. Давненько я милочку мою такой не видела.
Успокоившись, Анна рассказала, как после информации об отмене Ленкиного рейса, ей, умирающей от невыносимой жары, пришла в голову мысль про обледеневшую где-то на краю света полосу, как она чуть не лопнула со смеху и едва не растоптала симпатичного мужчину, который, пожалев спятившую, довёз её до дому, и что она в знак благодарности накормила его обедом.
О том, что это был не обед, а ужин, и прочие детали, Анна опустила.
- Ладно... - Ленка недоверчиво поглядывала на сестру. - Слышали мы твой мурмурный голосок... Как он, красивый? Хотя, что это я? Красивым может быть только любимый! Чьё это? Правильно, Сигизмунд!.. Ну что, пойдёшь со мной?
- Нет, я ещё не готова к таким мероприятиям.
Ленка стояла в прихожей и осматривала себя в большом зеркале. Ни дать, ни взять - светская львица: вечерний наряд, скромный, но изысканный макияж, такие же украшения.
- Ладно, - сказала она, - надеюсь, отказ от шикарного мероприятия будет компенсирован желанным звонком...
Зазвонил телефон. Это было такси.
- Ключи! - Она достала из ящика комода связку. - Меня не жди. Ложись спать. Чмок! - И сестрица упорхнула, оставив за собой шлейф каких-то новых духов.
Анна вышла на балкон.
Проводила взглядом Ленкино такси и вспомнила утро: выйдя во двор, Лев помахал Анне, сел в машину, захлопнул дверь, выставил левую руку в окно и помахивал ею, выезжая из двора, пока не скрылся в арке.
Почему же он не звонит? Работа? Но уже поздно... Хотя работы разные бывают - Ленка вон тоже на работе.
Ленка... Ей работа - и муж, и дитя. И средство передвижения по миру. Самолёт - как второй дом... нет, третий, второй - Италия. На родном языке уже с акцентом говорит...
Да, языки - это у них потомственное. А вот с семейной жизнью - не в пример предкам - не заладилось. Первый безоблачный брак Анны закончился через одиннадцать лет никому не понятным тихим разводом, второй - трагедией. Ленка вышла замуж на третьем курсе, а на четвёртом развелась, напрочь разочаровавшись и в мужчинах, и в браке как таковом. В свои тридцать восемь выглядит, как минимум, на десять лет моложе, и, похоже, ни о чём не жалеет и о большем не мечтает. Денег не копит - оставлять некому, транжирит всё на себя, на сестру, да на вот эту квартиру...
Телефон. У Анны забилось сердце.
- Да?
- Ау-у. Ты уже одна?
- А... откуда ты знаешь?
В трубке явное замешательство.
- А ты разве мне не говорила?
А разве говорила? Анна и не знала ничего о Ленкиных планах на вечер.
- Нет... не говорила.
- Правда? Значит, телепатия... Или нет, материализация желаний... Знаешь, когда чего-то очень сильно хочешь... - Он говорил, а Анна перестала ему верить.
Ей стало нехорошо. Лев, замолчи! Ты скверно играешь! Разве ты не понимаешь этого? Лучше положи трубку...
- Ау! Что ты молчишь?
- Думаю.
- О чём?
- Да так...
- А что с голосом?.. Может, мне перезвонить завтра?
- Хорошо.
Повисла тягучая пауза. Анна слышала дыхание в трубке. Казалось, от него веет холодом.
Она застыла без сил, без воли, словно жизнь снова решила оставить её.
- Ну что ж, прекрасно... До завтра?
- До завтра.
Опять пауза. Анна не любила первой класть трубку, но ещё больше не любила телефонных молчанок. Сделав над собой усилие, она нажала кнопку отбоя.
Она ждала. Лев должен снова набрать её номер!
Что вообще произошло?..
И впрямь, что произошло? Он откуда-то узнал, что Ленки нет дома... И что? Само по себе это не трагедия, мало ли откуда... Но откуда?!. Хорошо, сказал бы, что знает... а он начал врать. Зачем такие отношения, которые начинаются с фальши?..
Пела Шадэ. Но Анне не хотелось слушать о чужой печали, её глодала своя.
Она нажала на пульт, огоньки мигнули и погасли. Только электронный хронометр настойчиво и безрезультатно делил часы на минуты - 22:02... 22:02... 22:03... - словно задавая ритм новым строчкам, рождающимся в голове:
Упрямого рта
с изломом черта –
росчерк шального пера...
Улыбка - струна,
усмешка - волна,
забавна его игра.
Улыбки струну
чуть натяну –
и зазвучит твой смех,
к волне припаду
и в ней пропаду,
искупая свой грех.
Грех мой большой –
кривила душой,
«люблю» говорив вчера,
Любила лишь ту
с изломом черту –
росчерк шального пера...
А говорила ли я «люблю»? Не помню... А он? Да... утром... под душем. Нет, раньше ещё - ночью, когда был грозой...
У Анны поплыло в голове, губы растянулись в улыбке, а на глаза навернулись горькие слёзы.
Говорила же, лучше не расслабляться...
Раздался звонок в прихожей. Кто это в такое время? Для Ленки рано, и она с ключами... А к Анне уже давно никто без предупреждения не ходит.
Она подошла к двери и прислушалась. Глазка не было, поскольку в этом доме подглядывание за кем бы то ни было и с какой бы то ни было целью считалось неприличным, и оскорбляло недоверием человека, позвонившего в дверь и ещё ничем это недоверие не заслужившего. Впрочем, подслушивание - это то же подглядывание! - и Анна решительно повернула защёлку, даже не спросив, кто там.
В дверях стоял Лев. Глаза улыбались, а губы были просто склеены.
Анна отошла в сторону, впуская его.
Он вошёл, держа левую руку за спиной. Над правым плечом медленно вырастали три огромных голубых колокольчика.
Ей неодолимо захотелось повиснуть на Льве и забыть всю эту чушь с телефонными недомолвками, прижаться к нему всем телом и ни о чём не думать. Целовать его губы, теребить его жёсткие кудри, вдыхать его запах...
Она потянулась за цветком и взяла в руку шершавый стебель.
Лев крепко сжал её в объятиях.
- Можно украсть тебя на ночь? - Он шептал ей в ухо, целуя и покусывая его. - Я верну тебя, когда захочешь... Анна... Анна... Я не смогу больше ни одной ночи провести без тебя... Я умру с тоски, не дожив до утра... Я люблю тебя... Анна...
Анна, переодетая в узкие джинсы и тонкий шелковый пуловер, дрожащей от волнения рукой, писала на комоде в прихожей записку: «Ленок, прости, не волнуйся, я в надёжных руках. На всякий случай телефон ... Вернусь утром. Целую = Я»
Она протянула Льву фломастер.
Лев положил на место предназначавшийся Ленкиному потенциальному жениху оранжевый пакет, который вертел в руках, и вписал свой номер. Анна приклеила записку к зеркалу.
* * *
- Вот моя берлога. - Сказал Лев, пропуская Анну в дверь.
- Мило. - Сказала Анна оглядевшись.
Двухкомнатная хрущёба выглядела весьма необычно: все перегородки снесены, а единое пространство разделено невидимыми, но чёткими границами: там кухня, точнее, место для приготовления пищи со всеми необходимыми атрибутами, там - спальное место с низкой лежанкой и стеллажом, уставленным книгами, а это, похоже, рабочий кабинет со столом, компьютером на нём и полками, забитыми всякой технической всячиной.
В центре стоял низкий квадратный стол со стеклянной столешницей. Под ней лежали газеты, журналы и множество интересных вещиц: немыслимые ракушки, огромный жук-скарабей, яркая модель дельтаплана...
На стекле в прозрачной глубокой миске плавали головки чайных роз в обрамлении листьев.
- А Вы эстет, Лев. - Сказала Анна.
- Приятно слышать это из Ваших уст. Лёгкий ужин?
- Только если очень лёгкий.
Лев усадил Анну в низкое удобное кресло, поставил два бокала, тарелку с сыром и оливками и бутылку французского красного вина, включил замысловатый светильник над столом и сел напротив.
Через несколько секунд комната наполнилась едва слышным мелодичным перезвоном - это под действием тепла в светильнике пришли в движение какие-то штуковины, которые ударяли по тоненьким трубочкам разной длины.
Они сидели молча, попивая прохладное вино. В воздухе висело нечто, напоминающее последний телефонный разговор. Анна хотела спросить Льва, что же произошло, но не знала, как сформулировать свои смутные догадки и необоснованные сомнения.
- Ты что-то хочешь мне сказать? - Лев опередил её.
- А ты меня чувствуешь... Я не знаю, как...
- Тогда можно я? - Он отпил из бокала. - Чтобы между нами было всё ясно, я должен сказать тебе три вещи.
- Целых три!
- Да... и одна важнее другой.
- Я вся внимание.
- Подожди, так сразу... я волнуюсь. - Голос выдавал Льва больше, чем само признание. Он разглядывал бокал на просвет, потом допил, поставил его и заговорил. - Первое. О себе. Я был женат, у меня есть дочь, ей восемнадцать, она живёт со своей матерью в Канаде... Историю рассказывать?
- Пожалуйста, рассказывай всё, что сочтёшь нужным.
- Тогда коротко. Лет десять назад у жены обнаружились родственники... там. Стали звать к себе. Она хотела эмигрировать. У меня желания не было. Пару лет мы препирались на эту тему и решили, что она съездит на разведку, а там посмотрим. Они с дочкой уехали и не вернулись. Она развелась со мной «по переписке» и вышла замуж. Я любил её... Тосковал страшно по ней, по дочке. Года три ждал, надеялся... Потом прошло. - Он поднял взгляд. - Это первое. Теперь - третье и самое главное.
Лев встал, подошёл к Анне и присел на корточки рядом с её креслом. Взял в руки её ладони и сказал, глядя в них, как в книгу:
- Я люблю тебя. Я никому никогда этого не говорил, кроме... кроме той, которую любил. Поверь... - Он вскинул на Анну глаза, готовый объяснять и доказывать серьёзность своего заявления, если она в нём усомнится.
Но Анна не сомневалась.
- Я не умею жить двойной жизнью... Я не умею играть с чувствами... Одним словом, я предлагаю тебе стать моей женой.
- Я согласна. - Тихо сказала она. - Я согласна быть твоей женой.
Лев положил лицо в её ладони и долго молчал. Потом посмотрел на Анну. Его глаза были похожи на две горячих влажных виноградины.
- Ты не передумаешь до завтра?
- Можешь считать, что это произошло вчера.
Лев кружил Анну, крепко прижав к себе.
Когда оба успокоились, Анна спросила:
- А номер два?
- Теперь это не имеет значения... но я скажу, раз обещал. Только не сегодня, ладно?
- Ладно.
* * *
Утром он отвёз Анну домой.
- Я позвоню. - Сказал он и поцеловал её.
Анна заглянула в Ленкину комнату. Та спала сном младенца.
Анна тоже решила поспать - в глазах были разноцветные круги от бессонной ночи.
Она плюхнулась на постель и сладко потянулась.
Лежащая на полу трубка тихо заверещала. Это был Лев.
- А теперь - номер два. Ты готова?
- Готова.
- Пойди в прихожую.
Анна встала и отправилась в недоумении туда, куда было велено.
- Я на месте. - Сказала она.
- Теперь - внимание. Под зеркалом лежит пакет, распечатай его. А я тебя целую. До связи. - И он отключился.
Анна надорвала пакет. В нём была папка. На папке надпись: «Домбровский Лев Сергеевич» и номер телефона. Тот же, что висел на зеркале.
Из папки выскользнуло несколько чистых листов бумаги. Они рассыпались по тёмному блестящему паркету и были похожи на льдины, уносимые весенним паводком.
Из комнаты вышла заспанная Ленка.
- Ой, что это? - Удивлённо спросила она Анну.
* * *
|
|